Орнаментальная традиция в манускриптах раннего средневековья

Образ Источника Жизни в миниатюре. Крест и хризма

В VI в. выделяются два основных стилистических направления книжной миниатюры: эллинистическое направление, продолжающее традиции античного искусства с его интересом к идеалу телесной красоты, и анти-эллинистическое, развивающее умозрительно-риторический стиль в сюжетной миниатюре, отличающейся условностью и экспрессией.

В это же время складывается канон украшения Евангелий, предполагающий наличие образов евангелистов, а также канонов Согласия Евсевия Кесарийского, трактованных в виде символических орнаментальных композиций.

Монументальное искусство поздней античности, выделяя две главнее сферы художественного повествования – сюжетную и орнаментальную – подсказывает основные пути развития книжной иллюстрации раннего средневековья, где эти два начала не сразу образуют гармонический синтез, но применяются обособленно.

Орнаментальная традиция в манускриптах раннего средневековья

Искусство миниатюры дает возможность развернуть не только сюжетное повествование, но применить во всей полноте художественную изобретательность в области орнамента. Хотя его сфера кажется областью творческой свободы, орнаментальные композиции иногда требуют едва ли не более жесткого следования канону, чем сюжетные изображения. Главный смысл этих композиций в церковном искусстве состоит, прежде всего, в передаче атмосферы Эдемского сада, утраченного Адамом, но вновь приобретенного для человека Христом.

В числе наиболее ранних орнаментальных символов Рая следует назвать птиц у Древа Жизни, виноградную лозу, павлина, феникса, пальмовую ветвь, процветший крест или хризму (монограмму Христа), обрамленную лавровым венком победителя [Покровский 1894: 23-37]. Перечисленные художественные метафоры имеют долгую жизнь, как в миниатюре, так и в монументальном церковном искусстве. Образ Райского сада, запечатлевшийся в памятниках раннехристианской эпохи, позднее дополняется новыми метафорическими значениями.

Этот же набор мотивов присутствует в орнаментах различных византийских изделий декоративно-прикладного искусства, в частности, в произведениях торевтики. Здесь часто изображаются реальные и фантастические звери и птицы, виноградные листья, пальметты, акантовые побеги. Такая декорация стала, практически, транснациональной: она характерна для Ближнего Востока и Греции, Руси и Европы. Состоя из наиболее древних и чрезвычайно расхожих мотивов, известных со времен античности, перечисленные элементы в христианскую эпоху, делаясь украшением церковной утвари или интерьера, чаще всего, получают традиционное библейское истолкование.

Затрагивая тему армянской рукописной книги, нельзя не обратить внимания, на чрезвычайную значимость орнаментального начала в этой традиции. Рассмотренные нами ранние миниатюры Эчмиадзинского Евангелия, хотя и представляют собой сюжетные сцены, следуя инерции пост-античного искусства, в своем внутреннем строе они изменяют этой инерции, предлагая не-эллинистическую трактовку композиций. Рассмотренные сюжеты мыслятся в пространстве страницы как изысканный орнамент, не удивительно поэтому, что большинство других ранних манускриптов, восходящих, как правило, к Х в., развивают именно орнаментальные элементы.

Образ Источника Жизни в миниатюре

На одной из миниатюр Эчмиадзинского Евангелия 989 г. представлена беседка с шатровым завершением, увенчанная крестом. В трех интерколумниях изображены бледно-пурпурные завесы. На кровле произрастает райский сад. Данный мотив встречается не только в армянской традиции (Евангелие Х в. № 9430, Матенадаран), но также, например, в европейских манускриптах VIII-IX вв. как архитектурный мотив античного происхождения, в сирийской миниатюре (беседки с «процветшей» кровлей в Евангелии Раввулы). Действительно, архитектурные композиции, в том числе, беседки и портики часто можно видеть в росписях античного интерьера. Связь с этим источником проявляется в трактовке мотива сени в миниатюре, где в большинстве случаев колонны передают текстуру красного порфира или крапчатого драгоценного мрамора. Такое внимание к архитектурному материалу было характерно для античных декораторов, которые иногда стремились создать иллюзию цветной мраморной инкрустации средствами живописи.

Для того чтобы уяснить христианское значение этого орнаментального мотива, необходимо обратиться к его иконографии. Тема триумфальной арки с четырьмя колоннами, тремя проходами и завесой может быть интерпретирована в библейском контексте. Согласно ветхозаветному преданию, все эти характеристики соответствуют облику преграды, возведенной между Святая и Святая Святых священной скинии (Исх. 26: 31-33). Впоследствии эти же формы стали характерны для алтарной преграды христианского храма. Таким образом, орнаментальная беседка ранних рукописей изображает алтарь. Скорее всего, подразумевается не просто абстрактное алтарное пространство, но величайшая святыня христианского мира, в древности имевшая облик ротонды на колоннах, украшенных серебряными чашами и лилиями во образ убранства храма Соломона. В данном случае речь идет о ротонде Анастасис в Иерусалиме, воздвигнутой над пещерой Гроба Господня Константином Великим. Поскольку постройка IV в. не дошла до нашего времени, ее облик реконструируется на основе древних изображений. Внешний вид ротонды Анастасис воспроизведен на так называемых ампулах Монцы, подаренных лангобардской королеве Теодолинде около 600 г. Ампулы, или круглые сплюснутые флаконы для святого масла имели на обеих сторонах рельефные изображения. В числе наиболее распространенных композиций можно назвать сюжет «Св. жены у Гроба Господня», где ротонда Воскресения чаще всего представлена в виде остроконечного шатра на четырех колоннах [Протасов 1913]. Иконография Гроба Господня оказала влияние на композиции с изображением Рая. В миниатюре раннего средневековья образ триумфальной арки на четырех колоннах в некоторых случаях используется для передачи облика Небесного Иерусалима (композиция «Поклонение Агнцу», Евангелие Сент-Медард). В последнем случае изображению присуща традиционная эмблематика Гроба Господня, включая колонны и завесы между ними. При этом на архитраве появляются образы четырех евангелистов в виде метафорических символов.

В каролингских Евангелиях Годескалька (781 г.) и Сент-Медард-де-Суассон (нач. IX в.) образ ротонды святого источника дополнен несколькими существенными мотивами. В манускрипте Сент-Медард пространство под сенью представляет собой шестигранный бассейн, окруженный восьмью порфировыми колоннами. Вокруг источника расположились различные животные, райские птицы. Павлины фланкируют крестообразное навершие кровли. Рамка изображения включает орнамент из пальметт или пальмовидных раковин. В углах обрамления помещены миниатюрные изображения птицы феникс в пурпурных медальонах.

Павлин – многозначный символ, известный со времен античности. В Риме его образ ассоциировался с темой победного апофеоза, на Востоке красота павлиньего оперения метафорически уподоблялась звездному небу и Эдему. В средневековых «Физиологах» – первых естественнонаучных трактатах – мясу этой птицы приписывалось свойство нетления, поэтому она символизировала вечность. В этом значении данная метафора встречается у Блаженного Августина в «Граде Божьем». Наконец, в европейской традиции «Авиариев» (орнитологических сочинениях), продолживших темы греческого «Физиолога», громкий голос павлина сравнивается с силой христианской проповеди [Муратова 1984: 156].

Птица феникс, возрождающаяся из праха, символизирует Воскресение Христово. Согласно сведениям, сообщаемым св. Климентом Александрийским, феникс перед смертью устраивает себе гнездо «из ливана, мирры и других благовонных растений» – колыбель новой жизни [Покровский 1894: 27]. «Праведник яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане умножится» (Пс. 91: 13): строки Псалма подсказали ранневизантийскому искусству иносказание о Рае – изображение сада, состоящего из финиковых пальм. Данный мотив часто встречается в мозаиках V-VII вв., иногда совмещаясь с образом птицы феникс (церковь Козьмы и Дамиана в Риме).

В Евангелии Сент-Медард вокруг ротонды святого источника, кроме птиц, изображены различные животные, в числе которых можно видеть оленей. Толкование этих зооморфных эмблем может основываться на библейских образах: это и Ноев ковчег как символ Рая, и описания жизни Будущего века в Ветхом Завете. Одно из таких описаний содержится в Паримийном чтении на Богоявление (день всемирного иорданского очищения), в котором говорится, что хищный зверь и кроткий голубь в будут жить на обновленной земле рядом, не смущая друг-друга.

В напольных мозаиках Захрани – одной из ливанских базилик – можно видеть раннехристианский символ птиц у чаши, включенный в образный «текст» 103 Псалма о сотворении мира, обычно открывающий богослужение Вечерни. Олени, зайцы, скимны, или молодые львы, в окружении виноградных лоз изображены на ливанской мозаике, приобретающей значение библейской космографии. Изображения животных в манускрипте Сент-Медард-де-Суассон примыкают к той же ранневизантийской иконографической традиции. Изображения аиста и оленя напоминают образы 103 Псалма: «Тамо птицы вогнездятся, еродиево жилище (гнездо аиста) предводительствует ими. Горы высокия еленем, камень прибежище заяцем» (Пс. 103: 17-18).

Важнейшим мотивом раннехристианского искусства является образ реки Жизни. В ранних монументальных росписях встречается изображение четырех райских рек – Геона, Фисона, Тигра и Евфрата, символизирующих четыре Евангелия (катакомбы Петра и Марцеллина). Метафора, имеющая место в живописи катакомб, расширяется, приобретая новые оттенки, в мозаиках позднейшего времени: библейские реки преобразуются в реку Жизни, текущую среди Рая, согласно Откровению Иоанна Богослова, или духовный Иордан. Эквивалентным значением обладают такие мотивы, как олени, пьющие из источника, агнцы у четырех райских рек, голуби у евхаристической чаши. В мозаичном убранстве мавзолея Галлы Плацидии в Равенне (440 г.) данная символика развивается в изображениях боковых рукавов подкупольного креста (олени у источника) и в композициях верхних люнет с изображением причащающихся голубей.

В миниатюрах, представляющих святую ротонду Анастасис, бассейн, или источник, осененный шатром, имеет символическую связь с темой реки жизни в раннехристианском искусстве и символизирует причащение. Можно также отметить связь данного изображения с другим Таинством Церкви – крещением: восьмигранная (шестигранная) форма бассейна, иногда встречающаяся в изображениях святой ротонды, напоминает форму крещальной купели, распространенной в раннехристианский период и в эпоху варварских королевств. В качестве примера можно привести архитектурные формы купели в древнейшем сохранившемся европейском баптистерии Сен Жан в Пуатье VIII в. [Нессельштраус 2000: 130].

Несомненным иконографическим сходством обладают изображения святой ротонды и оформление канонов Согласия на начальных страницах Евангелий. Каноны Согласия, или таблицы параллельных мест Четвероевангелия, как было показано выше, представляют собой орнаментальные архитектурные композиции, которые, как правило, развивают мотив четырехколонного портика или аркады с тремя проемами. Интересно отметить, что тема Источника Жизни косвенно может быть связана и с символикой канонов Согласия: четыре райские реки в раннехристианских изображениях связываются с символом четырех Евангелий, а таблицы Канонов выражают идею единства всех четырех евангельских текстов. Слияние всех символических толкований образа святой ротонды как эмблемы Гроба Господня и Небесного Иерусалима, причастия как райского Источника Жизни, купели крещения, Живой воды евангельской проповеди находим в оформлении восьмигранной купели в (776 г.), окруженной аркадой кивория на восьми колоннах: на резной плите патриарха Зигуальда представлены символические образы четырех евангелистов, процветший крест и Древо Жизни с причащающимися птицами на ветвях.

Крест и хризма

Распятие Христово как одна из важнейших тем христианской жизни не могла не найти отражения в изобразительном искусстве. Однако в первые века христианства не только Распятие, но даже Крест не изображались прямо, но лишь в форме символических субститутов (замен). В раннехристианском искусстве это, прежде всего, монограммы Христа, достаточно разнообразные по своему начертанию. Это и соединение центрами греческих букв Х и I, и различные комбинации букв имени Спасителя и эмблемы Креста. В IV века получает распространение так называемая «Константиова монограмма», которая впоследствии приобретает характерное обрамление из греческих букв α и ω. «Аз есмь Альфа и Омега, Первый и Последний» (Отк. 1: 10), – говорит Сын Человеческий в видении Иоанна Богослова. Первая и последняя буквы греческого алфавита символизируют вечность, божественную полноту [Покровский 1894: 23-37]. Монограммы Христа можно видеть начертанными на погребальных плитах, евхаристических сосудах, в росписях римских катакомб (изображение Богоматери в катакомбах св. Агнии). На одном из римских саркофагов центральный образ с крестом и монограммой указывает одновременно на Распятие и Воскресение, так как Крест увит лавровым венком победы, под сенью которого расположились райские голуби. Вместо Распятия изображался также Агнец, иногда с атрибутами Доброго Пастыря – жезлом и сосудом. Трулльский собор VII века постановил исключить изображения последнего типа из арсенала христианского искусства, так как в то время отдавалось предпочтение прямым изображениям Христа.

Если в первые века Крест не изображался в силу своей связи с позорной римской казнью, предназначенной для рабов, воспоминание о существовании которой было слишком свежо, то позднее, видимо, особое благоговение к этой важной теме препятствовало художникам создавать непрекровенные образы. В числе таких неполных прекровенных образов Распятия нужно упомянуть символ Креста с портретом Спасителя в медальоне, как на ампулах Монцы VII в., или образ Агнца на средокрестии.

Для традиции раннего средневековья особое значение имеет иконографическое сочетание креста и так называемых «тетраморфов» – символических образов четырех евангелистов (плита патриарха Зигуальда). Иоанн – Орел (во ознаменование особой возвышенности написанного им Евангелия); Матфей – Ангел (указывает на поучительность, человечность); Марк (Лев) – символ силы, Лука (Телец) – символ Жертвы. У некоторых христианских писателей раннего средневековья символы Марка и Иоанна меняются местами. Символическое уподобление евангелистов образам мистических животных находим в библейских описаниях откровений о Богоявлении пророков Даниила и Иезекииля. Богоявление, или Теофания имеет определенную традицию изображения в раннехристианском искусстве. Теофанической композицией иногда называют изображение Христа в мандорле (мандорла – овальное или миндалевидное сияние вокруг фигуры Спасителя) в окружении небесных сил и тетраморфов. Такое изображение можно видеть, например, в церкви Хосиос Давид в Салониках. Впрочем, для раннего монументального искусства христианского Рима подобные центрические композиции с мандорлой не характерны. Здесь ангелы и тетраморфы часто располагаются над Христом либо в верхней части конхи, либо во лбу триумфальной арки. В традициях Рима и Равенны одним из признаков теофанического значения изображения могут быть пурпурные или разноцветные облака, окружающие образ Христа и символизирующие Нетварный Свет. Эквивалентной заменой «Теофании» является сочетание креста и образов четырех евангелистов (мозаичное убранство свода мавзолея Галлы Плацидии в Равенне). Замена изображения Спасителя символом Креста возможна для ранней иконографии, где крест воспринимался как символ близкий хризме, то есть начертанию Имени Спасителя. Согласно христианской традиции, словесное обозначение образа могло заменять сам образ (пример символических пикторгамм в катакомбах).

Избранная библиография

Арган, Дж. К. Поэтика Боттичелли // Боттичелли. Сб. материалов о творчестве. – М., 1962. – С. 37–49.

Баткин, Л. М. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного мышления / Л. М. Баткин. – М.: Искусство, 1990.

Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса / М. М. Бахтин. – М., 1965.

Вельфлин, Г. Искусство Италии и Германии эпохи Ренессанса / Г. Вельфлин. – Л., 1934.

Гуковский, М. А. Леонардо да Винчи. Творческая биография / М. А. Гуковский. – Л.;М.: Искусство, 1958. – 172 с.

Гуревич, А. Я. Проблемы средневековой народной культуры / А. Я. Гуревич. – М., 1981.

Дунаев, Г. С. Сандро Боттичелли / Г. С. Дунаев. – М., 1977.

Зубов, В. П. Труды по истории и теории архитектуры. Библиотека журнала «Искусствознание» / В. П. Зубов. – М.: Искусствознание, 2000. – С. 149–374.

Колпакова, Г. С. Искусство Византии. Ранний и средний периоды / Г. С. Колпакова. – СПб.: Азбука классика, 2004. – 528 с.

Колпакова, Г. С. Искусство Византии. Поздний период / Г. С. Колпакова. – СПб.: Азбука классика, 2004. – 320 с.

Лазарев, В. Н. История византийской живописи / В. Н. Лазарев. – М.: Искусство, 1986.

Лазарев, В. Н. История византийской живописи / В. Н. Лазарев. – М.: Искусство, 1947.

Лебек, Ст. Происхождение Франков. V-IX вв. / Ст. Лебек. – М.: Скарабей, 1993. – 352 с.

Лихачева, В. Д. Византийская миниатюра: памятники византийской миниатюры IX-XV вв. в собраниях Советского союза / В. Д. Лихачева. – М., 1977.

Майская, М. И. Пизанелло / М. И. Майская. – М.: Искусство, 1981. – 208 с.

Мартиндейл, Э. Готика / Э. Мартиндейл. – М.: Слово, 2001. – 288 с.

Матенадаран. Т. 1. Армянская рукописная книга VI – XIV вв. – М., 1991.

Муратова, К. Средневековый бестиарий / К. Муратова. – М.: Искусство, 1984.

Нессельштраус, Ц. Г. Альбрехт Дюрер. 1471–1528 / Ц. Г. Нессельштраус. – Л.;М.: Искусство, 1961.

Нессельштраус, Ц. Г. Искусство раннего средневековья / Ц. Г. Нессельштраус. – СПб.: Азбука, 2000. – 384 с.

Пахомова, В. А. Графика Ганса Гольбейна Младшего / В. А. Пахомова. – Л.: Искуссво, 1989. – 232 с.

Покровский, Н. В. Очерки памятников православной иконографии и искусства / Н. В. Покровский. – СПб., 1894.

Протасов, Н. Д. Материалы для иконографии Воскресения Спасителя / Н. Д. Протасов. – Сергиев Посад, 1913.

Смирнов, Е. И. История христианской Церкви / Е. И. Смирнов. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1997.

Тейс, Л. Наследие Каролингов. IX-X вв. / Л. Тейс. – М.: Скарабей, 1993. – 272 с.

Уваров, А. С. Христианская символика. Ч. 1. Символика древне-христианского периода / А. С. Уваров. – М., 1908.

Уколова, В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья / В. И. Уколова. – М.: Наука, 1989.

Флиттнер, Н. Д. Культура и искусство Двуречья / Н. Д. Флитнер. – Л.; М.: Искусство, 1958. – 279 с.

Шкунаев, С. В. Средневековая ирландская миниатюра // Панорама искусств-6. Эпохи, страны, художники. – М.: Советский художник, 1983. – С. 85-106.

Эрши, А. Живопись интернациональной готики / А. Эрши. – Будапешт: Корвина, 1984.

Beckwith, J. Early Medieval Art / J. Beckwith. – London: Thames & Hudson, 1996. – 270 p.

Buschausen, H. Byzantinische Mosaiken aus Jordanien / H. Buschausen, J. Balty, P. M. Piccirillo. – Wien, 1986.

Lavin, I. The Hunting Mosaics of Antioch & Their Sources // Dumbarton Oaks Papers, 17. – Washington, 1963. – P. 179-286.

Levi, D. Antioch Mosaic Pavements / D. Levi. – Princeton, London, The Hague, 1947.

Muños, А. Il Codice Purpureo di Rossano e il Frammento Sinopense / A. Muños. – Roma, 1907.

Hutter, I. Early Christian & Byzantine Art / I. Hutter. – London, 1971.

Rice, D.T. Art of the Byzantine Era. – London, Thames & Hudson, 1997. – 286 p.

Sullivan, E. The Book of Kells / E. Sullivan. – London, 1914.

Williams, J. Early Spanish Manuscript Illumination / J. Williams. – N.Y., 1977.



© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру