Святитель Василий Великий. Часть первая. Жизнь

Св. Василий Великий родился в Кесарии Каппадокийской около 330 г. (предположения колеблются между 329 и 331 гг.) и происходил из известного в Понте и Каппадокии (а также в Малой Армении) рода, славившегося как богатством, знатностью и дарованиями, так и ревностью к христианской вере.

Его дед и бабка со стороны отца во время гонения Диоклетиана должны были спасаться в лесах Понта в течение семи лет. Отец св. Василия, по имени также Василий, был адвокатом и профессором риторики и свое постоянное место жительства имел не в Кесарии Каппадокийской, а в понтийской Неокесарии; мать его Эммелия была дочерью мученика. У них было десять человек детей — пять сыновей и пять дочерей, из которых особенно прославились: старший сын Василий, Григорий, епископ Нисский, Петр, епископ Севастийский, и старшая дочь Макрина — образец аскетической жизней, оказавшая сильное влияние на жизнь и характер св. Василия. Один из братьев св. Василия — Навкратий — был юристом, но еще очень молодым отдался аскетической жизни и умер рано.

Первые годы детства св. Василий провел вблизи Неокесарии в принадлежавшем его родителям поместье и своим первоначальным воспитанием обязан матери своей Эммелии и особенно высокообразованной бабке Макрине, которая была живой свидетельницей последних гонений на христиан и верно сохранила предание знаменитого Апостола той страны — Григория Чудотворца. Впоследствии св. Василий в послании к неокесарийцам, поверившим клеветническим обвинениям против него, так говорит о глубоком влиянии на него Макрины: "О вере же моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкой, блаженной женой, которая по происхождению ваша? Говорю о знаменитой Макрине, от которой изучил я изречения блаженнейшего Григория, сохранившиеся до нее по преемству памяти, и которые и сама она соблюдала, и во мне еще с малолетства напечатлевала, образуя меня догматами благочестия" (Epist. 204[, cap. 6]). Таким образом, речи и пример жизни Макрины произвели на Василия неизгладимое впечатление, и можно думать, что в тиши деревенской жизни на реке Ирис в душе мальчика заложены были семена аскетического направления в его чистейшей форме. После первоначального обучения под руководством отца Василий отправлен был в Кесарию Каппадокийскую, где жили его родственники со стороны матери и где он мог пользоваться уроками известнейших представителей науки. Здесь он познакомился со своим будущим другом — Григорием Назианзином. Затем он перешел в школы Константинополя, где слушал выдающихся тогда софистов и философов и, вероятно, сделался известным Ливанию. Наконец, для восполнения и завершения своего образования он отправился в Афины, знаменитые в древности, но и тогда еще бывшие центром классического язычества и просвещения. В Афинах Василий застал уже Григория, который взял его под свою защиту и оградил от некоторых неприятностей, каким обычно подвергались новички. Между ними установилась теснейшая дружба, продолжавшаяся затем всю жизнь. Григорий Богослов в своем похвальном [(надгробном)] слове Василию Великому (Orat. XLIII) восторженно и красноречиво описывает и эту дружбу, и научные занятия в Афинах. "Нами водили, — говорит он, — равные надежды и в деле самом завидном — в учении. Но далека была от нас зависть, усерднейшими же делало соревнование. Оба мы домогались не того, чтобы кому-либо из нас самому стать первым, но каким бы образом уступить первенство друг другу, потому что каждый из нас славу друг друга почитал собственной славой. Казалось, что одна душа [в обоих] имеет два тела... Что касается до уроков, то мы любили не столько приятнейшие, сколько совершеннейшие... Нам известны были две дороги: одна — это первая и превосходнейшая — вела к нашим священным храмам и тамошним учителям; другая — это вторая и неравного достоинства с первой — вела к наставникам наук внешних. Другие же дороги — на праздники, в зрелища, в народные стечения, на пиршества — предоставляли мы желающим" [(20.1–2, 4; 21.1)]. Природные дарования Василия получили здесь полное развитие. К концу своего пребывания в Афинах он далеко превосходил всех своих сверстников и обладал всеми доступными тогда знаниями: "Он так изучил все, как другой не изучает одного предмета; каждую науку он изучил до такого совершенства, как бы не учился ничему другому" [(23.2)]. Он был филологом, оратором, философом и диалектиком. "Легче было выйти из лабиринта, чем избежать сетей его слова, когда он находил сие нужным" [(23.4)]. Из астрономии, геометрии и науки об отношении чисел он изучил настолько, чтобы искусные в этом не могли приводить его в замешательство. Собственные телесные недуги заставляли его изучить врачебную науку. Он был еще и юристом и естествоведом. Словом, "это был корабль, столько нагруженный ученостью, сколько сие вместительно для человеческой природы" [(24.1)].

После 4 или 5 лет пребывания в Афинах Василий около 357 г. возвратился в Каппадокию и некоторое время был в большой нерешительности относительно дальнейшего жизненного пути: сердце влекло его к уединенной и созерцательной жизни, а кипучий дух и сознание в себе выдающихся сил — к общественной деятельности, — он выбрал поприще адвоката. Необычайное общее одобрение, с каким встречено было ведение им процессов, представляло для него тяжелое испытание, от которого, однако, его предохраняли чуткость совести, заботы сестры Макрины и верность его друга Григория. Скоро он отказался от карьеры, обещавшей ему славу, и вступил на путь аскетической жизни. Предполагают, что на Василия оказал сильное влияние в этом отношении Евстафий Севастийский, близкие отношения с которым причинили Василию [впоследствии] много неприятностей. Евстафий был аскет и проповедовал новую в то время форму монашества. Около 356 г. он избран был во епископа Севастии, митрополита Малой Армении. Но еще ближе искать объяснения этого шага Василия — в семейных отношениях, в которых сильно выразилось могущественное в современном ему христианском обществе стремление к аскетической жизни. После смерти отца Василия его мать со старшей сестрой Макриной и некоторыми девственницами удалились в фамильное поместье на реке Ирис около Неокесарии и там проводили подвижническую и созерцательную жизнь. Вероятно, только в это время внутреннего кризиса Василий принял крещение от епископа Кесарийского Диания и, может быть, вскоре же после крещения причислен был к клиру в звании чтеца. Затем, без сомнения, по совету Евстафия Севастийского Василий предпринял великое путешествие в Египет, Сирию и Палестину, чтобы посетить знаменитых христианских учителей и подвижников (cf. Epist. 223, adv. Eustath. Sebast.[, cap. 2]). Он был увлечен их идеалом жизни и окончательно утвердился в том направлении, которое создало ему славу великого учителя аскетизма. После двух лет путешествия он возвратился на родину, раздал свое имущество бедным и поселился вблизи своей матери и сестры на другом берегу, вместе с несколькими одинаково с ним настроенными лицами. Они проводили время в молитве, созерцании, физическом труде и изучении Священного Писания, с часто посещавшим его Григорием, под руководством древнейших толкователей, особенно Оригена, из произведений которого они составили в это время сборник — "Добротолюбие Оригена". Сюда же от времени до времени приходил к своим новым ученикам Евстафий Севастийский, и вместе с Василием они посещали мать Василия — Эммелию. Вскоре вокруг Василия собралось много подражателей и учеников и образовались монастыри мужские и женские, в организации которых Василий стремился соединить жизнь киновиальную с отшельнической. В это время Василий, при содействии Григория, написал по просьбе монахов свои Ta ethika — сборник правил нравственной жизни, выбранных из Нового Завета. Своим примером и проповедью он настолько содействовал христианскому усовершенствованию окрестных жителей, что, по свидетельству Руфина (Hist. eccl. II, 9), в короткое время весь Понт принял другой вид.

В это же время Василий начал принимать некоторое участие и в волновавших восточную Церковь догматических спорах. Когда Константий принудил (в 359 г.) западных в Аримине, а восточных в Селевкии подписать бесцветное исповедание омиев, Василий стал на сторону омиусианина Василия Анкирского, и в 360 г. он был в Константинополе с посольством от Селевкийского собора и слушал там дебаты Евстафия Севастийского и Евномия. С этого времени Василий занимает вполне определенную позицию в смысле тех омиусиан, которые в общей борьбе с арианством препобедили в себе подозрительное отношение к термину "единосущный" и соединились с Афанасием Александрийским. Когда Георгий Лаодикийский принес в Кесарию соединительную формулу Константия (Никскую формулу), то Дианий Кесарийский сделал то же, что сделали вожди омиусиан в Константинополе и что сделали и многие другие (в том числе и Григорий Назианзин-старший), — он подписал ее. Это привело к отчуждению между Василием и почитаемым им от юности Дианием, и Василий некоторое время уклонялся от общения с ним. На смертном одре Дианий призвал к себе Василия и убедил его, что, несмотря на подпись Никской формулы, он внутренне остался верным Никейскому исповеданию. Это было в 362 году.

После смерти Диания при избрании ему преемника произошли большие споры, и епископы, собравшись в Кесарии, уступая народному давлению, избрали одного из знатных горожан — Евсевия, человека, отличавшегося примерной жизнью, но не только мирянина, а даже еще не крещеного и мало знакомого с церковными делами. Евсевий, чтобы привлечь к ближайшему участию в церковных делах мужа, пользующегося таким уважением и значением, как Василий, рукоположил его, вероятно в 364 г., в сан пресвитера и пользовался его помощью в проповедничестве и в административных делах. Но богословское и церковное превосходство пресвитера над епископом скоро привело к несогласиям между ними (ближайший повод их неясен), которые угрожали даже церковным разделением в Кесарии ввиду того, что монахи стали на сторону Василия. Чтобы предупредить нестроения, Василий благоразумно оставил Кесарию и удалился в дорогое ему уединение в Понте; здесь он вновь занялся устроением монастырей. Но для православия наступили тяжелые времена, когда император Валент заявил себя решительным сторонником арианства. Ариане направили все свои усилия на то, чтобы овладеть каппадокийской Церковью, а ожидавшееся прибытие в Кесарию самого императора грозило православным великими опасностями. Тогда Василий, при содействии Григория, примирился с Евсевием, в 365 г. возвратился в Кесарию и энергично противостал стремлениям ариан. С этого времени пресвитер Василий явился фактическим вождем кесарийской Церкви и в течение остального времени епископства Евсевия развивал самую широкую и плодотворную деятельность в руководстве общиной, устроении церковной дисциплины, насаждении монашества и аскетизма и в постоянном проповедничестве. По словам Григория Богослова, "он был у предстоятеля всем: добрым советником, правдивым предстателем, [истолкователем Божия слова, наставником] в делах, жезлом старости, опорой Веры, самым верным в делах внутренних, самым деятельным в делах внешних. Одним словом, он признан столько же благорасположенным, сколько прежде считался недоброжелательным. С этого времени церковное правление перешло к Василию, хотя по кафедре он занимал второе место" [(Orat. XLIII, 33.3–4)]. Говоря о деятельности Василия в это время, св. Григорий восхваляет его "смелость перед начальниками — как вообще перед всеми, так и перед самыми сильными в городе; его решения распрей, не без доверия принимаемые, а по произнесении его устами через употребление обратившиеся в закон; его предстательства за нуждающихся, [большей частью] в делах духовных, а иногда и в плотских (потому что и это, покоряя людей добрым расположением, пользует нередко душе), пропитание нищих, странноприимство, попечение о девах, писаные и неписаные уставы для монашествующих, чиноположения молитв, благоукрашение алтаря и иное, чем только Божий воистину человек и действующий по Богу может пользовать народ" [(34.1–2)]. Особенно проявилась благотворительность Василия во время сильного голода, постигшего Каппадокию в 368 г., когда он и все свое имение, унаследованное от умершей около этого времени матери, употребил на пропитание голодных и своими увещаниями побудил и других к щедрой благотворительности. К этому периоду деятельности Василия относится составление им второго собрания монашеских правил. Беседы его "На Шестоднев", "На псалмы" и много других происходят из этого же времени. В сане пресвитера им написаны и книги "Против Евномия".

В 370 г. умер кесарийский епископ Евсевий, и на его место, несмотря на сильное противодействие со стороны некоторых епископов, при энергичном содействии Григория Назианзского-старшего избран был Василий. Противодействие находило почву в личных и догматических антипатиях, особенно возможных среди тяжелых и неясных религиозно-партийных отношений на Востоке.

Поэтому Василий нашел общее признание в своем диоцезе только после некоторого промежутка времени. В качестве епископа Кесарии он был митрополитом всей Каппадокии, и его юрисдикция простиралась на 50 епископов-суффраганов в одиннадцати провинциях. Невозможно было сделать лучшего выбора для столь важной кафедры. Василий все имел для этого: личную святость, обширное общее образование, красноречие, глубокое знание христианского учения и административный талант. С точки зрения православия он имел незапятнанную репутацию: он не был связан партийными обязательствами и ему не могли указать ни на какие компромиссы или подписи вероисповедных формул. Он представлял древнюю и простую веру Понта, сохраненную в его семье. Св. Афанасий с радостью и благодарностью к Богу приветствовал дарование Каппадокии епископа — истинного служителя Божия (Epist. ad Palladium).

Епископское служение Василия продолжалось около десяти лет и полно было неустанных трудов, борьбы и огорчений. Самое избрание на кафедру сопровождалось тягостным для него обстоятельством — несогласием с ним многих каппадокийских епископов (в том числе даже дяди его Григория). При содействии друзей, выступивших посредниками, Василий благоразумным, сдержанным образом действий, без излишней строгости, без всякого потворства и заискивания, достиг того, что в половине 371 г. опасность церковного раскола была устранена и недовольные им убедились в необходимости единения с ним. Но только начали налаживаться мирные отношения в диоцезе, как случайное обстоятельство вызвало новые неприятности. Правительство Валента занято было перераспределением провинциальных округов. Каппадокия, из которой уже выделены были Малая Армения и Понт, снова была разделена на две гражданские провинции, причем новый округ назывался Каппадокией II. Василий тщетно старался предупредить это письмами к наиболее влиятельным при Валенте своим друзьям, так как такое разделение, с образованием нового центра гражданской жизни, было невыгодно для кесарийцев и грозило чувствительным нарушением прав кесарийского митрополита. Гражданской митрополией новой провинции сделан был город Тиана. Тианский епископ Анфим не замедлил из этого административного расчленения сделать соответствующий вывод и по отношению к церковному управлению: он немедленно присвоил себе митрополичьи права над епископами Второй Каппадокии. Василий восстал против этого. Отсюда [возникла] распря, причем Анфим воспользовался прежним недовольством епископов по отношению к Василию и стал привлекать к себе епархии и приходы то лестью, то насилием, низлагал и изгонял склонных к Василию епископов и пресвитеров, насильно задерживал привоз в Кесарию из имений кесарийской Церкви в Тавре продуктов, так как они должны были следовать через новую провинцию. Василий, со своей стороны, насколько мог, поддерживал прежнее единство митрополии и как одно из средств к тому учреждал епископии в областях Второй Каппадокии и замещал их наиболее достойными и верными ему лицами. Назианз остался верным ему; своего брата Григория он поставил в Ниссу, небольшое местечко к западу от Кесарии. К югу он хотел иметь епископа в Сасимах, почтовой станции на пути из Киликии. Для этой кафедры Василий предназначил друга своего Григория. Последний, не разделял планов Василия, не хотел втягиваться в борьбу между митрополитами, протестовал против нравственного насилия. Произошло тягостное разногласие между друзьями. Григорий с большой неохотой уступил Василию, но фактически не вступал в управление своей епархии. Борьба кончилась примирением между Василием и Анфимом; подробности этого события неизвестны, но весьма вероятно, что св. Василий для восстановления мира и охранения единства в вере нашел нужным уступить. Во всяком случае, раздор был окончен, по инициативе Василия, личным свиданием и соглашением с Анфимом и другими епископами Второй Каппадокии о возможном умножении везде епископии для утверждения верующих в единстве вероучения и для нравственного усовершенствования жизни.