Работы лауреатов V Всероссийского Конкурса по краеведению. «Жизненный путь русской женщины»

Введение

У каждого человека своя судьба в истории. Мы, ученики знаем об истории с позиции людей, которые управляли страной, были у власти, но практически ничего не знаем о другой истории нашей страны, истории жизни миллионов простых людей нашего государства, которым приходилось жить под управлением деспотов, выносить на своих плечах все тяготы жизни.

Однажды на уроке я от учителя истории, Морозова Александра Владимировича, услышала рассказ о жизни простой русской женщины Назаровой Александры Георгиевны. Он показал нам небольшой видеофрагмент, в котором Назарова (Махрова) Александра Георгиевна рассказывала о своей жизни. Меня он очень заинтересовал. Я увидела живого очевидца тех исторических событий, которые мы сейчас изучаем на уроках истории: коллективизация, война… Многие исторические события открылись для меня в ином свете. Так, о голоде начала 30-ых годов можно прочитать всего пару строк в учебниках истории, но этот голод унёс миллионы жизней простых людей. И раньше, и сейчас власть старается замалчивать многие исторические события, потому что они показывают, каким образом достигается могущество государства. Прежде всего, это делается за счёт простого народа, который можно использовать как инструмент для нужного результата.

Перед собой я поставила одну, но самую главную цель: рассмотреть в своей работе исторические события в свете жизни простого человека.

От учителя я узнала адрес Александры Георгиевны, и в один из дней у нас состоялась беседа.

Основная часть

I. «Что самое страшное-то было в жизни? Это когда голод был».

Живёт Александра Георгиевна в простом маленьком домике в центре города. Бабушка была очень рада моему приходу. Из дома, по причине болезни ног, она практически не входит и её единственными собеседниками являются собачка и три кота. Переехала в этот дом Александра Георгиевна из села Нижнее Голицыно уже давно (в настоящее время села практически нет, осталось несколько дворов).

Свой рассказ она начала с самого детства. Родилась Александра Георгиевна в 1925 году. Семья была очень большая.

Мама, Анна Валентиновна овдовела рано. На руках осталась маленькая девочка. Повторно она вышла замуж за Махрова Георгия Николаевича, который был вдовцом. У него было трое детей. Еще четверо детей, в том числе и Александра Георгиевна, родились в браке Георгия Николаевича и Анны Валентиновны. Один ребенок умер.

«Моя мама совершенно безграмотная была, ни одной буковки не знала. К ней приходили и говорили: «На ликбез, на ликбез», и она пошла учиться. Все буквы выучила, сама начала расписываться. Вот в то время как к учебе относились. Считалось, что все грамотные должны были быть. А отец был грамотнее мамы, он сельскую школу какую-то закончил».

На детство Александры Георгиевны выпали тяжелые испытания.

В 1932-33-х годах в Поволжье был сильный голод. Смертность по сравнению с ближайшими предыдущими и последующими годами резко возросла, в 3,4 раза. Такой скачок мог быть вызван лишь одной причиной - голодом. Так же известно, что в голодающих районах из-за отсутствия нормальной пищи люди вынуждены были питаться суррогатами, и это приводило к росту смертности от болезней органов пищеварения. Во многих деревнях были общие могилы (ямы), в которых, нередко без гробов, иногда целыми семьями хоронили умерших от голода.

Вот как вспоминает об этом периоде Александра Георгиевна:

«Те годы, которые я помню – это тяжесть была невозможная. Во-первых, я хорошо помню 32-й год. Мне было 7 лет, но я хорошо помню, какая была засуха страшная, даже травинки не осталось. И в 33-м году был страшный голод. У нас редко, кто лучше жил, мы околетину ели (примечание автора: околетина - околевшие животные). Я помню у нас соседка в колхозе жила, она лучше нас жила. Вот мама пришла один раз, а она сварила холодец и начала его есть. А мама говорит: «Манька, что ты, это ж из околетины!». А она, подвыпившая была, и говорит: «Ой, Варька, а вкусно!». Ну, и траву ели – лебеду. Смертность страшная была. Хоронили в постилках. Постилка – это, когда из разных тряпок вязали коврики. А этой постилкой одевались летом. Вот так жили мы».

Мне удалось найти в одном из номеров газеты «Известия»[1] воспоминания жительницы города Ртищево Филипповой Ксении Васильевны об этих событиях.

«Что самое страшное-то было в жизни? Это когда голод был. Люди падали, как инкубаторские цыплаки. Мы однажды с отцом купили на базаре холодец, а он, когда дома решили поесть, оказался из человечьего мяса, ноготь от пальца нашли в нем. Моя бабушка почти весь голодный год пролежала без движения. Каждый день ждали, что вот-вот отойдет. А когда зернеца дали понемногу, принесли ей махонький ломтик плюшки: «Вот, бабуля, встанешь теперь». А она этот ломтик взяла, прижала к губам и отвернулась. Поначалу мы и не поняли, а как повернули голову-то, а бабушка мертвая. Только на щеке слезу видно было. Дождалась, значит, хлебушка».

Хотя из учебников истории большинство школьников знают, что в это время шла индустриализация, которую провозгласил Сталин. По темпам развития СССР занимал ведущее место в мире, но практически никто не знает, за счет чего это было достигнуто. В голоде виновата не только засуха. Я познакомилась с трудами историка Н. А. Ивницкого, в которых он указывал на то, что государство почти весь хлеб, произведенный крестьянами (колхозами и единоличниками), изымало в счет хлебозаготовок.

В ходе хлебозаготовок 1932г., обрекавших деревню на голод, открытого массового сопротивления крестьян не было. И все-таки исключения встречались. В деревне Красный Ключ Ртищевского района, по свидетельству С. Н. Федотова (проживает в г. Ртищево Саратовской обл.), узнав о решении вывезти семенной хлеб, у амбара, где он хранился, собралась почти вся деревня, крестьяне сорвали замок и зерно разделили между собой. В селе Потьма, того же района (рассказал проживающий в г. Ртищево И. Т. Артюшин), произошло массовое выступление крестьян, которое было подавлено милицией.

Крестьянам есть было абсолютно нечего. Они были вынуждены искать любые способы, чтобы выжить. Лес стал источником пропитания, где можно было найти грибы, ягоды. Сталину было абсолютно безразлично, сколько людей умрёт, главным было поставить зерно за границу для закупки оборудования на нужды индустриализации. Зерно шло эшелонами мимо погибающих от голода деревень.

Александра Георгиевна в своём рассказе упомянула, что в лесу, который был около их села, скрывались целые крестьянские семьи. Это были те раскулаченные крестьяне, которые бежали назад с территорий, на которые их выселили в ходе раскулачивания. Другие крестьяне бежали из колхозов в леса и организовывали небольшие банды. Об одной из таких банд упоминает в своем рассказе Александра Георгиевна.

«У нас в 33-м году три брата Еркалины организовали вроде банды. Но не сказать, чтобы они убивали людей, они уводили скот в лес. В лесу резали, засаливали мясо и кормились этим. У нас председатель колхоза был Филипп Иванович Миронов – отличный человек, организатор. Наш колхоз, сколько лет Красное знамя держал, первым был в районе. Председатель эту банду утихомирить хотел, сына одного бандита привлек к себе разговорами, обещаниями, в сад его водил. И говорит: «Когда папка твой приедет, ты мне дай знать». И он, действительно, прибежал: «Филипп Иванович, папа пришел и он подполом». Милиционеры пришли, его забрали, подержали немножко и отпустили. В этой банде еще человек был, он какой-то недоразвитый. Прозвище у него было Чартук. Очень хорошо этого парня я знала, он высокий такой был. Он пришел к Филиппу Ивановичу (а Филипп Иванович рядом с нами жил, на квартире, у него тоже семья была большая, жил он так же, как и мы), а его не было дома. Тогда Чартук и говорит жене председателя: «Жалко Филиппа Ивановича нет, но я вам вот что скажу: этой ночью ОНИ собираются приехать на ферму». Бандитов, конечно, подкараулили, забрали, и отпустили. А этого Чартука в лесу нашли убитым».

Это были тяжелые времена для людей, когда каждый выживал, как мог: одни «ели околетину», а другие занимались воровством.

С детства Александра Георгиевна уже работала на колхозных полях. «Между прочим, я с десяти лет любила в компании работать, я все время работала, за мною даже бригадир иногда приходил и говорил: «Ты сегодня вот куда пойдешь работать?».

С 1937 года жизнь немного улучшилась. Выживали крестьяне за счёт своих небольших собственных хозяйств, в том числе и семья Махровых.

«У нас огороды были большие, где-то по восемь соток у каждого было в то время. Отец больной был, у него язва желудка была, но он один огород засевал рожью, а второй картошкой. Он еще сеял лен и коноплю. У нас большой был ткацкий станок, и мама пряла лен и ткала из него всякую мелочь для хозяйства. А коноплю отец использовал для обуви, для дратвы (в несколько ниток крепкая нить, из нее шили сапоги и обувь ремонтировали)».

Александра Георгиевна в беседе со мной не раз упоминала, что любит животных, поэтому ей особо запомнился один случай.

«Это было перед войной, в марте примерно. Приехала веткомиссия из Саратова: наш районный – Зинаида, а отчество забыла, фельдшер местный. И вот у них вышел такой разговор, а я, хоть это некультурно, подслушала. «Саратовские говорят, что эта болезнь (какую-то они назвали) очень плохая, и всех лошадей нужно уничтожить». А лошади все на подбор, а конюшня какая – я там была – сама там наживешься. Там у них и постелено, все лошади на привязи, тепло. Такой уход был. Ну, наши говорят: «Мы не замечаем никакой болезни, мы за ними следим». Но, сорок лошадей убили. Им даже уколы какие-то сделали. Зачем я это подслушивала? Но в колхозе были две хромоногие лошади, их не признали больными и оставили. Я думаю, что это была все-таки диверсия. Весь народ плакал, все колхозники плакали. Я до сих пор, как вспомню – не могу сдержать слезы, я животных невозможно, как люблю…».

Гибель большого количества лошадей – это целая трагедия для крестьян, которые жили полуголодной жизнью. Упоминание о диверсии Анной Георгиевной говорит о том, что в то время людям внушали, что во всех бедах виноваты враги. Государственная идеология была настолько сильна, что до сих пор Александра Георгиевна верит, что гибель лошадей была неспроста. В действительности же это была эпидемия ящура, о которой мне удалось найти несколько строк в местной газете «Путь Ленина».

Так жили и работали на селе люди в довоенное время. Питались тем, что вырастят на своих огородах и одевались в то, что сделают своими руками.

II. Советская власть и религия.

Готовясь к интервью с Александрой Георгиевной, я попыталась найти в архиве города Ртищево информацию о селе Нижнее Голицыно. Мне удалось найти лишь информацию о церкви этого села, да и то она очень скупая.

«Составлен акт комиссией Президиума Райисполкома о технической непригодности Нижне-Голицинской церкви, её ветхости с дальнейшей невозможностью проводить богослужение – утвердить. Просить Крайисполком санкционировать закрытие церкви со сносом здания и использования её как строительного материала»[2].

Мною делались попытки узнать больше об этой церкви. Но, к сожалению, они оказались безрезультатны. Ничего не известно о том, когда закрывали церковь, кто был священником. Поэтому я попросила рассказать об этой церкви мою собеседницу.

«У нас церковь работала почему-то очень долго. Вот все закрылись, а у нас работала. Церковь наша была деревянная, обшитая хорошим тесом. Потом эту церковь сломали и из её материала построили какое-то помещение. Там старенький батюшка служил, и он часто приходил к нам. Мы жили там, где мост от Нижнего Голицына до Урусово. Раньше этот мост был очень высокий. Я помню, мне было года четыре, но я никогда не просплю, чтобы на Пасху не идти. Даже на лодках отправлялись. Сколько раз я лазила на колокольню и меня оттуда гоняли, гоняли. У меня отец ноты знал, в хоре деревенском пел. Тогда и ребятишки все ходили туда со всей деревни. У нас деревня в две улицы была: с одной стороны речки и с другой.

А церковь была у нас на горе, дальше от неё шла дорога на Урусово. Рядом роща красивая была. Во время войны там ребят учили, как минировать. Там они, по сути, проходили практику. И я хорошо помню, батюшка к нам приходил: «Варвара, я пришел, блины есть». - «Ой, садитесь, садитесь», - отвечала мама. Как-то особенно относились у нас к врачам, к учителям, к батюшке. Батюшку этого забрали, и, говорят, над ним очень мудровали (издевались). Он в алтаре умер. Мне тогда мало лет было, но я понимала кое-что, соображала. Говорят, волосы все у него повытаскивали. Кто мучил, я не знаю. Похоронили его тоже вроде около церкви, там знатных людей села хоронили. Могилы были недалеко от церкви. А рядом сирень росла. Настоящая наша церковь была, но ее всю разграбили. Я даже бегала на эту гору, когда колокола сбивали. Мне тогда лет шесть было, может быть. В каком году ее снесли точно, не могу сказать».

По рассказу видно, с какой жестокостью власть расправлялась со священником. Оправданий таким зверствам нет никаких. Как можно было замучить до смерти старого человека? Необузданная жестокость. Я считаю, что власти не могли простить церкви то, что вся в результате переписи населения в 1937 году, в год «безбожной пятилетки» много граждан СССР в графе «вероисповедание» отметили, что они верующие. Церковь мешала становлению новой религии в лице нового Бога – Сталина. Поэтому с 1937 года началось физическое уничтожение православия.

К данной политике государства у народа сложилось противоречивое отношение. Были люди, которые уничтожали храмы и убивали церковных служителей. Большей части сельского населения православие было близко, но эта большая часть молчала. Это молчание приводило ещё к большим преступлениям со стороны власти.

Побывав в Нижнем Голицыно, я увидела, что сейчас уже ничего не напоминает об этой церкви. Всё заросло, исчезли и могилы. И не знаем мы имен людей похороненных возле церкви и имени того старенького батюшки, которого жестоко замучили.

III. Школьные годы Александры Георгиевны.

На тяжелое время пришлись школьные годы Александры Георгиевны. Махрова Александра Георгиевна сначала училась в Нижнем Голицыно, а затем, по окончании начальной школы, стала учиться в Урусово. Вот как она описывает годы своей учебы:

«Я сначала училась в Нижнем Голицыно в школе начальной. Школа была хорошая, кирпичная. Это помещение осталось после какого-то князя. Он разводил там лошадей и торговал даже с заграницей. А учились так: сидело два класса первый с третьим, второй с четвертым. Два было помещения, так и учились. Потом в пятый класс я перешла, и ходили мы в Урусово. Школа в таком хорошем месте стояла, в саду. Там была помещица Гагарина, она все так обустроила[3]. У нас в классе камин был красивый, ни у кого такого не было. А, как идти из Урусово в Нижнее Голицыно, спускаешься вниз, там было озеро. Говорили, что там беседка у Гагариной была, и она выходила туда пить чай.

Когда я кончила девять классов, началась война. По тем временам училась я хорошо, мне легко давалось учение. Хотя ходить в школу приходилось пять километров. Война началась, и я бросила учиться, потому что трудно стало с продуктами, и стали брать за учение деньги. А у нас не было денег, мы тогда за деньги не работали».

Александра Георгиевна очень тепло вспоминает своих учителей, среди которых были двое немцев - муж и жена. Скорее всего, они относились к немцам Поволжья, которых репрессировали с началом войны.

Поразительно, что в такие тяжелые годы люди стремились овладеть знаниями и находили возможность посещать школу, несмотря на голод, неудобства, нехватку одежды.

IV. Военные годы в жизни Александры Георгиевны.

После школы Александра Георгиевна стала работать учетчиком в тракторном отряде. «Там одни девчонки работали - трактористки», - говорит она. А в 1941 году началась Великая Отечественная война. Неимоверные трудности легли на плечи советских людей, но они стойко переносили все тяготы и лишения войны, героически сражаясь на фронте, самоотверженно трудясь в тылу.

Александру Георгиевну в 43-м году отправили для сбора трофеев в Сталинград[4]. Александра Георгиевна мне показала архивную справку, где было сказано, что с марта по август она была в составе 9- го армейского батальона по сбору трофеев в Сталинграде. Она вспоминает:

«Уже в марте мы были в Сталинграде. Сейчас я это вспоминаю, и мне больно, а тогда работали и не обращали внимания. Мы работали с самого утра и до захода солнца. У нас такой хороший был командир роты, он все с нами вместе пережил, как мы переживали, так и он переживал. Было совершенно негде спать.

Этот год был очень снежный. Мы приехали, а там безлесье и овраги.

Было много трупов, и наша задача была – похоронить их. В одном из оврагов было десять человек – разведчики в белых халатах, все были убиты. Никогда это не забуду.

Там были наши танки: Т-34. И в одном противотанковом рве застрял наш танк. Видно, танковый бой был, страсть, все исковеркано. И из танка, почему-то в белой рубашке, свесился военный. Может быть, он хотел выпрыгнуть? Как свесился, так и умер».

Ужасную картину пришлось наблюдать молодой девушке. Город, практически стёртый с лица земли, усеянный телами убитых солдат… Работа была сопряжена с реальной угрозой для жизни. Весь город был усеян неразорвавшимися снарядами и минами.

«Мы, одни женщины работали – двести человек, и нам очень сложно было. Тяжелая работа была. Вот подойдешь – снаряд лежит, половина закопана, половина видна, и как его брать? А может быть он поврежден, а может, и нет. Организовывали склады. На складе работало два дефектовщика, они, наверное, майорами были, я не очень в званиях разбиралась. И мы сносили все, что найдем им. Приносили снаряды, мины, гранаты. Противотанковые мины были, как две большие сложенные тарелки, и ручки у них были, их удобно было носить. А так несешь, как ребенка, дороги никакой, одни кочки, а уронишь – взорвешься. Мы все собранное на фронт отправляли, грузили только ночью, без огонька. А снаряды мы в впятером поднимали.

Кормили нас, по-русски сказать, «на убой», отлично. Тогда ведь хлеба не было, а нам давали или семьсот грамм хлеба, или четыреста грамм сухарей, и два раза горячий обед. Но работали мы от зари до зари».

После жизни впроголодь в Нижнем Голицыно, такая еда действительно покажется «на убой». Многие шли в военкомат с просьбой, отправить их на фронт, чтобы ни умереть с голода.

В селе Урусово (5 км от Нижнего Голицыно) я побеседовала с Крючиной И.В., мама, которой в годы войны была эвакуирована в это село из-под Москвы.

«В 1942г. моя мама вместе со своими родителями была эвакуирована в село Урусово. Она мне рассказывала, что еды не было вообще. Жили одним днём. Не знали, что будет завтра. Когда наступала весна, то ходили на колхозное картофельное поле собирать мёрзлый картофель. Ели лебеду. Голод был страшный. Местные жители помогали эвакуированным, чем могли. Детишкам давали немного молока. Смертность была страшной».

Смерть для людей стала обыденным явлением. Гибли не только на фронте, но и в тылу. Нигде не учтено, сколько погибло от голода взрослых и детей в годы войны.

В Сталинграде Александре Георгиевне приходилось выполнять самую тяжёлую работу.

«Мы работали шесть месяцев. Еще была страшная работа – мы чистили танки. Там на Сталинградском тракторном заводе один цех работал, где танки ремонтировали и отправляли на фронт. Фронт не очень далеко ушел еще в то время. Мы эти танки чистили так: залезаешь в танк, а там все сгоревшее. Там и человеческие кости, и металл сгоревший. Все это надо оттуда выбросить. Потом подцепляли и увозили в цех.

Еще был такой случай, когда страх на меня по-настоящему нашел. Нас послали вниз к Волге на участок свою работу выполнять. Потом вдруг указание – вернуться обратно. Оказалось, что не разминирован этот участок. Мы начали оттуда выбираться. Нам командир приказал строго по одному на расстоянии десять – пятнадцать метров идти. Наше отделение – десять человек и я шла предпоследней. Девушка, которая шла последней подорвалась. Ей оторвало обе руки, и обе ноги были ранены. Мы её перевязали, спустились к Волге, а там увидели дрезину. На дрезину ее положили и поехали, а тут навстречу идет паровоз… Что делать? Мы кое-как успели снять девушку, в госпиталь отнесли. Она в Дубовке лежала в госпитале. А потом ее комиссовали, конечно, больше работать она не смогла.

А вот когда мы первый день вышли на работу, мы недалеко от склада собрались, разговор ведем, вдруг мина взорвалась, мы даже не поняли, как это случилось. Двоих убило и пятерых ранило.

Еще случай был. Нам по семнадцать лет было. Окоп, а в окопе немецкие патроны, которые запакованы все были в цинковых коробках, килограмм по пять, наверное. Командир говорит одной девчонке (она со Свищевки): «Сойди туда и достань». Она прыгнула, и взрыв… Запал был или граната была. Ее до госпиталя не довезли, она умерла.

Еще случай был. Это было за Доном, конец уже был, мы должны были домой ехать. Там мы с неделю работали. Нас человек семеро послали на полуторке возить со складов противотанковые мины. Мы грузили эти мины в одном месте, потом в другое разгружали, и так целый день мы возили. Уже темно стало, когда мы выехали, и началась страшная гроза. Машина встала, а идти надо было двенадцать километров, дороги мы не знали. Грязь страшная была, ливень настоящий. Впереди нас загорелось дерево. Мы кое-как доползли. И никто никогда не заикнулся даже, что тяжело».

Махрова Александра Георгиевна была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945гг»[5] и медалью Жукова[6].

Мне кажется, что это были самые трудные годы не только для Александры Георгиевны, но и для всех людей. Я была потрясена тем, что молодые девушки, несмотря на свой ранний возраст, на трудности, которые им приходилось преодолевать, самоотверженно трудились, рискуя каждый день своей жизнью и здоровьем.

Все бледнеет пред героизмом и жертвенностью женщин, проявивших доблесть, выдержку в годы войны.

V. Жизнь после войны

После войны Александра Георгиевна переехала в Ртищево и устроилась работать на почту[7].

В 1945 году она вышла замуж за Назарова Петра Степановича[8].

Муж Александры Георгиевны во время войны служил в 1178 стрелковом полку[9]. Он был награжден медалью «За победу над Германией», орденом Отечественной войны первой степени[10], медалью «За боевые заслуги»[11]. Был ранен.

«Построили мы комнату в восемнадцать метров. И я считаю, что это было самое хорошее время», - вспоминает Александра Георгиевна. «В 46-м родился Юра. Когда Юра родился, некуда девать его было, я бросила работать, года три не работала».

Теперь, когда у нее появилась семья, а тяжелые довоенные и военные годы остались позади, Назарова по-настоящему стала счастлива, несмотря на то, что ее семье приходилось испытывать некоторые затруднения.

Потом Александра Георгиевна устроилась в суд[12]. В первое время она работала секретарем на судебном заседании. Затем в 1950-м году Назарову взяли на постоянную работу: «Секретарем я проработала, наверное, десять лет. Потом старшим секретарем работала. Меня еще радикулит мучил, я правда никогда не лежала в больнице. Всего в суде я проработала около двадцати лет».

В 1981 году Александра Георгиевна была награждена медалью «Ветеран труда».[13]

Потом Назарова ушла работать в «Союзпечать». В «Союзпечати» она проработала двадцать лет[14].

Заключение

Так сложилась судьба обычной женщины. Она пережила голод, Великую Отечественную Войну, и нелегкие послевоенные годы. Так жили и многие другие люди. Для них это были тяжелые времена. Этим людям приходилось испытывать постоянную нехватку пищи во время голода, трудиться на благо Родины во время войны, но при этом осознавать, что каждый день может стать последним и, наконец, пережив тяжкие довоенные и военные годы, устроиться в жизни в мирное время.

20 век стал настоящим испытанием для многих жителей нашей страны. Изучив жизненный путь простой русской женщины, я полностью погрузилась в эпоху 20 века. Сколько же людей на своих плечах вынесли все тяготы и горести, которые выпали на их жизнь. Советская власть главным приоритетом ставила интересы государства. Она создавала новые идеологии и нового бога, которому должны были покланяться все. Миллионы людей, которые придерживались иных взглядов, стали главными врагами для власти.

Россия в 30-е годы взошла на свою голгофу. Множество неповинных людей пролили свою кровь. Именно эта эпоха пришлась на детские и юношеские годы моей главной героини, которая, спустя десятки лет, с содроганием голоса вспоминает все эти страшные страницы в истории. Но при этом меня поразило то, что ни одного упрека не было с ее стороны в отношении власти. Смирение человека и любовь к ближнему являются основой в жизни каждого православного человека. И Александра Георгиевна доказала это своим примером.

Осознание событий прошлого помогают строить будущее, без тех ошибок, которые были допущены раньше. Ведь человеку, как указывал Д. С. Лихачёв: «Каждое обращение к прошлому было «революционным», то есть оно обогащало современность, и каждое обращение по-своему понимало это прошлое, брало из прошлого нужное ей для движения вперед»[15]

Литература

Клибанов, А. И. Русское православие: вехи истории. – М.: Политиздат, 1989. – 616, 617, 621 с.;

Михайлов, В. В. Ленинград: Героич. оборона города в 1941 – 1944 гг. – М.: Политиздат, 1980. – 128с.;

Стишова, Л. И. В тылу и на фронте: Женщины-коммунистки в годы Великой Отечественной войны. – М.: Политиздат, 1984. – 15, 18 с.;

Фролов, Д. Ф. Подвиг саратовцев в Великую Отечественную войну. Саратов, Поволж. кн. изд., 1972. – 5, 92, 93 с.

Журнал «Вопросы истории», № 6, 1991. - С. 176-181.

Рецензия

Исследовательская работа ученицы 9 класса Мелентий Екатерины Анатольевны, посвященная жизненному пути русской женщины как очевидице и участнице исторических событий, происходивших в нашей стране, соответствует требованиям Конкурса.

Работа хорошо структурирована и состоит из введения, 5 глав, заключения и 8 приложений. Представлен список литературы, материалы опроса и записанных воспоминаний А.Г. Назаровой, дана историческая справка о церкви в честь Святителя. Николая Чудотворца, а также об истории села Нижнее Голицыно (к сожалению, слишком краткая).

Екатерина Анатольевна поставила целью исследовательской работы восстановление судьбы человека на фоне исторической эпохи. В целом автору это удалось. В интервью Александры Георгиевны очень хорошо прослеживаются основные исторические вехи жизни русского народа в ХХ в, начиная с 1920-х гг. и до нашего времени. Рассказ участницы событий дополняет знания нового поколения об этом периоде правдивыми фактами, которые вписывают еще одну страничку в историю нашего народа. Это особенно актуально, как справедливо подчеркивает автор, в связи с тем, что очевидцы событий того времени в силу возраста уходят из жизни.

Однако, уважаемая Екатерина, желательно внести в текст работы ряд уточнений и, возможно, расширить зону поиска сведений по теме. Так, Вы пишете, что сейчас ничего не известно о церкви, в которую Александра Георгиевна Назарова ходила в детстве: «Все заросло, исчезли и могилы…». Не совсем ясно, Екатерина, на основании чего сделано это заключение: рассказа респондента или Вашей экспедиции в это село? И еще: «…ничего не известно о том, когда закрыли церковь и кто был последний священник». Но делались ли попытки узнать это? Вы сообщаете, что из архива г. Ртищево Вами получен запрос Ртищевского РИКа о закрытии церкви в селе Нижнее Голицыно. Следует обратиться и в Государственный архив Саратовской области, попытаться найти документы о реакции Крайисполкома на запрос РИКа о ликвидации церкви, выяснить, переписывались ли они со ВЦИКом? Может быть, это помогло бы Вам узнать судьбу церкви в селе Нижнее Голицыно и имена священников в ней служивших?

Обратите внимание и на то, что одна из выдвинутых Вами задач предполагала оценку исследуемого исторического периода, но не получила необходимого разрешения в тексте работы. Рекомендую Вам ознакомиться со статьей игумена Дамаскина (Орловского) «История Русской Православной Церкви в документах архива Президента Российской Федерации» // Сборник статей «2000-летию Рождества Христова посвящается». - М., 2001, другими его работами, которые Вы найдете в Интернет-ресурсе на сайте: www.fond.ru. В них содержится документально удостоверенный уникальный фактический материал о периоде гонений на православие в советской России.

Важно было бы конкретизировать, усилить информативность формулировки Вашей темы, включив в нее имя и даты жизни А.Г. Назаровой.

Поздравляю Вас, Екатерина, с важным исследованием, посвященным конкретному человеку и раскрывающим роль личности в истории. Надеюсь, что Вы продолжите свой творческий поиск исторической правды, независимо от тех дорог, которые предстоят Вам на жизненном пути.

Работа Мелентий Екатерины Анатольевны носит исследовательский характер и заслуживает одобрения.

С уважением, рецензент

Канурская Ирина Николаевна,

сотрудник Регионального общественного фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви»



[1] Газета «Известия» 24 ноября 2006 год.

[2] АРГРИ: Ф. 29, Оп. 1, Ед. хр. 2. Протокол № 62 заседания Президиума Ртищевского Райисполкома от 13.06.36 – С. 291-292: Итоги работы комиссии Президиума Райисполкома по обследованию состояния церквей и культового имущества в районе и проверку правильности поданной жалобы Урусовского коллектива верующих

[3] См.: Приложение 8. Стр.32. Фотография. Дом помещицы Гагариной. 2010 г.

[4] См.: Приложение 1. Стр. 21.

[5] См.: Приложение 6. Стр. 30.

[6] Там же. Стр. 30.

[7] См.: Приложение 5. Трудовая книжка Назаровой А.Г. Стр. 26.

[8] См.: Приложение 2. Свидетельство о браке. Стр.22.

[9] См.: Приложение 3. Военный билет Назарова П.С. Стр. 23-24.

[10] См.: Приложение 4. См. там же. Стр. 25.

[11] См.: См. там же. Стр. 25.

[12] См.: Приложение 5. Трудовая книжка Назаровой А.Г. Стр. 27.

[13] См.: Приложение 7. Удостоверение ветерана труда Назаровой А.Г Стр. 29.

[14] См.: Приложение 5. Трудовая книжка Назаровой А.Г. Стр. 28.

[15] Лихачёв Д.С. Письмо сороковое «О памяти».


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру