О новой толерантности, русском терпении и речевой культуре педагога

Иностранные слова всегда были симпатичны русскому языковому сознанию. Они избираются более предпочтительно в сопоставлении с их русскими синонимами, хотя подспудно, в глубине сознания русскому человеку ближе, конечно, свое, родное. Особенно наглядно эти процессы интенсифицируются в периоды стилевых преобразований общественной и идеологическо-куль-турной сферы, современниками чему мы все явились в два последних десятилетия. ^[i]

Не наученные изобретательно мыслить и создавать новые идеи и слова, преобразователи России предпочитали брать с Запада то, что казалось влиятельным и модным. Вот примеры современных терминологических заимствований, отражающих, конечно, качество риторического мышления нашего общества (ведь «богатство языка есть богатство мыслей» – Н.М. Карамзин).

Властно вошел в русскую культуру «имидж» – будто не было русского слова образ... Конечно, можно найти множество терминологических объяснений тому, что слово имидж имеет ряд отличий от слова образ. Но принципиально это дела не меняет: все русские «Имиджелогии» начинаются доступным объяснением происхождения западного нововведения. И то сказать: если не ввести «нового» слова, то в чем же будет состоять «открытие в науке»? Скажем более: гораздо легче привлечь читателя или студента толкованием переводного термина, взятым из западного учебника, нежели разобраться в истории родного слова. В данном случае пришлось бы заглянуть в книгу выдающегося филолога
и знатока истории русских слов академика В.В. Виноградова
«О языке художественной литературы», выяснив для себя, что термин «образ оратора» содержит гораздо более глубокие толкования (этические, философские, аксиологические, комплексно речевые), нежели ограниченные объяснения имиджелогии, преследующей цель «нравиться людям». А исторически пришлось бы процитировать и Владимира Мономаха с его утверждением ценности всякой личности «всяк человек – своим лик образом», а, может быть, и вспомнить основной тезис христианской педагогики: «образ человека – образ Божий». Представленные здесь оценки и противоречия носят фундаментальный культурный характер.

Другой актуальный пример: американизм бизнес и русское дело. О каком построении новой экономики и ее реформах может идти речь, когда в сознании общественности не реабилитированы русские слова дело, предприниматель, деловой человек? Для младореформаторов казалось более легким копировать западный стиль жизни, слепо перенося чужеземный опыт на русские реалии. Сегодня очевидно, чем этот опыт закончился для страны и большинства ее населения.

Между тем, так было не всегда – и многое зависит от самого творца языка, который изобретением нового слова предполагает создавать и новую общественную действительность. В периоды стилистических преобразований может восторжествовать и национальное начало. Так, славное создание первого «Словаря Академии Российской» (первое деяние Академии Российской, возглавляемой княгиней Е.Р. Дашковой) предполагало главную цель – борьбу за «чистоту» русского языка. Концепция «славенороссийского языка» была настолько мощной, что импульс, заданный Словарем, отразился затем на всех сторонах российской жизни, глубоко своеобразной и несомненно формировавшей патриотическое мировоззрение будущих победителей Отечественной войны 1812 года. Там, где можно было воспользоваться русским словом вместо иностранного, избиралось свое, русское. Например, в «Словаре» отсутствуют слова поэзия, поэтика, но есть русское слово стихотворение (= творение стихов), а слово риторика корреспондирует со словом «ветийство».

Со словом толерантность произошло нечто подобное. Словно завороженные, мы начали читать откровения западных ученых, пытаясь разглядеть новый, неизвестный ранее смысл в давно известных русских словах. Причем, следует ссылка на то, что мы не были «толерантны» друг к другу в ХХ веке – и частные примеры возводятся в ранг общих. Так, интолерантностью, агресивностью объясняются русские катаклизмы: Гражданская война, противостояние красных и белых, вплоть до бытовой нетерпимости, проявляющейся в кухонных ссорах. Однако мы с таким же успехом найдем множество примеров терпения и других синонимичных добродетелях в нашей истории и культуре, говорить о которых ныне не модно, а, если точнее, не политкорректно. Значит, дело не в нашей нетолерантности, а в стиле мысли и общественном настроении последних двух десятилетий.

Вторая проблема: неужели толерантностью (или терпением, терпимостью) ограничивается набор требований, которые мы предъявляем к современному человеку или (если мы рассматриваем этого человека профессионально) специалисту? Однако толерантность стала в современной идеологически вакуумной для некоторых авторов атмосфере новой идеологемой, заполняющей мировоззренческие пустоты постсоветской цивилизации. Этого нельзя не видеть во множестве современных работ, где толерантность начинают видеть не только в русских сказках, а толерантности начинают учить детей в начальной школе, уже и русская фонетическая система объявлена «толерантной», поскольку звуки в ней удачно сочетаются друг с другом.

Только закрыв глаза на очевидную реальность, можно не понять, откуда следует происхождение этого слова. Толерантность – не просто безобидный термин, рожденный желанием всепрощения, внимательности друг к другу, корректности или чего-то подобного, близкого к вежливости речевого этикета и способности терпеть ближнего с его недостатками и трудностями характера. Толерантность – идеологический термин современной теории и практики западной политкорректности, предполагающий пересмотр существующих традиционных культурных реалий и ценностей.

Уверен, что можно говорить о философско-филологических корнях этого явления, заключенных в природе массовой коммуникации, тех сложностях нового информационного бытия, за которыми пытается поспеть человечество в освоении новой коммуникативной технологии и рождаемой ею массовой культуры. Глобализация мыслительно-языкового сознания требует от пользователей противостояния надвигающемуся потоку информации – как же это сделать? Только двумя способами: 1) отсечением культурной «традиционной» информации (учиться вообще трудно – особенно, когда кроме книг, появились новые более простые источники, например, телевизор или компьютер); 2) предложением новых альтернативных ценностей обиженного меньшинства (чернокожего, гендерного, сексуального и т.п.), к которому предыдущее человечество якобы не было «толерантно». Тот факт, что при этом значительная часть культурной информации уничтожается, а общество слабеет «культурными конфликтами и противоречиями», не имеет принципиального значения для создателей новой культуры, ибо главным становится утверждение новой самоценности.

Обобщим явление толерантности в следующих выводах:

1. Толерантность – термин западной теории и практики политкорректности. Политкорректность предполагает пересмотр взглядов и отношений между людьми через запрет на употребление определенных слов (имен), якобы обижающих те ли иные «виктимизированные» группы населения (женщин, чернокожих, лесбиянок, гомосексуалистов, больных, глупых, старых и т.д.). Замена имен, как ясно показано в монографии Л.П. Лобановой, первом монографическом исследовании феномена политкорректности и толерантности [Лобанова 2004], ведет к тому, что меняется система общих мест как основных ценностных, мировоззренческих категорий, когда нарушаются нормы культуры, а культурно значимые тексты запрещаются или пересматриваются.

2. Политкорректность рождена современной массовой культурой, когда в условиях массового общежительства традиционные ценности не могут удержаться в сознании общества, а само общество теряет ориентиры вследствие рождения новых видов речи (новым этосом являются обновленные условия речи). В новых видах словесности (прежде всего СМИ и Интернет) отсутствуют ясные культурные ориентиры, основой которых является духовная мораль, но утверждаются сиюминутные ценности, их стиль и образцы поведения кратковременны, скоропреходящи.
В таких условиях массового общения оказывается невозможным удержать высокий уровень культуры, нравственности, образованности – голову начинают поднимать именно «обиженные» части общества, считающие себя униженными и оскорбленными в прошлом... Именно они («эфраусипированные» феминистки, геи, лесбиянки, чернокожие, глупые, больные, старые, а на самом деле самые необразованные из молодых) требуют толерантности, т.е. под видом не-нанесения ущерба личности и запретов на употребление «обидных и оскорбительных слов» организуют настоящую травлю всех, кто придерживается либо традиционных ценностей, либо когда-либо в прошлом посмел употребить «обидные» слова. «Новый стиль жизни находит свое главное проявление в новом стиле речи, развивающемся в направлении табуизации определенных слов и выражений и создания новых имен» [Там же: 34].

3. Создание новой культуры возможно только на основе культурных достижений прошлого, его знании и освоении. Именно такой точки зрения придерживался академик В.В. Виноградов, которым более всего ценились осведомленность («этот человек осведомленный») и «свет ушедших умов». Поэтому и «исторический» метод академика В.В. Виноградова состоял в том, чтобы внимательно оценить и описать своих предшественников, а затем сделать свою гипотетическую оценку, которая могла быть достаточно сложной и противоречивой, но располагающей к бесконечному движению и рождению новых мыслей, потому что наука не останавливается с сегодняшним открытием – она «вечна».

Современная научная теория также в свете развития массовой науки стремится рождать новые теории и направления – и этому следовало бы посочувствовать, если бы вместе с рождением нового не отсекалась большая часть известного «старого». Так интенсивно развивающаяся теория концептосфер с легкостью и уверенностью анализирует такие понятия, как дух, душа, русский характер, делая легковесные выводы, словно все эти понятия не имели глубокомысленных и подробных описаний в истории русской философии, психологии и духовной этики,

Поэтому ниже попытаемся систематизировать материалы, касающиеся русского концепта терпение. На наш взгляд, необходимо воспользоваться указанным выше методом В.В. Виноградо-ва в создании максимального количества примеров, культурных прецедентов, которые позволили бы увидеть многосмысленность и разнообразие русского слова терпение. Это требуется сделать особенно потому, что в новейших исследованиях, среди которых наиболее значительным явился сборник «Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности», имеется ряд оценок якобы отсутствующей у русских способности к толерантности. Фокус прост: у русских отсутствует толерантность, потому что не было этого слова, но в таком случае у американцев и прочих западных народов отсутствует терпение (надо бы написать terpenije). Впрочем, современному Западу не приходит в голову проявить толерантность к «виктимизированной» России и начать анализировать русское terpenije.

Причина этого, конечно, – неоглобализм и навязываемая основной «мировой державой» всему миру «культура мира». Это еще один термин, который в России трактуется с той же двусмысленностью, как и известный роман Л.Н. Толстого. Слово «мир» в данном случае означает вовсе не земной шар или разнообразие стран и народов, а все ту же «толерантность» в смысле миролюбия к пропагандирующей себя политкорректности.

Опасность политкорректности и толерантности начинает осознаваться многими людьми на Западе, которые называют эти явления «полицией нравов», «запретом на мышление», «диктатурой благонравия» (ср. характерное название книги Джонатана Рича «Благонамеренные инквизиторы: новые атаки на свободу мысли». Вот лишь несколько характерных примеров из книги Л.П. Лобановой:

– запрещается «прославление бывших рабовладельцев» (таковы очень многие известные деятели, вошедшие в историю Америки);

– запрещается зачитывание в школах цитат из Декларации независимости, утверждая, что она является оскорблением всего чернокожего населения Америки;

– политически корректные требуют отменить показ опер, в которых есть сцены дурного обращения с чернокожими на том основании, что они расистские;

– роман М. Твена «Приключения Геккльбери Финна» исключен из списка обязательной литературы в школьных программах, так как в нем встречается слово «nigger»;

– из здания университета штата Пенсильвании пришлось удалить «Обнаженную маху» Гойи по требованию оскорбленных феминисток, потому что маха обнажена, потому что она женщина и потому что художник – мужчина [Лобанова 2004: 38–40].

– портретные галереи «родоначальников» в университетах считаются сексистскими, если они представлены только мужскими портретами. Ср. американские фильмы, где непременно в каждой группе играющих людей должен быть негр.

Понятно, что таким образом из культуры выбрасывается целый пласт текстов, значимых культурных символов, идей, которыми формировалось сознание нации. Впрочем, обратим внимание на то, что сегодня в России под видом той же ложно понятой терпимости=толерантности в массовой и бытовой культуре идет тот же процесс реабилитации якобы прежде обиженных и притесненных явлений: существовал запрет на непристойные слова – «будем терпимы или толерантны!..» (и терпим телевизионную антикультуру речи и уличную брань наших детей); существовали культурные запреты на «порно» – сегодня почти невозможно отделить эротику от секса, а секс от порно... В сущности слово «секс» – такое же ложно изобретенное имя, в котором отсутствует точность смысла, отчего происходит невозможность корректного суждения и истолкования.

Слову толерантность современные российские ученые пытаются придать, в сущности, иной смысл. Толерантность означает терпимость в отношениях с другими людьми, неагрессивность, причем более всего данный термин на русской почве проявляет себя в сопоставлении со своим антонимом нетолерантность или интолерантность. С последними связывают конфликтность, агрессивность и под. Во многих современных трудах толерантность объясняется как достижение согласия, словно бесконфликтность является высшим проявлением правильности человеческого поведения. При этом забывается, что требование доброжелательства, дружелюбия, любви в отношениях с людьми вполне может предполагать достаточно строгое и непримиримое отстаивание своих взглядов и убеждений, когда речь идет о вопросах принципиальных: нравственности, этике, долге, научных воззрениях, политической программе, вопросах веры и др.

Для того чтобы проанализировать русский концепт терпение, необходимо обратиться к разным видам словесности и разным авторам. Если двигаться от изначальных культурно значимых текстов к технологически более сложным, то необходимо проанализировать, по крайней мере, тексты фольклора, духовной литературы, художественную классику и т.п.

Исторически, конечно, необходимо начать с фольклора как изначального текста, содержащего общие места как культурные ценности, которых придерживается данная цивилизация. Фольклор же является и первичным текстом для становления человека в устной речи.

В «Пословицах русского народа» В.И. Даля терпение составляет одну группу с концептом надежда. Приведем именно те пословицы, где встречается терпение в различных словоформах:

Бог терпел да и нам велел.

Терпи, голова, в кости скована.

Терпи горе: пей мед.

Оттерпимся – и мы люди будем.

Час терпеть, а век жить.

На хотенье есть терпенье.

Терпенью – спасенье. Без терпенья нет спасенья.

Не потерпев, не спасешься.

Работай – сыт будешь; молись – спасешься; терпи – взмилуются.

За терпенье дает Бог спасенье.

Терпенье и труд все перетрут.

Оттерпимся – до чего-нибудь дотерпимся.

Терпя, в люди выходят.

Лучше пропасть, чем терпеть злую напасть.

Терпит брат долго, а через край пойдет – не уймешь.

Терпи, казак, атаманом будешь.

С бедою не перекоряйся, терпи!

Терпенье – лучше спасенья.

Хорошо спасенье, а после спасенья – терпенье.

При многообразии смыслов обратим внимание на то, что фольклорная мудрость (практическая мораль) описывает множество житейских ситуаций, но в каждой ситуации трактовка возможна в зависимости от интересов и выгоды создателя речи. Поэтому в большинстве ситуаций рекомендуется терпение, но в иных – по уместности – забыть о терпении, если оно вредит человеку: не стоит «терпеть злую напасть», а иное терпение возможно лишь до определенного момента («через край пойдет – не уймешь»).

Практической морали, зафиксированной в устной речи, противостоит духовная мораль Священного Писания, реализованная в письменных текстах. Духовная мораль, как пишет Ю.В. Рож-дественский, «в отличие от практической морали управляет не только поступками, но и желаниями, чувствами, помыслами человека... Духовная мораль требует научения особому составу нравственных суждений, под воздействием и с помощью которых человек способен осуществлять сознательное управление духовным развитием своей личности: не только своими поступками, но и чувствами, желаниями, помыслами» [Рождественский 2003: 43].

Естественно, что терпение относится к нравственным добродетелям (положительным качествам характера) и, в сущности, входит традиционно в перечень таких качеств в текстах духовной морали. Характерно, что качества терпимость – нетерпимость описаны Ю.В. Рождественским как общие места практической морали, а в духовной морали они предполагаются как бы уже присутствующими. Ср.:

«Терпимость – черта характера, которая проявляется в умении переносить трудности и в стремлении достичь взаимного понимания и согласования различных интересов, убеждений, привычек...

Терпимость предполагает уважение чужого мнения:

Ум на ум не приходится.

Что голова, то и разум.

Всякий молодец на свой образец.

Нетерпимость выражается в неумении переносить трудности, в склонности человека возражать против всего, что не совпадает с его чувствами, представлениями, убеждениями, привычками. Нетерпимый человек не считается с противоположными высказываниями, мнениями и убеждениями. Нетерпимость как черта характера – обычно результат недостаточного морального воспитания» [Рождественский 2003: 23].

В духовной морали мы можем говорить о новом уровне нравственного развития человека. Этот уровень проявляется в составе суждений, а состав суждений находит реализацию в словаре. Духовная мораль предполагает в человеке способность поставить себя на место другого человека и «не желать ему того, что ты не желаешь самому себе» (золотое правило морали). Расширяется состав нравственных качеств человека – он становится существенно новым и обогащенным вниманием к духовному совершенству греховно «падшего» человека: «Господи, даждь ми помысл исповедания грехов моих. Господи даждь ми смирение, целомудрие и послушание. Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость» [Православный молитвослов 2000: 46].

Уместно вспомнить и молитву Ефрема Сирина, переложенную А.С. Пушкиным:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Сказанным далеко не исчерпывается материал исследования данного концепта в духовной литературе. Так, вспоминается замечательное древнерусское слово «долготерпение», впрочем, знакомое всякому читателю современной духовной литературы. Ср. слова апостола Павла о любви: «Любовь долготерпит...»; или перевод стихов Шелли: «и я готов сносить был бесконечно / и козни, и насмешки, и вражду, / прикрыв тройным щитом долготерпенья / больную грудь». В советское время христианские ценности проявлялись в текстах художественной литературы.

Следующая ступень рассмотрения морали, приближающая нас к теме речевой культуры педагога, – профессиональная мораль. Профессиональная мораль возникает с появлением печатной словесности, когда развиваются мануфактуры, требуется многообразие профессий и соответственно определяются обязанности в каждой из них. Ю.В. Рождественский определяет профессиональную мораль как «кодексы поведения, которые обеспечивают добросовестное выполнение профессиональной деятельности тем или иным общественным сословием» [Рождественский 2003: 53]. Выделяя разные виды профессиональной морали, Ю.В. Рождественский пишет о педагогической морали: «Педагогическая мораль определяет поведение учителя (воспитателя) по отношению к ученику (воспитаннику) и ученика – по отношению к учителю.

Учитель, получая абсолютную власть над учеником, должен уважать личность воспитанника и быть в меру требовательным к нему.

Ученик, оказываясь в полной зависимости от учителя, должен глубоко уважать личность учителя, доверять ему, следовать его наставлениям и быть в полной мере требовательным к себе»
[Рождественский 2003: 55].

Определение принципов поведения учителя (преподавателя в вузе) всегда было заботой организаторов школы, а с появлением высшей школы, также предметом описания личности как школьного, так и университетского педагога. Если же говорить о культуре педагога, то здесь необходимо выделить (и так это будет в классических педагогических и риторических сочинениях) следующие разделы:

– культура нравственности и этики педагога (любовь к учащимся, желание блага), чувство долга и т.д.;

– культура мысли: интеллект, образованность, знания;

– культура речи (общения, коммуникации), формирующая стиль личности педагога;

– культура слова (богатство словаря);

– культура произношения (техника и искусство благозвучия);

– культура телодвижения.

Если говорить о речевой культуре педагога, первый вопрос, который ставит перед собой всякий учитель и организатор школьного дела: каким должен быть человек, предстающий перед учениками? Ответ на этот вопрос всегда содержался в первых статьях школьных уставов России, он имеется в первом педагогическом трактате на европейской почве (трактат Марка Фабия Квинтилиана был не случайно «риторическим»). В риторике облик оратора описывается в разделе «ораторские нравы». Столетия педагогического труда накопили неисчислимое количество определений и описаний, тем не менее, существуют некоторые фундаментальные требования, по которым продолжает оцениваться педагог, и эти требования можно записать в стиле современного министерского циркуляра, а можно увидеть их исторического предшественника, например, в Уставе одной из первых русских школ 1620 г. в Луцке: «Учитель должен быть благочестив, рассудителен, смиренномудр, кроток, воздержлив, не пьяница, не блудлив, не лихоимец, не чародей, не басносказатель, не пособник ересей, но соспешник благочестия, во всем представляя собой образец благих дел».

В современной Концепции модернизации образования будет сказано о «новых жизненных установках личности». И далее: «Развивающемуся обществу нужны современно образованные, нравственные, предприимчивые люди, которые могут самостоятельно принимать ответственные решения в ситуации выбора, прогнозируя их возможные последствия, способные к сотрудничеству, отличаются мобильностью, динамизмом, конструктивностью, обладают развитым чувством ответственности за судьбу страны» (курсив мой – В.А.) [Концепция модернизации... 2002: 2].

Практически, на наш взгляд, современному педагогу, где бы он ни преподавал, требуется размышлять над «проклятыми вопросами» своего бытия, формируя собственный взгляд при твердой опоре на культурную классику и ясном осознании современной реальности.

Естественно, что основанием профессионализма педагога является его знание предмета, учебной дисциплины. И это опять известное риторическое требование: красноречие основывается на знании, философской образованности. Интеллект педагога – основа его деятельности.

И все-таки воспитание педагога предполагает едва ли не более всего научение его некоторой совокупности педагогических приемов, которые уместно расположить в последовательности порождения и исполнения речевого акта: мысль – слово – соединение слов – произношение – телодвижение.

Предпочитаем не пересказывать эту традиционную схему общей риторики, а обратиться к практическим советам, которые, возможно, более всего уместны в обращении к педагогу, размышляющему над вопросами искусства своей речи. Такие рекомендации писались всегда, задача «нового» составителя – найти свой стиль и заставить задуматься.

Данные советы сформировались в два текста: рекомендации к монологу и рекомендации к диалогу преподавателя. Вот они:

Рекомендации к построению учебного монолога-объяснения:

1. Старайтесь представить материал системно, полно, ясно и просто.

2. Системность предполагает точное разведение понятий, выстраивание ясных противопоставлений, связей в описании объекта.

3. Полнота означает исчерпывающее представление материала.

4. Простота заключается в выборе оптимального, доступного способа изложения.

5. Умейте давать ясные, немногословные определения обсуждаемому предмету.

6. Готовьте и будьте готовы изобретать сиюминутные примеры. Подчас иллюстрация и пример способны заменить определение с целью прояснения сложного понятия.

7. Не теряйте контакта с аудиторией, следите за ее реакцией и настроением, будьте внимательны и корректны.

8. Не забывайте о том, что энергия, идущая от преподавателя, воодушевляет, но и не подменяйте также доказательство энергичной эмоцией.

9. Доказательства должны быть строгими и точными, нельзя подменять доказательство в споре «авторитетным» давлением. Старайтесь убеждать материалом, яркими примерами. Не стесняйтесь признаться в своем незнании: «наука вечна».

10. В аудитории должно поддерживаться настроение напряженной работы. Нельзя материал упрощать, делать его «легким» или говорить банальные истины – то, что аудитория уже знает. В таком случае расслабляются внимание и воля студентов. Они должны быть напряжены.

11. Учитесь самостоятельно рождать мысли – аудитории нравится видеть сиюминутно творящего, думающего, внимательного к ней преподавателя.

12. Выбирайте уместный способ ориентации на ваши записи: если вы только «читаете», это грозит потерей контакта со слушателями. Аудитория должна видеть, что это Ваши новые (не вытащенные из сундука) мысли. Можете «читать», но чувствуйте, как вас слушают и понимают.

13. Думайте о предмете Вашей мысли и о том, что Вам нужно передать этот предмет. Сосредоточьтесь!

14. Будьте готовы к вопросам, но и не уходите от них, при подготовке старайтесь вопросы предугадать, в полемике – предвидеть. Ответы должны изобретаться на глазах аудитории – ей интересен процесс рождения мысли.

15. О трудных проблемах скажите простым и ясным языком. Темп речи зависит от восприятия и понимания аудитории – обычно его надо сдерживать, делать паузы, следя за восприятием материала.

16. Разнообразьте движение и жесты, но и будьте собранны, не «бегайте» по аудитории. Будьте просты и естественны, уместны и целесообразны.

17. Располагайте материал в логической последовательности, для закрепления повторяйте основные положения.

Рекомендации к построению учебного диалога примерно следующие:

1. Подготовьте точные вопросы, продумайте возможные ответы, «проиграйте» возможные варианты развития событий, но в «боевой обстановке» не бойтесь изобретать новые вопросы, действуя по ситуации в зависимости от хода занятий и конкретных ответов студентов;

2. В аудитории ведите диалог в зависимости от сегодняшней ситуации и состояния аудитории, учитесь «читать по глазам», прогнозируйте (угадывайте) реакцию слушателей;

3. Старайтесь соблюдать свой план, но не бойтесь изобретать новые вопросы, действуйте гибко и импровизационно;

4. Ставьте вопросы четко, ясно, спокойно, просто, стремитесь, чтобы вопрос был понят с первого раза, помните, что эмоция и взволнованность преподавателя передаются слушателям;

5. Проявляйте требовательность и благожелательность – поблажек не должно быть ни к себе, ни к ученикам, добивайтесь выполнения задания;

6. Диалог не должен быть легким и развлекательным, но в меру трудным, аудитории должна быть интересна рациональная эмоция, испытывая которую она мысленно напрягается, получая радость от постижения знаний;

7. Не стремитесь говорить быстро, сдерживайте темп речи, цените слово;

8. Давайте высказаться учащимся, побуждайте их вопросами к речи, но не упускайте инициативы, оставайтесь лидером общения, с этой целью будьте готовы дать изобретательный комментарий;

9. Не уходите от ответов на возникающие вопросы, если не знаете, честно в этом признайтесь, совместно ищите ответ в будущем.

Очевидно, что эти рекомендации (своеобразные «заповеди» преподавательского труда) могут быть продолжены. Они являют некоторый возможный идеал, о котором приходится размышлять, чтобы наметить эффективные результаты своей работы.

Есть ли во всех этих советах русский концепт терпение или новоиностранный концепт толерантность, понятый по-русски? Они растворены в этом тексте, как растворено множество других качеств, которые при строгой опоре на традиционные знания и ценности являют каждого педагога как личность, имеющего, по словам Владимира Мономаха, «свой лик – образ». Поэтому в процессе формирования и воспитания педагога по-новому зазвучат и слова В.И. Даля, толкующие русское слово терпение как способность «выносить, переносить, сносить, нуждаться, страдать // крепиться, об(пере)могаться, мужаться, держаться, стоять не изнемогая, не унывая; // ожидать, выжидать чего лучшего, надеяться, быть кротким. Смиряться; // снисходить, допускать, потакать, поноравливать, давать повадку; // не спешить, не торопить, не гнать, сноравливать» [Даль 1882: IV, 401–402].

Формирование такого образа педагога-ритора и его речевого поведения требует усилий, вдохновения, размышления, тренировки, опыта, практики и долготерпения.

Литература

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – СПб.–М., 1882. – Т. I–IV. (репринтное издание. – М., 1981).

Концепция модернизации российского образования на период до 2010 года. – М., 2002.

Лобанова Л.П. Новый стиль речи и культура поколения: политическая политкорректность. – М., 2004.

Православный молитвослов. 2-е изд., испр. Издание Свято-Введенской Оптиной пустыни. – 2000. – С. 46

Рождественский Ю.В. Словарь терминов. (Общеобразовательный тезаурус): Мораль. Нравственность. Этика. – 2-е изд. – М., 2003.
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru