Предчувствие. Военно-исторический очерк

Заключительные сражения 1915 года так и не выявили явного фаворита в смертельной игре-трагедии под названием мировая война. Но все участники войны в полной мере предчувствовали будущие итоги. Несмотря на очевидность результатов тех или иных сражений победители или побежденные понимали их зыбкость, отсутствие твердой основы, перспективы для будущего победоносного завершения войны. И, тем не менее, именно в конце 1915 года страны Антанты, так и не решившие поставленных на год задач, более того, потерпевшие ряд тяжких поражений, особенно в России, все-таки предчувствовали будущую победу. А страны Тройственного союза, несмотря на очевидные успехи практически на всех фронтах почувствовали неизбежность будущего поражения. Воевать предстояло еще более трех лет, но предчувствие, как элемент Божьего промысла, редко обманывает людей.

Почему же у Германии с союзниками появились причины такого предчувствия в конце 1915 года? Они более чем успешно завершили операцию на Восточном фронте. Да, Россия устояла, не вышла, как хотелось, из войны, но потеряла огромную территорию, населенную миллионами жителей. Всю Галицию, Польшу, Прибалтику, часть Белоруссии. Русская армия, оставив на полях сражений и в плену миллионы солдат, отошла на рубеж истинно русской земли. Рубеж, о котором не могли и мечтать в начале года германские и австро-венгерские стратеги. Это ли не победа? Обратившись на Запад, можно без труда увидеть в сущности безрезультатное для Антанты вступление в войну на ее стороне Италии, удручающие результаты сражений в Галлиполи, неудачные попытки прорыва германской обороны на полях Франции. Но верховное командование стран Тройственного союза не оставляла какая-то неявная тревога, «глупое предчувствие». Беспокоился не только прагматик, фактический главнокомандующий фельдмаршал Фалькенгайн, но и его вечный оппонент «победитель всех и вся», бронзовеющий на глазах нетерпеливый Гинденбург. Хотя он все еще надеялся «добить проклятых русских еще в этом году».

Трезвомыслящий Фалькенгайн уже в августе месяце счел русскую операцию законченной, исходя из того, что поставленная им весной военная цель, была достигнута даже в большем, чем он предполагал, размере. Политических целей он не достиг. Россия не только не признала поражения, но и не пошла на неоднократно предлагаемые из Берлина сепаратные переговоры. Правда, наметились явные перспективы получить в союзники Болгарию. А это многое значило. Поскольку Фалькенгайн был, прежде всего, военным, в августе месяце его больше всего беспокоило начавшееся во Франции очередное, третье по счету в этом году наступление союзников. Это совсем не означало, что он полностью игнорировал политическую составляющую всей кампании 1915 года. Скорее наоборот. Германское верховное командование, не получив ожидаемых политических дивидендов от сражений на Востоке, решило сосредоточить свои усилия на южном направлении. Тому, как раз и способствовала позиция Болгарии, склонявшейся после неудач итальянцев стать на сторону Тройственного союза даже против, казалось бы близких, славянских государств. В Берлине быстро оценили очевидные выгоды создания сплошного фронта от Северного моря до Багдада. Для этого требовалось только разбить маленькую, но все еще опасную и воинственную Сербию. Сделать это без посылки против нее германских войск было просто невозможно. А войскам этим предстояли прежде решить возникшие проблемы во Франции, да и завершить кое-какие дела в России.

Итак, западный театр военных действий. Жоффр готовился к очередному, обещанному русским в Шантильи наступлению более чем основательно. Наступать решил все там же в Шампани и Артуа. Уж очень беспокоил и раздражал союзников стратегический выступ германских войск, который и можно было ликвидировать лишь фланговыми ударами навстречу. Готовясь к наступлению в Шампани и Артуа, опираясь на опыт предыдущих операций, французский генеральный штаб в августе издает инструкции, которые устанавливают, что прорыв должен осуществляться не на узких, а на широких участках фронта и непрерывно. В приказе Жоффра от 14 сентября говорится: « Наступление должно быть общим. Оно будет состоять из нескольких больших и одновременных наступлений, которые должны производиться на очень широких фронтах… Задача всех частей, принимающих участие в наступлении, сводится не к тому только, чтобы отнять передовые неприятельские окопы, но чтобы без остановки день и ночь пробиваться вперед через вторую и третью линию на открытое поле». Поэтому разработали новую форму построения боевого порядка. Атакующая пехота для поддержания непрерывности атаки строилась в виде последующих через каждые 50 метров волновых цепей. Фронт наступающей дивизии сужался до 1,5 километров. Боевой порядок оставался все-таки не достаточно эффективен, так как наступавшая пехота не могла в полной мере использовать свои огневые средства, пулеметы, минометы, огнеметы. Для них просто не было места в атакующих волнах. Считалось, что артиллерия проложит путь пехоте. Вводилось такое новшество, как инженерные штурмовые плацдармы, подводившие траншеи атакующих войск на расстояние одного броска, к траншеям противника. Они же предохраняли атакующие волны от излишних потерь. Англо-французские войска готовились встречным ударом из Шампани восточнее Реймса и Артуа разбить немцев в Нуайоненском выступе, обращенном к Парижу, и, развивая успех, очистить от противника всю территорию Франции. Не много, ни мало!? Впрочем, к операции привлекались огромные силы с крупными материальными ресурсами. Не зря же союзники так долго и тщательно готовились, что даже «забыли» об истекающих кровью русских армиях. В приказе Жоффра уже от 21 сентября говорилось, что в операции примут участие три четверти всех французских боевых сил, которые будут поддержаны 2000. тяжелых и 3000 полевых орудий, обеспеченных огромным количеством снарядов. Конкретно же, прорыв в Шампани шириной в 25 километров намечался между Моронвиллер и рекой Эн. Жоффр привлекал к этому 4-ю и 2-ю французские армии под общим командованием генерала Петэна. 3-я французская армия генерала Кастельно должна была поддержать наступление Петэна атакой по правому береги реки Эн. 53 лучшие французские дивизии выходили на исходные позиции под звуки начавшейся артиллерийской подготовки. У Артуа готовились к наступлению английская и 10-я французские армии и тоже под звуки артиллерийской канонады. В общей сложности стреляло 5000 орудий, для подвоза к которым боеприпасов проложили две специальные дороги на каждом фланге. Предшествовавшая атаке артподготовка продолжалась семь суток и поглотила более 3 млн. снарядов, большую часть накопленных боеприпасов.

25 сентября одновременно французские войска в Шампани и англо-французские в Артуа атаковали противника. В первые же два дня германский фронт в Шампани был прорван на установленном протяжении в 25 километров и на глубину до 10 километров. В буквально разметенной артогнем первой германской позиции разом было взято в плен 25 тысяч германцев и 150 оставшихся целыми орудий. Англичане в первый день наступления использовали газы и дымовую завесу, что вообще-то не принесло им большой пользы. Ветер часто менял направление, и часть газовой волны накрыла даже английские окопы. Но войска уже поднялись в атаку на разрушенные германские позиции. 10-я армия Фоша сходу захватила Суше, а английская армия – Лоос и Юлюш. Но затем союзники натолкнулись на вторые германские позиции, которые встретили их сосредоточенным и хорошо пристрелянным артиллерийским и пулеметным огнем. Новая атака готовилась уже под огнем немецкой артиллерии. Продвинуть вперед свои орудия, насытить их боеприпасами в должной мере союзникам мешала полностью разрушенная их же огнем инфраструктура. 6 октября началась-таки повторная атака, но волны цепей просто сметались шрапнелью, пулеметными очередями и зажигательной смесью. Французские и английские войска несли огромные невосполнимые потери, продолжая медленно продвигаться вперед. Наконец, 13 октября они встали в Артуа, а 20 октября в Шампани. На Западном фронте вновь воцарилось позиционное сиденье.

Я позволю себе привести лишь небольшую выдержку из разосланного в войска 27 декабря документа «Опыт сентябрьских боев 1915 года с точки зрения общей атаки»: «После захвата первой позиции атака второй позиции, находившейся за пределами досягаемости полевой артиллерии, невозможна без длительной подготовки. Во время ее противник устраивает новую укрепленную позицию, для овладения которой необходимо применять тот же метод. Атаку не следует производить, если силы атакующих и атакуемых не относятся друг к другу, как 3:1. Необходим ряд последовательных атак. Артиллерия, продвинувшись вперед, должна снова подготовить атаку, сменить пехоту, произведя подготовительную работу». Любопытно, что в это же время во французской армии распространяется работа капитана Андре Лафарга «Пехотная атака в настоящем периоде войны. Впечатления и выводы ротного командира», которая полностью опровергает принцип постепенного овладения позициями противника. Лафарг пишет: «Современная атака – это безграничный штурм, начатый мгновенно на всем фронте наступления, ведомый с бешеной настойчивостью прямо перед собой, могущий остановиться лишь тогда, когда последняя неприятельская линия будет сокрушена. Атака не должна быть методичной, она состоит из одного неудержимого порыва и должна быть закончена в один день. Иначе неприятель своей обороной не даст наступлению восторжествовать над своим губительным всепожирающим огнем. Нельзя понемногу грызть одну за другой устрашающие оборонительные линии – надо решиться и поглотить их сразу». Из всего выше сказанного становится понятно, что союзное командование так и не нашло выхода из позиционного тупика. Прорыв глубокоэшелонированной обороны требовал не только новых стратегических, тактических схем и приемов, но и новых средств вооруженной борьбы. Жоффр не без сожаления обобщил это в своей рассылаемой войскам инструкции: «Последние наступательные операции показали, что, хотя моральные и материальные силы армии непрерывно увеличиваются с самого начала войны, мы не обладаем еще достаточно ясными методами действий, примененными к современному наступательному бою». Все, больше на французском фронте в 1915 году активных боевых действий не происходило.

Галлипольская экспедиция тоже начала пробуксовывать. И это несмотря на то, что Лондон направлял своему командующему генералу Гамильтону все новые и новые подкрепления. Судите сами. Кроме имевшихся в его распоряжении войск, он в кратчайший срок получил 5 свежих дивизий. Все имевшиеся в его распоряжении дивизии, в том числе французские, Австрало-новозеландский корпус, их материальная часть доведены до штатной численности. Всего у Гамильтона было 157 тысяч человек, включая 30 тысяч французов и англо-французский флот стоящий в полной готовности на рейдах островов Имброса и Лемноса. Огромная сила, дававшая без сомнения надежды на долгожданный успех английскому оружию. Но вместо успеха англичане потерпели в сражении у Сувлы жесточайшее поражение. Сражение это английская военная история зарегистрировала, как самое кровопролитное до сих пор. Почему же поражение только англичан? Да потому, что Гамильтон по-прежнему действовал самостоятельно, не сообщив французам даже своего плана. Он намеревался охватить весь правый фланг турецкой группировки около бухты Сувла, после чего захватить в тылу у турок порт Акбаш на Мраморном море. Австралийско-новозеландский корпус должен был атаковать турок в четырех километрах южнее бухты Сувла, а вновь прибывший 9-й армейский корпус Стопфорда высадиться прямо в бухте Сувла. Гамильтон по-прежнему не принимал всерьез турецкие войска. А между тем, турецкая главная квартира, сменив пострадавшие в предыдущих боях дивизии, довела силы Лимана фон Сандерса до 15 дивизий, а стоящие во Фракии 1-я и 2-я турецкие армии в любой момент могли направить на полуостров новые подкрепления.

6 августа операция началась атакой англичан на южном участке и высадкой десанта в бухте. Атака англичан неожиданно натолкнулась на турецкую атаку. Встречное столкновение выиграли более боеспособные турецкие войска Англичане, бросив в бой подкрепления – 13-ю пехотную дивизию и 29-ю индусскую бригаду, полностью истощили себя в четырехдневных бесплодных атаках и остались-таки в исходном положении. Стопфорд высадился в ночь на 6 августа весьма успешно, но потерял двое суток из-за дезорганизации тыла, недостатка воды. К тому же Стопфорд вместо помощи истекающим кровью новозеландцам направил свои войска в другом направлении. Турки за эти двое суток подтянули резервы и короткой атакой остановили наступление англичан. К 9 августа 9-й корпус Стопфорда уже потерял 8 тысяч человек, а австралийцы 20 тысяч. Стопфорда сменил более опытный, обстрелянный командир 29-й пехотной дивизии генерал Лиль. Но пока он принимал дела, готовил новый план атаки, время ушло безвозвратно. Турки подтянули целых 8 дивизий и начавшееся, наконец, наступление Лиля ничего кроме потерь 5 тысяч человек не дало. В общем, эта операция стоила англичанам 45 тысяч человек и, в конце концов, решила судьбу борьбы за проливы. В конце года союзники уйдут с полуострова навсегда.

На Итальянском фронте после неудач с первыми наступлениями итальянцы будут дважды еще атаковать в районе Изонцо, но обе атаки проваляться с тяжелыми для атакующих потерями. К концу года, как в Альпах, так и на равнине, все важные в стратегическом отношении пункты Роверето, Триент. Тоблах, Тарвиз, Гороица и Триест остались в руках австрийцев. Не понес значительных потерь и австрийский флот.

Понятное дело, Фалькенгайн вздохнул свободно уже в начале октября и приступил к главной операции последних месяцев 1915 года – разгрому Сербии и соединению в единое целое стран Центральной коалиции. Благо подоспел и долгожданный союзник в лице Болгарии. Англия, Франция, даже близкая по духу и вере православная Россия не могли всевозможными дипломатическими приемами, от уговоров до угроз и прямого ультиматума перетянуть Болгарию на свою сторону. Столь существенный дипломатический провал привел даже к отставке французского кабинета министров.

Вообще-то, если внимательно присмотреться к истории Болгарии, можно без труда отметить очень важную особенность. Православная, славянская Болгария, чуть ли не с зарождения собственной государственности более тянулась к западноевропейскому центру и все время упорно, постоянно воевала именно с православными, славянскими в том числе, народами, государствами, будь то Византия, Древняя Русь, дунайские славяне, Сербия, Греция и далее по списку. Сербия, вообще считалась и считается в Болгарии врагом номер один. Даже не мусульманская Турция, которая порабощала страну пятьсот лет! Не помогло единению болгар со славянским миром и освобождение их от многовекового турецкого ига, опять же силой русского оружия в 70-е годы 19 века. В последующих мировых войнах Болгария неизменно выступала в союзе с Германией.

Ну, это к слову, а осенью 1915 года Болгария не замедлила принять участие в походе на Сербию. 21 сентября болгары приступили к мобилизации. У Антанты оставался последний шанс ударом с двух сторон из Сербии и России с привлечением англо-французского экспедиционного корпуса блокировать мобилизацию болгарской армии и не допустить вступления Болгарии в войну. Однако под давлением Англии Антанта отказалась от такой операции. Англичане никак не могли прийти в себя после жутких потерь в Галлиполи и на полях Франции в Артуа. Не особенно сопротивлялась английскому диктату потрясенная Франция и обескровленная Россия. Правда Антанта предъявила Болгарии ультиматум, но болгары его проигнорировали, и 5 октября царь Фердинанд объявил войну Сербии. Болгарские вооруженные силы общей численностью в 500 тысяч человек состоявшие из 12 дивизий по 20 тысяч каждая, разделились на три армии и разворачивались на сербской границе. Только одна дивизия оставалась в Варне, против возможного русского или румынского десанта.

Германия радостно приняла в свои объятия нового союзника, и Фалькенгайн немедленно начал операцию против Сербии. Сербская армия, к осени 1915 года насчитывавшая не более 200 тысяч человек и имевшая угрозу сразу с трех сторон, развернулась тонкой цепочкой в одну линию по Дрине, Саве, Дунаю, Тимоку и болгарской Мораве. На крайнем левом фланге они имели небольшую дивизию порядка 20 тысяч черногорских войск. Для атаки на сербов Фалькенгайн создает мощную группировку под командованием любимца армии, «черного гусара», носителя неукротимого духа Блюхера, лучшего на то период германского полководца фельдмаршала Макензена. На правом фланге против черногорцев разворачивается целый австрийский корпус. На Саве до Дуная включительно – 3-я австрийская армия генерала Кавеса в составе 5-и австрийских пехотных дивизий и германского корпуса. По Дунаю – главная ударная сила 11-я германская армия генерала Гальвица. И по рекам Тимоку и Морава – те самые 3 болгарские армии. В общей сложности более 500 тысяч человек, против 200 тысяч сербов. Превосходство в артиллерии более чем десятикратное, в тяжелой – абсолютное. Таким образом, судьба сербской армии, да и самой Сербии была предрешена. С этим, как бы негласно согласились все. В день вступления Болгарии в войну англичане и французы, по соглашению с греческим правительством Венизелоса начали высадку двух дивизий в Салониках. Дивизии эти срочно выдвигались якобы для прикрытия правого фланга сербской армии, а в реальности готовили плацдарм, на котором могли бы укрыться остатки разбитых сербских войск. Вот такая братская союзническая помощь в духе западных демократий. Сербию фактически сдали заранее. Но сербы то не хотели сдаваться просто так.

8 октября после мощнейшей бомбардировки Белграда тяжелыми орудиями Макензен форсировал Саву и Дунай на широком фронте, но до 15 октября далеко вперед не продвинулся, сдерживаемый отчаянными контратаками сербских войск. Австрийцы и болгары, наступавшие на флангах, вообще до 20 октября с трудом пробивались вперед, неся большие потери. К тому же болгары столкнулись уже не с двумя, а четырьмя англо-французскими дивизиями. Но силы наступающих войск непрерывно нарастали, а сербской армии таяли. 25 октября Макензен предпринял мощнейшую атаку по всему фронту. Сербам ничего не оставалось делать, как начать отступление в юго-западном направлении на Черногорию и Албанию. Германские и австрийские дивизии, не отпускавшие сербов на расстоянии больше одного перехода, 10 ноября у Тиша соединились с болгарской армией, и к 15 ноября догнали-таки сербскую армию и состоялся последний для нее бой. «Дальнейшее отступление Сербской армии и народа, – пишет А. Зайончковский, – шло при самых ужасных климатических условиях и лишениях через Ипек, Призрен, Дибра и Эльбасен к Дураццо и Сан-Жан-де Медуа, где остатки армии в числе около 120 тысяч были посажены на союзные суда и перевезены для устройства на остров Корфу. Одновременно отошли к Салоникам и англо-французские дивизии». Россия сумела помочь братьям по крови и вере только небольшим отрядом капитана Миклашевского в составе 7-и батарей морских 75-мм орудий, две из которых геройски погибли при обороне Белграда 7 и 8 октября. «Голгофу войск короля Петра разделила лишь горсть русских моряков и артиллеристов».

Между тем, союзникам предстояло решать, где же сосредоточить оставшиеся в восточном средиземноморье силы – в Галлиполи, или в Салониках. Новый французский кабинет склонялся к Салоникам. Англичанам очень не хотели уходить из Галлиполи, от черноморских проливов, хотя он и были обещаны русским. Все-таки захват проливов британскими силами переводил эти обещания совсем в другую плоскость. В Дарданеллы отправился лично военный министр Британии лорд Китченер, но он только подтвердил полную неспособность войск союзников удержаться на полуострове. Английское правительство приняло решение об эвакуации Галиполийского корпуса, которая началась немедленно и закончилась только 9 января 1916 года. Без потерь вывезли 193 тысячи человек и 544 орудия. Но оставили туркам 500 орудий, тысячи лошадей, мулов с полным обозом, огромное количество боеприпасов и материальных средств. Вообще Дарданельская операция дорого обошлась союзникам. Англичане потеряли здесь 119 тысяч человек, а французы 29 тысяч. Турки потеряли примерно столько же, но они остались на своих рубежах.

Так, постепенно затухая, закончились операции на западном театре военных действий и вся кампания 1915 года в целом. К этому можно добавить весьма неудачные действия союзников на Месопотамском фронте и у Суэца. В Месопотамии английский экспедиционный корпус генерала Тауншенда вроде бы успешно продвигался вдоль Тигра и Евфрата, но, не доходя 35 километров до Багдада, 22 ноября был атакован и наголову разбит небольшим турецким отрядом полковника Нур-эд-дина. Остатки корпуса к 3 декабря откатились к Кут-эль-Амре, где их и блокировали основные турецкие силы генерала фон-дер-Голца. Турки не оставляли надежд на форсирование Суэцкого канала, усиливали свой гарнизон в Медине, получали из Германии через Константинополь самолеты и австрийские гаубицы. Турки, на мой взгляд, вообще в кампании 1915 года на Западе проявили себя самым лучшим образом, нанося англо-французам поражения на всех фронтах. И если бы не губительные противоречия внутри страны между монархистами и демократами младо-турками, Османская империя могла бы еще долго демонстрировать свою мощь. Ложкой дегтя в этой бочке с медом можно считать лишь постоянные неудачи на Кавказе и уж совсем выходящая из рамок человеческой морали устроенная турками резня армян, в которой, кстати, активно участвовали и монархисты и демократы. В кратчайший срок было уничтожено в общей сложности около 1,5 млн. человек, более 600 тысяч депортировано в пустыни Месопотамии, где большая часть и погибла. Немногим армянам удалось спастись, сбежав на Ближний Восток, в Европу и Америку. Свыше 300 тысяч армян нашли убежище в Российской империи, в Восточной Армении и центральной России. До сих пор геноцид армян, его признание, или отрицание будоражит многие страны мира, как, например, совсем недавно Францию.

В целом же, повторяю, турки имели все основания оставаться довольными итогами 1915 года. Что уж тут говорить о Германии и Австро-Венгрии. А. Зайончковский пишет:«По внешности военные достижения Германии в 1915 году огромны: Восточный фронт – русская армия окончательно оттеснена от своих границ в болота Полесья и парализована по крайне мере до поздней весны будущего года; Галиция освобождена; Польша и часть Литвы очищены от русских; Австро-Венгрия спасена от конечного разгрома; Сербия уничтожена; Болгария вошла в Центральный союз; Румыния отказалась от присоединения к Антанте; полная неудача Дарданельской экспедиции и рискованное положение англо-французских войск у Салоник. Все эти лавры германского оружия в 1915 году могли обнадеживать конечной победой центральные державы. Даже военное вступление Италии дает возможность союзнику – Австрии – дешевыми успехами восстановить военный престиж». И все же в Берлине и Вене понимали, что главные задачи не выполнены. Россию из войны не вывели, на Западном фронте все оставалось без перемен, и впереди маячила перспектива долгой, затяжной позиционной войны с довольно призрачными надеждами на победу. Германия начала ощущать недостаток во многих жизненных ресурсах ведения войны, но упаднического настроения в стране не было. Все-таки военные победы оказались значительными и неоспоримыми. Немецкий и австрийский обыватель оставался настроенным воинственно, верил в своих полководцев, свои войска, немецкую организованность и дисциплину, способные решить самые трудные задачи... Надеялись в Берлине и Вене и на раскол союзников по Антанте, внутреннюю межусобицу, зарождавшуюся в России. В Берлине, Вене, Стамбуле и Софии ждали 1916 год не без надежд, но с трудом скрываемой тревогой.

А вот Лондон и Париж, несмотря на очевидные провалы во Франции, Италии, на Балканах, в Месопотамии и Галлиполи такой тревоги не ощущали. Как раз наоборот. Именно в конце 1915 года Англия и Франция начали обретать настоящую уверенность в своей окончательной победе. Военная промышленность Запада работала на полную мощность. Мы уже отмечали огромное количество артиллерии и боеприпасов к ней в осеннем наступлении в Шампани и Артуа. Во Франции производство винтовок возросло до 33 тыс. в день. Производство снарядов возросло в 30 раз. Заводы производили тысячи самолетов и автомобилей. В Англии Ллойд-Джордж законом о снабжении, запрещавшим забастовки, перевел промышленность на военный лад, и она полностью обеспечивала войска всем необходимым для войны. Да и сами войска менялись разительно. Под руководством лорда Китченера армия к 1 июлю выросла до 2 млн., а концу года до 4 млн. человек. Не смущали наших союзников и итоги кампании в России. Более того, именно в конце года в Париже, а особенно в Лондоне начали поговаривать о возможности победы над Тройственным союзом и без помощи России. Выход ее из войны уже не представлялся такой уж трагедией, так как ясно прорисовывались перспективы вступления США в войну на стороне Антанты. Замена, более чем равнозначная. Все-таки это близкая по духу демократия, а не царская сатрапия. Императорская Россия в качестве победителя в мировой войне никак не устраивала союзников еще и потому, что в свое время они подписали по необходимости секретный договор о передаче русским в случае победы контроля над Черноморскими проливами и Константинополем. Так что начавшуюся в России антимонархистскую кампанию, как это на первый взгляд не странно, в Лондоне и Париже восприняли с таким же удовлетворением, как в Берлине. Россия после ужасающих потерь личного состава англо-французов в неудачных сражениях 1915 года нужна была более как сила, отвлекающая на себя германские дивизии, чем полноценный союзник. Да еще, как поставщик дармовой людской силы для пополнения английских и французских дивизий. Одним словом пушечного мяса. Поэтому они всячески игнорировали, затягивали запросы царского правительства о поставках вооружения, военной техники, боеприпасов. Большинство заказов было исполнено на 5-10 процентов. Английский премьер Дэвид Ллойд Джордж с циничной откровенностью отметит в своих военных мемуарах по поводу боев в Шампани и Артуа: «Если бы мы отправили в Россию половину тех снарядов, которые затем были попусту затрачены в этих плохо задуманных боях, и одну пятую пушек, выпустивших эти снаряды, то не только удалось бы предотвратить русское поражение, но немцы испытали бы отпор, по сравнению с которым захват нескольких обагренных кровью километров французской почвы казался насмешкой». Зато не забывали требовать от проклятого царизма пушечного мяса. Именно в конце 1915 года союзники стали настаивать на том, чтобы из истекающей кровью России на Западный фронт направлялось не менее 300 тысяч солдат, причем они должны были распределяться по 10-15 человек на роту в полках союзников. В декабре в Петроград добрался председатель военной комиссии французского сената П. Думер. Этот светоч демократии, уже не просил, а требовал от лица французской демократии отправлять на Западный фронт 400 тысяч русских солдат, по 40 тысяч ежемесячно. Каковы союзники? А каково было возмущение среди русского офицерства?

Что касается сравнения событий конца 1915 года и конца 1942 года на западном театре военных действий, то они различались значительно, хотя бы потому, что в 1942 году в Европе боевых действий фактически не было. Разве можно сравнить неудачную попытку высадки в разведывательных целях англо-канадского десанта в Северной Франции в районе Дьепа с боями 1915 года в Шампани и Артуа. Английская авиация осуществила свой первый массированный налет на германские города осенью 1942 года, но в 1915 году бомбардировочной авиации вообще не было, как таковой. Зато на других театрах военных действий в конце 1942 года наши западные союзники проявили себя намного успешнее, чем в конце 1915 года. В Африке англо-американские войска высадились на северном побережье. В рамках операции «Торч» уже 10 ноября американцы вступили в Оран и Касабланку. 4 ноября войска фельдмаршала Монтгомери переломили-таки обстановку в районе Эль-Аламейна в свою пользу и начался разгром всей германо-итальянской группировки доселе непобедимого Роммеля, изгнание его из Ливии, Туниса и Алжира. На Западе до сих пор ставят сражение под Эл-Аламейном в один ряд и даже выше Сталинградской битвы. Хотя по масштабам, продолжительности, кровопролитности, влиянию на общий ход мировой войны они, конечно, не сопоставимы. В целом же, как в 1942году, так и в 1915 Запад накапливал силы. Кровь в основном проливала Россия.

Хватило этой кровушки и в последних операциях 1915 года на Восточном фронте. Фалькенгайн, сосредоточив усилия на боях во Франции и разгроме Сербии, оставил Гинденбургу возможность осуществить-таки далеко идущие планы «победителя русских», хотя по-прежнему относился к ним скептически. А возможности у Гинденбурга имелись – боевой потенциал полнокровных 10-й и Неманской германских армий. Этими силами он наделся осуществить давно лелеемый охват всего правого фланга русского фронта.10-я армия генерала Эйхгорна готовилась к наступлению с севера на Вильно, а Неманская армия генерала фон Бюлова поддержать ее ударом на Двинск. Русские войска еще не отошедшие полностью от долгого отступления все-таки готовились к парированию этого удара. Ставка, а точнее генерал Алексеев из различных армий направил в район Вильно шесть корпусов, из которых формировалась новая 2-я армия генерала Смирнова. Части прежней 2-й армии распределялись между 1-й и 4-й армиями. 10-ю армию он усиливал Гвардейским и 23-м армейским корпусами. На это, конечно, требовалось время, которого Гинденбург не давал.

12 сентября началось Виленское сражение.10-я германская армия ударом в стык между нашими 5-й и 10-й армиями прорвала фронт у Новосвинцян. 5-я армия вынуждена была начать отход на Двину, а правое крыло нашей 10-й армии шаг за шагом оттеснялось за реку Вилию и глубоко охватывалось. Естественно пришлось оставить Вильно. Но это еще полбеды. Гинденбург собрал на ударном фланге конную группу из 5 кавалерийских дивизий, поставил во главе нее лучшего кавалерийского командира германской армии генерала фон Гарнье, того самого, кто год назад опрокинул со своей дивизией на реке Урке весь французский конный корпус генерала Сардье, и бросил эту группу от Свенцян в прорыв на наши тылы. И группа то малочислена не более 7 тысяч сабель. Полки в немецких дивизиях состояли из двух эскадронов по 50-80 сабель в каждом. И усиливалась группа всего одной батареей 8-дюймовых мортир. Но на наши тыловые части и обозы они подействовали так устрашающе, подняли такую панику, что 8-й конно-егерский Вестфальский полк проскочил линию Минск – Смоленск и дошел до Борисова, то есть почти на 200 верст. Но немцы конечно зарвались. Охватившие 10-ю армию немецкие части натолкнулись за Вилией на наши сильные резервы – те самые корпуса не успевшей еще сформироваться 2-й армии. С удивительной точностью повторилась ситуация, сложившаяся год назад под Лодзью. Так же как там немецкая 10-я армия начала отходить и выравнивать фронт, а счастливчик генерал фон Гранье успешно вывел свою группу к основным войскам. Не успела проскочить лишь одна кавалерийская дивизия, которую под Свенцянами сильно потрепала наша пехота и артиллерия. Неманская армия генерала фон Бюлова тоже поначалу продвигалась вперед уверенно. Вступивший в командование Северо-Западным фронтом вместо Алексеева знакомый нам генерал Рузский запаниковал, потребовал срочной помощи, и Ставка направила ему два корпуса из более опасного Виленского района. К счастью 5-й армией командовал один из лучших генералов той войны Василий Иосифович Гурко, сын знаменитого фельдмаршала, который не только отразил все атаки фон Бюлова на Двинском плацдарме, но и вынудил его отступить по всему фронту. Так и не оценивший правильно обстановку генерал Рузуский запретил Гурко преследовать деморализованного противника. Таким образом, вместо блестящих «Канн» Гинденбург в очередной раз опростоволосился. На Вилейке и Нарочи германские армии, отраженные по всему фронту, начали отход, местами беспорядочный. И только усталость русских войск, ошибки командующих фронтами не позволили нам развить успех. Приведу лишь один пример: «В ночь на 18 сентября (старый стиль – С.К.) в 5-ом армейском корпусе блестящее дело имел 26-й пехотный Могилевский полк подполковника Петрова. Перейдя вброд р. Нарочь, полк этот в составе всего 8 офицеров и 359 штыков пробрался германцам в тыл и внезапной атакой захватил 16 орудий. Всего в Виленском сражении наши трофеи составили 2000 пленных, 39 орудий и 45 пулеметов». Этими боями закончился маневренный период на северном фланге и в центре Русского фронта. Стороны зарывались в землю, но до конца года продолжались бои местного значения, особенно ожесточенные – у озера Свентен и южнее в Полесье у Миничей. Удача в них сопутствовала нашим войскам. У озера Свентен мы взяли в плен свыше 1000 человек, а у Миничей и Нагорни в ночь на 15 октября захватили 85 офицеров, 3552 нижних чинов, 1 орудие и 10 пулеметов. Примечательно и то, что эти бои дали немцам наименьшее количество пленных в 1915 году при очень больших собственных потерях в 80 тысяч человек. По данным Рейхсархива в результате боев только на виленском направлении потери германских пехотных рот доходили до 100 человек на каждую. Октябрьские бои стоили Неманской армии 15 тысяч человек. Мы потеряли вдвое меньше людей, как бы скомпенсировав наши потери во время большого отступления.

На Юге после оставления русскими войсками Галиции затишье продолжалось тоже недолго. Австро-венгерское командование решило сковать действия нашего Юго-Западного фронта новым наступлением. Уже в конце августа 1-я австрийская армия генерала Бем-Ермолли ударила от Луцка в обход правого фланга 8-й армии Брусилова. 2-я австрийская армия генерала Пухалло наступала в центре. И противостоял ей всего один 8-й армейский корпус. Под ударами превосходящих сил наши войска начали отходить, но с контрударами и очень организованно. У Брусилова в резерве имелся еще формирующийся 39-й корпус генерала Стельницкого. Станислав Феликсович Стельницкий по праву считался одним из лучших командиров в действующей армии. Его очень высоко оценивал сам Брусилов. В аттестации на Стельницкого он пишет: «Умный, спокойный, твердый, изучил военное дело на практике в течение 3 кампаний, и свое дело знает хорошо. Лично очень храбрый и распорядительный. Вообще надежный генерал, умеющий владеть своими подчиненными, которые верят в него. Отличный командир корпуса». Стельницкий буквально батальонами принимал из эшелонов вверенные ему 100-ю и 150-ю пехотные дивизии. Брусилов срочно подчинил ему и созданную на основе знаменитой «железной бригады» 4-ю дивизию генерала Деникина. В 20 верстах от Ровно Стельницкий сумел не просто организовать свои части, но и развернуть их в отличный боевой порядок. Стельницкий немедленно контратакует и по сути дела спасет положение. Бем-Ермоли остановился, а Пухалло вообще начал отходить. Любопытно отметить, что в Гражданскую войну Стельницкий очутиться в армии гетмана Скоропадского и поздней осенью в Киеве будет изгнан из нее за проденикинские взгляды. Где, как и когда погиб этот несомненный герой мировой войны неизвестно до сих пор. Прямо по известному роману М. Булгакова.

Но австрийцы быстро пришли в себя. Фельдмаршал Конрад наращивал силы, и скоро против 12 дивизий Брусилова уже стояло 22 австрийские дивизии. Опять Брусилову пришлось отходить с боями теперь уже за реку Горынь. И опять выручил другой резервный 30-й армейский корпус генерала Зайончковского. Будущий историограф мировой войны и советский краском ни в чем не уступал по таланту Стельницкому и тоже блестяще выполнил поставленную перед ним задачу. Брусилов чувствительно потрепал Пухалло у Дубно и Бем-Ермолли при Вишневце. А. Керсновский пишет: «При Вишневце войсками 8-го корпуса (14-я дивизия) взято 160 оф., 9200 н.ч., 7 орд. и 26 пул. В Дубенских садах 17-й корпус захватил 57 оф., 2593 н.ч., 1 орд. и 7 пул. У Деражо подошедшая из 30-го корпуса 71-я дивизия взяла 5200 плен., причем 282-й пехотный Александрийский полк в бою взял знамя 8-го пехотного австрийского полка». В это же время на крайнем левом фланге фронта контратаковали наступающую Южную армию наши 11-я и 9-я армия. И тоже весьма успешно. Приведу лишь скупые цифры итога этих боев: « Войсками 11-й армии было взято в плен 609 офицеров, 35 435 солдат, 34 орудия и 126 пулеметов. Особенно успешно действовал 22-й армейский корпус (1-я и 3-я Финляндские стрелковые дивизии), где 3-й Финляндский стрелковый полк блестящей атакой захватил 30 орудий (в том числе батарею 12-дм гаубиц), из которых 12 вывез, а остальные привел в негодность. В 18-м армейском корпусе 147-й пехотный Самарский полк перешел Стрыпу по горло в воде под ураганным огнем неприятеля и захватил батарею». В конечном счете, положение на всем 400-верстном фронте было восстановлено. Мы только в плен взяли 71000 человек и 43 орудия. Австрийцы в очередной раз потерпели фиаско. И это после столь победоносного освобождения Галиции.

Но и на этом дело не кончилось. Брусилов решил самостоятельно развить успех и атаковал Луцк ударами корпусов Стельницкого во фронт и Зайончковского в обход. Приведу полностью цитату из мемуаров Брусилова об этой операции только потому, что она показывает, как сражались будущие герои Белой гвардии и Красной Армии, и что делает с людьми революция: «Наступление Зайончковского было проведено умело и настойчиво, причем было рассчитано так, что части 30-го корпуса и 7-я кавалерийская дивизия все время охватывали левый фланг противника, заставляя его быстро отходить, 39-й же корпус генерала Стельницкого вел бой с фронта, задерживая австро-германцев, дабы дать возможность 30-му корпусу производить охваты возможно глубже. В результате Луцк был взят, и мы заняли по Стыри ту линию, которую я наметил, тут произошел некоторый инцидент, характеризующий генералов, принимавших участие в этом наступлении. При подходе к Луцку Стельницкий доносил, что начальник 4-й стрелковой дивизии Деникин затрудняется штурмовать этот город, сильно укрепленный и защищаемый большим количеством войск. Я послал тогда телеграмму Зайончковскому с приказанием атаковать Луцк с севера, чтобы помочь Деникину. Зайончковский тотчас же сделал соответствующие распоряжения, но вместе с тем в приказе объявил, что 4-я стрелковая дивизия взять Луцк не может и что эта почетная задача возложена на его доблестные войска. Этот приказ, в свою очередь, уколол Деникина, и он, уже не отговариваясь никакими трудностями, бросился на Луцк, одним махом взял его, во время боя въехал на автомобиле в город и оттуда прислал мне телеграмму, что 4-я стрелковая дивизия взяла Луцк. В свою очередь, Заончковский доносил, что без движения с севера Деникин Луцка взять бы не мог и что часть этого дела принадлежит 30-му корпусу, в чем он, в сущности, был прав. Впоследствии оба эти генерала смотрели друг на друга враждебно и так примириться не могли». А уж революция только усугубила эту неприязнь. Кстати, в Луцке мы только в плен взяли 128 офицеров, более 6 тысяч солдат, 3 орудия и 30 пулеметов. Австрийцев опять спасли германские дивизии. Фельдмаршал Линзинген с севера из Полесья двумя корпусами ударил по выдвинутому вперед правому флангу армии Брусилова. Командующий фронтом генерал Иванов вообще-то без особой причины запаниковал и, не предупредив Брусилова, напрямую приказал отвести сразу на 50 верст корпус Стельницкого. Брусилов возмущался, но Луцк пришлось оставить во второй раз. Хочу привести здесь лишь один пример. Во время отхода 13-й стрелковый полк «Железной дивизии», отрезанный от основных частей, двое суток сражался в окружении и вырвался из него, приведя с собой 2000 пленных и два немецких орудия. Командовал полком уже упоминаемый нами будущий герой Белого движения генерал Марков.

Всю осень в Полесье, на Волыни и в Галиции шли бои местного значения, причем наши войска, хоть и не продвигались далеко вперед, но наносили германцам и австрийцам серьезные поражения. Так, например, спешенная конница 4-го конного корпуса 8-й армии наголову разбила германские части у Железницы. Дивизия другого будущего героя Белого движения генерала Краснова полностью уничтожила германский полк, захватив все его пулеметы и орудия. В плен попало только 2 человека. В деле на реке Харупани наша 14-я пехотная дивизия взяла в плен 62 офицера, 3000 солдат и 9 пулеметов. Чуть позже железные стрелки Деникина взяли в плен восточнопрусский 1-й гренадерский Кронпринца полк – 138 офицеров, 6 тысяч солдат, 9 орудий и 40 пулеметов. Не менее успешно воевала и 11-я армия, пленившая сотни офицеров десятки тысяч солдат, захватившая десятки орудий и минометов, сотни пулеметов. 9-я армия генерала Лечицкого не отставала от соседей. Только после боев у Гайворонки 12-я кавалерийская дивизия 9-го корпуса взяла в плен 60 офицеров, 2 тысячи солдат, 4 орудия и 48 пулеметов. «Белгородские уланы полковника Чекотовского в ночной атаке изрубили «майкеферов» – прусских гвардейских фузилеров». Нам важно отметить, что в этих боях войска Юго-Западного фронта обрели в полной степени твердую уверенность в своих силах после обидных летних поражений.

Поздняя осень на русском фронте характеризовалась еще и началом партизанской, а точнее диверсионной войны. По-моему, настоящая партизанская война, которая полыхала в горах Испании и на полях Росси в начале 19 века, характерна, прежде всего, тем, что она велась на оккупированных территориях силами не только диверсионных армейских отрядов, но и всего гражданского населения. В первую мировую войну мы все-таки воевали на границе исконно русских земель, и не всегда мирное население принимало наши диверсионные отряды за ту ячейку, вокруг которой можно было сплотиться для борьбы с ненавистными оккупантами. А нередко относилось к нам враждебно. И это не удивительно. Точно также в Великую Отечественную войну знаменитые соединения, например, Ковпака или Федорова превращались из партизанских в диверсионные на территории Западной Украины, Польши. Любопытно в этой связи высказывание Брусилова: « В эту зиму пришлось мне много повозиться с партизанскими отрядами. Иванов (командующий фронтом – С.К.) в подражание войне 1812 года, распорядился сформировать от каждой кавалерийской и казачьей дивизии всех армий фронта по партизанскому отряду, причем непосредственное над ними начальство он оставил за собой. Направил он их всех ко мне в армию с приказанием снабдить их всем нужным и направить затем на северо-запад в Полесье, дав им там полный простор для действий. Это было исполнено. Хозяйственной части армии от всей этой истории пришлось тяжко ввиду непомерного увеличения работы для снабжения партизанских отрядов вещами и деньгами. С самого начала возникли в тылу фронта крупные недоразумения с этими партизанами. Выходили бесконечные недоразумения с нашими русскими жителями, причем, признавая только лично главнокомандующего, партизаны производили массу буйств, грабежей и имели очень малую склонность вторгаться в область неприятельского расположения». Впрочем, нельзя все мазать черными красками. Польза и значительная, от таких партизанских, точнее диверсионных отрядов все-таки имелась, и организовывались они совсем не спонтанно. В октябре 1915 года при Ставке создается штаб походного атамана казачьих войск, который координирует партизанскую войну, пишет инструкции по боевому применению отрядов. Партизаны воюют и довольно умело. Тот же Брусилов пишет: «Три команды партизан, соединившись вместе и оставив своих лошадей дома, пешком пробрались сквозь болота ночью и перед рассветом напали на штаб германской пехотной дивизии, причем захватили и увели с собой в плен начальника дивизии с несколькими офицерами. Этот злостный начальник дивизии, находясь в плену, сделал вид, что хотел бриться и бритвой перерезал себе горло». Если уж быть точными, это был генерал Фабариус, который не перерезал себе горло, а застрелился. А вот что пишет о партизанах другой военный авторитет А. Керсновский: « Особую славу стяжал здесь (в партизанской войне – С.К.) капитан Леонтьев – офицер то же 14-й артиллерийской бригады, что и Фигнер (знаменитый партизан 1812 года – С.К.) – воскресивший в волынских лесах подвиги 12-го года. К сожалению, за свой самый блестящий успех при Невеле он заплатил жизнью. 31 октября капитан Леонтьев с тремя отрядами Оренбургской казачьей и 11-й кавалерийской дивизий общей силой в 450 человек, нагрянул на деревню Чухоцкую Волю, где стояли на ночлеге 271-й резервный пехотный и 8-й резервный драгунский полки. Не успевший встать в ружье неприятель был вырезан без всякой пощады – в плен никого не брали. Нами взято и испорчено 2 орудия. Немцы похоронили до 2000 своих трупов – тога как у нас было только 10 раненых. В ночь на 15 ноября летучим отрядом в 800 шашек Леонтьев нагрянул на Невель, где расположился штаб 82-й германской дивизии. Один германский генерал был зарублен, два, в том числе начальник дивизии, взяты в плен. Взято и испорчено 4 орудия, изрублено (по немецким же источникам) 600 немцев. У нас – убито 2 казака, ранено 4 человека и смертельно – капитан Леонтьев, получивший от государя посмертно орден св. Георгия 3-й степени». Именно в конце 1915 года начал формировать свой первый партизанский отряд ставший впоследствии знаменитым тогда еще есаул Шкуро.

Осенью на Кавказ прибыл назначенный туда наместником Великий Князь Николай Николаевич, который сразу же взял в свои руки и военную составляющую. Все распоряжения командующего Кавказской армией генерала Юденича проходили строгий контроль со стороны штаба наместника, во главе которого стоял уже известный нам «великий стратег» Янушкевич. Юденич сначала заволновался, но вскоре стало понятно – штаб наместника оставляет практически без изменений все распоряжения и предложения командующего армией, а Великий Князь полностью доверяет герою Сарыкамыша. Между тем, окрыленные своим успехом на Балканах и в Месопотамии, турки вновь усилили давление на Персию. Руководил всем германский консул в Исфагане Каниц. Этот дипломат, разведчик и авантюрист занялся формированием летучих отрядов из персидской жандармерии, турецких добровольцев, курдов, которые под руководством германских и шведских инструкторов начали превращаться из обычных разбойных шаек в некоторое подобие боевой единицы. Все-таки около 12 тысяч человек с 22 орудиями. Для Кавказского фронта они не представляли никакой опасности. Но заволновались только что битые турками англичане, потребовавшие ввода русских войск в Персию для защиты своих интересов. Петроград как всегда живо откликнулся на просьбу Лондона и приказал готовить операцию. Юденич противился, так как не хотел расширения фронта армии почти на 1000 верст без какого-либо усиления новыми войсками. Великий Князь с ним согласился, но политика оказалась превыше военной целесообразности. Тогда Юденич решил, не открывая фронта, одним молниеносным ударом разбить так напугавшую англичан военную силу и закрыть вопрос раз и навсегда. В кратчайший срок из частей Кавказской кавалерийской и 1-й Кавказской казачьей дивизии он формирует отряд в 14 тысяч бойцов при 38 орудиях под командованием уже проявившего себя в Персии генерала Баратова. В конце октября Баратов высадился на северном побережье Персии, и, действуя по трем направлениям, меньше чем за месяц разгромил и рассеял так называемую группу Каница. Пушки забраны все до одной, а сам Каниц убит. Еще через неделю Баратов взял, а точнее занял без боя Тегеран и продвинулся до Хамадана. Лондон удовлетворился, Петроград ликовал, а Юденич обеспокоился нарастанием мощи турецкой группировки на Кавказе. Понимая, что после неудачной кампании на западном фронте ждать ему усиления собственных войск не приходится, Юденич начал готовить упреждающую операцию против основных сил 3-й турецкой армии, дабы разгромить ее еще до подхода к ней подкреплений. Наступать предстояло зимой, на рождественские праздники, но тем и был силен замысел Эрзрумской операции, прославивший потом ее инициатора и исполнителя. Великий Князь поначалу сомневался, но его сомнения развеял, как не странно Янушкевич, поддержавший Юденича.

Итак, в целом русский фронт на всех театрах военных действий стабилизировался, и, несмотря на довольно неутешительные итоги, не было причин для впадения в полное уныние, потери веры в окончательную победу. Между тем, именно пораженческие настроения охватили все круги русского общества, особенно в тылу. Об этом нам придется сказать подробнее, проводя сравнительный анализ событий конца 1915 и 1942 годов на Восточном фронте.

Но начнем с боевых действий. В конце 1915 года после чувствительных поражений активные боевые действия на Восточном фронте постепенно затухли. Действующая армия, как раненый зверь зализывала раны и с трудом восстанавливала былую мощь. В конце же 1942 года после не менее тяжелых поражений, беспримерных по масштабу и ожесточенности сражений в Сталинграде и на Кавказе Красная Армия нанесла врагу такой сокрушительный удар, от которого гитлеровская Германия не оправиться больше никогда. После Сталинграда немцы не смогут провести ни одной успешной стратегической операции до конца войны. У них еще будут успехи, как, например, под Харьковом зимой 1943 года, Житомиром в конце этого же года, в Венгрии под Балатоном зимой 1945 года. Но это скорее тактические победы, ни в коей мере не повлиявшие на стратегическую инициативу, которую Красная Армия захватила в конце 1942 года.

Именно в это время, в полную меру, заработал отлаженный механизм, объединивший фронт и тыл советской державы в несокрушимую военную машину победы. То, о чем в конце 1915 года императорская Россия не могла и мечтать. Накануне нового 1943 года практически всех советских людей на фронте и в тылу охватило предчувствие пусть не скорой, но обязательной победы. Накануне 1916 года в России царило всеобщее уныние. Зараза разочарования, начавшаяся еще летом, охватила всю страну, все сословия, и что самое главное – действующую армию. Предчувствие не только поражения, но и чего-то страшного, неопределенного все больше овладевало русскими умами. И все это разжигалось, подогревалось искусственно так называемыми борцами с самодержавием, ряды которых пополнялись день от дня. У нас в России всегда ищут виноватого, всегда находят, и уж тогда вешают на него все мыслимые и не мыслимые прегрешения, которые с лихвой перекрывают действительные недостатки власти, и прикрывают собственную неспособность, расхлябанность, лень и глупость. А уж в борьбе за власть все средства хороши. Именно в конце 1915 года изнутри, не без помощи открытых врагов России из Берлина и Вены и скрытых противников русского царизма в Лондоне и Париже, Вашингтоне начался разгром русской государственности. Невиданная доселе мировая война, конечно, этому способствовала. На мой взгляд, об этом наиболее подробно и убедительно рассказал в своем «Красном колесе» А. Солженицын. Я же позволю себе привести лишь несколько фактов, характеризующих зарождавшуюся в тылу и на фронте смуту.

Невероятную активность развили деятели Государственной думы, буржуазии, интеллигенции, всех так называемых мыслящих сословий России. Действовали они по всем направлениям – политическим, экономическим, идеологическим. Политики немедленно сформировали на думской площадке оппозиционный правительству «Прогрессивный блок», ставивший задачу взятия власти якобы мирным путем. Какая это будет мирная революция, он скоро почувствуют на собственной шкуре. В воющей стране втягивали в политические авантюры высших чинов армии и флота. А это уже страшно. Вот, например, что заявляет с трибуны Государственной думы новый военный министр генерал А.А. Поливанов, сменивший пусть недалекого, но преданного России и престолу Сухомлинова: «На театре войны беспросветно. Отступление не прекращается. Ставка, по-видимому, окончательно растерялась, и ее распоряжения принимают какой-то истерический характер». Поливанов, как известно, был близким другом одного из главных разрушителей царизма А.И. Гучкова. Очень скоро этот же Гучков, якобы как представитель вновь созданного Военно-промышленного комитета зачастит в Ставку, где близко сойдется с фактическим главнокомандующим генералом Алексеевым. В Киеве другой деятель ВПК миллионер Терещенко очарует генерала Брусилова. Что, генералы не ведали, не понимали, с кем они имеют дело? Ведали. Военный корреспондент при Ставке М.К. Лемке запишет в своем дневнике в ноябре 1915 года: «Меня ужасно занимает вопрос о зреющем заговоре». Так что стоит ли удивляться тому, с какой легкостью все они предали государя императора в 1917 году. Государя императора и его семью не поливал грязью только ленивый, а у него в 1915 году хватило-таки воли разогнать эту говорильню. Приведу любопытную выписку из протокола заседания Государственной думы от 3 сентября 1915 года: « Заседание открывается в 2 часа 51 минуту по полудни под председательством М.В. Родзянко. Родзянко предлагает выслушать высочайший указ о роспуске Думы. (Все встают) Зачитывается указ. Председатель: Государю императору «Ура!» (Долгие несмолкаемые крики «ура») Объявляю заседание Государственной думы закрытым (Заседание закрывается в 2 часа 53 минуты пополудни)». Вот так «слабый, нерешительный» царь в 2 минуты разогнал под аплодисменты политиканов. Но это был конец 1915 года, и фронда только набирала силу.

Фронда после разгона думы сосредоточилась как раз в ВПК, «Союзе земств и городов» (Земгоре), «Особом совещании». Государь император надеялся, утверждая эти структуры на то, что они поднимут общественность, завалят действующую армию всеми видами боевого и материального снабжения. Но цели у господ Гучковых, Терещенко, Рябушинских и далее по списку были совершенно другие. Тот же Рябушинский в августе на заседании промышленников в Москве заявил: « необходимо вступить на путь полного захвата в руки исполнительной и законодательной власти». На съезде Земгора в сентябре месяце Гучков определил необходимость этой организации «не только для борьбы с врагом внешним, но еще более с внутренним, той анархией, которая вызвана деятельностью настоящего правительства».

Что касается бескорыстности, деловитости и эффективности работы русской буржуазии, о которой так любят особенно сейчас рассуждать неофиты от демократии, то это все очередные мифы. Гора родила мышь. Стоимость любого заказа на предприятиях ВПК превышало стоимость на казенных заводах в десятки, а то сотни раз. Доля их участия в общем оборонном заказе на самом деле оказалась ничтожной. Начальник Главного артиллерийского управления генерал Маниковский в ноябре месяце в открыто письме в газете «Новое время» писал: « От военно-промышленного комитета не получил ни одного снаряда. Эти комитеты «мобилизовали» около 1300 предприятий средней и мелкой промышленности, которые выполнили за войну примерно половину полученных заказов, что составило 2-3 процента от общей стоимости заказов военного времени». На благороднейшие цели обороны Земгор собрал 12 млн. рублей, а проклятый царизм ассигновал 560 млн. Еще плачевнее его практическая деятельность: «Даже очень скромные заказы Земгору на 74 млн. рублей они сумели выполнить только на 60%, А им поручались вещи самые простые – изготовить 31 тыс. кирок (получено 8 тыс.), вместо 4,7 тыс. кухонь сделано 1,1 тыс., проволоки требовалось 610 пудов – выработано 70 тысяч пудов. Земцы добились только одного достижения 100% заказанной рогожи».

Но это еще полбеды. Эти так называемые общественные структуры, захватившие в свои руки в 1915 году все непосредственное снабжение действующей армии просто не поставляли туда во время, или совсем не поставляли, нужных боевых и материальных средств. Тот же Маниковский утверждает, что в 1915 году промышленность поставила 1,3 млн. снарядов среднего калибра, еще несколько сот тысяч осталось с 1914 года, а в войска в первой половине года поступило только 4 млн. Выходит, в деле артиллерийского снабжения хозяйничали какие-то невидимые руки. Кто-то был явно заинтересован в том, чтобы действующая армия терпела поражения из-за нехватки снарядов, в то время, как тыловые склады забивались ими под завязку.

На разрушающую деятельность так называемых «спасителей отчества» налагалась безалаберность и безответственность, порой преступная, имевшая место и в боевых частях. Я уже говорил о том, как безответственно солдаты и офицеры распоряжались вверенным им оружием, теряли и оставляли винтовки, орудия, боеприпасы, патроны. Такой вопиющей безалаберности не было ни в одной из воюющих армий. Особенно наглядно это стало видно именно с 1915 года. Что следует признать со всей откровенностью. Я приведу в этой связи лишь два свидетельства, которые, на мой взгляд, достаточно убедительны. Уже упоминаемый нами генерал Маниковский пишет: « Следует отметить совершенно недопустимую, перешедшую всякие границы и явно преступную расточительность в расходовании, вернее в разбазаривании ружейных патронов на фронте. Иного выражения, как разбазаривание, и подобрать нельзя для характеристики того безумного обращения с ружейными патронами, которое после первых же неудач на германском фронте стало наблюдаться в войсках. Из свидетельства участников, из донесения начальствующих лиц и из отчетов заведующих артиллерийским снабжением ярко обрисовывается картина позорного распутства, допущенного в этом отношении командным составом, к тому времени, правда, очень ослабленным в своей кадровой части убылью убитыми и ранеными и сильно разбавленным разного рода скороспелыми пополнениями. Под впечатлением сокрушительного «завесного» огня, неизменно направляемого немцами в тыл наших позиций при каждой атаке, у наших войск сложилось убеждение, что на своевременное пополнение патронов сквозь такие завесы, даже в ночное время по ходам сообщения рассчитывать нельзя, а поэтом-де, мол, это надо делать заблаговременно и притом с возможным избытком. Поэтому загодя забивались патронами не только назначенные для этого ниши и погребки, но самые окопы, блиндажи, ходы сообщения, патроны кучами сваливались за окопами, наконец, из ящиков с патронами сооружались траверсы и даже бруствера. Нечего и говорить, что о какой-либо экономии (хотя бы только разумной и целесообразной) при самой стрельбе уже не могло быть и речи, а чего стоила при таких условиях эта стрельба – больно говорить. При таком положении дел, естественно, всякое передвижение вызывало потерю всех этих патронных запасов, которые в случае отступления легко попадали в руки противника, в случаях же (редких) наступления оставлялись как были, на тех же местах и или терялись здесь, или попадали в руки разных темных спекулянтов. Так, полевой генерал-инспектор артиллерии во время одной из своих поездок на фронт нашел на небольшом участке недавно оставленной позиции около 8 миллионов вполне исправных патронов. Такой разврат, естественно, передался с передовых позиций в тыловые части фронта, и повсюду началось безумное мотовство ружейных патронов». Какие тут могут быть комментарии?

Другой пример из мемуаров Брусилова, о том, как наше воинство распоряжалось сапогами, которых поставлено был в войска 65 миллионов пар. Таким количеством сапог можно было обуть все армии мира и не один раз. А на позициях сапог не хватало. Брусилов отмечает: « сапог было слишком мало, вследствие непорядков в тылу чуть ли не все население России ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям за бесценок, и на фронте получали новые. Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать два-три раза. То же самое происходило и с одеждой, которую, не стесняясь, продавали, и зачастую солдаты, отправленные из тыла вполне снаряженными и отлично одетыми и обутыми, на фронт приходили голыми».

Ну, как, скажите, с таким тылом можно было вести успешные боевые действия? Вот в чем главное отличие 1915 и 1942 годов. И, конечно, не случайно высказался простой русский солдат в одном из госпиталей поздней осенью 1915 года: « Устал я воевать. Сперва по дому тосковал. Потом привык, новому радовался… Страх пережил – к бою сердце горело. А теперь перегорело, ничего нету… Ни домой не хочу, ни новости не жду, ни смерти не боюсь, ни бою не радуюсь… Устал…».

И все же герои были. Русский человек в любых обстоятельства может и умеет воевать умело, геройски. Набирались опыта, пусть не всегда положительного командиры всех степеней. Запасные полки и особенно унтер-офицерские школы начали поставлять в войска обученное пополнение. Действующая армия закалялась в боях, и если бы не разрушительные политические вихри, засквозившие по стране, должна была она стать армией победительницей. Продолжает доказывать свой полководческий талант Брусилов. Его успешный вывод армии из Карпат и Галиции, блестящий контрудар под Луцком доказывают это. Кстати именно осенью 1915 года в сентябре ему представлено звание почетно старика Кубанского казачьего войска с правом ношения формы, в октябре пожаловано георгиевское оружие. Ему подстать командующий 9-й армией генерал Лечицкий. Георгиевским крестами награждены драгуны Буденный, Тимошенко и Рокоссовский. Осенью призвался в армию будущий первый полководец Г.К.Жуков. Не уступали красным командирам и будущие герои Белого движения. Отменно командует теперь уже Железной дивизией генерал Деникин, особенно в боях за Луцк. Как и его подчиненный по мировой и гражданской войнам генерал Марков. В сводках военного командования отмечаются генералы Бонч-Бруевич, Зайончковский, Каледин, Краснов, капитан Дроздовский и сотник Шкуро. Но мне хочется привести удивительный пример героизма простого солдата, да еще мальчишки, сына полка. В военной истории это вообще случай уникальный. В одном из стрелковых полков служил мальчик Шурка Червятник. И не просто служил, а считался одним из лучших разведчиков. Однажды в разведке он наткнулся в оставленных нами ранее окопах на тело подпрапорщика-знаменосца, около которого лежало знамя полка. Святыня! Шурка обмотал это знамя вокруг своего тела и пошел к своим. Но наткнулся на германский конный разъезд. Мальчик был в крестьянской одежде, но немцы заподозрили в нем разведчика и отвели его на заставу в расположение кирасирского полка. Ночью Шурка начал пробираться мимо уснувшего часового и увидел рядом с ним полковое знамя уже немецкого полка. Не долго думая, юный разведчик вытаскивает у спящего часового нож, срезает немецкое знамя с древка и пускается наутек. Немцы его заметили, когда он был уже далеко. Конечно, открыли огонь, но Бог спас мальчика. Оба знамени он доставил своему командиру полка. К сожалению, о дальнейшей судьбе юного героя нет никаких сведений.

Итак, подведем краткий итог всей кампании 1915 года. Прежде всего, следует отметить, что стратегия Германии, направленная на нанесение сокрушительного удара по России и вывода ее из войны оказался несостоятельным. Перенос главных усилий на русский фронт и отказ от решительных действий на Западе не принес успеха. Восточный фронт отодвинулся на восток, но устоял и захваченные обширные территории ни на шаг не приблизили Тройственный союз к победе. Война продолжалась на два фронта.

Очевидные победы Германии на Восточном фронте, Австрии на итальянском фронте, Турции в Галлиполи и всей коалиции на Балканах не принесли желаемого результата и даже ослабили в какой-то степени Германию – главного игрока Тройственного союза. К концу 1915 года, ощущая недостаток крайне необходимых для войны жизненных ресурсов, Германия должна была делиться ими с Австрией, Турцией и теперь с Болгарией. В Германии население в этом году впервые было переведено по сути дела на голодные пайки. Германский флот к концу года накрепко заперли в «морском треугольнике» и эффективно проявлял он себя только действием подводных сил. В снабжении техническими средствами борьбы, вооружением и боеприпасами Германия с союзниками уже не превосходили страны Антанты. Не случайно в течение казалось бы победоносного 1915 года Фалькенгайн дважды возбуждал вопрос перед имперским канцлером о возможном сепаратном мире с Россией. Имперское правительство Бетмана-Гольвега предприняло некоторые дипломатические шаги, но безуспешно.

Страны Антанты, особенно Россия, получили в 1915 году чувствительные поражения практически на всех театрах военных действий, потеряли огромные территории, допустили разгром очень важного в стратегическом плане союзника Сербии. Но, тем не менее, Англия и Франция приобрели гораздо больше уверенности в своей окончательной победе, так как их военно-стратегический потенциал неизменно возрастал, а германский падал. Россия после поражений и начавшегося внутреннего брожения уже не принималась всерьез западными союзниками. Они готовились заменить ее США, и впредь будут использовать более, как поставщика людских резервов.

А потери ужасали обе стороны. Достаточно сказать, что по оценке французских исследователей Германия потеряла на Русском фронте в 1915 году 1 млн. человек и 721 тыс. во Франции. Австро-Венгрия потеряла на русском фронте 1 млн. 250 тыс. человек, на Итальянском фронте – 181 тыс. человек, в Сербии 29 тыс. человек. Турки потеряли около 200 тыс. человек. Потери русской армии различными исследователями определялись по-разному. На мой взгляд, наиболее близка к истине цифра примерно 2,5 млн. человек. Французы, практически не воевавшие потеряли более 400 тысяч человек. Для Франции это были огромные потери. Англичане берегли людей, но и они потеряли 268 тысяч человек.

Окончательно закончилась, теперь уже и на Восточном фронте, маневренная война. Оборонительные позиции с обеих сторон приняли непробиваемые формы. Многополосные линии обороны, сплошные ряды колючей проволоки, бетонированные блиндажи, многоярусные казематы, траншеи, отсечные и запасные позиции и т.д. Мир не видел ничего подобного, а полководцы не могли найти способов преодоления такой обороны. Сосредоточение огромной массы артиллерии пехоты на участке не давало должного эффекта. Противник успевал за время прогрызания этой многокилометровой оборонительной линии подтянуть резервы и останавливал наступающего из последних сил врага. Именно поэтому так стали необходимы новые средства вооруженной борьбы, новое оружие. И оно не замедлило появиться.

В 1915 году авиация начинает брать на себя ударные функции бомбометания и штурмовки. Любопытно, что русские воздушные силы, закупая практически все самолеты за рубежом, имели единственные в мире полноценные бомбардировщики «Илья Муромец» собственного производства. Об уникальности этой машины мы уже говорили, но не могу не напомнить, что только этот бомбардировщик мог нести на себе 8 тонн бомб, менять прямо в полете в случае необходимости поврежденный мотор. А их на самолете Сикорского было четыре. Самолеты такой мощности на Западе начнут строить только через десять лет. С применением ударной авиации началась борьба за господство в воздухе и появилась настоящая истребительная авиация. Самолеты спешно оснащаются пулеметами. Разворачиваются настоящие воздушные бои, как асов одиночек, так и целых групп самолетов. Однако технические возможности авиационной техники были еще далеки от того, чтобы существенно влиять на прорыв многополосной обороны.

На земле появилось первое оружие массового поражения – химическое. О нем мы уже говорили, и оно из-за несовершенства тоже не привело к резкому повышению возможности войск в прорыве многополосной обороны. Напомню, что русский академик Н.Д. Зелинский сразу создал очень надежный первый угольный противогаз. Появились забытые на некоторое время, но оказавшиеся очень эффективными минометы и бомбометы ближнего и дальнего действия различных калибров. Вспомнили и о давно позабытых ручных гранатах и огнеметах. Наступающая пехота остро нуждалась в огневом сопровождении, и ее снабдили легкими ручными пулеметами – немецким Шварцлозе, французским Шош, английскими Гочкис и Льюис. Пехота надела на себя каски. До этого каски имелись только в германской армии, но, сделанные из кожи с остроконечными шишаками, они носили чисто бутафорский характер. Теперь на снабжение приняли настоящие стальные шлемы. От прямого попадания пули или осколка они не спасали, но спасали от многочисленных, ранее смертельных ударов, ожогов. Примечательно то, что немецкие каски оказались самыми удачными. Не случайно они дожили до конца уже второй мировой войны.

Главным же итогом кампании 1915 года стала абсолютная уверенность всех участников войны в продолжительной, изнурительной борьбе до победного конца. Все еще верили в окончательную победу, но предчувствия у всех оказались разные.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru