Научное наследие Московской лингвистической школы. Часть I. Продолжение

Представляемый корпус архивных документов Московской лингвистической школы с разных сторон освещает ее деятельность — от зарождения и становления традиции в конце XIX в. до поколения «детей» и «внуков», продолжавших славные начинания своих знаменитых предшественников. Таким образом, мы постарались соблюсти последовательность в генеалогии и хронологии одного из самых влиятельных и перспективных направлений в языкознании, объективно показать те его стороны, которые остались за пределами нашего внимания в прежние годы.

При публикации текстов мы использовали и экспериментальные, так сказать, пробные материалы, которые освещают некоторые периферийные вопросы, находящиеся как бы на определенном расстоянии от центральных проблем Московской лингвистической школы, но по сути идущие в русле ее традиции, развиваемой и понимаемой по-своему. И здесь важно подчеркнуть, что известная консервативность МЛШ, присущая в общем-то любой крупной школе и замыкающая ее в рамках «своих» идей, при чтении наших материалов принимает другой вид —живого непосредственного поиска, глубокой взаимосвязи теории, истории языка и общества, раскрытия глубинных внутриязыковых связей.

Иными словами, строгая научная модель здесь предстает еще и как отражение «лингвистики отношений», нарушающей порой принятые каноны и установленные стандарты. Поэтому можно сказать, что именно архивные материалы дают нам редкий пример внутренней работы ученых, их поисков и находок, столкновения мнений и дискуссий, помогая решать общую стратегическую задачу науки — создание средствами языка целостной картины лингвистического образования. К этому стремились талантливейшие представители МЛШ.

При отборе архивных данных проводилась большая изыскательская и источниковедческая работа, связанная с поиском, обработкой и комментированием материалов. Многие из них представляют собой черновые наброски к неоконченным трудам, письма, отклики на работы коллег.

Корпус открывается републикацией забытой статьи М. Н. Петерсона «Ф. Ф. Фортунатов и Московская лингвистическая школа», в которой дается краткий обзор достижений этого направления и обозначается роль академика Фортунатова, занимавшего центральное положение в лингвистической науке 1870—1900-х гг., в формировании МЛШ и определении ее задач.

Следующая далее подборка писем и отзывов раскрывает неизвестные страницы истории науки 1920—1950-х гг. В их числе публикуются последнее письмо А. А. Шахматова Д. Н. Ушакову 1920 г., отзыв Д. Н. Ушакова об А. М. Селищеве, а также приводится неизвестный фрагмент из эпистолярного наследия Афанасия Матвеевича. Все эти материалы рассказывают о непростой обстановке в научном сообществе того времени и могут быть интересны не только как факты биографии ученых, но и их смелой, подвижнической работы в сложный период 1920—1930-х гг. Здесь публикуются и другие источники, связанные с деятельностью А. М. Селищева: переписка с М. Н. Петерсоном и тезисы к докладу А. М. Селищева «Из наблюдений над русским языком последних лет».

Воспоминания Д. Н. Ушакова об основателям Московской диалектологической комиссии, учрежденной в 1903 г. при Отделении русского языка и словесности Петербургской АН, — редкий и исключительно ценный источник сведений о том, как происходило становление МДК; в нем определяется роль Ф. Е. Корша и А. А. Шахматова в организации деятельности комиссии. Как всякое воспоминание, написанное талантливым пером, оно не лишено тонких наблюдений, иронии и ряда деталей, позволяющих оценить работу МДК как содружество единомышленников, воодушевленных идеей практического воплощения задумок диалектологов XIX в., то, что впоследствии было продолжено и реализовано Р. И. Аванесовым, В. Н. Сидоровым, П. С. Кузнецовым и другими учеными.

Найденные заметки и письма виднейшего русского ученого-слависта, историка русского языка Н. Н. Дурново как раз показывают «потаенные струны» членов МДК, их разыскания в области изучения русских говоров. Эти записи и сейчас являются ценным источником для современных диалектологических наблюдений, во многом дополняющим и конкретизирующим имеющиеся сведения о характере бытования и движения территориальных говоров. Дополнительно публикуем письмо Н. Н. Дурново М. Н. Петерсону 1926 г. (из Брно).

Письмо А.М. Селищева Д.Н. Ушакову

Публикуется впервые по автографу А. М. Селищева голубыми чернилами на стандартном листе бумаги, сложенном пополам (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 4. Ед. хр. № 34. Лл. 1—3). Орфография и пунктуация подлинника упорядочены в соответствии с современными нормами. Недописанные части слов и авторские сокращения раскрываются в угловых скобках.

В письме содержатся неизвестные широкой научной общественности эпизоды взаимоотношений А. М. Селищева с МИФЛИ, которые, после возвращения из его ссылки складывались не очень благополучно: он был вынужден уйти оттуда и последние годы жизни преподавал в МГПИ. Отголоски этих событий, проливающие свет на причины такого поступка А. М. Селищева (кроме тех, о которых он прямо говорит в письме Д. Н. Ушакову), мы нашли в протоколе № 7 заседания Института языка и письменности народов СССР АН СССР от 1 июля 1942 г., где сотрудники института неоднозначно оценивали уход А. М. Селищева. Так, П. И. Лебедев-Полянский заявил: «О проф. Селищеве, который занимал и продолжает занимать неправильную политическую (курсив наш. — О. Н.) позицию. Проф. Селищев должен интересоваться наукой, а не ставить в первую очередь вопрос своего самолюбия. Если предан науке, вернись в систему Академии Наук и постарайся вызвать доверие, а тогда можно будет и поднять тот вопрос в Президиуме, который его интересует[i]. Но для этого нужно прежде всего работать в системе АН» (Архив РАН. Ф. 677. Оп. 6. Ед. хр. № 189. Л. 7 об.). Другой участник этого заседания, Г. О. Винокур, выступил в более положительном ключе: «Я считаю высказанное здесь мнение о необходимости расширить сферу деятельности славянского сектора и усилить его состав — абсолютно верно. Кроме, желательно было бы привлечь к работе <…> проф. Селищева, выдающегося знатока славянских языков» (там же, л. 14).

***

А. М. СЕЛИЩЕВ — Д. Н. УШАКОВУ[ii]

Дорогой Дмитрий Николаевич!

Раньше Вашего письма от 25/VII я получил письмо от Карповой[iii]. Даты в письме нет. Объясняется это отсутствие женственностью или чем-либо иным, не знаю. Я ответил на это письмо[iv]. Получив Ваше письмо, я узнал, кто побудил Карпову послать мне записку.

Ваша настойчивость по отношению к моим занятиям в ИФЛИ меня смущает. Мне казалось, что для Вас не подлежит сомнению обоснованность моего отказа от ИФЛИ. До сих пор мне тяжело вспомнить о некоторых обстоятельствах моей работы там. ИФЛИ — это НИЯЗ[v] с несколько утонченными манерами. Когда, бывало, подходишь к этому Ростокинскому[vi] заведению, невольно задаешь вопрос: не ждет ли тебя там какая-нибудь записка на стене. Нет, я не могу больше быть там. (Скрытые махинации там производятся по отношению и к другим лицам). Я не понимаю Вашего беспокойства. Кафедра не несет ответственности за безответственность руководителей института. С другой стороны, в следующем году названные Вами предметы совсем не обязательны. Аспирантам необходимо побольше уделить внимания истории русского языка. Им нужен систематический курс истории этого языка, а не только[vii] разработка отдельных вопросов. Чтобы найти время для занятий по курсу истории русского языка, можно ограничиться курсом одного ²южного или западного[viii] славянского языка. Один язык (болг<арский>) у них пройден. И пока достаточно. А студенты будущего V-го курса сами выражали сожаление, что они не знают основного предмета, — ст<аро>сл<авянского> языка. Им нужна не сравнит<ельная> грам<матика> сл<авянских языков, а систематический курс ст<аро>сл<авянского> языка. Поэтому не лучше ли было бы, если бы им дан был курс «Ст<аро>сл<авянский> язык сравнительно с русским». Такой курс может идти и под рубрикой сравнит<ельной> грамматики слав<янских> языков. А для этого курса кафедра имеет преподавателей.

Прошу Вас: не пеняйте на меня. Ведь я оправдал Вашу рекомендацию. Студенты и аспиранты были удовлетворены моими занятиями. В общественном отношении я также безупречен. Но меня обессиливала институтская атмосфера, в особенности после постановки вопроса о продолжении (о прекращении) моей работы в институте. Если Виноградову ставилось в вину что-то новое, то у меня ничего нового не было. Нет, не могу я работать в такой атмосфере.

На Волге опять стало холодно. Корплю на ст<аро>сл<авянским> языком. Фонетику кончу, но морфологию перенесу на зиму. Пусть издают 1-ю часть этого[ix] курса и тексты[x].

Пропишите мой поклон Александре Николаевне. О сне помню-помню. Только беда: сахару нет ни в Городце, ни в Горьком.

Преданный Вам А. Селищев

11 авг<уста> 1939.

Предисловие, публикация и примечания О. В. Никитина

4. А.М.СЕЛИЩЕВ — М.Н.ПЕТЕРСОНУ

Проф. Селищев в 1942—1943 учебном году занят будет следующими работами:

1) Славянское языкознание. Том III. Восточнославянские языки.[xi] История и диалетология ру<сско>го, украинского и белорусского языков. Намечаю закончить к 1 мая введение в это изучение, обозрение процессов древнейшей эпохи, общих всем восточнославянским группам, и фонетику русской группы.

2) Славяноведение в борьбе с гитлеризмом[xii]. Эту работу предполагаю закончить к 1 декабря 1942.

3) Статьи по славяноведению в связи с запросами современности.

6 окт<ября> 1942

А. Селищ<ев>

Архив РАН. Ф. 696. Оп. 1. Ед. хр. № 209.Там же. Л. 5[xiii]. Автограф голубыми чернилами на тетрадном листе в косую клетку

Из переписки А.М. Селищева с М.Н. Петерсоном

Представляемый читателям фрагмент из эпистолярного наследия А.М.Селищева — один из первых опытов интерпретации биографического наследия ученого, проникновения в мир его идей и лиц, с которыми он тесно общался не один десяток лет. А.М.Селищев обращается к М.Н.Петерсону в посланиях, как к другу, большому знатоку древних и новых языков. И это не случайно: в 1930-е гг. они вместе с А.М.Селищемым служили на одной кафедре в МИФЛИ.

Из публикуемых писем мы особо выделяем последний отрывок, написанный А.М.Селищевым за два месяца до смерти. Он содержит план дальнейшей научной работы ученого, в деятельности которого ведущее место занимало славяноведение.

«Архивная судьба» А.М.Селищева более удачна, чем судьбы многих знаменитых ученых его поколения. Он передал свои рукописи на хранение в МГПИ имени В.И.Ленина. Позднее они попали в РГАЛИ, где образован отдельный фонд (ф. 2231). В нем содержатся многие интересные труды ученого, в том числе неопубликованные части книги «Язык революционной эпохи», наброски к работам по русскому и славянскому языкознанию, обширная переписка, иллюстративный материал. За исключением некоторых биографических подробностей, связанных, главным образом, с «Делом славистов» (они опубликованы в одноименной книге Ф.Д.Ашнина и В.М.Алпатова в 1994 г.), почти все научное и эпистолярное наследие А.М.Селищева в его архивной части до сих пор широко не вводилось в оборот современной науки и ждет своего исследователя. В этой связи найденные нами документальные свидетельства — фрагмент переписки А.М.Селищева с М.Н.Петерсоном — примечательны тем, что открывают неизвестные подробности общения ученого с одним из ведущих языковедов тех лет и намечают пути для дальнейших поисков в фондах других архивов. Все это, как нам кажется, имеет немаловажное значение для создания достоверного очерка об ученом, чьи идеи и жизненный путь нуждаются в переосмыслении и новом, современном прочтении.

Письма располагаются в хронологическом порядке с соблюдением авторского словоупотребления и обозначения. В ряде случаев пунктуация упорядочена в соответствии с современными нормами. Недописанные части слов и сокращения раскрываются нами в угловых скобках.

***

1. А.М.СЕЛИЩЕВ — М.Н.ПЕТЕРСОНУ

Дорогой Михаил Николаевич!

Пожалуйста, разъясните мне: я не понял, почему употребляется ont faite (а не ont fait)? Стр. 1-я листка.

Сообщите также адрес Клавдии Александровны Ганжиной. Загляните ко мне.

Ваш А. Селищ<ев>

Архив РАН. Ф. 696. Оп. 1. Ед. хр. № 209. Л. 6. Черновой автограф на обрывке листа в линейку. Не датирован[xiv].

2. А.М.СЕЛИЩЕВ — М.Н.ПЕТЕРСОНУ

2/I 1926

Дорогой Михаил Николаевич!

Обсуждая темы для энциклопедии[xv], мы мало ввели лингвистических терминов. Не найдете ли нужным взять нужные термины из «Грам<матического> словаря» Н.Н.Дурнавы[xvi]. К терминам Б—Д, указанным Н<иколаем> Н<иколаеви>чем, необходимо добавить «Диалектология», «дорсальный».

Ваш А. Селищ<ев>

Там же. Л. 2. Автограф черными чернилами на обрывке листа.

3. А.М.СЕЛИЩЕВ — М.Н.ПЕТЕРСОНУ

Дорогой Михаил Николаевич!

С болью в сердце пишу Вам. Всею душой рвался к Вам сегодня вечером, но около 8 ч. пришел ко мне В.Ф.Ржига[xvii]. Несколько раз он заходил ко мне, но не заставал меня дома. Ушел он в начале 11-го ч. Явиться к Вам с опозданием на 2^½ ч. я не решился. Простите, дорогой. Питаю надежду, что, памятуя этот день, Вы не откажетесь принять меня. Завтра еду в Ярославль.

Преданный Вам А. Селищ<ев>

12/III 1929. 11 ч. в<ечера>.

Там же. Л. 4. Автограф черными чернилами на тетрадном листе в линейку.

4. А.М.СЕЛИЩЕВ — М.Н.ПЕТЕРСОНУ

Проф. Селищев в 1942—1943 учебном году занят будет следующими работами:

1) Славянское языкознание. Том III. Восточнославянские языки.[xviii] История и диалетология ру<сско>го, украинского и белорусского языков. Намечаю закончить к 1 мая введение в это изучение, обозрение процессов древнейшей эпохи, общих всем восточнославянским группам, и фонетику русской группы.

2) Славяноведение в борьбе с гитлеризмом[xix]. Эту работу предполагаю закончить к 1 декабря 1942.

3) Статьи по славяноведению в связи с запросами современности.

6 окт<ября> 1942

А. Селищ<ев>

Там же. Л. 5[xx]. Автограф голубыми чернилами на тетрадном листе в косую клетку

Предисловие, публикация и примечания О. В. Никитина

А.М. Селищев

Из наблюдение над русским языком последних лет

(тезисы к докладу)

Публикуется впервые по авторизованной машинописной копии без подписи (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 93. Лл. 55—56). В публикуемом документе орфография и пунктуация подлинника приведены в соответствие с современными нормами.

***

I. Усиленная речевая деятельность последних лет, находящаяся в связи с весьма интенсивными отношениями в населении страны. Преимущественная форма этого времени — ораторская или ораторско-диалогическая.

II. Связь языковых явлений революционной среды начала 900-х годов и последующего времени.

III. Значение коммуникативной функции речи. Элементы речи революционных деятелей и широкое распространение этих элементов в процессе общения разного вида: а) Элементы речи интеллигенции. б) Элементы иноязычные. в) Западнорусские, южнорусские и диалектические великорусские черты. г) Роль канцелярии и ее языка. д) Наличие книжных архаизмов и славянизмов. е) Элементы «опрощения» речи в связи с общественно-бытовым характером деятельности революционеров. Крайние формы этой тенденции. Распространение слов «воровского жаргона». Общественно-лингвистический протест против отклонения от норм общекультурного (литературного) языка. Социальное значение этого протеста. ж) Элементы речи военного обихода, находящиеся в связи с программой революционной деятельности и с обстоятельствами 1918-го и последующих годов («военный коммунизм»). з) Партия и ее речевые черты. и) Сохранение прежней формы речи и ее элементов в сношении с представителями других государств.

IV. Весьма важная роль эмоциональной функции речи в революционные годы. Сильная жестикуляция и выразительная мимика сопровождают эмоционально-насыщенную речь. Быстрота распространения языковых черт революционного времени и неизменно происходящее при этом распространении ослабление и утрата их эмоциональной значимости. Формы и способы выражения эмоциональности.

V. Сильные изменения в области номинативной деятельности языка: а) Утрата ряда терминов, изменение значения некоторых прежних слов и появление новых названий. Обстоятельства и условия этих явлений (утраты, изменения значения, возникновения новообразований). б) Средства, какими пользуется язык при выполнении номинативной функции. I) Слова иноязычного происхождения. Русские термины общественно-экономического и политического содержания. 2) Прежние слова с изменным значением, вызванным по большей части эмоциональной функцией. 3) Сочетания прежних терминов с прилагательными и наречиями, соответствующие революционным обстоятельствам, требованиям, вкусам. 4) Новообразования: а) сокращения разных способов; б) образования посредством сложения; в) образования при помощи прежних суффиксов и префиксов. Типы этих образований.

Образования от имен личных.

VI. Изменения значения слов в связи с происходящими событиями. Быстрота изменения значения слов и забвение их находится в связи с быстротой темпа общественной жизни страны.

VII. Новшества в языке деревни. Новые слова. На их звуковом виде и значении отражается фонетическая и формальная система русского языка и реальная обстановка восприятия новых терминов.

IX. Процесс «самоопределения народности», стремление к «чистоте» своего языка и обилие русизмов в речи деятелей национальных меньшинств СССР, — обилие, вызванное единством социальных переживаний и общественно-политическим и культурным воздействием центра.

X. Общность и различие в языковых процессах времени Великой Французской революции и процессов, пережитых русским языком в последние годы.

(подписал) А. СЕЛИЩЕВ

Вступление и публикация О. В. Никитина

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru