Откуда вы, странники, кто ваши боги?..

Рецензия на книгу: Политическая история русской эмиграции. 1920 - 1940 гг. Документы и материалы. Под ред. А.Ф. Киселева. М.: "Владос", 1999.

Разнообразнейший как никогда, сегодняшний книжный рынок, тем не менее, не назовёшь богатым. Скорее наоборот — он беден. Как старателю, вынужденному перелопатить горы породы, чтобы найти крупицу золота, книголюбу, истинному ценителю русской книги, приходится отсеивать десятки, даже сотни названий, чтобы найти на книжных прилавках, то, что действительно пронизано добротой, разумом и устремлённостью в будущее. К таким редким книгам, бес сомнения, относится и выпущенное издательством "Владос" учебное подобие под редакцией А.Ф. Киселёва "Политическая история русской эмиграции. 1920—1940 гг.: Документы и материалы". В чём интерес нового издания? Почему сегодня обращение к опыту политической жизни русского зарубежья уже перерастает рамки узкого круга специалистов и входит в учебные программы?

Если рассуждать на тему, что начисто отвергает существование такого явления, как русская послереволюционная эмиграция, то это, прежде всего, устоявшийся миф о пассивности, аполитичности русского человека. Даже будучи оторванными от родины, русские люди продолжали отчаянно бороться за свои идеалы, отстаивать своё видение будущего страны, которая вдруг оказалась такой далёкой, но не перестала быть единственно желанной. Что знает современный русской о политической истории русской эмиграции? Практически ничего. Другое дело — литература, музыка, театр, философия… Имена Шаляпина, Бунина, Павловой каждому русскому известны с детства. Совсем другое дело — многочисленные союзы, политические салоны и движения во множестве возникавшие в среде русских эмигрантов.

Можно ли винтить шахтёра, тракториста или даже школьного учителя, словом, простых русских людей, живших и деливших с родной землёй все радости и невзгоды, что кипение страстей и высоких дум их соотечественников в далёком Берлине или Париже им были столь безразличны? Наверное, не стоит. Но и удивляться, что сегодня для многих из нас такое незнание становится тягостным, в корне ошибочно. Может быть, в ком-то из нас, живущих в сегодняшней России, заговорила кровь, в ком-то — национальная гордость. Все эти мотивы понятны, однако главное для всех нас, наверное, в ином. Сегодня большинство из нас, русских, даже живя где-нибудь на Орловщине, в Сибири или, тем более, в Москве, чувствует себя временами как на чужбине, как в вынужденной эмиграции. Поэтому нам сегодня так важно услышать и понять тех, кто уже испытал нечто подобное, но сумел сохранить в себе Россию и веру в её грядущее.

В книге отражён по возможности весь спектр политических течений и платформ русской эмиграции первой волны. Каждая глава — это целое направление общественно-политической жизни русского зарубежья начиная от Русского Обще-Воинского Союза и заканчивая деятелями Зарубежной Православной Церкви. В основу книги легли опубликованные или найденные историками в архивах подлинные документы той эпохи: выдержки из книг, политические декларации, личные письма. Среди героев книги есть и люди, чьи имена у всех на слуху, например, П.Н. Милюков, И.А. Ильин, П.Б. Струве, генерал Е.К. Миллер, митрополит Антоний, П.Н. Савицкий, и те, чьи имена только-только становятся известны широкому кругу читателей на родине.

Конечно, в одной, пусть и такой солидной книге (в ней почти 800 стр. большого формата плюс иллюстрации) невозможно отразить всей полноты политической жизни русских, оказавшихся в вынужденном или добровольном изгнании. Какие-то главы составителям удались больше, какие-то меньше. Их важность можно оценивать и с научной, и сугубо с практической точки зрения. В 20—30-е гг. представители русской зарубежной диаспоры, так же, как и представители сегодняшней "внутренней эмиграции" оказались перед сложным выбором. Им предстояло определи не только своё отношение к произошедшим на родине переменам, но и выбрать стиль собственного поведения: борьба или сотрудничество?

В небольшом масштабе история проводила эксперимент по приспособляемости и способности к выживаемости русских, прежде чем поставить перед тем же выбором весь народ. Увы, раньше в школе опыту наших предшественников не учили, сегодня уроки проходится усваивать на ходу. И при этом домашние задания задаёт нам не учитель, пусть и очень строгий. А сама действительность… Поэтому политические баталии, потрясавшие русские колонии в Париже, Берлине, Нью-Йорке или Харбине сегодня уже не кажутся бурей в стакане воды — перед нами первые раскаты тех потрясений, которые бушуют сегодня уже над всеми нами.

Как же решали для себя фундаментальные политические вопросы деятели разных течений эмиграции? Ведь среди них были и монархисты, и умеренные радикалы, и социалисты, и даже отвергнутые коммунисты, в прошлом стоявшие у истоков Советского режима отвергнувшего их. Точно так же и сегодняшняя оппозиция, вся культурная прослойка России крайне неоднородна. И тут выясняется простой факт, что каждый раз жизненная позиция того или иного человека определялась не его политическим мундиром, а жизненным опытом и личным пониманием блага России. И среди бывших умеренных, и даже среди монархистов были такие, кто готов был служить своему народу, и, наоборот, среди самых непримиримых борцов с советским строем были деятели не только военной оппозиции, но так же и Троцкий, его единомышленники. Многие из них готовы были идти до конца, вплоть до военной интервенции, вплоть до революции против власти Кремля, к которой звал не только перманентный революционер, но и самые что ни на есть верные приверженцы монархии и противники революции.

Свой определённый интерес представляет так же и то, как разные политические течения эмиграции расценивали произошедшее в России на их глазах. Здесь можно так же немало поучительного и полезного. К примеру, одним из принципиальнейших вопросов в те дни в среде русской диаспоры был вопрос: является ли революция гибелью России или началом её национального пробуждения? Часто позиция отдельных деятелей эмиграции зависела именно от ответа на этот единственный вопрос. И если для военной оппозиции из РОВСа революция 1917 г. казалась детищем антирусских сил, то для таких мыслителей, как В.В. Шульгин, Н.В. Устрялов, И.Г. Лежнёв, П.П. Сувчинского, Л.П. Карсавина или Н.С. Трубецкого, Н.А. Бердяева революция представлялась творческим национальным актом чуть ли не космического масштаба, выходом из петровской эпохи в эпоху русскую по движущим силам и результатам начавшегося движения.

Соответственно по разному в эмигрантских кругах оценивалась и природа Советской России, а затем и Советского Союза. "Шансы на свержение большевиков сейчас очень не велики. Внутри Светской России, пока у большевиков не исчерпаны союзники из-за границы, голод делает Советскую власть единственным "кормильцем" и бунты в городах — маловероятны". Это из письма С.С. Ольденбурга П.Б. Струве. Удивляет в этом письме многое. Но факт остаётся фактом — в отличие от большевиков нынешний режим и его "друзья" за границей отнюдь не выглядеть кормильцами, скорее наоборот, а бунтов где бы то ни было всё равно не предвидится.

А вот выдержка из программного документа Русского Народно-Монархического Союза Конституционных монархистов: "Первым условием восстановления в России правового порядка и возрождения к жизни ее творческих сил является свержение ига большевиков и того режима, который установлен захватом власти III Интернационалом. Союз, не допуская никаких соглашений с большевиками и считая все упования на их эволюцию несбыточными, готов сотрудничать со всеми политическими и экономическими группами, которые, ставя спасение России выше своих партийных или классовых интересов, признают, как и Союз, соглашательство недопустимым и направляют свои усилия к свержению большевиков".

Совсем по иному видел природу Советской России и её будущее один из бывших министров правительства адмирала А.В. Колчака Н.В. Устрялов. "Революция, — писал он в своей программной статье "PATRIOTICA", — выдвинула новые политические элементы и новые "хозяйствующие" пласты. Их не пройдёшь. Великий октябрьский сдвиг до дна всколыхнул океан национальной жизни, учинил пересмотр всех её сил, произвёл их учёт и отбор. Никакая реакция уже не сможет этот отбор аннулировать". Отсюда устряловский призыв к "смене вех", само сменовеховское движение, направленное на возвращение в Россию. И если крайние радикалы, стремившиеся свергнуть существовавший в СССР режим вооружённым путём так и не смогли повлиять на положение дел на родине, то "национал-большевизм" Устрялова оставил важный след в мировоззренческих исканиях русского культурного слоя той поры, повлиял на официальную идеологию и на сталинский поворот к национальной идее во второй половине 30-х и особенно в годы Великой Отечественной войны.

Большую роль русская политическая эмиграция сыграла и в развитии мирового политического движения. Идеи русских монархистов, либералов, социал-демократов, троцкистов по сей день вдохновляют их единомышленников во всех странах старого и нового света. В преобразованном, а то и совершенно искажённом виде их идеи возвращаются на родную почву. Наконец, появляются книги, где идеи русского зарубежья переданы без назойливой ретуши. Приживутся ли они? Дадут ли плоды? Сказать трудно. Уж больно разнятся две эпохи — вчерашняя и сегодняшняя. Вчера не только радикальная эмиграция, но и зарубежные государства готовы были свергать политический строй, существовавший в исторической России — СССР. Не только были готовы, но и предприняли две попытки: в 1918—1922 и в 1941—1945 годах. Сегодня всё иначе, и "освободительный поход на Восток" начнётся как раз в том случае, если мы попытаемся как-то изменить наше сегодняшнее существование, "вернуться" из своей вынужденной "внутренней эмиграции", стать хозяевами в своей стране. Перед глазами — опыт Югославии. И не важно, кто начнёт это возвращение — одумавшаяся власть или обретшая волю оппозиция. Но выбор делать всё равно придётся, как не раз приходилось его делать тем русским людям, кто жил до нас. А пока — пожелаем авторам книги новых успехов и новых книг.