Искупление

V. Первосвященник и Искупитель

В Послании к Евреям искупительное дело Господа нашего изображено как служение Первосвященника. Христос приходит в мир, чтобы осуществить волю Божию. Духом вечным Он приносит Самого Себя в жертву Богу, приносит Свою кровь во очищение человеческих грехов – и совершает Он это в Страстях Своих. Своею кровью, кровью Нового Завета, Он восходит на небеса и входит в Святая Святых, скрытое за завесой. Претерпев смерть, Он увенчивается славою и честью и восседает одесную Бога Отца вовеки. Жертвоприношение начинается на земле и завершается на небе, где Христос предстательствовал и по сей день предстательствует за нас пред Богом, как вечный Первосвященник – "Первосвященник грядущих благ", – как Апостол и Архиерей нашего исповедания, как служитель истинной скинии и святилища Божия. Иными словами, как Посредник Нового Завета. Чрез смерть Христа открывается Жизнь Вечная, раскрываются и показуются "силы будущего века". В крови Иисуса открывается новый путь, путь жизни, путь к той вечной Субботе, когда Бог почил от дел Своих.

Смерть Крестная есть жертвоприношение. И приносить жертву не значит только жертвовать. Даже с чисто нравственной точки зрения весь смысл жертвы заключается не в отречении, но в жертвенной силе любви. Жертва есть не просто приношение, но дар и посвящение Богу. Действенная сила жертвы есть любовь (1 Кор. 13:3). Но жертвоприношение есть нечто большее, чем свидетельство любви – оно также есть священнодействие, литургический обряд, таинство. Крестное жертвоприношение есть воистину жертва любви, "якоже и Христос возлюбил есть нас и предаде Себе за ны приношение и жертву Богу в воню благоухания" (Ефес. 5:2). Но любовь эта была не только проявлением жалости, сострадания и милосердия к падшим и обремененным. Христос предает Себя не только "во очищение грехов", но и ради нашего прославления. Он предает Себя не только за грешное человечество, но и за Церковь: чтобы очистить и освятить ее, соделать ее святой, славной и непорочной (Ефес. 5:25). Сила жертвоприношения – в его очищающем и освящающем действии. И сила Крестной жертвы – в том, что Крест есть путь славы. На Кресте Сын Человеческий прославляется, и Бог прославляется в Нем (Ин. 13:31). В этом – полнота жертвы. "Не сия ли подобаше пострадати Христу и внити в славу Свою?" (Лк. 24:26)

Крестная смерть была действенна не как смерть Невинного, но как смерть Воплощенного Господа. "Нам нужен был Воплощенный Бог, умерщвленный ради того, чтобы мы могли жить", как откровенно выразился св. Григорий Назианзин. Это и есть "страшное и преславное таинство" Креста. На Голгофе Воплощенный Господь свершает священную службу, in ara crucis, и приносит в жертву Свою человеческую природу, которая с самого зачатия "во чреве Девы" была воспринята в нераздельное единство Его Ипостаси и в этом восприятии восстановлена во всей первоначальной непорочности и чистоте. Во Христе нет человеческой ипостаси. Его личность Божественна, но воплощена. В Нем присутствует всесовершенная полнота человеческой природы, "все человеческое естество", и потому Христос есть "совершенный человек", как провозгласил Халкедонский Собор. Но отдельной человеческой ипостаси в Нем нет. И следовательно, на Кресте умер не просто человек. "Ибо Тот, кто пострадал, был не обычным человеком, но человеком Богозданным, совершавшим подвиг долготерпения", – говорит св. Кирилл Иерусалимский. Можно сказать, что на Кресте умирает Бог, но в Своем человечестве. "Се бо в мертвецех вменяется в вышних Живый, и в гроб мал странно приемлется". Это добровольная смерть Того, Кто Сам есть Жизнь Вечная, Кто есть воистину Воскресение и Жизнь. Смерть человеческая, но свершившаяся в ипостаси Слова, Воплощенного Слова. И потому – смерть воскрешающая.

"Огня приидох воврещи на землю, и что хощу, аще уже возгореся! Крещением же имам креститися, и како удержуся, дондеже скончаются!" (Лк. 12:49–50). Огонь этот есть Святой Дух, нисходящий свыше в огненных языках в "страшном и неисповедимом таинстве Пятидесятницы". Это было крещение Духом. И Крещение есть сама Крестная смерть, излияние крови, "крещение мученичеством и кровью, которым крестился и Сам Христос", по выражению св. Григория Назианзина. Крестная смерть как крещение кровью есть самая сущность искупительного таинства Креста. Крещение есть очищение. И Крестное Крещение есть очищение человеческой природы, которая проходит путь восстановления в Ипостаси Воплощенного Слова. Это омовение человеческой природы в пролитой жертвенной крови Агнца Божия. И прежде всего – омовение тела: не только смывание грехов, но всей человеческой немощи и самой смертности. Это очищение в приготовление к грядущему воскресению – очищение всего человеческого естества, всего человечества в лице нового, таинственного Первородного, "Второго Адама". Это кровавое крещение всей Церкви. "Церковь Твою стяжал еси силою Креста Твоего". И всему Телу надлежит и подобает креститься Крестным крещением. "Чашу убо, юже Аз пию, испиета, и крещением, имже Аз крещаюся, креститася" (Мк. 10:39; Мф. 20:23).

Более того, смерть Крестная есть очищение всего мира. Это кровавое крещение всего творения, очищение Космоса чрез очищение Микрокосма. "Очищение не малой части человеческого мира и не на малое время, но всей Вселенной и навеки", по слову св. Григория Назианзина. Поэтому все творение таинственно участвует в смертных Страстях Воплощенного Господа и Владыки. "Вся тварь изменяшеся, зряще Тя на кресте висима, Христе... Солнце омрачашеся, и земли основания сотрясахуся, вся сострадаху Создавшему вся". Это было не сострадание жалости, но сострадание ужаса и трепета. "Основания земли позыбашася страхом Державы Твоея". Это было сострадание в радостном причащении великому таинству воскрешающей смерти. "Кровию бо Сына Твоего благословляется земля". "Воистину много было чудес в то время, – говорит св. Григорий Назианзин, – распятый Бог, солнце, омрачившееся и возгоревшееся вновь; ибо подобало, чтобы твари сострадали Творцу. Раздравшаяся завеса. Кровь и вода, излившиеся из ребра Его: кровь – потому что Он был человеком, вода же – потому что Он был выше человека. Колеблющаяся земля, камни, расторгшиеся ради Камня. Мертвые восстали в обетование окончательного и всеобщего воскресения. Чудеса до погребения и при погребении – кто воспоет достойно? Но ничто не сравнится с чудом моего спасения. Несколько капель крови воссозидают целый мир и становятся для нас тем, чем закваска бывает для молока, собирая и связывая нас воедино" (св.Григорий Богослов).

Смерть Крестная есть таинство, она имеет не только нравственный, но и священный, литургический смысл. Это Пасха Нового Завета. И ее священное значение открывается в Тайной Вечере. Может показаться странным, что Евхаристия предшествует Распятию и что в Сионской горнице Сам Спаситель преподает ученикам Свое Тело и Кровь. "Сия чаша Новый Завет Моею Кровию, яже за вы проливается" (Лк. 22:20). Однако Тайная Вечеря была не просто пророческим обрядом, так же как Евхаристия не есть лишь символическое воспоминание. Это было подлинное таинство. Ибо Христос, исполняющий его, есть Первосвященник Нового Завета. Евхаристия есть таинство Распятия, преломленное Тело и излиянная Кровь. И вместе с тем это таинство преображения, таинственное и священное "превращение" плоти в прославленную духовную пищу. Тело преломленное – умирающее – но в самой смерти восстающее снова. Ибо Господь добровольно взошел на Крест – Крест позора и славы. Св. Григорий Нисский дает следующее толкование: "Христос не ждет принуждения от предательства, не ждет ни разбойнического нападения иудеев, ни беззаконного суда Пилата, чтобы их злоба была началом и источником спасения всех людей. По Своему домостроительству Он предвосхищает их преступления путем священнодействия, неизреченного и необычного. Он полагает Самого Себя в приношение и жертву за нас, будучи одновременно Священником и Агнцем Божиим, Который "вземлет" грехи мира. Предложив Тело Свое в пищу, Он ясно показал, что жертвоприношение Агнца уже совершилось. Ибо жертвенное тело не было бы пригодно в пищу, если бы все еще было одушевлено. И поэтому, когда преподал Он ученикам Тело для вкушения и Кровь для пития, тогда же свободною волею и силою таинства Тело Его было уже неизреченно и незримо принесено в жертву, а душа Его, вместе с Божественною силою, соединенною с нею, была в тех местах, куда перенесла ее власть Того, Кто так повелел" (св.Григорий Нисский). Иными словами, добровольное разлучение души и тела, эта священная агония Воплощенного Господа уже как бы началась. И Кровь, добровольно изливаемая во спасение всех, становится "врачевством нетления", врачевством бессмертия и жизни.

Господь умер на Кресте. Это была подлинная смерть. Однако не во всем подобная нашей, просто потому что это была смерть Господа, смерть Воплощенного Слова, смерть внутри нераздельной Ипостаси Слова, ставшего человеком. И опять-таки, это была добровольная смерть, поскольку в непорочной человеческой природе, свободной от первородного греха, которая была воспринята Словом в Воплощении, не было внутренней необходимости смерти. И свободное "принятие" Господом грехов мира не означало для Него необходимости умереть. Смерть была принята только изволением искупительной Любви. Смерть Его не была "оброцами греха". И главное заключается в том, что это была смерть внутри Ипостаси Слова, смерть "воипостасного" человечества. Смерть вообще есть разлучение, и в смерти Господа Его пречистое тело и душа были в самом деле разлучены. Но единая ипостась Воплощенного Слова не была разделена, "Ипостасное единство" не было нарушено или уничтожено. Иначе говоря, душа и тело, хотя и разлученные в смерти, остались соединенными в Божестве Слова, от Которого они никогда не отчуждались. Это не меняет онтологического характера смерти, но меняет ее смысл. Это была "нетленная смерть", и потому в ней были побеждены тление и смерть и было положено начало воскресению. В самой смерти Воплощенного Господа открывается воскресение человеческой природы. И Крест является как животворящий, как новое древо жизни, "имже смертное потребися сетование". Церковь особо свидетельствует об этом в Великую Субботу.

"Хотя Христос умер как человек и Его святая душа была разлучена с Его пречистым телом, – говорит св. Иоанн Дамаскин, – Божество Его осталось неразлучным и с душою, и с телом. И таким образом, одна ипостась не разделилась на две, ибо с самого начала тело и душа равно имели бытие в ипостаси Слова. Хотя в час смерти тело и душа разлучились друг с другом, каждое из них сохранилось, имея единую ипостась Слова. Поэтому единая ипостась Слова была также ипостасью тела и души. Ибо ни тело, ни душа никогда не были наделены самостоятельной ипостасью, помимо ипостаси Слова. Ипостась же Слова всегда едина, и никогда не было двух ипостасей Слова. Соответственно и Ипостась Христа всегда едина. И хотя душа разлучается с телом пространственно, они остаются ипостасно соединенными чрез Слово".

В таинстве Креста две стороны. Это одновременно таинство скорби и таинство радости, таинство позора и таинство славы. Это таинство скорби и смертной тоски, таинство оставленности, уничижения и позора. "Днесь Владыка твари и Господь славы на кресте пригвождается... заплевание и раны приемлет, поношения и заушения". Богочеловек томится и страждет в Гефсимании и на Голгофе, пока не совершится таинство смерти. Пред ним раскрывается вся ненависть и слепота мира, все упорство и безумие зла, оледенение сердец, вся беспомощность и все малодушие учеников, вся "справедливость" человеческой лже-свободы. И Он объемлет все это Своею всепрощающей, скорбящей, милосердной и сострадающей любовью и молится за тех, кто распинает Его, ибо воистину не ведают, что творят. "Людие мои, что сотворих вам, или чим оскорбих вас, или чим стужих вам?" (Мих. 6:3; в измененном виде употребляется применительно к Господу на утрени Великого Пятка, антифон XII, тропарь 1). В этих страданиях и в этой скорби свершается спасение мира, "язвою его мы исцелехом" (Ис. 53:5). И Церковь предостерегает нас от всякого докетического умаления реальности и полноты этих страданий  "чтобы не упразднить креста Христова" (1 Кор. 1:17). Однако Церковь предостерегает нас и от противоположной крайности, от всякого преувеличения кенозиса. Ибо день позорного Распятия, когда Господь наш причислен был к разбойникам, есть день славы. "Днесь совершаем празднество, ибо Господь наш пригвожден на Кресте", – прямо говорит св. Иоанн Златоуст. И Крестное Древо есть "вечнославимое древо", истинное Древо Жизни, "имже тля разорися", "имже смертное потребися сетование". Крест есть "печать во спасение", знамение силы и победы. Не просто символ, но истинная сила спасения, "основание спасения", по слову Златоуста. Крест есть знамение Царства. "Я называю Его Царем, потому что вижу Его распятым, ибо подобает Царю умереть за Своих подданных", – это снова св. Иоанн Златоуст. Церковь хранит в памяти Крестные дни и празднует их как дни торжества – не просто торжества смирения и любви, но победы бессмертия и жизни. "Якоже жизнь твари Твой Крест предлежащий вселенная целует, Господи". Ибо сама смерть Христа есть победа над смертью, разрушение смерти, упразднение смертности и тления – "умираеши и оживляеши мя". Крестная смерть есть победа над смертью не только потому, что она увенчивается Воскресением. Воскресение лишь раскрывает и утверждает ту победу, которая совершилась на Кресте. Воскресение осуществляется уже в самом успении Богочеловека. И сила Воскресения есть именно "Крестная сила", "непобедимая и неразрушимая, Божественная сила честного и животворящего Креста", сила добровольной Страсти и смерти Богочеловека. Св. Григорий Назианзин говорит: "Он полагает Свою жизнь, но обладает властью снова взять ее; и завеса раздирается, ибо отверзаются врата Рая; камни расторгаются, мертвые восстают... Он умирает, но дает жизнь и смертию Своею разрушает смерть. Он погребается, но восстает вновь. Он спускается во ад, но возводит души". На Кресте Господь "возносит нас на первое блаженство", и "Крестом приходит радость всему миру". На Кресте Господь не только страдает и томится, но и приемлет упокоение, "плотию уснув, яко мертв". И дарует упокоение человеку, восстанавливая и обновляя его: "упокоил мя еси, претружденнаго трудом прегрешений, на древе препочивая". Со Своего Креста Господь источает людям бессмертие. Погребением Своим Он отверзает врата смерти и обновляет истлевшее человеческое естество. "Каждое деяние и каждое чудо, совершенное Христом, воистину божественно и удивительно, – говорит св. Иоанн Дамаскин, – но удивительнее всего честной Крест Его. Ибо ничем другим, как только Крестом Господа нашего Иисуса Христа сокрушена была смерть, разрешен прародительский грех, посрамлен ад, даровано воскресение, дана нам власть презреть саму смерть, уготовано возвращение к первоначальному блаженству, отверсты врата Рая, естество наше приведено одесную Бога и мы соделаны чадами Божьими. Смерть Христа на Кресте облекла нас в ипостасную Премудрость и Силу Божию". Таинство воскрешающего Креста особо поминается в Великую Субботу. Как объясняется в Синаксаре на этот день, "в святую и великую субботу боготелесное погребение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и еже во ад сошествие празднуем, имиже от тли наш род воззван быв, к вечной жизни прейде". Это не только канун спасения. Это день самого спасения. "Сия бо есть благословенная суббота, сей есть упокоения день, вонь же почи от всех дел Своих Единородный Сын Божий". Это день Сошествия во ад. А Сошествие во ад уже есть Воскресение.

Великое "тридневие смерти" (triduum mortis) – это таинственные, священные дни Воскресения. Плотию Своею Господь упокоевается во гробе, и плоть Его не разлучается с Его Божеством. "Аще бо и разорися Твой храм во время страсти, но и тамо един бе состав Божества и плоти Твоея". Плоть Господа не подвергается тлению, даже в смерти она пребывает нетленной, т.е. живой, словно и не умирала вовсе, ибо обитает в самом лоне Жизни, в Ипостаси Слова. Как поется в одном из песнопений, "вкусил еси тли, истления бо всяко не познал еси". Св. Иоанн Дамаскин говорит, что слово "истление" имеет два значения. Во-первых, оно означает "все страдательные состояния человека", такие как голод, жажда, утомление, пригвождение, смерть, т.е. разлучение души и тела. В этом смысле мы говорим, что тело Господа было тленно  до Воскресения. Но истление также значит полное разложение тела, его уничтожение. Это истление в подлинном смысле – или, скорее, "разрушение"; однако тело Господа совершенно не претерпело такого рода истления, оно даже в смерти сохранилось "нетленным". Иначе говоря, оно никогда не становилось трупом. И в этом "неистлении" Тело Господне уже преобразилось в состояние славы. Душа же Христа нисходит в ад, также будучи неразлучной с Божеством, "во аде же с душею, яко Бог" – это "обоженная душа" Христа, по выражению св. Иоанна Дамаскина.

Сошествие во ад означает прежде всего вхождение или проникновение в царство смерти, в область смертности и тления. И в этом смысле оно есть синоним самой смерти. Едва ли возможно отождествить тот ад, или "преисподняя земли", куда сошел Господь, с "адом", в котором будут мучаться грешники и нечестивцы. В своей объективной реальности ад страданий и мучений есть духовное состояние, определяемое личными качествами каждой души. И это не только нечто грядущее, но в значительной степени уже наставшее для каждого упорствующего в грехе, ибо он уже отступил от Бога. Нечестивцы уже находятся в аду, во тьме и оставленности. Так или иначе, нельзя представить, чтобы души нераскаявшихся грешников и души ветхозаветных пророков, глаголавших Святым Духом и проповедовавших грядущего Мессию, и душа самого св. Иоанна Крестителя находились в одном и том же "аду". Господь наш сошел в смертную тьму. Этот ад, эта преисподняя есть тьма и сень смертная – это, скорее, место смертной тоски, нежели вечных мук, мрачный "шеол", место безнадежного развоплощения и бестелесности, лишь бледно и смутно предозаренное косыми лучами еще не восшедшего Солнца, еще не сбывшихся надежд и ожиданий. Вследствие грехопадения и первородного греха все человечество впало в состояние смертности и тления. И даже величайшая праведность перед лицом Закона не смогла бы спасти человека ни от неминуемой эмпирической смерти, ни от той беспомощности в загробном мире, которая обусловлена невозможностью естественного воскресения, бессилием восстановить разрушенную целостность человеческого бытия. Это была как бы онтологическая немощь души, которая в смертном разлучении утратила способность быть подлинной "энтелехией" своего тела, беспомощность падшей и поврежденной природы. И в этом смысле все человечество "сошло во ад", в инфернальную тьму, в самое царство диавола, князя тьмы и духа отрицания – и все оказались в его власти, хотя праведники и не были причастны скверне, не приобщались демонической злобе и в смерти были скованы онтологическим бессилием, а не своим личным нечестием. Они были воистину "духами, заключенными в темницу". Именно в эту темницу, в этот ад и сошел Господь наш и Спаситель. Во тьме бледной смерти воссиял незаходимый свет Жизни, Божественной Жизни. И тем разрушен был ад и уничтожена смертность. "Аще и во гроб снизшел еси, Бессмертне, но адову разрушил еси силу". В этом смысле ад был просто упразднен: "и мертвый ни един во гробе". Ибо "прият землю и срете небо". Смерть побеждается Жизнью. "Егда снизшел еси к смерти, Животе бессмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества".

Сошествие Христа во ад есть явление Жизни средь безнадежности смерти, победа над смертью. И это ни в коей мере не означает "принятия" на Себя Христом "адских мук Богооставленности". Господь сошел во ад как Победитель, Christus Victor, как Начальник Жизни. Он сошел во ад в славе Своей, а не в уничижении, хотя и чрез уничижение. Но даже смерть принял Он добровольно и властно. "Не по какой-либо естественной слабости вселившегося Слова умерло тело, но чтобы в нем силою Спасителя уничтожилась смерть", – говорит св. Афанасий . Господь сошел во ад, чтобы принести благую весть и проповедовать душам, которые пребывали там в заточении (1 Петр. 3:19 и 4:6), чтобы силою явления Своего и проповеди освободить их и явить им избавление. Иными словами, сошествие во ад есть воскресение "всеродного Адама". И потому "стенет ад низу" и "огорчается", ибо сошествием Своим Христос "разрушает вереи вечныя" и воскрешает весь человеческий род. Он разрушает саму смерть: "смерти держава разрушися и диавола прелесть упразднися". Это торжество Воскресения. "И вереи железныя стерл еси, и извел еси нас от тьмы и сени смертныя, и узы наша растерзал еси". "И смертное жилище разори Своею смертию днесь, и озари вся божественными блистаньми воскресения". Так сама Смерть прелагается в Воскресение. "Аз есмь Первый и Последний и Живый: и бых мертв, и се, жив есмь во веки веков, аминь: и имам ключи ада и смерти" (Откр. 1:17–18).