Тема «отцов и детей» в русской классике

В центре двух произведений Островского, обычно изучаемых в школе, - "Грозе" и "Бесприданнице" - тема семейная. По-своему символично в этих пьесах уже и то, что главами семей изображены женщины, Кабанова и Огудалова. Патриархальное начало разрушено уже в этом. Кабанова и Огудалова – матери совершенно разные, временной промежуток в двадцать лет, лежащий между пьесами многое определил: видно, что постепенно мужчина перестает воспринимать семью как свое главное жизненное поприще, за которое он ответственен перед Богом. Дикого и Тихона что-то тянет вон из дома; Борис Дикой, Тихон, Кулигин плохо представляются в роли отцов семейств. Кроме разврата, ничего не принесут в семью герои "Бесприданницы", всякое родовое начало для них лишь обуза, цепи по выражению Паратова, их вообще тянет подальше не только из дома, но и из отечества, всех их взманил Париж (несчастливый для русской литературы город, символ самых идиотских устремлений: тут вспоминаются вечные французы из "Горя от ума", Фемистоклюс Манилов, тургеневская Кукшина, словом, "Пустите Дуньку в Париж!", как говорится в пьесе К.Тренева), для бедняков у Островского есть свой Париж – известный трактир, куда может отправиться другой герой "Бесприданницы" - сэр Робинзон: хотя он и говорит, что он "человек семейный" и должен быть ближе к дому, в это верится с трудом: какой отец из Робинзона? Старинный уклад жизни разрушен настолько, что стал предметом шуток, и наиболее низкий герой – Вожеватов – по-шутовски скажет, что самое патриархальное воспитание получил.

Кабанова и Дикой в "Грозе" подчеркнуто патриархальны, но это лишь внешнее впечатление: их самодурство ничего общего не имеет с "Домостроем". Кабанова воскликнет: "Али, по-вашему, закон ничего не значит?", но на деле уже нет никакого закона, домом правит лишь сила. Напомним, "Домострой"  представляет собой наставление отца к сыну, вступающему в брак, после чего тот становится сам главой  семьи и отвечает перед Богом за себя и домочадцев. Сын Кабановой  давно должен был бы получить это предусмотренное законом право, а по сути – ответственность, но мать не выпускает его из-под своей опеки, тем самым не выполняя закон "Домостроя" и разрушая семью Тихона.
 
Дикой в своей семье – воин, семья держится лишь страхом и принуждением, а не любовью и мудростью. Дикой не просто противоречит духу "Домостроя", но и нарушает конкретные его заповеди, что, видимо, сознательно выписано автором. "Домострой" простыми и мудрыми словами запрещает брань и сквернословие – Дикой первый ругатель в городе; осуждает злобу, ярость, но это суть Дикого; осуждает пьянство, а Дикой и Тихон – известные пьяницы; требует производить честный расчет с работниками, "без волокиды платеж" - Дикой никогда вовремя и точно не расплачивается. Так что первыми нарушителями патриархального уклада в "Грозе" окажутся представители темного царства, отождествлять которых с "Домостроем" совершенно безосновательно. От своего самодурства они же первые и страдают: Кабанова постоянно омрачена предчувствием катастрофы, ей грезятся "последние времена" (заметим, что предчувствия в пьесах Островского часто точны и оправданны: так, уже в начале пьесы Кабанова ощущает скорую измену Катерины – "Хоть любовника заводи! А!", "Мать чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун"). Дикой мучится от своего беззакония так, что порой на коленях, прилюдно просит у обиженного им работника прощения; он мучится от своего одиночества среди им же угнетенных людей и идет к Кабановой как к равной себе: она его одернет и отчитает, но только равная его "разговорить может", по его словам. В своем же доме он воин, а не отец и становится всем чужой.

Домостроительный уклад разрушен роковым, по Островскому, самодурством, доля которого есть в каждом герое "Грозы", не исключая и Катерины. Для нашей темы показательно, что это и картина безотцовщины, Тихону и Катерине не дано детей: "Ах, какая скука! Хоть бы дети чьи-нибудь! Эко горе! Деток–то нет у меня: все бы я сидела с ними да забавляла их, люблю очень с детьми разговаривать – ангелы ведь это". Катерина скорее разговаривает не с ангелами, а с бесами: она постоянно видит дьявола во сне, что для религиозного писателя, каким был Островский, едва ли не самая отчетливая авторская оценка своей героини: дьявол ведет ее за руку, как потом будет сказано о Раскольникове: в жажде своеволия, а не закона и благодати Катерина оказывается в подчинении самого дьявола ("Знаешь ли ты, меня нынче ночью опять враг смущал", "Ночью кто-то ласково говорит со мной, словно голубь воркует… Уж не снятся мне райские деревья", "Мне лукавый в уши шепчет, да все про дела такие нехорошие"). Уклад жизни без должной роли отца рушится, по Островскому, не частями, а весь до основания – до смерти. Подлинного отца просто нет ни в "Грозе", ни в "Бесприданнице".

И в позднейшей пьесе Островского вновь мать замещает отца в доме Огудаловых, но если Кабанова стремилась удержать детей под своей властью, причем искренне желая им добра, то мать в "Бесприданнице" стремится как угодно отделаться от своих детей. Трех дочерей дал Бог Огудаловой (ср. с Катериной), и ее стараниями одна выдана замуж за кавказского князя и вскоре убита им, другая выдана за проходимца, притворившегося богачом, третья – Лариса – выдается за ничтожного Карандышева, которого менее Тихона можно представить в роли отца и главы дома, но при этом мать Ларисы старается заранее устроить связь дочери с богатым любовником, видимо, рассчитывая и на соответствующую выгоду для себя, готова отдать ее и Паратову. Словом, это скорее сводня, чем мать.

Символичны названия двух пьес Островского. "Гроза" - вспомним: Божия гроза у Пушкина – означает выражение высшей и праведной силы, которая стоит над человеком и без которой человек обречен на страдания и смерть. "Бесприданница" означает на просто бедную невесту, а саму жизнь без духовного приданого, без закона, когда роль единственного побуждения в жизни человека играют его страсти и – деньги. Без духовного приданого человек, по Островскому, превращается в вещь, в мире вещей нет места отношениям отцов и детей. Островскому важно показать, что нравственный закон дается человеку только извне, свыше, жизнь, свободная от закона, разрушительна. Островский не вполне доверяет природе человека, который склонен лишь к индивидуализму. Согласимся мы с этим или нет, но вместо пушкинского девиза "нравственность в природе вещей" ( то есть, чем естественнее, тем и нравственнее человек) у Островского иная позиция: без следования закону (прежде всего христианской заповеди) сам человек способен лишь разрушать и нравственность, и саму свою природу, естественность. Поэтому и разрушены связи отцов и детей.

Правда, "Бесприданница" дает и иной поворот: это тоска по идеалу, что так очевидно в Ларисе, которая не уходит от прошлого, а, скорее, пытается вернуться к, как ни неожиданно, идеалам пушкинской поры – мотивам, близким Татьяне Лариной: "Меня манит скромная, семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем… Если б я не искала тишины, уединения, не захотела бежать от людей, разве бы я пошла за вас. Вы видите, я стою на распутье". Но уже некому понять эти устремления Ларисы, да и она сама обманывается другим, дешевым и ложным идеалом – Паратовым ("Сергей Сергеич это идеал мужчины"). Уже то, что герой поступает не только по своеволию, а ищет идеальные устремления, возвращает к русской духовной традиции, уже предчувствуется поворот от разрушения к единению и в русле нашей темы.

Но пушкинское движение в душе Ларисы остается лишь импульсом, и без основательного духовного приданого происходит ее ложный выбор и в отношении Карандышева, и в отношении Паратова. Случайно ли бесприданница в пьесе связана с безотцовщиной, не здесь ли, в жизни без отеческого наставления и даже присутствия, - источник заблуждений и потерь?

Финал позднейшей пьесы Островского говорит также о признаках возрождения былого христианского идеала жизни. Лариса не может сделаться самоубийцей, хотя этот мотив тоже отражен в финальных сценах. В Катерине самоубийство означало и окончательное отвержение Христа, Лариса же уходит из жизни со словами христианского смирения и любви: "Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… Я вас всех люблю". Ср. исполненный ненависти к людям и к самой жизни монолог Катерины: "А об жизни и думать не хочется! И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны". Смиренный уход Ларисы, прощение тех, кто принес ей страдания, осознание своей собственной вины и ответственности глубже и сильнее протеста Катерины, такая смерть опровергает торжество Кнуровых, их Париж, власть вещей и денег и возвращает нас в русло традиционных жизненных ценностей. Но, конечно, это авторское, идейное, а не тематическое возвращение: в сюжете пьесы герои остаются без  христианского приданого, поэтому в финале все слова заглушает цыганский безумный хор.

Можно заметить, что в литературе второй половины 19 века ощутимо движение и к обретению идеального единства отцов и детей: самодурство исчерпало конфликтное состояние темы, и пафос "Бесприданницы" отразил общую тоску по утерянному духовному опыту. Тематическому восстановлению единства отцов и детей служит роман И.С.Тургенева, давший имя нашей теме. "Отцы и дети", появившиеся спустя пару лет после "Грозы" Островского, дают долгожданный позитивный поворот.

Главный тому показатель – исчезла смертная напряженность и даже серьезность в противоречиях отцов и детей. Здесь нет идиллии и нет образцовых характеров, на что претендовали герои "Тараса Бульбы". Общим мотивом может быть реплика об Анне Одинцовой: "Она очень любила своего грешного, но доброго отца, а он обожал ее, дружелюбно шутил с ней, как с ровней, и доверялся ей вполне, советовался с ней" (13, 253). Здесь что ни поворот фразы, то – целая концепция. Отец Одинцовой, говоря лермонтовским стихом, ей счастья не дал, если не сказать, что был причиной по крайней мере бедности своих дочерей. Но – нет упрека отцу (ср. с Чичиковым). Отец признает в детях ровню, т.е. личность, не деспотичен даже и в желании им добра, не требует уподобления себе (здесь всюду напрашиваются литературные контрасты и параллели). Советоваться – это означает диалог между отцами и детьми, и здесь уже совершенно новое решение темы.
 
Тургенев с иронией замечает, что Одинцова многое наследовала от отца, никакого фатального неприятия отцовских генов тут нет: даже то, что она "мастерски играла в карты" - это отцовская, локтевская черта. Доходило даже до слухов, что она участвовала в шулерских проделках отца (13, 241). Если не уподобляться Базарову и не ловить по гостиным подобные слухи, мы бы сказали, что в Одинцовой Тургенев показывает самое естественное, нормальное решение проблемы отцов и детей: нет угнетения, нет односторонности, нет чрезмерной обоюдной требовательности. Правда, здесь нет и христианского пафоса, которым и рождено былое напряжение в нашей теме. Здесь чисто мирское, логичное и разумное решение.

Взаимность, понимание и поддержка, равноправие и верность – это то, что делает связь отцов и детей благородной и привлекательной. Поэтому Одинцова будет явно возвышена над остальными героями романа, без усилий одержит победу над Базаровым, сложит судьбы сестры Кати и Аркадия. Однако Тургенев словно сам удивлен необычайной разумностью своей героини. То, что разумно всего-навсего не всегда свойственно человеку, и в Одинцовой Тургенев даст оттенок своего рода недостаточной человечности: сама она не показана матерью, брак ее в конце романа  отдает сухим рационализмом: "Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья… пожалуй, до любви" (13, 367).

Сделаем одно важное отступление. Прежде мы рассматривали вражду отцов и детей как нечто неизбежное, заложенное в крови человека. Это напряжение – как бы от природы вещей, таков status quo, и нечего доискиваться до причин. Взаимные претензии возникают из самого положения, что, скажем, пушкинский Барон – отец, а Альбер – сын, иначе нет почвы для их столкновения. У Тургенева, наоборот, status quo предполагает не конфликтность, а большую долю взаимного понимания и даже прощения, конфликт если и происходит, то не от внутренней неизбежности, а от веяний извне семьи, от духа времени. Так, та же Одинцова, вполне свободная от духа времени, будет лишена всякой конфликтности в отношении своего отца и старших вообще (наоборот, сочтет нужным пригласить в свой дом вздорную старуху-тетку: генная память  - залог всякого порядка). Конфликт отцов и детей, таким образом, по Тургеневу, есть конфликт социальный, а не бытийный, метафизический. Чем более герой не свободен от злобы дня, тем скорее он вовлечен в конфликт поколений и даже развязывает конфликты отцов и детей. Такой Евгений Базаров, этот герой своего времени.

Базаров – редкий гость у своих родителей (три года с ними не виделся), и вот его встречают с трепетом и страхом, мать величает Енюшеньку "батюшкой", не знает как угодить сыну, отец скрывает свои взгляды и пристрастия, спорол с сюртука орденскую ленточку (символический жест самоуничижения), утаивает, что заказал молебен по случаю приезда сына – словом, всячески подавляет в себе личность, показно уподобляясь нигилистам. Унижения отца Базаров воспринимает как должное, в Василии Ивановиче же счастье видеть сына сильнее чувства обиды, которое изредка выходит наружу: "- Да полно тебе Лазаря петь,- перебил отца Базаров. – Лазаря петь! – повторил Василий Иванович. – Ты, Евгений, не думай…"; "- А в Радемахера еще верят в *** губернии? – спросил Базаров. – В губернии… Конечно, вам, господа, лучше знать, где ж нам за вами угоняться" (13, 281-282). Базаров затравил  отца настолько, что в следующий его приезд В.И. смиренно обещает вообще не показываться ему на глаза (Базаров напоминает здесь Савела Дикого): "Физиономию мою забудешь, вот как я тебе мешать буду" (13, 351). Базаров все равно останется недоволен: "Что ты все около меня словно на цыпочках ходишь? Эта манера еще хуже прежней" (13, 352). Иронией и презрением отвечает Базаров на все ухаживания: "Они вот, мои родители то есть, не беспокоятся о собственном ничтожестве, оно им не смердит, а я… я чувствую только скуку да злость" (13, 292).

В отношениях отца и сына, по Базарову, нет никакой гармонии, и если привычным выглядит доминирование отца, то здесь все перевернуто: сын приобрел над отцом какую-то неестественную власть. Интересен вопрос Аркадия: "Скажи, тебя в детстве не притесняли?" (291): за ним, видимо, скрывается удивление картиной, где сын во всем подавляет своего отца: нет ли здесь своего рода мести за прошлые притеснения? Нет, это не месть, а только следование принципу Базарова: "Настоящий человек тот, которого надобно слушаться" (293), что будет полностью воплощено им только в отношении отца и матери. Жалкое самовозвеличивание: ср. рядолм с Одинцовой Базаров "смирненьким стал" (246).

Подобную же этику хочет навязать Базаров и Аркадию в отношении его отца и всей его родословной. Посыпались приговоры: дед Аркадия – дубина порядочная (282), дядя – архаическое явление, идиот (295), отец – отставной человек, его песенка спета (209). Совершенная нелепость: по роману, скорее уже спета песенка нигилиста, которому суждено совсем недолго маячить на свете. Николаю Кирсанову открыта еще долгая отцовская стезя.

Аркадий же Кирсанов как что-то само собой разумеющееся произнесет: "Сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы" (13, 184). Хотя вновь можно представить множество упреков отцу, на что провоцирует Аркадия Базаров, тот, будучи вроде бы во всем под влиянием своего  друга, тем не менее ни в чем не винит отца. Так, о Феничке и втором сыне Николая Кирсанова Базаров скажет Аркадию: "Видно, лишний наследничек нам не по нутру" (13, 206), но этого не видно совсем и Аркадий после первой же встречи с наследничком будет в совершенном восторге: "Мы познакомились, отец! Как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера расцеловал его, как я сейчас расцеловал его" (13, 185). Но и позже Базаров будет упорно вбивать клин между Кирсановыми на почве наследства: в разговоре с Одинцовой он уверяет, что Аркадий – единственный наследник отцовского состояния, Митя упорно им игнорируется ("Состояние у Кирсанова изрядное, он один сын у отца", 13, 347).

Базаров словно хочет заменить для Аркадия авторитет отца своим пресловутым нигилизмом, всячески придираясь к Николаю Петровичу: читать Пушкина нельзя, играть на виолончели – "помилуй!", хозяйство ведется не так ("Видел я заведения твоего отца… Скот плохой и лошади разбитые", 206). Венец всего – реплика "Твой отец добрый малый, но он человек отставной, его песенка спета" (209), которую слышит и сам Николай Петрович, а затем излишне глубоко переживает эту сцену. В ней действительно много недостойного, в прямом смысле хамского (от библейского Хама, насмехавшегося над отцом), скверно и то, что все это делается исподтишка, гостем, к которому хозяин стремится проявить всяческое расположение.

Причина дуэли с Павлом Петровичем – обольщение Базаровым Фенички – тоже может восприниматься в общем ряду унижения отцов, которых наш герой стремится вытеснить во всем, даже в браке. Заметим, что Базаров в беседке показан обольстителем низким и пошлым, его реплики – образец дон-жуанства в духе гоголевского поручика Пирогова: "У вас кончик носика очень мило двигается…", "Все дамы на свете не стоят вашего локотка" и т.п. (13, 312). Печоринский мотив "она уважает его как отца и будет обманывать как мужа" разыгран Базаровым слабо и неудачно. Вызов Базарова на дуэль выглядит действительно нелепо, но едва ли как-то иначе мог поступить Павел Петрович, защищая честь брата – честь всех  отцов. Так ли несправедлив слуга Прокофьич, сразу возненавидевший Базарова, живодера и прощелыгу, говоря, что "этаких прощелыг бы за грубость на конюшне отодрать велели" (327)? Противоестественность отчуждения среди отцов и детей показана автором с сатирическим оттенком: не смешно ли, что идеологом отцов выступает бездетный, бессемейный Павел Петрович, а идеологом детей – великовозрастный Евгений Васильич: детская болезнь нигилизм.

Так что сам собой конфликт отцов и детей никак не разгорается: даже соглашаясь с Базаровым, Аркадий ничуть не чувствует вражды или презрения к отцу. Он именно диалогичен, в отношении к старшим – особенно, стремится понять и оправдать ближнего, а не осудить. Нигилизма в нем от начала недостает. Пожалуй, именно на почве отношения к отцам начинает рушиться дружба двух псевдо-единомышленников. Базаров претендует на роль вождя, будучи атеистом мог бы на свой лад повторить евангельские слова: "Если кто приходит ко мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лк., 14, 26; не будем здесь комментировать смысл этого изречения с христианских позиций). Базаров далеко не Христос, а его нигилизм обнаружит все свое ничтожество именно в простых, житейских отношениях.

Не вдаваясь в общеизвестные споры Базарова с отцами, отметим, что, несмотря на кажущуюся его силу и даже победы, он проигрывает в главном: собственно вся его воинственность – ради того, чтобы Аркадий отказался от отцов и шел слепо за этим новым духовным отцом нигилизма. Но в конце романа Аркадий показан истинным сыном Николая Петровича, наследует  и развивает его дело, ферму, живет общим домом в глубоком согласии с семьей отца. Символично: сын Аркадия назван Николаем в честь деда. Символична и исходная точка сближения отцов и детей – покровительство Христа, что показано в сцене одновременного церковного венчания Аркадия и Кати, Николая Петровича и Фенички.

Базарову принадлежит реплика "Любовь – чувство напускное". По Тургеневу, напускной будет именно бесплодная идеология нигилиста. Его отношения к собственным родителям должны бы вдохновить Аркадия, но лишь еще более отчуждают от Базарова, с которым в конце концов становится просто скучно ("Если бы кто-нибудь сказал ему, что он может соскучиться под одним кровом с Базаровым, и еще под каким! – под родительским кровом", 307), именно родительский кров побеждает Базарова.

Смерть Базарова, принятая им столь стойко, тем не менее подчеркивает духовное крушение героя. Перед смертью он обращен к Одинцовой ("Это по-царски… цари тоже посещают умирающих", 364), но одни из последних его слов – об отце и матери: "Не разуверяйте старика. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать" (364). Хотя, конечно, большой свет тут совершенно ни при чем. Смерть Базарова, как ни странно, сближает его с Аркадием: оба героя возвращены в лоно дома и окружены близкими. Супруги, затем отцы и дети – это единственно подлинное человеческое окружение для тургеневских героев. Судьба возвращает Базарова в родительский дом, но бессемейность и бездетность героя (Базарову уж вполне пристало бы быть самому отцом), по Тургеневу, служат наиболее суровой его оценкой. Базаров возвращен лишь для смерти, а Аркадий – для жизни в родительском доме.

Заглавие романа в духе нашей темы можно прочитать символически: вначале оно означает "отцы против детей" или "дети против отцов", но постепенно смысл все более сосредотачивается в соединительном союзе: отцы и дети означает отцы вместе с детьми.  Отцы и дети для Тургенева едины перед лицом бытия: Бога, жизни и смерти. Достоинство героя – верно осознать метафизику простых человеческих связей и не отдаваться напускным мировоззрениям, тешащим сатанинское самолюбие (ср.: "Ведь я гигант! Я нужен России" и тут же – "Нет, видно не нужен"; не гигант, а "умирающая лампада" - таков итог разрушения связи отцов и детей).

Итак, Тургенев возвращает тему отцов и детей в традиционное, гармоническое русло. Насколько уместно называть гармоническое решение именно традиционным? Ведь гораздо заметнее и шире тема представлена через резкие конфликты? Когда мы говорим о традиционном решении, имеется в виду содержание идеала в отношении отцов и детей. Этот идеал действительно остается традиционно неизменным, даже там, где событийно, сугубо тематически господствует линия Урана.

Тургенев отказался от более привлекательной, но ложной конфликтности в этой теме и показал преодоление конфликтов, что отнюдь не выглядит легким или по-маниловски слащавым. Наоборот, к обретению простоты и естественности ведет тернистый путь жизненного опыта, требующий и духовного напряжения, и полноты жизненных впечатлений. Удел Базаровых  - конфликтовать с отцами и уйти из жизни, не оставив следа. Тургенев отдает должное и обретшим истину, и искренне заблуждающимся, презирая лишь всяческую профанацию жизни, кривляние Кукшиных и Ситниковых, омертвение Павла Кирсанова, которые показаны вообще вне темы отцовства (сыновность Ситникова показана исключительно сатирически).

Литература 60-х годов развивается под знаком преодоления всего наносного - опрощения. Критическая сторона реализма будет связана с преодолением социально-исторических конфликтов ради достижения гармонии личности, что отразится и в нашей теме. Попробуем предложить тезис гармонии в отношении отцов и детей.