Истории России в духовном измерении

Опыт школьного прочтения рассказа А. П. Чехова «Студент»

О «Студенте» написано немало; наиболее значимые толкования чеховского рассказа учтены в предлагаемой статье[i]. В то же время в большинстве исследований содержится некая общая характеристика произведения. Своеобразие нашего подхода к анализу рассказа – в пристальном внимании к словесной ткани художественного текста, а также в «пошаговом» его разборе – комментированном чтении.

Первоочередное внимание учащихся, по нашему убеждению, должно уделяться языковому, прежде всего лексическому аспекту художественного текста. Вместе с тем, опираясь на анализ отдельных слов и выражений, учащиеся должны стремиться истолковать произведение в целом; задача учителя – помочь им в этом. Умение интерпретировать художественный текст на всех уровнях – и языковом, и содержательном – важнейшая задача обучения школьников старших классов.

Перед тем как приступить к анализу рассказа, необходимо кратко познакомить учащихся с историей его создания. Как известно, это произведение было написано в 1894 году. Из воспоминаний родных и близких писателя известно, что «Студент» был его любимым произведением. В нём нашли отражение некоторые детские впечатления автора, воспитанного в семье, строго соблюдавшей церковные традиции. В то же время рассказ отличают черты, свойственные поздним произведениям Чехова: глубокое духовное содержание, философичность и одновременно ярко выраженный лиризм.

«Студент» выделяется своей лаконичностью даже среди небольших по объёму чеховских рассказов. С одной стороны, это делает данное произведение удобным для изучения в средней школе. С другой стороны, понять рассказ сложно в силу необыкновенной лексико-семантической «насыщенности», «плотности» повествования, содержащего «сгустки» духовных смыслов. Отметим в этой связи, что при предварительном самостоятельном чтении учащиеся, как правило, не могут проникнуть в глубинный смысл этого произведения. В лучшем случае они воспринимают его как колоритную зарисовку «с натуры» – в традициях «натуральной школы»; духовное содержание «Студента» остаётся для них закрытым.

Предваряя комментированное чтение рассказа на уроке, полезно проанализировать вместе с учащимися значение отдельных слов и выражений.

Пояснений требуют, к примеру, некоторые слова, связанные с охотой, – скажем, название одной из перелётных птиц – вальдшнеп. На него охотятся, как правило, весной, на тяге. На утренней и на вечерней заре вальдшнеп-самец начинает тянуть: он поднимается на крыло и облетает небольшую территорию в поисках самки. В этот момент охотники как раз и стреляют по птице (ср. у Чехова: «Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нём прозвучал в весеннем воздухе раскатистои весело»).

Большую пользу школьникам в плане усвоения лексического богатства русского литературного языка приносит анализ церковнославянской лексики; мы находим её главным образом в пересказе Иваном Великопольским евангельской истории о троекратном отречении Петра. Иван пересказывает отрывок из Евангелия, включая в свою речь отдельные слова на славянском (вечеря, темница, петел). Впрочем, и некоторые другие лексические единицы, содержащиеся в чеховском рассказе, имеют церковнославянское происхождение (рыдания, изобильный и др.). Некоторые славянские слова комментирует герой рассказа; например, слово петел он объясняет через синоним: «Не пропоет сегодня петел, то есть петух...» Другой пример: Пётр «пошёл со двора и горько-горько заплакал. В Евангелии сказано: “И исшед вон, плакася горько”».

В рассказе «Студент» важно также проанализировать элементы художественной речи: метафоры (цепь событий; разгорелось... лицо), метафорические эпитеты (пронизывающий ветер, лютая бедность, сладкое ожидание счастья), олицетворения (природе жутко), сравнения (...что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку...). В результате учащиеся не только проясняют для себя прямое и переносное значения отдельных слов и выражений, но и знакомятся с художественными приёмами Чехова, в частности со средствами иносказания.

Особую роль в творчестве Чехова играют символические образы. Так, в рассказе «Студент» очень важны слова и выражения, связанные с символикой света[ii] (свет, огонь, костёр, багровая заря).

Символическое значениеприобретает в чеховском тексте и слово пустыня, церковнославянское по своему происхождению, а также производные от него («кругом было пустынно», «...такая же пустыня кругом...», «пустынная деревня»).

Как известно, слово пустыня имеет в русском языке несколько значений. Первое, наиболее употребительное в современном языке, – ‘засушливая, безводная местность со скудной растительностью или даже отсутствием таковой’ (например, песчаная пустыня;ср. у Пушкина в «Анчаре»: «В пустыне чахлой и скупой...»).

Второе значение, менее употребительное в современном языке, – ‘безлюдная местность’. Именно в этом значении употребляется слово пустыня в чеховском рассказе; оно восходит к текстам Священного Писания, к святоотеческим и агиографическим текстам на церковнославянском языке. Кстати, отсюда образ монаха-пустынника в русской поэзии (ср. у Пушкина: «Отцы-пустынники и жены непорочны..»).

Кроме того, слово пустыня метафорически отражает и состояние души человека. О духовной пустыне пишет в своём «Пророке» Пушкин («Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился...»).

Впрочем, образ пустыни в пушкинском стихотворении, как и в чеховском рассказе, нельзя назвать безотрадным. Это не только юдоль скорби, но и место таинственной встречи человека с Богом: у Пушкина – поэта-пророка, у Чехова – студента-богослова.

На уроке необходимо также предложить самим учащимся дать толкование имён исторических лиц, имеющих принципиально важное значение для понимания чеховского рассказа. Это «ключевые» фигуры истории России: Рюрик, Иоанн Грозный, Пётр (имеется в виду Пётр I). Кроме того, это лица и события Священной Истории Нового Завета: Иисус Христос, апостол Пётр, Понтий Пилат, Тайная Вечеря – в их соотнесённости с реалиями церковной жизни России – такими, как Страстная Пятница, Двенадцать Евангелий, Пасха. Как правило, большинству учащихся эти лица и реалии известны. Но не все. Их значение можно предварительно объяснить, хотя глубинный смысл их упоминания в рассказе раскрывается в результате целостного анализа произведения.

Прояснив значение слов, выражений, исторических лиц и событий, переходим к последовательному разбору рассказа. Произведение целесообразно разбить на смысловые части и прокомментировать каждый фрагмент.

Первый абзац текста описывает весеннюю природу, детали охоты на тяге, перемену погоды.

Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нём прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.

Как мы видим, природа, окружающая героя обстановка первоначально описываются в радостных, приподнятых тонах; особое значение приобретают здесь эпитеты: «погода … хорошая, тихая»; «выстрел … прозвучал раскатисто, весело». Потом погода меняется, и при её описании Чехов использует уже другие эпитеты: «холодный, пронизывающий ветер». Как определения, так и сказуемые, описывающие смену погоды («…стемнело в лесу», «всё смолкло», «стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо», «запахло зимой»), передают не только состояние природы, но и настроение персонажа, создают так называемый «пейзаж души» (термин А. Н. Веселовского). Ощущение радости сменяется в сердце героя чувством уныния.

Второй абзац знакомит нас с главным героем рассказа и с его мыслями о российской истории.

Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шёл всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы и разгорелось от ветра лицо. Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всём порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потёмки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле. Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял; по случаю Страстной Пятницы дома ничего не варили, и мучительно хотелось есть. И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнёта, – все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдёт ещё тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой.

Здесь важно прокомментировать социальное происхождение героя. Он из духовного сословия (духовенства), причём из беднейшей его части. Отец его – дьячок, то есть церковнослужитель, не имеющий священного сана. Здесь можно напомнить учащимся, что служители церкви, имеющие священный сан, или священнослужители, – это диаконы (первая, низшая степень священства) и иереи, или священники (вторая, высшая степень священства). В России конца XIX века даже священники и диаконы были, как правило, небогатыми людьми; дьячки же (причётчики, псаломщики) жили крайне бедно, нередко на грани нищеты. Именно такая картина жизни родителей главного героя рисуется в цитируемом отрывке: мать босая, то есть без обуви; отец кашлял – видимо, был болен. Метафорический эпитет «лютая бедность» отражает в размышлениях Ивана не только характерное явление исторической жизни России, но и суровую реальность его собственной юности.

Духовная академия, куда Иван, по всей вероятности, поступил после успешного окончания духовной семинарии, давала по тем временам прекрасное образование. Многие выпускники духовных академий становились священниками, некоторые, принимая монашеский постриг, – церковными иерархами: епископами, архиепископами, митрополитами. Но далеко не всегда. Иногда выпускник духовной семинарии или даже академии оставался мирянином и выбирал иное поприще – например, профессию преподавателя духовного училища, семинарии, той же академии без священнического сана; мог предпочесть и сугубо светскую стезю. Дело в том, что реалии повседневной жизни духовных учебных заведений России того времени, быта духовенства были нередко далеки от идеала, иногда даже вызывали отторжение со стороны молодёжи. Ведь не случайно из семинарий выходили не только подвижники благочестия и мученики за веру, но и «пламенные» революционеры.

Вернёмся к процитированному отрывку. Писатель прибегает к антонимам, противопоставляя вечернюю тьму в природе и свет на вдовьих огородах: потёмки, мрачно, мгла, мрак, с одной стороны; светился огонь, с другой. Эти слова используются также и в переносном значении – для описания внутреннего мира человека, его души.

И неблагоприятная перемена погоды, и мучительный голод наводят Ивана на грустные размышления о российской истории. Здесь важно подчеркнуть, что упоминаемые в размышлениях героя три исторических лица: Рюрик, Иоанн Грозный и Пётр – фигуры символические. С именем легендарного варяжского (скандинавского) князя Рюрика историки связывают возникновение Киевской Руси – восточнославянского государства, с которого, собственно, и началась история России. Иоанн Грозный тоже символическое лицо, олицетворяющее одновременно и величие, и страдания народа в эпоху Московского царстваТретьего Рима. Наконец, Пётр I – символ новой России со столицей в Санкт-Петербурге, Российской империи. Таким образом, три упоминаемых лица олицетворяют собой всю тысячелетнюю историю России.

Здесь уместно сравнить своеобразие художественного историзма Чехова и Толстого, например. Чтобы выразить свои представления об истории России, Толстому понадобилось создать четырёхтомный роман-эпопею – «Войну и мир», упомянуть в нём свыше ста исторических деятелей. Для Чехова оказалось достаточным написать несколько строк и упомянуть лишь трёх исторических лиц. Лаконичность – яркая самобытная черта творчества Чехова, во взгляде на историю это тоже проявляется.

Так вот, в истории России чеховскому герою видятся лишь беспросветная нищета и безмерные страдания простого народа. «Лютая бедность, голод ... невежество, тоска... мрак, чувство гнёта» осмысляются им не как случайные явления, а как сущностная, закономерная и непреодолимая черта исторического бытия его родины.

Впрочем, ничего принципиального нового во взгляде на историю русского народа чеховский герой не открыл. Боль о страданиях простых людей переживали многие современники Чехова. Сам Чехов создавал рассказ «Студент» через несколько лет после того, как вернулся из поездки на Сахалин, где видел страшные картины жизни каторжного населения.

Но, кроме этого, важно понимать и другое: в представлении православного человека бедность, нищета – лучший путь к святости, нежели богатство. Не случайно Ф. И. Тютчев в своём известном стихотворении о России «Эти бедные селенья...» увидел в нищете, долготерпении и смирении русского народа особое благословение Царя Небесного. То, что нищета – черта святости, не мог не знать студент духовной академии. Здесь существенно иное: как к этому относиться? Сострадать народу, уповая на милость Божию, готовить себя к служению людям многотрудным священническим подвигом или же предаваться унынию? Совершенно очевидно, что в начале рассказа настроение у героя пессимистическое. Почему? В этом стоит разобраться.

Иван отправился на весеннюю тягу не в обычный день, а в Великую Пятницу. Здесь-то, перед тем как переходить к анализу очередного эпизода рассказа, важно объяснить учащимся, что означают для православного человека следующие литургические реалии и церковные службы: Великий Четверг (Страстной Четверг, Великий Четверток по-славянски) и воспоминание о Тайной Вечере;чтение Двенадцати Евангелий на вечернем богослужении (на утрене[iii]) под Великую Пятницу (Страстную Пятницу, Великий Пяток);утромв Великую Пятницучтение Царских Часов; во второй половине дня – вечерня с чином Изнесения (выноса) Святой Плащаницы; вечером в пятницу – утреня Великой Субботы (Преблагословенной Субботы) с чином Погребения Плащаницы. По-видимому,по завершении этих служб студент Иван решил немного развлечься и поохотиться на вальдшнепов.

Для глубоко верующего человека, искренне любящего Христа и сострадающего Его крестным мукам, любое развлечение, например охота, в Великую Пятницу – вещь невозможная. Тем более для студента духовной академии – вероятно, будущего священнослужителя. Даже если по состоянию здоровья или по каким-то иным причинам (неотложные дела службы или работы, помощь болящим, забота о маленьких детях) православный христианин не может пойти в храм, он всё равно предаётся молитве. Охота в этот день – занятие на грани кощунства, свидетельствующее о крайнем оскудении веры в сердце человека. Именно в этом греховном развлечении, по-видимому, и состоит истинная причина мрачного душевного состояния Ивана Великопольского. Дисгармония в природе, ненастье и грустные размышления о многовековых страданиях русского народа лишь усиливают уныние героя, но не они являются его главной причиной[iv].

Центральный эпизод рассказа – встреча студента с двумя вдовами, Василисой и ее дочерью Лукерьей. В нескольких словах писатель рассказывает об их трудной жизни.

Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь. Костёр горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю. Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на огонь; её дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым лицом, сидела на земле и мыла котёл и ложки. Очевидно, только что отужинали. Слышались мужские голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.

– Вот вам и зима пришла назад, – сказал студент, подходя к костру. – Здравствуйте!

Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.

– Не узнала, Бог с тобой, сказала она. – Богатым быть.

Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с её лица всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же её Лукерья, деревенская баба, забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у неё было странное, как у глухонемой.

Учащиеся, конечно же, знают значение слова вдова: это женщина, у которой умер муж. В то же время им следует напомнить, что простые женщины, оставшиеся без мужей-кормильцев, нередко жили в России того времени в крайней бедности.

Благодаря определениям, которые использует Чехов при описании Василисы («высокая, пухлая старуха в мужском полушубке»), в читательском сознании возникает образ русской женщины, исполненной скромности и достоинства; слово мужской напоминает нам о том, что вдове приходится выполнять тяжелую, не женскую работу. Василиса являет собой противоположность Лукерье: «маленькая, рябая, с глуповатым лицом» – несчастная, задавленная тяжелой жизнью женщина. Такая деталь, как вспаханная земля, напоминает нам о том, что огороды только что пахали, готовя землю к посадке овощей. Пахота – тяжелый для женщин труд; кроме того, у вдов не было, по-видимому, своих лошадей, чтобы запрячь их в плуг; поэтому им приходилось нанимать работников.

Важно также отметить описание костра: он «горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю». Автор акцентирует внимание и на жаре костра, согревающем людей, и на свете, который от него исходит.

Анализ диалога Ивана и Василисы позволяет высказать предположение о том, что студент и две его собеседницы давно знают друг друга, что у них добрые отношения. Иван обратился к ним как к хорошим знакомым, близким людям. Сначала он сделал замечание о погоде: «Вот вам и зима пришла назад», а потом уже поприветствовал их: «Здравствуйте!» Василиса, в свою очередь, приветливо улыбнулась студенту, обратилась к нему на «ты»: «Бог с тобой»; вспомнила о примете: «Богатым быть». Правда, она вздрогнула, первоначально не узнав Ивана. Но ведь он вышел из темноты, кругом было безлюдно – и женщина немного испугалась от неожиданности. Слова Богатым быть, в соответствии с народной приметой, относятся к тому из собеседников, кого не узнали.

Словом бывалый обычно характеризуют человека с большим, нередко суровым, тяжёлым жизненным опытом. Чехов называет так Василису, отмечая не только возраст героини, но и опыт её нелёгкой жизни. Степенный – значит спокойный, исполненный чувства собственного достоинства. У Василисы степенная улыбка пожилого, знающего жизнь человека. Выражалась Василиса деликатно, то есть вежливо, вероятно, ещё и потому, что ей приходилось жить в среде образованных людей (господ); от них она, по-видимому, и переняла деликатность речи. Господа (дворяне) были людьми самыми разными по своему характеру и поведению; те, у кого служила Василиса, возможно, отличались хорошим воспитанием и вежливыми манерами.

Лукерья же – женщина несчастная, забитая мужем, задавленная жизнью. Степенной её никак не назовёшь. Здесь можно отметить своеобразие характеров двух женщин, что и отражается в различных деталях их характеристик. Василиса – женщина, прожившая трудную жизнь, но сохранившая при этом и уверенность в себе, и чувство собственного достоинства, и доброе расположение к людям. Её дочь Лукерья настолько подавлена внешними обстоятельствами, унижена, оскорблена, забита, что её жизнь превратилась в непрерывные страдания; она даже почти утратила дар речи: не случайно выражение её лица было «странное, как у глухонемой».

Образ двух вдов приобретает в чеховском рассказе символическое значение, олицетворяя собой нелёгкую жизнь, вековечные страдания всего русского народа – того самого народа, о беспросветной участи которого только что размышлял студент.

Можно предложить и ещё одно толкование этого образа. Василиса и Лукерья напоминают читателю о евангельских вдовах и других спутницах Христа: о женах-мироносицах, о Марфе и Марии – сёстрах праведного Лазаря, – словом, о тех преданных своему Учителю женщинах, которые были рядом со Спасителем в страшные часы Его мучений на кресте и затем первыми удостоились воспринять благую весть о Его воскресении[v].

Не случайно именно в разговоре с Василисой и Лукерьей Иван находит утешение: он пересказывает им евангельскую историю троекратного отречения Петра, которая и становится композиционным центром рассказа «Студент». Процитируем этот фрагмент произведения.

– Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Пётр, – сказал студент, протягивая к огню руки. – Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!

Он посмотрел кругом на потёмки, судорожно встряхнул головой и спросил:

– Небось, была на Двенадцати Евангелиях?

– Была, – ответила Василиса.

– Если помнишь, во время Тайной Вечери Пётр сказал Иисусу: «С Тобою я готов и в темницу, и на смерть». А Господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Пётр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал Его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Пётр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдёт что-то ужасное, шёл вслед. Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как Его били...

Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.

– Пришли к первосвященнику, – продолжал он, – Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю Его». Немного погодя опять кто-то узнал в нём одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрёкся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с Ним в саду?» Он третий раз отрёкся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Пётр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечере... Вспомнил, очнулся, пошёл со двора и горько-горько заплакал. В Евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, тёмный-тёмный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...

Пересказ героем евангельской истории, сочетающийся с живой беседой с двумя женщинами, образует особый повествовательный сюжет в чеховском произведении, требующий специального объяснения.

Толкование евангельских текстов имеет давнюю святоотеческую традицию. В наши задачи не входит подробный анализ отрывка, на основе которого студент рассказывает историю троекратного отречения Петра. Важно заострить внимание учащихся лишь на нескольких фактах Священной Истории. Симон, сын Ионы и родной брат апостола Андрея, был самым ревностным учеником Спасителя, за что и получил от Него имя Петра («Πετρος» означает по-гречески ‘камень’). Как известно, в момент предательства Иуды, когда Спаситель был схвачен, Пётр явил мужество: он обнажил меч и отсек ухо у Малха – раба первосвященника [Ин. 18: 10]. Мы знаем также, что в этот момент другие ученики Иисуса (кроме апостола Иоанна) разбежались, Пётр же следовал за Ним. Но вот, находясь во дворе первосвященника, Пётр проявил душевную слабость, трижды отрекшись от своего Учителя. Вспомнив, что Господь предупреждал его об этом, он заплакал и раскаялся в своём малодушии.

На этом рассказ студента обрывается. Между тем, как известно, евангельская история апостола Петра имеет своё продолжение, важное для понимания чеховского рассказа. Своим отречением Пётр лишил себя апостольского достоинства, однако же любовь Спасителя к падшему ученику не ослабела. Правда, воскресший Христос в словах Ангела, явившегося женам-мироносицам, пока ещё не назвал Петра Своим учеником: «Скажите ученикам Его и Петру (курсив мой. – А. М.), что Он предваряет вас в Галилее» [Мк. 16: 8]. И тем не менее Господь по Своем воскресении явился и Петру, а во время трапезы на Тивериадском озере (тоже у костра!) восстановил Своего ученика в апостольском достоинстве – троекратно вопрошая его о любви к Себе и предсказывая ему мученическую смерть на кресте [Ин. 21: 15–18]. О конце евангельского повествования о Петре, о прощении Спасителем Своего ученика знают, несомненно, и Иван Великопольский, и Василиса с Лукерьей. Помнили этот эпизод Священной Истории и современники Чехова – читатели его рассказа.

В словах Ивана мы находим «точные цитаты из Евангелия. Они вкраплены в свободное изложение событий Священной Истории»[vi]. Пересказывая евангельскую историю на современном русском языке, чеховский герой всё же использует славянизмы, являющиеся книжными элементами: Тайная Вечеря, темница, петел, отречься, рыдания. Вместе с тем в монологе Ивана мы находим и разговорные обороты: никак не мог; понимаешь ли, вот-вот, без памяти (любил), немного погодя;они сообщают речи Ивана простоту и доверительность.Здесь, несомненно, отразились и детские впечатления самого Чехова: чтение вслух текстов Священного Писания, а также «восприятие церковной лексики, фразеологии в живой обиходной речи отца и дяди» писателя[vii]. Не случайно исследователи неоднократно ссылались на известное свидетельство И. А. Бунина – о том, что Чехова отличало «тонкое знание церковных служб и простых верующих душ»[viii].

Отметим содержащиеся в рассказе студента яркие определения, характеризующие состояние души апостола Петра: «изнеможённый, замученный тоской и тревогой… не выспавшийся», а также фразеологические обороты: «истомился душой», «без памяти любил Иисуса». Чехов использует ряд однородных сказуемых, передающих действия и душевное состояние Петра: «вспомнил, очнулся, пошёл со двора и горько-горько заплакал». Кроме того, приводится цитата на церковнославянском: «И исшед вон, плакася горько». Таким образом, момент раскаяния Петра особо выделен автором.

Обратим внимание на явные параллели между евангельскими реалиями в рассказе студента и деталями обстановки, окружающей рассказчика и его собеседниц. Костёр горел и на вдовьих огородах, и во дворе первосвященника, куда привели Иисуса и куда вслед за Ним пришёл апостол Пётр. Ночной холод заставил и Ивана, и Петра приблизиться к огню и греться возле него. Работники, помогавшие вдовам вспахать огород и теперь поившие у реки лошадей, вновь появляются – но уже в рассказе студента: это работники, служившие во дворе первосвященника. Смысл этих совпадений, по-видимому, в том, что чеховский герой, сравнивая себя с Петром, видит в окружающей обстановке детали, напоминающие ему о значимом для него евангельском эпизоде.

Иван «вздохнул и задумался», вероятно, потому, что история Петра оказалась весьма важной для него. Эта история напомнила студенту не только о его собственном недостоинстве, но и о безграничной любви Божией к согрешившему человеку. Если Господь простил Своего ученика, проявившего малодушие, не перестал его любить, то, вне всякого сомнения, Он простит и всякого человека, покаявшегося в своем согрешении. О том, что студент близок к покаянию, свидетельствует тот факт, что он вспомнил именно о Петре, находясь в обществе двух вдов, даже сравнил себя с Петром: «Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Пётр…»

Если рассказ студента и можно назвать проповедью, как это утверждают некоторые чеховеды[ix], то он, конечно же, не вполне соответствует жанру церковной проповеди, произносимой священником в храме; это всё же непринуждённая беседа знакомых людей, в которой, действительно, можно усмотреть и некоторые элементы проповеди. Одновременно, как мы видим, слова героя напоминают не только проповедь, но и исповедь, покаяние

Следующий фрагмент чеховского рассказа описывает реакцию слушательниц на слова студента.

Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слёзы, крупные, изобильные, потекли у неё по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слёз, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у неё стало тяжёлым, напряжённым, как у человека, который сдерживает сильную боль.

Василиса и Лукерья были глубоко тронуты рассказом о Петре. Но откликнулись они на него по-разному. Василиса заплакала; Лукерья же молчала, сдерживая переживания внутри себя. Среди художественных средств, которые использует Чехов, можно отметить образные определения: у Василисы потекли «слёзы крупные, изобильные»; выражение лица у Лукерьи «стало тяжёлым, напряжённым».

Живой, эмоциональный отклик добрых женщин на рассказ о Петре поразил студента, настроил его на мучительные раздумья; их результатом стало душевное озарение. Оно происходит не сразу, а чуть позже – уже после того как Иван расстался с вдовами.

Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нём. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошёл дальше. И опять наступили потёмки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.

Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё происходившее в ту страшную ночь с Петром имеет к ней какое-то отношение.

Повествование в конце рассказа, как и в его начале, связано не с внешними обстоятельствами, а с воссозданием внутреннего мира героя. В самом деле: в окружающей обстановке перемен не произошло. Автор не случайно вновь возвращается к теме непогоды, ненастья: «Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха». Писатель прибегает к приёму повтора. Он использует те же детали, что и в начале рассказа, подчеркивая тем самым, что в природе ничего не изменилось: потёмки, стали зябнуть руки, жестокий ветер, возвращалась зима. Образ света вновь сменяется образом тьмы – вероятно, потому, что автору важно было выделить центральный эпизод – у костра – как «светлый». Чехов посредством этих описаний подчеркивает мысль о том, что переломное событие происходит не в окружающем мире, который по-прежнему пребывает в состоянии дисгармонии, а в душе героя, пытающегося установить таинственную связь между евангельской историей и чувствами, вызванными ею в сердцах двух женщин.

Процитируем следующий отрывок, заключающий в себе кульминационный момент повествования.

Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а её дочь смутилась, то, очевидно, то, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему – к обеим женщинам, и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Пётр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.

И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекающих одно из другого. И ему казалось, что он видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

Студент понял, что история Петра произвела на Василису и Лукерью сильное впечатление. Чехов снова прибегает к приёму повтора («если она заплакала…», «…если Василиса заплакала…», «Если старуха заплакала…») – чтобы выделить, подчеркнуть мысль студента о том, что чувства, пережитые апостолом Петром девятнадцать веков назад, живут в сердцах верующих людей и в настоящее время. Студент осознал духовную связь времён. Здесь особое значение приобретает символический образ цепи.

Приведём последний фрагмент произведения, где читателю открывается новое, оптимистическое мироощущение героя.

А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, – ему было только 22 года, – и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.

Можно высказать предположение о евангельском подтексте таких пейзажных деталей, как переправа героя через реку и его восхождение на гору («…когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору…»). Эти детали (как и другие, отмеченные выше) могут напомнить читателю, знакомому с текстами Нового Завета, о событиях, происходивших девятнадцать веков назад в Иерусалиме, а именно: о переправе Спасителя и Его учеников в ту «страшную ночь» через поток Кедрон [Ин. 18:1] и их восхождении на гору Елеонскую [Лк. 22: 39], где Господь молился до кровавого пота, а потом был схвачен мучителями.

Символический смысл приобретает и образ багровой зари, завершающий развитие мотива света в чеховском рассказе и передающий мысль о душевном озарении героя. Таким образом, с большой вероятностью можно утверждать, что пейзажные детали в чеховском рассказе (пустыня, гора, водный поток, свет вечерней зари, отражающий невечерний свет в душе героя) приобретают иконический смысл и помогают автору создать образ Руси как Нового Иерусалима, хранимого в сердцах простых русских людей.

В связи с этим можно вновь поразмыслить о взгляде Чехова на историческое бытие русского народа в его соотнесённости с описанными в рассказе событиями Священной Истории и их литургическим воспоминанием, переживанием в Страстную Пятницу.

В самом деле: если видеть в истории России лишь внешнюю сторону, то она, действительно, предстаёт перед читателем в неутешительных картинах, открывающихся в воображении чеховского героя в начале рассказа: «лютая бедность, голод ... невежество, тоска... мрак, чувство гнёта». Но ведь есть и другая история отечества, которая совершается внешне неприметно – в духовном делании простых верующих людей. Вот почему евангельские лица и события, и даже ландшафтные детали древнего Иерусалима, запечатлённые в сознании русского человека, соотнесены Чеховым с мыслями его героя об историческом прошлом России и с картинами современной писателю русской жизни. Получается, что это звенья одной цепи, что и ощутил в своём сердце чеховский герой.

Вернёмся к процитированному отрывку. Погода не изменилась: заря по-прежнему холодная. Между тем внутреннее состояние Ивана полностью обновилось: он преодолел уныние в своем сердце, воспрянул духом. Встреча героя с Богом совершилась: в его сердце вернулись Божественная любовь и истинная вера – те чувства, которые всегда жили в сердцах простых людей, несмотря на всю беспросветность их земного существования. Именно эти чувства возродила в душе героя евангельская история Петра, пришедшая ему на память в момент разговора с двумя вдовами.

Правда и красота – особое, «чеховское» сочетание слов, передающее представления писателя о непреходящих духовных ценностях – о правде Христа и о красоте Его жизни и учения, неотделимых от истинной любви.

Завершается рассказ размышлениями героя о счастье и об открывшемся ему истинном смысле жизни. Понятно, что Иван Великопольский предчувствует счастье не как материальное благополучие, но как возможность всеобъемлющей любви, которая, по словам апостола Павла, «никогда не перестаёт» [1 Кор. 13: 8]. Жизнь кажется герою полной «высокого смысла». Эпитет высокий подчеркивает здесь некое духовное содержание, неотделимое от правды и красоты, истинной веры и Божественной любви.

Для передачи душевного состояния своего персонажа Чехов использует однородные члены, передающие ощущение радости бытия («чувство молодости, здоровья, силы»), прибегает к ярким определениям («невыразимо сладкое ожидание счастья, таинственного, неведомого счастья», «жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла»). Можно также напомнить учащимся о первоначальном, исконном значении некоторых знакомых им слов, славянских по своему происхождению: неведомый (от глаг. ведать – знать), то есть неизвестный ранее; таинственный (от сущ. тайна); восхитительный (от глаг. восхитить, значение приставки вос- – движение вверх) – восхищающий, возносящий душу человека в высшие сферы; чудесный (от сущ. чудо).

Завершив комментированное чтение рассказа «Студент», необходимо обсудить с учащимися заглавие произведения. Понятно, что словарное значение слова студент (‘учащийся высшего или среднего специального учебного заведения’) известно всем и не требует объяснения. Между тем важно осознать, почему именно это заглавие выбрал Чехов для своего рассказа, на чём писатель стремился сделать акцент. Дело, разумеется, не только в самом факте, что главный герой рассказа Иван Великопольский – студент, обучающийся в духовной академии.

Здесь, прежде всего, важно отметить следующее. Студент, учащийся – это человек, пока ещё только выбирающий свой жизненный путь, ищущий, нередко ошибающийся, не сформировавший окончательно своё мировоззрение. В студенческие годы его ум и сердце оказываются подвержены самым разным влияниям, и поэтому очень важно, какие впечатления юности станут наиболее важными, решающими в формировании его взглядов, убеждений. Именно таким героем, ищущим истинный смысл жизни, и предстаёт перед нами Иван Великопольский.

Кроме того, важно вспомнить, что в рассказе «Студент» речь идёт ещё об одном «мятущемся» ученике – апостоле Петре, поэтому заглавие произведения, несомненно, имеет отношение и к нему. А эта параллель, в свою очередь, напоминает читателю о том, что и сам Иван Великопольский, студент-богослов, тоже является учеником Христа, пережившим момент душевного смятения.

Во второй половине XIX – начале XX века фигура студента – молодого человека, колеблющегося в вере, нередко отвергающего установленные Богом законы бытия, становится одной из центральных в русской реалистической литературе, тонко улавливающей и гениально отражающей веяния времени. Именно в тот исторический период студенты высших учебных заведений, даже духовных, подчас становились вольнодумцами, мятежниками, бунтарями, подвергали сомнению самые основания веры отцов, отрекались от Христа. Вспомним Базарова из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», Раскольникова из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». В преддверии XX века – века разрушительных революций и воинствующего безбожия в России – подобный тип студента стал необычайно распространён. Правда, чеховский студент не разрушитель, не бунтарь, однако и он испытывает сомнения в благости Творца и Его творения. Иван Великопольский, как и его «двойник» из Священного Писания апостол Пётр, переживает момент богоотступничества, но всё же, истомившись душой по Учителю, он так же, как и Пётр, возвращается в объятия Христа, подобно блудному сыну из евангельской притчи, принимает всем сердцем «правду и красоту» Божественной любви.

Всё сказанное имеет отношению и к самому писателю. Родители воспитали его в православной вере. Окончив гимназию, Чехов стал студентом-медиком. И в юности, и в зрелые годы автор рассказа, как и его герой, переживал моменты колебаний, сомнений, безверия.

Как будет складываться дальнейшая жизнь Ивана Великопольского? Каково его собственное место в тысячелетней истории России и многовековой истории всего человечества, о чём он только что размышлял? Станет ли этот чеховский герой священником или выберет иную стезю? А дальше? Не следует забывать о том, что зрелые годы студента духовной академии совпадут со временем страшных, небывалых гонений на Церковь, на христиан. Примет ли он, подобно апостолу Петру, крестные муки? Или его вера вновь поколеблется, а любовь оскудеет, и этот русский ученик Христа отречется от своего Учителя?

В рассказе Чехова мы не находим ответа на эти вопросы. Но их неизбежно задаст себе юный читатель, пытающийся осмыслить и историю России, и историю человечества, и историческое бытие отдельной личности в том духовном русле, которое открывает нам великий русский писатель в своём гениальном произведении.


[i] Литературоведческому анализу рассказа А. П. Чехова «Студент» посвящено много исследований. Среди публикаций последнего времени назовём следующие: Л. М. Долотова. Примечания к рассказу «Студент» // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.– Т. 8. – С. 504–507; Катаев В. Б. А. П. Чехов //Русская литература XIX–XX веков: В 2 т. – Т. I. – 9-е изд. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2008 (разбор «Студента» – С. 498–501); Дунаев М. М. Православие и русская литература. Часть IV. – М.: «Христианская литература», 1998. (разбор «Студента» – С. 598–599); Джексон Р. Л. «Человек живет для ушедших и грядущих»: О рассказе А. П. Чехова «Студент» //Вопросы литературы. – 1991. – №8. – С. 125–130; Злочевская А. В. Рассказ А. П. Чехова «Студент» //Русская словесность. – 2001. – №8. – С. 24–29.

[ii] Об образе света в рассказе «Студент» см. в названной выше работе В. Б. Катаева. – С. 500–501.

[iii] В православной традиции новый церковный день начинается вечером предыдущего календарного дня; поэтому утреня Великой Пятницы с чтением Двенадцати Евангелий совершается обычно накануне, в четверг вечером.

[iv] См. об этом в работе М. М. Дунаева.

[v] Первостепенное значение женских образов в рассказе «Студент» отмечали Р. Л. Джексон, А. В. Злочевская.

[vi] См. примечания Л. М. Долотовой. – С. 507. Точные ссылки на цитируемые героем рассказа отрывки из Евангелия см. там же.

[vii] Там же.

[viii] И. А. Бунин. Собрание соч. в 9 тт. – М.: Изд-во «Худ. лит.», 1967. – Т. 9. – С. 170.

[ix] С этой точкой зрения, высказанной, в частности, А. В. Злочевской, не согласен В. Б. Катаев.


 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру