Константин Леонтьев: возвращение в Царьград

                                                  Московская Русь вышла из Царьграда. 
                                                                                    К.Н. Леонтьев

1 июня 2006 года, в день Вознесения Господня, на здании генерального консульства России в Стамбуле (1) министр иностранных дел С.В. Лавров открыл мемориальную доску, посвященную Константину Николаевичу Леонтьеву (1831–1891).

Как сообщается в пресс-релизе Департамента информации и печати МИД РФ "Об официальном визите Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в Турецкую Республику", 31 мая министр посетил Анкару, где состоялись встречи С.В.Лаврова с Президентом Турции А.Н. Сезером, Председателем Великого Национального Собрания Турции Б. Арынчем, Премьер-министром Турции Р.Т. Эрдоганом и переговоры с Заместителем премьер-министра, Министром иностранных дел Турции А. Гюлем. На следующий день, 1 июня, министр посетил Организацию Черноморского экономического сотрудничества, а также "принял участие в церемонии открытия памятной доски видному русскому дипломату и мыслителю К.Н. Леонтьеву на фасаде здания Генконсульства России в Стамбуле" (2).

Инициатором и организатором мероприятия стал Фонд К.Н. Леонтьева, возглавляемый профессором, доктором философских наук Константином Михайловичем Долговым. К.М. Долгов — главный научный сотрудник Института философии РАН, заведующий кафедрой философии, политологии и культуры Дипломатической академии МИД РФ, Заслуженный деятель науки РФ. Константин Михайлович известен как ученый, принимающий активное участие в освоении и популяризации наследия К.Н. Леонтьева. Его перу принадлежит дважды издававшаяся книга "Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Леонтьева" (3), в 2003 году им были выпущены "Дипломатические донесения" Леонтьева (4), с 2004 года проводятся ежегодные Леонтьевские чтения, а в прошлом году создано Леонтьевское философско-богословское общество, председателем которого является К.М. Долгов.

На открытии памятной доски в Стамбуле присутствовал заместитель директора Института русской литературы РАН ("Пушкинский дом"), доктор филологических наук Владимир Алексеевич Котельников, который является главным редактором издаваемого с 2000 года Полного собрания сочинений и писем К. Н. Леонтьева. Это издание является одним из наиболее значительных показателей консолидации леонтеоведов (в данном случае это С. Г. Бочаров, В. А. Котельников, Г. Б. Кремнев, О. Л. Фетисенко и другие) (5). Значительная часть его трудов публикуется впервые (включая варианты и разночтения; на основе архивных материалов и копий), и все они тщательно сверяются и комментируются. По состоянию на июнь 2006 года вышли пять томов с художественными произведениями К. Н. Леонтьева, две книги шестого тома (воспоминания и автобиографические материалы), и первая книга седьмого тома с работами 1862–1879 годов. В следующие тома предполагается включить: все остальные работы Леонтьева научного и публицистического характера, его статьи, посвященные русской литературе (включая рецензии и цензорские отзывы), корпус материалов, отложившихся в ходе дипломатической деятельности Константина Николаевича, весьма многочисленные письма. Высочайший научный и издательский уровень впервые предпринимаемого полного собрания сочинений позволяют говорить о непреходящем значении этого проекта.

Кроме того, на открытии мемориальной доски в Стамбуле присутствовали русские и турецкие официальные лица, среди которых с нашей стороны был Посол России в Турции — Петр Владимирович Стегний, Посол России в Греции Андрей Валентинович Вдовин и Генеральный консул в Стамбуле — Александр Иванович Кривенко.

Данное событие является логичным закреплением того значительного интереса к наследию Леонтьева, который характеризует конец 80-х годов XX века — начало XXI века. Помимо упомянутых Чтений, Общества и Фонда, связанных с его именем, следует сказать о том, что количество статей о Леонтьеве, написанных богословами, историками, философами, культурологами, социологами, политологами, этнологами, литературоведами, публицистами и журналистами приближается к тысячной отметке, а монографии и диссертации (в том числе докторские, и не только в России) исчисляются десятками и сотнями.

В качестве показателей интереса к Леонтьеву следует отметить превосходный Интернет-сайт www.leontiev.net.ru (существует с апреля 2003 года; проект уже включил в себя практически все основные научные и публицистические работы Константина Николаевича, и вызывает значительный интерес), а также такие образцы освоения леонтьевского наследия как аудиокнига "Византизм и славянство" (6) и спектакль театра "Театральный ковчег" (г. Сергиев Посад), поставленный режиссером В. Смирновым по повести Леонтьева "Исповедь мужа".

Также и в современной европейской историографии наблюдается ряд весьма многозначительных явлений, связанных с наследием К. Н. Леонтьева. В 1990-е годы его основополагающий историософский труд "Византизм и славянство" был переведен на болгарский, испанский и румынский языки. На французский язык переведены некоторые другие важнейшие работы Леонтьева (7), которые показывают "всю плодотворность и глубину русской философии и ортодоксальной теологии, повсеместно проигнорированные в Западе" (8).

Наследие нашего соотечественника, медленно, но верно, занимает авторитетное место в как в академических исследованиях, так и в публицистике. Так, Витторио Страда, в итальянской газете "Corriere della sera" упоминает о Леонтьеве в связи с именами Н.Я. Данилевского и О. Шпенглера (9). Работы Леонтьева изучаются в университетах: например, в Вестфальском Вильгельм-Университете (Мюнстер, Германия), Университете Майами (США), и в Университете Буэнос-Айреса (Аргентина). Яркий пример — работа Георга Шумахера (ныне — доктора Г. Шумахера) "Эстетический аристократизм Константина Леонтьева. Современная критика и дворянский менталитет в России" (10). Автор исходит из представления о том, что наследие Леонтьева "удивительно актуально", ибо он сумел предсказать не только разрушение русского самодержавия, но и объединение Европы (11). Совокупность взглядов Леонтьева активно изучается доктором философских наук (кафедра философии Лодзинского университета) М. Бродой (12). Весьма показательно, что интерес к Леонтьеву распространился на Японию (13).

Правда не может не огорчить тот факт, что рефлексия славянского вопроса в работах Леонтьева со стороны самих славян развивается по худшему сценарию. Так, Милан Суботич (Институт философии и социальной теории Сербии) в своей работе "К. Н. Леонтьев и русская идея", на основании анализа той части взглядов ранних славянофилов и Н. Я. Данилевского, которая противоречит представлениям Леонтьева, приходит к выводу, что наследие Константина Николаевича есть пример "саморазрушения "русской идеи"". Речь идет о критике леонтьевской идеи "византизма", а "вырождение" русской идеи автор связывает, ни больше ни меньше, как с отказом России от панславизма (14). Действительно, сведение славянского вопроса к идее панславизма было чуждо Леонтьеву, который всегда акцентировал внимание на духе, а не на крови.

Наконец, следует сказать и о том, что связывало Константина Николаевича с Православным Востоком, Турцией и дипломатической службой.

В 1863 году Леонтьев поступил на службу в Азиатский Департамент Министерства иностранных дел. Директором Департамента был граф Н. П. Игнатьев, под руководством которого Леонтьев прошел всю свою дипломатическую службу (сохранилась их переписка, в которой мыслитель, в частности, отмечал: "Сознаюсь, я … верю в то, что у меня есть, что сказать, и что сделать для той дружбы, которую мы оба с Вами, Николай Павлович, так любим" (15)).

В том же году Леонтьев был назначен секретарем и драгоманом (переводчиком) русского консульства на о. Крит; в следующем году — он секретарь и драгоман консульства в Адрианополе, причем когда адрианопольский консул получил продолжительный отпуск, Леонтьев самостоятельно управлял консульством. После пребывания в Константинополе (он жил здесь, по несколько месяцев, не только в 1864, но и в 1866—1867 гг.), Леонтьев получил пост вице-консула в Тульче, в 1869 — консула в Янине, а в начале 1871 года — консула в Салониках. В 1871–1873 гг. Леонтьев жил в Константинополе, на Афоне и на о. Халки, и этот период его жизни был весьма плодотворен. Леонтьев сделал весьма неплохую карьеру, так как в Министерстве иностранных дел его выделяли среди других. Леонтьев явно находился на своем месте: умел находить общий язык со всеми — от европейских дипломатов и турецких чиновников до польских революционных эмигрантов и албанских разбойников. Его ценили.

Именно в Турции, где Леонтьева захватил "свежий материал "греческо-турецкой" жизни, еще богатой собственным национально-историческим содержанием, материал … к тому же тесно связанный с интригой местной и российско-европейской политики (в чем сам Леонтьев принимал не-посредственное участие)" (16), он показал себя не только как талантливый ученый и публицист, но и как блестящий мастер большой и малой прозаической формы. Это вполне обнаружило издание леонтьевского художественного цикла "Из жизни христиан в Турции" (17). Неудивительно поэтому, что Лев Толстой узнав в художественных произведениях Леонтьева что-то такое, чего так не хватало русской литературе второй половины XIX века, но было присуще ей в первой половине столетия, как-то спросил его: "Отчего меня не коробит только от ваших повестей; — а самые лучшие авторы наши чем-то претят?" (18) Примечательно, что эстетически прекрасные произведения Леонтьева для того времени были также и … политическим руководством к действию. Автор основывал практически все свои художественные образы на реальных характерах и особенностях жизни на православном "Востоке". Эта его особенность не раз была отмечена другими профессиональными дипломатами. Так, барон А. Г. Жомини "из 200 консульских донесений меньше понял политическое настроение Греческой среды в 70-х годах, чем из одной "Аспазии ("Аспазии Ламприди", повести Леонтьева о греческой жизни — Е.-Л. М. А.)" (19), а М. К. Ону, в течение двенадцати лет (1889–1901 гг.) бывший российским посланником в Греции, писал Леонтьеву по поводу его "Одиссея": "говорили о Вас … с А. И. Нелидовым и он соглашался со мною, что даже политически Вы оказались дальновиднее нынешних государственных людей наших" (20). Леонтьев понимал это, когда писал о себе, как о человеке, подготовленном "долгою политическою деятельностью в среде восточных христиан", привычном и к "политической практике, и к пониманию общегосударственных вопросов" (21). Работы Леонтьева принадлежат перу человека, обладавшего умом и талантом подлинного государственного мужа, они буквально насыщены опытом знатока реальной политики.

Несмотря на то, что Леонтьев никогда не принадлежал научным кругам, он несомненно, был выдающимся ученым (вместе с Н.Я. Данилевским, он является таким же основателем цивилизационного подхода к историческому процессу каковыми, спустя полвека, в Европе стали О.А. Шпенглер и А.Д. Тойнби). Это говорит о его высокой культуре. Но помимо государственной службы и научной деятельности, наследие Леонтьева имеет и величайшее духовное значение.

В жизни К. Н. Леонтьева четко просматривается два периода: с 1831 по 1871, и с этого года до 1891. Конечно, как историософские, так и религиозные взгляды мыслителя формировались постепенно: так происходил переход от либеральных увлечений молодых лет к традиционализму зрелости и всей последующей жизни, а также возврат к той вере, которая характеризовала юные годы и вернулась, — посредством множества внутренних и внешних событий и изменений в жизни Леонтьева, — к сорока годам. Но все же событие, которое произошло с ним в 1871 году стало той вехой, которая из талантливого (как многие) литератора и дипломата сделала ту уникальную фигуру, о которой мы знаем. Сам Леонтьев в своих воспоминаниях и письмах неоднократно возвращался к этому событию. В этой связи можно назвать его письмо архимандриту Леониду Кавелину (8 июля 1871 г.), письмо В. В. Розанову (14 августа 1891 г.), рассказ в беседе с Л. А. Тихомировым, аналогичный рассказ Евгению Поселянину, К. А. Губастову, а также данные биографа Леонтьева А. М. Коноплянцева.

Суть произошедшего события заключалась в том, что Леонтьев оказался на пороге смерти (врач по первой профессии, он определил у себя холеру). При этом он находился в уединенной местности, — в предместии турецкого (22) города Салоники, в котором был русским консулом. В какой-то момент в его сознании возникло четкое понимание: все, что было — уже в прошлом, но будущего может и не быть. Есть успешная карьера дипломата, задуманы многообещающие книги — одна из них в последствии получила название "Византизм и славянство", и стала знаменем цивилизационного подхода, другая, художественная эпопея — "Одиссей Полихрониадес", впоследствии оказалась одной из наиболее удачных вещей. Но главное не это — страшно от понимания, что сорок лет в значительной мере прошли в чувственных удовольствиях, агностицизме и модных, но от того не менее вредных увлечениях. И вот в его сознании остается все два образа: облик прошедшей жизни, которая показалась в этот момент совсем никчемной, и икона Божией Матери, подаренная ему афонскими монахами. В борьбе между отчаянием и верой он обращается с Ней: "Матерь Божия! Рано! Рано умирать мне!.. Я еще ничего не сделал достойного моих способностей и вел в высшей степени развратную, утонченно грешную жизнь! Подыми меня с этого одра смерти. Я поеду на Афон, поклонюсь старцам, чтобы они обратили меня в простого и настоящего православного, верующего и в среду, и в пятницу, и в чудеса, и даже постригусь в монахи..." (23). И вера победила, — Леонтьев выздоровел, поехал на Афон (где ему намекнули, что монашеский чин надо еще заслужить, да к тому же пострижение действующего дипломата может вызвать напряженность в отношениях с МИДом), и с тех пор мы видим не только Леонтьева-ученого и дипломата, но и человека, взыскующего спасения во Христе.

Тема религиозности Леонтьева до сих пор часто дискутируется в историографии: начало этому заложили мнения некоторых представителей сомнительной духовности Серебряного века. Но после духовного перелома в 1871 году смело можно говорить о том, что ортодоксальная православность Константина Леонтьева — вне всяких сомнений. И наоборот, — непонимание и осуждение его религиозности некоторыми его и нашими современниками, — лакмусовая бумага духовного состояния этой части общества.

Начиная с 1871 года Константин Николаевич был сначала духовным сыном известного старца Русского Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне иеромонаха Иеронима (Соломенцова) (24), затем преподобного Пимена Угрешского и святого старца Оптиной пустыни Амвросия (Гренкова). Свою жизнь Леонтьев закончил иноком Климентом — в стенах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, в окормлении всенародно любимого старца — преп. Варнавы Гефсиманского. Поэтому все его размышления о христианстве должно понимать как совершенно христианские, в них нет религиозной вольности. Леонтьев все свои действия соизмерял не с превратно понятым евангельским учением, а с учением Христа, несомым церковью, Преданием и старцами. Вот что он писал отцу Клименту Зедергольму, полагая, что последний имеет право думать так: "для нас, оптинских, [он] стал терновым венцом, никак не объясняется; письма длинны, чувства смутны, почерк гадкий, претензий куча, грехов самых странных целый музей. Ко всенощной идти не хочет,… на постную пищу сердится, а у нас за 1000 верст требует разрешения чуть не на то: во фраке или в сюртуке ему ехать с дамами разговаривать!" (25). Это — пример не модного самоуничижения, а настоящего христианского послушания, того самого послушания, которое, признаемся в этом, очень редкое явление в русском обществе. Леонтьев не "рисовался", а искренне смирялся, и именно во многом благодаря этому достиг вершин историософии.

На ортодоксальность Леонтьева пристальное внимание обратил такой известный представитель русской эмиграции как архимандрит Константин Зайцев (26). Он писал: "перед нами единственный, кажется, в истории литературы пример длительного светского писательства, духовно окормляемого высоким, непререкаемым церковным авторитетом, … несомненно и то, что направленность воли, находящая свое выражение в писательстве Леонтьева, признавалась старцами правильной и встречала их полное и одобрение, и даже ободрение — в отличие, например, от отношения их к писательству Владимира Соловьева" (27). В этой связи, интересно отметить, что на прениях по реферату Б. Грифцова "Религиозная судьба К. Леонтьева", прочитанному 4 ноября 1912 г. в Религиозно-философском обществе памяти Вл. Соловьева, представитель взглядов диаметрально противоположных тем, что характеризовали о. Константина, — Петр Струве признал, что идеи Леонтьева несравненно ценнее и оригинальнее ряда псевдохристианских идей Толстого и Соловьева (28).

Как отмечал отец Константин, весьма знаменательна фраза святого Амвросия Оптинского, сказанная им Клименту Леонтьеву незадолго до своей смерти: "Скоро увидимся!". Такие подвижники как святой Амвросий не бросали слов всуе, поэтому эта фраза, адресованная человеку, который ушел из жизни спустя несколько месяцев после своего духовного отца, говорит о том, "какого духа был" мыслитель (29). Как пишет проректор Российского православного университета св. Иоанна Богослова игумен Петр Пиголь, "дух леонтьевских сочинений" пропитан "той атмосферой древнего византийского церковного православия, в которой жили афонские монахи, жил отец Иероним, в которой возрастали его духовные преемники" (30). Этот дух таков, что современный исследователь М. Ю. Чернавский, в своих публикациях, без устали расширяет перечень тех отцов Церкви, наследию которых труды Леонтьева, по крайней мере, не противоречат. В их числе цвет византийской богословской мысли (святители Григорий Палама, Максим Исповедник, Григорий Назианзин, Дионисий Ареопагит, Григорий Великий, Григорий Богослов, Исаак Сирин, Иоанн Златоуст), а также великие русские святые (Феофан Затворник, оптинские старцы и многие другие) (31).

Нельзя не согласиться и с нашим современником, известным историософом, протоиереем Георгием Митрофановым, который отмечает, что религиозные взгляды К.Н. Леонтьева, которые удостоились "благословения оптинского старца Амвросия, (чего нельзя сказать о творчестве многих других русских религиозных писателей)" позволяют говорить о том, что он "оказался одним из немногих, если не единственным религиозно настроенным деятелем русской культуры XIX в., не только позволившим себе усомниться в праве этой культуры выступать в качестве обладателя церковной истины, но и выразительно продемонстрировавшим, как в лице ряда своих творчески наиболее выдающихся деятелей обращенная к христианству культура вступила в принципиальный конфликт с учением Православной Церкви" (32). Справедлив и другой наш современник (и также известный историософ) священник Александр Шумский, который пишет, что Леонтьев пронес Христа через всю свою жизнь, и приняв монашеский постриг, стал единственным "из русских мыслителей и писателей первого ряда, кто стал православным монахом — факт огромной важности" (33).

Состоявшееся в Стамбуле (34) открытие мемориальной доски русскому монаху, дипломату и ученому Клименту (Константину Николаевичу) Леонтьеву напоминает нам о том, что осмысление его наследия в духе Православия, для пользы государственной и через призму научного междисциплинарного подхода способно дать очень многое настоящей и будущей России. "Делай, что должен …; верь, что это сбудется; но когда — точно определить нельзя. Кто будет тогда жить, увидит и вспомнит, быть может, добром и о нас, которые умели, не видевши, веровать" (35).


ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Consulate General of the Russian Federation in Istanbul, Istiklal Caddesi 443, Beyoglu, Istanbul, Turkey.

2. www.mid.ru

3. Долгов К.М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Леонтьева. М., 1995.

4. Леонтьев К.Н. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты, 1865-1872. М., 2003.

5. Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в двенадцати томах (далее — ПСС). Т. 1-7(1). СПб., 2000-2005. См.: Фетисенко О. Академический Леонтьев. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. "Круглый стол" журнала "Москва". // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 202-203.

6. http://audiobook.ru

7. Например: Leontiev K. L'européen moyen : idéal et outil de la destruction universelle. Essai. / Traduit du russe et préface par Danielle Beaune-Gray. Age d'homme, 1999. Recension réalisée par Dumont B. // Catholica. Revue trimestrielle publiée avec le concours du Centre National du Livre. 2000. № 67 (см.: http://www.catholica.presse.fr/1xOgeEmxdrdv88&zUeq-67-1.html); Leontiev C. Clément Zederholm, Hiéromoine dOptino. Des Syrtes / Edifin, 2005.

8. La Legende du Grand Inquisiteur de Fedor Dostoevski, Konstantin Leontiev, Vladimir Soloviev, Vassili Rozanov, Serge Boulgakov, Nicolas Berdiaev, Semion Frank. / Traduit du russe par Luba Jurgenson. Age d'homme, 1999.

9. См.: Corriere della sera Sabato. 1996. 27 Gennaio.

10. Schomacher G. Konstantin Leont'evs ästhetischer Aristokratismus. Modernitätskritik und Adelsmentalität in Rußland. Munster, 1996.

11. http://slawistik.artelier.de/home/index.asp?w=pages&r=81&pid=84.

12. Брода М. Проблемы с Леонтьевым. М., 2001; Broda M. Historia a eschatologia: Studia nad mysla Konstantego Leontjewa i "zagadka Rosji". Lodz, 2001; Bohun M. Kontrrewolucja i pesymizm: Filozofia spoleczna Konstantina Leontjewa. Krakow, 2000.

13. Абэ Г., Жуков К. А. Интересы России на Балканах: уроки Константина Леонтьева. // Annals of the Japanese Association for Russian and East European Studies. Tokyo, 1996. Vol. 25. P. 107-118. Абэ Г., Жуков К. А. On the roots of Eurasianism: the epilogue of Leo Tolstoy's Anna Karenina and Byzantinism and Slavdom of Konstantin Leontiev. // Studies in Languages and Cultures (University of Tsukuba). 2000. Vol. 52. P. 241-262.

14. Subotić M. K. N. Leontjev i ruska ideja. // Filozofija i društvo. Beograd, 1995.

15. Леонтьев К. Н. Письмо графу Н. П. Игнатьеву. 1877 г. 28. декабря. // РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 3. Д. 1. Л. 53.

16. Леонтьев К. Н. ПСС. Т. 5: Произведения конца 1860-1891 гг. СПб., 2003. С. 772.

17. См.: Леонтьев К. Н. ПСС. Т. 3: Произведения 1864-1876 гг. СПб, 2001; Т. 4: Одиссей Полихрониадес. СПб., 2002; Т. 5: Произведения конца 1860-1891 гг.

18. Цит. по: Ганина Н. Из жизни христиан в Турции: "восточные повести" К. Н. Леонтьева. На сайте: http:// www.pravaya.ru; до недавнего времени мы могли сказать, что "в условном пространстве "русской литературы XIX века" Константина Леонтьева нет", а теперь мы понимаем, что "в русской прозе после Пушкина и Лермонтова ему нет равных..." (Там же).

19. Леонтьев К. Н. ПСС. Т. 3: Произведения 1864-1876 гг. СПб, 2001. С. 744.

20. Леонтьев К. Н. ПСС. Т. 4: Одиссей Полихрониадес. СПб., 2002. С. 1029.

21. Леонтьев К. Н. Кто правее? // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). / Общ. ред., сост. и комент. Г. Б. Кремнева; вступит. ст. и комент. В. И. Косика (далее — ВРС). М., 1996. С. 668.

22. Ныне — греческого.

23. Леонтьев К. Н. Избранные письма. 1854-1891. СПб., 1993.

24. См., о нем: Великая стража. Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. В 3 книгах. Кн. 1: Иеромонах Иероним, старец-духовник Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря. / Автор-составитель иеромонах Иоаким (Сабельников). М., 2001.

25. Леонтьев К. Н. Письмо о. Клименту Зедергольму. 1878 г. 2 апреля. // РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Д. 30. Л. 3 об. — 4.

26. До возведения в сан архимандрита отец Константин носил имя Кирилл.

27. Кирилл Зайцев, священник. Любовь и страх (Памяти Константина Леонтьева). // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. СПб, 1995. С. 210.

28. Козырев А. Константин Леонтьев в "зеркалах" наследников. // Там же. С. 421.

29. Кирилл Зайцев, священник. Любовь и страх (Памяти Константина Леонтьева). // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. СПб, 1995. С. 210.

30. Петр (Пиголь), игумен. Афонский старец иеросхимонах Иероним (Соломенцов) и Константин Леонтьев. // http://www.prokimen.ru/article_1668.html

31. Чернавский М. Ю. О религиозных основаниях теории триединого процесса развития К. Н. Леонтьева. // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сб. научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск IV. М., 1999. С. 70; Он же. Принцип насилия в социальной философии К. Н. Леонтьева. // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сб. научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск V. М., 1999. С. 200; Он же. Философские идеи К.Н. Леонтьева в контексте мировой и отечественной консервативной мысли. // IV межвузовская научная конференция "Человек. Общество. Закон". Люберцы, 2002. С. 137 и далее.

32. Георгий Митрофанов, протоиерей. Религиозно-философские воззрения К.Н. Леонтьева и их значение для русской церковной культуры. // Ежегодная Богословская Конференция Православной Свято — Тихоновского Богословского Института. Материалы 1997 г. М., 1997.

33. Александр Шумский, священник. Предел против беспредела. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. "Круглый стол" журнала "Москва". // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 190.

34. Который для русского человека всегда был и будет Царьградом-Константинополем.

35. Леонтьев К. Н. Владимир Соловьев против Данилевского. // Леонтьев К. Н. ВРС. С. 472.


Опубликовано: http://www.pravaya.ru/ludi/450/7950


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру