Книгописное искусство Эфиопии

Книга – это мед,

коим услащается горечь жизни.

Маконен Эндалькачеу (1).

Эфиопское книгописное искусство уходит своими корнями далеко вглубь веков. Его истоки относятся ко времени расцвета могущественного Аксумского царства: в первой трети IV в. при перешедшем в христианство царе-реформаторе Эзане оформляется эфиопский алфавит, в основу которого легли видоизмененные знаки сабейской (южноаравийской) письменности; несколько позже, в конце IV столетия, появляются и первые рукописные книги (масхаф) на тогда еще разговорном языке гэ’эз (2), носившие преимущественно богослужебный характер. У истоков эфиопского книгописания стояли прибывшие из Византии сирийские монахи, которые явились первыми переводчиками христианской литературы с греческого и сирийского языков.

Вплоть до последнего времени считалось, что рукописей аксумского периода до наших дней не дошло и древнейшими из сохранившихся эфиопских книг являются манускрипты, относящиеся лишь к XIII столетию (Эфиопию не раз сотрясали феодальные войны и нашествия мусульман, в результате которых гибли тысячи книг). Однако недавно проведенные исследования показали, что два списка Евангелия Аббы Гаримы (по имени прибывшего в V в. из Константинополя монаха Исаака Гаримы, по преданию, переписавшего и проиллюстрировавшего рукопись всего за один день), выявленные в монастыре Аббы Гаримы в 50-х гг. XX в., относятся как минимум к XI столетию, а согласно результатам радиоуглеродного анализа – к IV – VII вв. (между 330 и 650 гг.), что позволяет считать их одними из первых иллюминированных христианских манускриптов. Если говорить о манере оформления этих рукописей, то по большей части она близка сирийской – в особенности Евангелию Раввулы 586 г.; имеются в них и коптские мотивы; а, например, портрет апостола Марка «напоминает изображение апостола Павла из мавзолея Галлы Плацидии в Равенне, датируемое V в.» (3).

Все эфиопские рукописи делятся на кодексы и свитки различных размеров – от умещающихся на ладони до таких, которые один человек может удержать лишь с большим трудом. Свитки используются как обереги. Причем это могут быть и небольшие полоски пергамена с начертанными на них молитвами для ношения с собой (обычно на шее), а могут быть и значительного размера лубочные картины все с теми же текстами молитв. Изредка попадается и третий тип рукописей – книги-гармошки. Некоторые кодексы имеют форму креста. Традиционно книги хранят в подвешенном состоянии, используя для этого специальные кожаные футляры. Особо ценные и высокохудожественные манускрипты оборачивают в парчу. Создание и украшение манускриптов часто патронировалось местными правителями (4).

Уникальность эфиопской книжно-рукописной традиции среди прочего заключается в том, что в Эфиопии – это живая традиция, которая никогда не прерывалась (5). Более того, эфиопские каллиграфы и миниатюристы XXI в., как и их далекие предшественники, используют в качестве писчего материала пергамен, в большинстве других стран христианского Востока окончательно вытесненный бумагой уже к концу XVI столетия. В Эфиопии бумага появилась лишь в XIX в. и первоначально использовалась главным образом для нужд европейцев. Даже сегодня в традиционной книжности она употребляется нечасто.

Центрами обучения эфиопских каллиграфов и художников являлись монастыри. Отличительной чертой местных писцов всегда было то, что они не только довольно часто самостоятельно иллюминировали все свои рукописи, но даже собственноручно изготовляли необходимый инструментарий: «рукописная книга от начала ее изготовления и до конца была делом рук одного человека». Причем любой из эфиопских книгописцев «умел выделывать пергамен, изготовлять чернила и каламы, для чего имел собственные инструменты и собственные рецепты, которых твердо придерживался», проявляя «известную нелюбовь к “чужому” пергамену и чернилам» (6). И хотя, как справедливо отмечает один современный исследователь, «вряд ли можно утверждать, что сегодняшняя технология эфиопского книгописания точно такая же, каковой являлась сотни лет назад», она, по его же словам, «представляет собой органичное и консервативное продолжение древней традиции», которое и в наши дни подчас существует «в культурном окружении весьма близком подлинному средневековому контексту» (7).

В Эфиопии книгописное ремесло, исполненное сакрального символизма, всегда считалось делом богоугодным, актом практического благочестия. «С точки зрения эфиопов, – пишут В. М. Платонов и С. Б. Чернецов, – процесс письма сам по себе священнодействие». Писец-каллиграф и художник-миниатюрист, работая над рукописью, соотносили себя с архетипическими истоками – «благочестивыми предками», отцами, персонажами священной истории. Труд книгописца дарил чувство сопричастности старине, включенности в пространственно-временной континуум собственной общины. М. Элиаде, характеризуя классического представителя традиционного общества, отмечал, что то или иное его действие обретает свою значимость лишь в той мере, «в какой оно точно повторяет действие, выполнявшееся в начале времен богом, героем или предком» (8). Поэтому неслучайно, что даже сегодня, несмотря на широкое распространение книгопечатания, рукописная книга ценится эфиопами гораздо выше не только в материальном, но и в метафизическом плане, являя собой органичный сегмент традиционной культуры, неотъемлемую часть «неповрежденного православия».

Устойчивость эфиопской книжно-рукописной традиции обусловлена и обладанием такой реликвией как Ковчег Завета, самым непосредственным образом связанного с сакрализацией письмен и концепцией алфавита как божественного инструмента. На чрезвычайно высокое значение этой святыни для эфиопов указывает хотя бы тот факт, что ее копии, равно как и изображения процесса переноса Ковчега из Иерусалима в Аксум, можно найти в любой эфиопском храме. – Согласно местному преданию, отраженному в «Книге о славе царей» (XII – XIV вв.), Ковчег Завета, вывезенный из Иерусалима в Аксум («Второй Иерусалим») Менеликом (9), до сих пор хранится в аксумской церкви Марии Сионской (с 1965 г. – в расположенной неподалеку от нее часовне), символизируя тем самым перенесение духовного центра из Ветхого Израиля в Новый, которым провозглашается Эфиопия. Вместе со Скрижалями Завета Ковчег содержит золотой сосуд с манной небесной и жезл Аарона. Степень сакральности реликвии настолько высока, что лицезреть ее не позволено даже патриарху, а женщинам и вовсе запрещено приближаться к часовне, где находится святыня…

По утверждению эфиопских книжников, в древности для переписки книг употребляли перья из хвостов кур или крупных хищных птиц и лишь в последние столетия с этой целью стали использовать каламы. Сегодня на изготовления каламов идут несколько сортов местного бамбука или тростника (чаще всего Arundo donax), а также растение Asparagus mitis. В процессе работы писчую трость неоднократно затачивают. Для письма чернилами разных цветов (как правило, используются только черные и красные) берут разные каламы. Впрочем, иногда пользуются и одним, при перемене чернил вытирая его тряпицей.

Для рисования миниатюр, помимо калама, применяются кисти. На изготовление традиционных кистей идут волосы ослиной гривы, которые приклеивают к деревянной палочке соком эфиопского молочая (10).

Как уже упоминалось, традиционным писчим материалом для эфиопских мастеров по сию пору служит исключительно пергамен. Чаще всего для его приготовления используют козьи шкуры, реже – овечьи и телячьи. Что касается лошадиных шкур, весьма популярных в Гондаре в XVIII – XIX вв., главным образом из-за своего размера, то сегодня их практически не употребляют, поскольку лошадь как непарнокопытное и не жующее жвачку животное считается ритуально нечистой (Лев. 11:26) (11). Известны случаи использования кож антилоп и даже львов. Особо ценятся шкуры молодых животных. Обычно для написания Псалтири необходимо от двадцати до тридцати козьих шкур (овечьих – немного меньше), а для Четвероевангелия – от тридцати до пятидесяти в зависимости от размера шрифта (12).

Животное, чья шкура пойдет на выделку пергамена, сперва тщательно моют и только после этого убивают, причем с большой осторожностью, дабы не повредить кожу, а также избежать ее контакта с желчью и содержимым кишечника. Готовый пергамен размечают при помощи шила, прокалывая вдоль краев небольшие отверстия. Нарезав пергамен на отдельные листы нужного формата, отметины от шила соединяют при помощи бамбуковой линейки и надавливающим движением проводят вдоль нее тыльной стороной ножа, оставляя, таким образом, отметины в виде строк, число которых всегда делается нечетным. Размеченные листы соединяют в тетради, состоящие из четырех-пяти двойных листов. Непосредственно перед началом работы пергамен полируется песком-кальцитом или куском особой глины (13).

Черные чернила, употребляемые для написания основного объема текста, и по сей день изготовляются традиционным способом. Причем нередко тот или иной писец имеет свой особый рецепт их приготовления. Состав эфиопских черных чернил весьма сложен и не имеет ничего общего с европейским, на основе дубовых орешков. Традиционные эфиопские чернила включают в себя сажу, различные жженые и перетертые растения, жженый и растертый бычий рог, проваренную с водой мякину дагуссы (Eleusine coracana) и камедь эфиопской акации. Все это тщательно перемешивается в ступке, после чего смесь оставляют бродить в горшке не менее трех месяцев, регулярно помешивая. Однако для чернил более высокого класса срок брожения составляет полгода. К этому времени чернильная масса высыхает. Ее вытаскивают из емкости, делят на блоки и используют по мере необходимости, разбавляя водой. Приготовленные таким образом чернила могут храниться в течение многих лет. Качественные чернила отличаются блеском и насыщенным черным цветом.

Как и в целом ряде иных книгописных традиций в эфиопской ярко прослеживается владычная (царская) символика красных чернил. Они выступают своего рода визуальным концентратом сакрального, отсылая к образу божественной Крови: ими пишутся имена Троицы; Христа; Богородицы; ангелов и святых; молитвенная формула «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» – непременное вступление, предваряющее всякий текст; различные заголовки, а иногда и знаки препинания. Тесная связь красных чернил с миром божественных архетипов и, как следствие, наделение их целебными свойствами проступают и в факте использования красных чернил в качестве глазного лекарства (конечно, имеются ввиду не промышленные чернила, а изготовленные по традиционной рецептуре) (14).

Красные чернила готовили на основе растительных компонентов, но сегодня традиция изготовления аутентичных красных чернил фактически прервалась: они оказались почти полностью вытиснены чернилами промышленного производства, в которые лишь иногда добавляют гуммиарабик (камедь акации). Обычно фабричные чернила отличаются розоватым либо фиолетовым оттенком.

Помимо красных и черных в эфиопском книгописании применяются также зеленые чернила, впрочем, представляющие собой скорее краску, нежели чернила в строгом смысле слова, – их используют при рисовании миниатюр и плетеных заставок.

Традиционные эфиопские краски готовят на основе пигментов преимущественно растительного происхождения, получаемых из корней, листьев, цветов и сока различных растений. Кроме растительных пигментов применяют также минеральные (охры и камни всевозможных оттенков) и получаемые из цветных металлов. Эмульсией служат яичный белок или молоко. Золото за редкими и поздними исключениями местными книгописцами практически не употребляется. Несмотря на то, что классические пигменты все чаще уступают место заводским, традиция их изготовления не прерывается.

Что касается письма, то изменения в начертании букв ввиду самого характера эфиопского алфавита происходили довольно медленно. Так, угловатое архаичное письмо в XV – XVI вв. становится более округлым. К XVII столетию буквы вытягиваются, обретают более стройный и четкий вид. В XVII в. распространяется система певческих значков. Конец XVII – первая половина XVIII столетия были временем расцвета эфиопского каллиграфического искусства. Письмо этой эпохи получило соответствующее название – «четкое» (гуллих), и связано со временем правления таких покровителей книжного искусства как Иясу Великий (1682 – 1706), Иясу II Малый (1730 – 1755) и мать последнего, регентша Ментевваб. Со второй половины XVIII в. манера письма постепенно меняется, и в XIX столетии начинает преобладать стиль рэкик («тонкий»), более простой, но менее художественный, лишенный торжественности и четкости гуллиха(15).

Книжная живопись представлена несколькими стилями. Орнаменты за редким исключением довольно однообразны. Наиболее популярный вид книжного орнамента – различного рода плетенки. Миниатюры имеют очерковый характер – черными чернилами при помощи калама прорисовывается контур рисунка, а затем кистью наносится краска. В книжной живописи раннего периода прослеживаются византийские, коптские, сирийские и армянские черты. Совершенно великолепны иллюминированные Евангелия XV – XVI вв. В XVI – начале XVII столетия эфиопская миниатюра, как и живопись в целом, испытывала значительное западноевропейское влияние – прежде всего со стороны изобразительного искусства Португалии и Италии, что было обусловлено тесными контактами правящей элиты с европейцами, в первую очередь с португальцами: с 1622 по 1636 г. Эфиопская Церковь даже находилась в унии с Римом и ее последовательно возглавляли португальцы, иезуиты Петр Пезом и Альфонсо Мендес. В целом палитра эфиопских манускриптов, хотя и чрезвычайно яркая, но довольно бедная, ограничиваясь в большинстве случаев лишь красным, желтым, зеленым и различными оттенками синего. Несмотря на сугубую консервативность, некоторую схематичность и наивность, характерную для всей эфиопской живописи, эфиопская книжная миниатюра весьма гармонична, оригинальна и по-своему красива.

Переплеты эфиопских книг состоят из деревянных дощечек, к которым пришиваются листы пергамена. Традиционные нити для сшивания кодексов изготовляются из кишок, иногда льна или хлопка, но сегодня могут использоваться и синтетические. Примерно с XVI – начала XVII в. переплеты стали покрывать кожей разных оттенков, которую часто украшали теснением (крестами и пр. традиционными орнаментами). Изредка на переплетах встречаются и металлические накладки, обычно из серебра.

Наиболее высокохудожественные эфиопские манускрипты были созданы в Гондаре в период культурного расцвета конца XVII – начала XIX вв. Лучшие книги данной эпохи отличаются торжественным эстетически выверенным письмом, изящными орнаментами и миниатюрами, со вкусом оформленными переплетами.

Местные книгописцы, как правило, работают на открытом воздухе, сидя по древней традиции на невысоком седалище, а часто – прямо на полу или земле, иногда подстелив под себя ткань либо циновку. Пергамен, под который иногда подкладывается уже готовая переплетенная книга, писец держит на согнутом правом колене, выпрямляя ногу по мере заполнения страницы. Справа от каллиграфа закреплены чернильницы и располагается необходимый инструментарий: запасные каламы, нож для заточки пера, кусочек глины для полировки пергамена. Слева на подставке помещается копируемый текст.

В качестве чернильниц эфиопские писцы используют рога козы, коровы либо антилопы: один рог для черных чернил, другой – для красных. Впрочем, красные чернила, если они промышленные, порой так и оставляют в заводской баночке. Как правило, «чернильницы» втыкаются прямо в землю или земляной пол перед писцом, но иногда для них делают специальную подставку с двумя отверстиями, в которые вставляют рога.

Перед работой книгописец сосредоточивается, отрешаясь от посторонних мыслей. Известна даже специальная молитва, которую читали перед началом работы, стремясь улучшить каллиграфический навык(16). Пишут эфиопские мастера, хотя и медленно, но чрезвычайно тщательно и внимательно. Да и сам унциальный характер письма не способствует торопливости. Принявшись за работу, писец черными чернилами выводит основный текст, оставляя в нем лакуны, которые затем заполняет красным. Точно также каллиграф оставляет места для заставок и миниатюр, впоследствии заполняемые либо им самим, либо более профессиональным художником.

Говоря о скорости переписки, следует учитывать, что она зависит от целого ряда обстоятельств: опыта переписчика, его загруженности другими делами, характера самой работы. Так, в своих «Воспоминаниях» баламбарас(17) Махтеме Селасе Вольде Мэскель приводит правила, которые были установлены для писцов государственного скриптория, учрежденного в начале XX в. во дворце Гэби в Аддис-Абебе. Согласно этим правилам, на переписку Псалтири писцу отводилось пять месяцев, а на переписку Четвероевангелия – восемь. По словам мэригета(18) Гэбрэ Марйам, хороший писец, работая не покладая рук, переписывал Псалтирь за месяц. Однако в обоих случаях речь идет о профессиональных книгописцах, которых в Эфиопии насчитывались единицы. Большинство же переписчиков, совмещавших создание книг с прочими обязанностями (а у тех же дэбтэра их было довольно много), отличались меньшей скоростью работы. – В их случае вышеназванные сроки следует, по-видимому, удвоить (19). Сегодня среднестатистический книгописец обычно трудится над рукописью не более нескольких часов в день. Остальное время уходит на другие обязанности – работу на земле, уход за скотом, различные церковные служения. Таким образом, написание большой книги может занять целый год, а миниатюрного магического свитка – менее дня.

Социальный состав эфиопских книжных дел мастеров в значительной своей части представлен так называемыми дэбтэра – особым сословием начетчиков, людей, не имеющих духовного сана, однако получивших основательное богословское образование в монастырских школах (20) и подвизавшихся при церквях: помимо писцов из их среды рекрутировались книжники, гимнографы, певчие и исполнители священных танцев. Как правило, по уровню образования они на порядок превосходят собственно духовенство, особенно белое, среди которого, впрочем, также немало книгописцев. Окруженные ореолом таинственности книгописцы и носители сакральных знаний-дэбтэра издавна вызывали у соплеменников чувство глубокого почтения, соединенное с мистическим страхом.

В гендерном отношении все известные эфиопские книгописцы – только и исключительно мужчины: женщин среди них мы не находим вовсе. Данное обстоятельство, по всей видимости, объясняется тем высоким престижем, социальным и духовным, которым испокон веков обладал в Эфиопии труд каллиграфа. Кроме причин статусного характера, возможно, имеется и другое объяснение недопуска женщин к ремеслу переписчика – физиологическое: частое нахождение в состоянии ритуальной нечистоты препятствовало их общению с любой святыней, в том числе сакральной книгой.

Пережив некоторый упадок в период гражданского конфликта середины 70-х – 80-х гг. XX в., местное книгописание вновь обретает свой былой престиж параллельно с демонтажем социалистической системы в начале 90-х. Сегодня эфиопские книгописцы играют не последнюю роль в культурной политике страны, а их продукция пользуется устойчивым спросом не только на внутреннем рынке среди состоятельных набожных обывателей, но и зарубежом, будучи одним из важных эфиопских брендов, весьма желанным для многих коллекционеров.

Наряду с коптской, армянской, грузинской, русской и славяно-балканской региональными традициями книжно-рукописного ремесла, эфиопское книгописное искусство представляет собой органичную часть огромного византийского наследия, одно из его непосредственных ответвлений, пустившее корень на африканской земле. Изучение материалов, техники и художественных особенностей эфиопской рукописной книги представляется на сегодняшний день весьма перспективным, поскольку, во-первых, данная область является одним из наименее исследованных сигментов восточно-христианского искусства, а, во-вторых, будучи живой, эфиопская книгописная традиция предоставляет уникальную возможность воочию наблюдать средневековую технологию книгописного ремесла, некоторые элементы которой могут представлять не только историческую, но и практическую ценность – в частности, в сфере художественной реставрации.

Примечания:

1. Эфиопский писатель и политик (1890 – 1963). В данном случае речь идет, конечно, не о любых, но о «божественных книгах».

2. Сегодня используется только в качестве литургического.

3. Mercier J. La peinture éthiopienne à l'époque axoumite et au XVIIIe siècle // Comptes-rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. 121e année № 1. 2000. P. 43.

4. Heldman M. E. Miniature painting // Encyclopaedia Aethiopica. Volume 4: O – X. Wiesbaden, 2010. P. 97.

5. О традиционном эфиопском книгописании на рубеже XX – XXI вв. см.: Mellors J. & Parsons A. Ethiopian Bookmaking. London, 2002; Iid. Scribes of South Gondar. London, 2002.

6. Платонов В. М., Чернецов С. Б. Эфиопская рукописная книга // Рукописная книга в культуре народов Востока. М., 1987. С. 209.

7. Nosnitsin D. A. Ethiopian manuscripts and Ethiopian manuscript studies: a brief overview and evaluation // Gazette du Livre Médiéval 58 (2012). P. 3.

8. Элиаде М. Миф о вечном возвращении // Космос и история. М., 1987. С. 46.

9. Сын царя Соломона и царицы Савской, родоначальник эфиопской правящей династии.

10. Платонов В. М., Чернецов С. Б. Эфиопская рукописная книга… С. 213.

11. Эфиопские христиане впитали многие ветхозаветные обычаи, включая обрезание и запрет на употребление в пищу ряда животных.

12. Платонов В. М., Чернецов С. Б. Эфиопская рукописная книга… С. 216.

13. Nosnitsin D. A. Ethiopian manuscripts… P. 7; Balicka-Witakowska E. Preparation of manuscripts // Encyclopaedia Aethiopica. Volume 3: He – N. Wiesbaden, 2007. P. 749.

14. Balicka-Witakowska E. Preparation of manuscripts... P. 749.

15. Платонов В. М., Чернецов С. Б. Эфиопская рукописная книга… С. 237–238.

16. British Library. MS. Oriental. 12511, fol. 3v–4r / Balicka-Witakowska E. Preparation of manuscripts… P. 749.

17. Баламбарас – в феодальной Эфиопии титул коменданта крепости; в XX в. – почетный придворный титул, прямого отношения к военной службе не имеющий.

18. Мэригета – титул, присваиваемый духовному лицу, закончившему монастырскую школу духовной музыки, так называемый «Дом музыки» (Зема бет).

19. Платонов В. М., Чернецов С. Б. Эфиопская рукописная книга… С. 215–216.

20. Об уникальном примере живой традиции средневекового образования, частично практикующегося в Эфиопии по сей день см.: Там же. С. 218–226.



 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру