Неугасимая лампада. Антология русской религиозно-философской поэзии. Часть 1

Петр Андреевич Вяземский (1792 - 1878)

Петр Андреевич Вяземский происходил из древнего княжеского рода. Он родился в Москве 12 июля 1792 г. Его отец принадлежал к числу виднейших московских аристократов, мать по крови была ирландкой. "Ум мой был воспитан и образован во французской школе, - вспоминал впоследствии поэт. - Но русский ключ пробивался во мне из-под французской насыпи". Первые его стихи были написаны на французском языке, однако помимо двух французских гувернеров у мальчика был русский дядька Никита Иванов, сыгравший в его жизни почти ту же роль, что няня Арина Родионовна в жизни Пушкина.
Отец поэта, выйдя в отставку, стал, по выражению сына, "гостеприимным собирателем московской старины". Развитый и наблюдательный мальчик живо интересовался разговорами взрослых. "Метко вслушивался я в разговоры, которые раздавались вокруг меня; разумеется, многого не понимал или понимал криво, но все же кое-что схватывал; таким образом, ум мой мог развиться довольно рано". Погружение в московскую старину принесло свои плоды. "Я родом и сердцем москвич", - говорил поэт много лет спустя.

В возрасте десяти лет Петр лишился матери, и вскоре отец определил его в Петербургский иезуитский пансион - католическую школу. Некоторое время он учился в пансионе, учрежденном при Петербургском педагогическом институте, а затем вернулся в Москву, где слушал лекции профессоров Московского университета.

В 1806 г. Вяземский потерял и отца, который поручил его заботам Н.М. Карамзина, связанного с их семьей родственными узами. Через год после смерти отца молодой человек начал служебную деятельность, поступив юнкером в Московскую межевую канцелярию. В эти годы он подружился с В.А. Жуковским и начал печатать свои стихи.

Во время нашествия Наполеона Вяземский, как и многие его сверстники, в порыве патриотического чувства ушел на войну, оставив дома молодую жену, с которой только что обвенчался. Он участвовал в Бородинском сражении, где проявил личное мужество, вынеся из-под огня раненого генерала Бахметева. Сам он ранения не получил (хотя во время Бородинского сражения под ним были убиты две лошади), но вскоре был вынужден оставить военную службу по болезни. Осень 1812 г. он провел в Вологде, занимаясь, преимущественно чтением. Не имея возможности действенно участвовать в сражениях, он писал патриотические стихи, заслужившие одобрение маститых писателей той эпохи. Его литературная деятельность постепенно активизировалась, он писал стихи, критические статьи, историко-литературные исследования.

Вполне успешно складывалась и его чиновничья карьера, - после некоторого перерыва он поступил на службу в Министерство финансов, где продолжал служить вплоть до начала пятидесятых годов, - но эта деятельность было ему не по душе, и он старался разнообразить ее продолжительными путешествиями и литературными занятиями.

Многолетняя дружба связывала Вяземского с Пушкиным, которому он нередко помогал в издательских делах, а порой и заступался за него перед царем. Вяземскому довелось быть с Пушкиным в последние часы его жизни.
Будучи близок и к придворным кругам, и к кругу декабристов, Вяземский был убежден, что "поэзия - не союзница палачей", какими бы принципами те ни руководствовались. Его оружием был ясный, насмешливый ум.

Судьба свои дары явить желала в нем,
В счастливом баловне соединив ошибкой
Богатство, знатный род - с возвышенным умом
И простодушие с язвительной улыбкой.- писал о нем Пушкин. Точно так же искренняя вера сочеталась в нем с неприятием ханжества и фальши, нередко сопутствующих внешней "церковности". Известное стихотворение Вяземского "Русский бог", всегда печатавшееся в советских изданиях в подтверждение атеистического умонастроение поэта, конечно, не о Боге, а о кумире, подменяющем его в сознании многих. Характерно, что цензура это стихотворение не запрещала.

В 50-е гг. Вяземский закончил службу по Министерству финансов в должности члена совета, и с началом царствования Александра II занял пост товарища Министра народного просвещения. За три года службы он успел поднять вопрос об улучшении цензуры, снять опалу со славянофилов и обратить внимание на необходимость распространения народных училищ.

В 1858 г. Вяземский ушел в отставку и уехал за границу - в Баден-Баден, всецело посвятив себя литературным трудам. Казалось, жизнь его завершается - достойно и мирно. В его стихах 50-х годов преобладает спокойный тон христианского философа. Но неожиданным испытанием для поэта стало само его долголетие.

После выхода в отставку ему суждено было прожить еще двадцать лет. Переживший большинство своих современников, угнетенный старческими болезнями, но не потерявший язвительности изощренного ума, Вяземский сомневается, ропщет и отчаивается:
Вот чем я Промыслом под старость награжден,
Вот в чем явил Свою премудрость Он и благость:
Он жизнь мою продлил, чтоб жизнь была мне в тягость,
Чтоб проклял я тот день, в который я рожден.

Но все же отчаяние не было окончательным. С приближением смерти поэт словно почувствовал освобождение. Набросок последнего стихотворения, начатого за два дня до смерти, начинается строкой: "Хочу дать волю я молитве и слезам…"

Петр Андреевич Вяземский скончался 10 ноября 1878 г. в возрасте 86 лет. Тело его было перевезено в Россию и погребено на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры, рядом с могилами Карамзина и Жуковского.

Русский бог

Бог ухабов, бог мятелей,
Бог проселочных дорог,
Бог ночлегов без постелей,
Вот он, вот он, русский бог.

Бог холодных, бог голодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений бездоходных,
Вот он, вот он, русский бог.

Бог пришельцев иноземцев,
Перешедших наш порог,
Бог в особенности немцев,
Вот он, вот он, русский бог.

Бог всех с Анною на шее,
Бог лакеев без сапог,
Бар, служащих, как лакеи,
Вот он, вот он, русский бог.

К глупым полон благодати,
К умным через меру строг,
Бог всего, что есть некстати,
Вот он, вот он, русский бог.
1927

Любить. Молиться. Петь.

Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье
Души, тоскующей в изгнании своем,
Святого таинства земное выраженье,
Предчувствие и скорбь о чем-то неземном,
Преданье темное о том, что было ясным,
И упование того, что будет вновь;
Души, настроенной к созвучию с прекрасным,
Три вечные струны: молитва, песнь, любовь.
Счастлив, кому дано познать отраду вашу, -
Кто чашу радости и горькой скорби чашу
Благословлял всегда с любовью и мольбой
И песни внутренней был лирою живой.
1840

Молитва

Господи! избави мене всякого неведения и забвения и малодушия и окамененного нечувствия. Господи! даждь ми слезы и память смертну и умиление...
                Из молитвы Иоанна Златоустого

Бывают дни, когда молиться так легко,
Что будто на душу молитвы сходят сами,
Иль Ангел, словно мать младенцу на ушко
Нашептывает их с любовью и слезами.

В те дни нам жизнь ясней и внутренним глазам
Доступней Промысла таинственная книга,
И чище радость в нас, и крест не в бремя нам,
И благ тяжелый гнет возлюбленного ига.

Бывают дни, когда мрак на душе лежит;
Отяжелевшая и хладная как камень,
Она не верует, не любит, не скорбит
И не зажжется в ней молитвы тихий пламень.

Хранитель Ангел мой! не дай мне в эти дни
Пред смертью испытать последнее сомненье
И от души моей ты немощь отжени
И хлад неведенья и чувств окамененье.

Но теплых слез во мне источник обнови,
Когда остынет он в дремоте лени томной;
Дай умиленье мне молитвы и любви,
Дай память смертную, лампаду в вечер темный!
1840

Сельская церковь

Люблю проселочной дорогой
В день летний, в праздник храмовой
Попасть на службу в храм убогий,
Почтенный сельской простотой.

Тот храм, построенный из бревен,
Когда-то был села красой,
Теперь он ветх, хотя не древен,
И не отмечен был молвой.

И колокол его не звучно
Разносит благовестный глас,
И самоучка своеручно
Писал его иконостас.

Евангелие позолотой
Не блещет в простоте своей,
И только днями и заботой
Богат смиренный иерей.

Но храм, и паперть, и ограду
Народ усердно обступил,
И пастырь набожному стаду
Мир благодати возвестил.

Но простодушней, но покорней
Молитвы не услышать вам:
Здесь ей свободней, здесь просторней
Ей воскриляться к небесам.

И стар, и млад, творя поклоны,
Спешат свечу свою зажечь;
И блещут местные иконы,
Облитые сияньем свеч.

Открыты окна… в окна дышит
Пахучей свежестью дерeв,
И пешеход с дороги слышит
Крестясь, молитвенный напев.

В согласье с бедностью прихода
Ничто не развлекает взгляд:
Кругом и бедная природа,
И бедных изб стесненный ряд.

Но все святыней и смиреньем
Здесь успокоивает ум,
И сердце полно умиленьем
И светлых чувств, и чистых дум.

Поедешь дальше, - годы минут,
А с ними многое пройдет,
Следы минувшего остынут
И мало что из них всплывет.

Но церковь с низкой колокольней,
Смиренный, набожный народ,
Один другого богомольней,
В глуши затерянный приход,

Две, три березы у кладбища,
Позеленевший тиной пруд,
Селенья, мирные жилища,
Где бодрствует нужда и труд,

Во мне не преданы забвенью!
Их вижу, как в былые дни,
И освежительною тенью
Ложатся на душу они.
1856

* * *
Чертог Твой, вижу, Спасе мой
Он блещет славою своею, -
Но я войти в него не смею,
Но я одежды не имею,
Дабы предстать мне пред Тобой.

О, Светодавче, просвети
Ты рубище души убогой,
Я нищим шел земной дорогой:
Любовью и щедротой многой
Меня к слугам своим причти.
1858

Слово примирения

Кто говорит об отступленье?
Кто учит вас назад идти?
Жизнь развивается в движенье
И нет обратного пути.

Течет и время безвозвратно:
Ни часу, ни минуты нам
Не укрепить, не взять обратно
По уплывающим волнам.

В порядке вечном мирозданья
Живущему застоя нет:
В самом законе увяданья
Есть обновления завет.

Премудрость цель нам положила
День каждый к цели переход.
Во всем есть жизненная сила
И смерть сама есть шаг вперед.

Но постепенного развитья
Предупреждать нам не дано,
Но прочны только те событья,
Которых вызрело зерно.

Не говорят вам: стой, равняйся
И в неподвижности замри!
Не говорят: "Назад подайся
И дверь к грядущему запри!

Но говорят вам: отрезвитесь,
Высокомерные умы!
Первоначальем не хвалитесь
И не твердите: мы, да мы.

Вы также, как и мы, прияли
Свое наследство от веков,
Вы продолжаете скрижали,
Начатые рукой отцов.

Ваш век, делец неугомонный,
Не выскочкой явился в свет:
Законных предков внук законный,
И он итог прошедших лет.

Быть выскочкой совсем не лестно,
Да быть и выскочкой нельзя
Там, где трудами предков честно
Пробита обществу стезя.

Успехам вашим и победам
Готовы мы рукоплескать;
Но в песнях торжества и дедам
Не грех помином честь воздать.

Отцов не упрекайте в лени:
Они на доблестных плечах
Вас вознесли на верх ступени,
Где, позабыв об их трудах,

С самодовольством не по чину,
Вы озираетесь кругом,
Как будто сразу на вершину
Взлетели вы одним прыжком.

Не нам судить, кто собрал боле
Иль меньше в жатву бытия:
Все подлежит суду и воле
Того, Кто всем нам Судия.

Хозяин мудрый винограда
Распределил часы работ:
Всем есть урок свой, всем награда,
Кто раньше иль поздней придет.

Несите вы свою заботу,
Одно различье между нас:
Мы утром вышли на работу,
А вы в одиннадцатый час.

Блюдет заботливое око
И не остыл бы жар в груди,
Еще до вечера далеко,
Работы много впереди.

К чему сбивать друг с друга цену,
На общий труд нас обрекли,
Другие придут вам на смену,
Как вы на смену нам пришли.

Да плод воздаст благое семя -
Чья не посей его рука -
Бог в помощь вам, младое племя,
И вам, грядущие века!
1858

* * *
Во внутрь блестящего чертога
Жених в полунощи грядет,
И счастлив раб, который у порога
Внимательно Владыку ждет.

Но горе вам, во сне ленивом,
Вам, променявшим дух на плоть,
Когда явясь в чертог, своим призывом
Вас не добудится Господь.

Блюди с любовью и заботой,
Душа, блюди с собой в борьбе,
Да и тебя не тяготит дремотой,
Когда Жених придет к тебе.

Дверей святыни пред собою
Да не затворишь в узах сна,
Да праведным, но строгим Судиею
Не смерти будешь предана.

О, нет, душа моя, воспряни,
Песнь брачную воспой звучней,
Одень помост свой в праздничные ткани
И стены храма в блеск свечей.

Ты помышляй об оном часе,
Не угадать, когда пробьет
И над тобой, как в громоносном гласе,
Раздастся весть: Жених грядет.

Не презри мудрых дев урока,
И дев юродивых беги,
До близкого, до позднего ли срока,
И ты светильник береги.

Не погружайся в сон и мраки
Храни ты светлым свой чертог,
Да внидешь ты с Царем любви на браки
В Его Божественный чертог.
1859

* * *
Иному жизнь - одна игрушка,
Другому жизнь - тяжелый крест:
Скорбь и веселье, плач и хохот
Доходят к нам из тех же мест.

А может быть, над этим смехом
Есть отвержения печать;
А может быть, под этим плачем
Таится Божья благодать.
1861

Страница 5 - 5 из 10
Начало | Пред. | 3 4 5 6 7 | След. | Конец | Все
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru