Патрология. Период второй. Патристическая, или посленикейская, церковная литература. Григорий Богослов

1. Биографические сведения.

Григорий Богослов родился около 330 г. в имении своего отца, Арианзе, близ Назианза, небольшого города юго-западной Каппадокии. Он был несколько старше Василия Великого. Подобно Василию Великому, Григорий был воспитан в духе христианского благочестия своею матерью Нонной. В юношеском возрасте Григорий посещал знаменитейшие школы своего времени: сначала в Кесарии Каппадокийской, потом в Кесарии Палестинской, в Александрии и, наконец, в Афинах. Григорий впервые познакомился с Василием Великим еще в школе Кесарии Каппадокийской, но дружба между двумя соотечественниками, о которой Григорий говорил с юношеским жаром даже в 381 г. на могиле Василия, завязалась в Афинах. Покинув около 357 г. Афины, Григорий возвратился на родину, принял здесь крещение и проводил жизнь в тихом уединении отчасти в Арианзе, отчасти в Понте с Василием Великим. Монашеская жизнь была для него высшим идеалом еще в Афинах, а жизнь в Арианзе и Понте среди аскетически настроенных родных и друзей давала новую пищу его мечтам об уединенной жизни, всецело посвященной Богу и созерцанию.

В 363 или 364 г. (а по другому мнению, в 360 или 361 г.) Григорий впервые выступает общественным деятелем в качестве примирителя своего отца с его паствой. Отец Григория, Григорий Старший, епископ Назианза, подписал арианское исповедание к неудовольствию монахов, твердо стоявших за Никейскую веру. Григорий примирил возбужденные умы, помогши отцу публично произнести православное исповедание.

В праздник Рождества Христова в 361 г. Григорий был посвящен своим отцом по настоянию назианской паствы в пресвитера вопреки своему желанию и ожиданию. Пораженный неожиданностью и обиженный насилием, которое было сделано над ним, Григорий удалился в Понт к Василию, однако скоро, вероятно, около Пасхи 362 г., он возвратился в Назианз, чтобы разделить с отцом его труды по управлению епархией. Когда вследствие споров с Анфимом Тианским Василий Великий открыл много епископских кафедр в небольших городах Каппадокии, то и Григорий был посвящен им (в 372 г.) в епископа Сасим, незначительного, бедного и дикого местечка, на которое Анфим простирал свои митрополичьи права. Неохотно согласился Григорий на посвящение в епископа, которое и состоялось в Назианзе. Но тотчас после посвящения он снова удалился в пустыню, не совершив в Сасимах ни одного богослужения, не произнеся ни одной проповеди. Но в том же 372 г. по усиленным просьбам отца он покинул пустыню и возвратился снова в Назианз, чтобы облегчить ему бремя управления Церковью. Весной 374 г. скончался отец Григория, и вскоре после него мать. Сестра Григория Горгония и брат Кесарий умерли еще раньше. Ничем более не связанный, страдая при том же тяжкой болезнью, Григорий удаляется в 376 г. в Селевкию в Исаврии, чтобы посвятить себя созерцательной жизни. Здесь получил он печальное известие о смерти Василия Великого (379 г.), которое еще более утвердило его в намерении совершенно отречься от мира.

При арианском императоре Валенте православное население столицы сократилось до незначительной горсти верных исповедников Никейской веры. Вступление на престол Феодосия (19 января 370 г.) было для них зарей лучшего будущего. Ободренные этим православные жители столицы обратились в 379 г. к Григорию с настоятельной просьбой прийти к ним на помощь и взять на себя труд упорядочить расстроенные церковные дела. Григорий согласился. Различные арианские партии направили все свои усилия к тому, чтобы помешать осуществлению планов Григория, покушались даже на его жизнь. Между православными тоже не было единства и согласия. Однако в святом одушевлении Григорий не останавливался перед опасностями, а его красноречие привлекало к нему множество последователей. Слава его была так велика, что даже Иероним, находившийся тогда уже в зрелом возрасте и сам известный в литературе, явился в Константинополь, чтобы послушать проповеди Григория и взять несколько уроков толкования Св. Писания.

В 380 г. Феодосий вступил в столицу и передал православным главнейшие церкви, находившиеся ранее в руках ариан. При этом народ умолял Григория остаться епископом столицы. Григорий дал обещание остаться, пока не соберется собор, и не решать вопроса о замещении кафедры. На соборе 381 г. Григорий был избран епископом Константинополя и после смерти Мелетия Антиохийского сделался председателем собора. Но когда его примирительное предложение по поводу антиохийской схизмы было отвергнуто, когда приехавшие на собор египетские епископы возбудили вопрос о законности его избрания на Константинопольскую кафедру, Григорий сложил с себя достоинство епископа столицы и, произнеся блестящее прощальное слово перед епископами и народом, покинул Константинополь в июне 381 г. Он удалился в Назианз и управлял осиротелой кафедрой своего отца, пока она не получила, согласно его желанию, особого епископа в лице Евлалия в 383 г. Остаток своих дней Григорий провел в аскетических подвигах и литературных занятиях в своем имении Арианзе, где и скончался в 389 или 390 г.

2. Сочинения св. Григория.

От Григория Богослова до нас дошли: слова, письма и стихотворения.

а. Первое место между сочинениями Григория Богослова занимают его Слова, числом 45. Из них особенно важное значение имеют Пять слов о богословии. Так названы они самим проповедником. В свою очередь это заглавие сообщило их автору наименование Богослова. Они были произнесены в Константинополе и имели своей целью защитить православное учение о Сыне Божием и Духе Святом от критики евномиан и македониан. В первом слове, составляющем вступление, речь идет о том, что не всякий, не во всякое время и не перед всяким может рассуждать о Св. Троице. Содержанием второго слова служит трактат о Боге, Его свойствах, непостижимости и неизреченности Его Существа. В третьем говорится о единосущии Лиц Св. Троицы и особенно о Божестве Сына Божия. В четвертом дается православное толкование тем местам Св. Писания, на которые ссылались ариане в подтверждение своего учения о Логосе, а в пятом разбираются возражения против Божества Святого Духа.

В близком сродстве по содержанию со словами о богословии находятся два следующих слова:
1. "О поставлении епископов и о догмате Св. Троицы" и
2. "О соблюдении доброго порядка в собеседовании о Боге". Эти слова также произнесены в Константинополе.

Два "Обличительных слова против Юлиана" составлены вскоре после смерти этого императора (26 июня 363 г.) и, вероятно, не были произнесены публично. Цель этих слов — заклеймить отступника позором перед современниками и потомками.

"3ащитительное слово по поводу бегства в Понт" после посвящения в пресвитера уже по настоящему объему не могло быть произнесено с церковной кафедры. В 362 г., по всей вероятности, была произнесена только собственно апологетическая часть слова, которая впоследствии была дополнена и разрослась до объема целого трактата о возвышенности пастырского служения. Этот трактат послужил образцом и источником для шести книг Златоуста "О священстве". Прочие слова посвящены некоторым церковным праздникам, отдельным богословским истинам, содержат в себе похвалу мученикам или представляют собой надгробные речи, посвященные родным и друзьям. Из праздничных проповедей замечательно Слово 38, "На Богоявление, или на Рождество Спасителя" — первая Рождественская проповедь на Востоке. Надгробные речи важны в историческом отношении.

b. Большую часть своих писем собрал сам Григорий по просьбе молодого родственника Никовула. Всех писем Григория насчитывается 243. Большая часть их написана во время удаления Григория от дел и его одинокой жизни в Арианзе (383–389 гг.) и посвящена отдельным событиям в жизни автора, его родственников и друзей. Только немногие из них касаются догматических вопросов. Сюда относится "Послание к монаху Евагрию о Божестве", отвечающее на вопрос, каким образом сохраняется единство Божества при существовании трех отдельных Лиц. В двух "Посланиях к Кледонию" и в одном "К Нектарию, епископу Константинопольскому", Григорий подвергает критическому разбору учение Аполлинария.

с. Составление большей части стихотворений Григория также относится ко времени его уединения в Арианзе. Григорий не был первым церковным писателем, усвоившим для некоторых из своих произведений стихотворную форму. Арий, как известно, изложил свои воззрения в сборнике песен, которые с удовольствием распевались александрийскими матросами и служили целям пропаганды учения. По его же следам пошел и Аполлинарий. Еще во время императора Юлиана, отнявшего у христиан Гомера, Аполлинарий пытался заменить эту основу классического образования собственными стихотворными переложениями Библии. Впоследствии он изложил в стихах также и собственные богословские воззрения. В стихотворении, надписанном "О стихах своих", Григорий перечисляет мотивы, побудившие его в старости переменить прозу на стихи. Во-первых, он хотел противопоставить свои стихи произведениям классических поэтов, неосторожное чтение которых приносило иногда дурные плоды. Он хотел дать чтение приятное и в то же время полезное, "подсластив искусством горечь заповедей, потому что и натянутая тетива требует некоторого ослабления". Во-вторых, он не хотел, чтобы чужие, т. е. язычники и еретики, имели преимущество в изящном слове и хвалились своей образованностью. В частности, Григорий хотел парализовать своими стихами вредное влияние стихотворений Аполлинария. В-третьих, изнуренный болезнью и тяготясь своим одиночеством, Григорий находил отраду в составлении стихов.

Из этого рода произведений Григория особенно важно самое обширное — "О своей жизни", представляющее собой его автобиографию и служащее главнейшим источником для его жизнеописания. Трагедия "Страждущий Христос", приписывавшаяся Григорию, ему не принадлежит и была составлена в XI или XII в.

Учение Григория Богослова

3. Богословие и вера простых. Одной из отличительных черт александрийской школы служило учение о вере и гнозисе. Согласно этому учению, только наиболее совершенные члены Церкви должны быть посвящены во внутреннюю, философскую сторону христианства, простые же и необразованные должны довольствоваться его внешней стороной — буквальным смыслом Писания и историей спасения. Чувство возвышенности и священной неприкосновенности высших истин религии привело александрийцев к учению о том, что эти истины должны быть тайной для несовершенных.

Обстоятельства времени заставили св. Григория возвратиться к этому пункту учения александрийцев (ср. Климент Александрийский, XIII, 8). Догматические споры стали в это время своего рода забавой. Спорили на площадях, в банях, в лавках, в женских теремах, на похоронах и веселых пирушках, несмотря на то, что это запрещала disciplina arcani. Такое совопросничество раздувало вражду партий, понижало в обществе уважение к священным предметам, делало христиан объектом насмешек для язычников и даже давало темы для языческих представлений в театре. Чтобы воспрепятствовать злу, Григорий, подобно александрийцам, разделяет верующих на два класса — младенцев и мужей в вере.

Люди простые и необразованные, эти младенцы в вере, требуют самых простых и первоначальных наставлений. Сообщение им более возвышенных истин, особенно подробностей учения о Св. Троице, опасно для них самих. Эта опасность состоит в том, что люди простые своими чувственными представлениями могут оскорбить Бога и таким образом впасть в тяжкое преступление. По учению св. Григория, неправильное мнение о Боге есть хула на Бога, оскорбление Его величия и святости. Отсюда нужна крайняя осторожность в словах и мнениях о Боге, чтобы не оскорбить Его. Путь лежит как бы между двумя пропастями. Едва оступишься, как тотчас же упадешь прямо во врата ада. Если даже ненамеренная ошибка в учении о Троице есть хула на Бога, приводящая прямо в ад, то нужно с крайней осторожностью сообщать догматические формулы народу, потому что по своей низменности он может понять их ненадлежащим образом и таким образом произвести в сердце своем хулу на Бога. К истинному понятию о Боге приближается только самое абстрактное мышление, к которому простой народ не способен. Напротив, в свои представления о Боге он всегда вносит элемент чувственного, материального, но "употреблять, рассуждая о бестелесном, наименования, свойственные телесному, значит то же, что клеветать, то же, что побивать камнями".

Для своего учения о необходимости покрова таинственности в догмате о Троице Григорий Богослов находит библейское оправдание в истории синайскаго законодательства и Преображения Господня.

Моисею Бог повелел вступить внутрь облака и непосредственно беседовать с Ним. Аарон и священники вошли на гору, но должны были остаться вне облака. Еще далее стояли Надав и Авиуд с народными старейшинами. Так и учение о Боге должно быть сообщаемо верующим по степени их нравственной чистоты и способности отрешаться от чувственного.

Хотя все апостолы были высоки и совершенны, однако Христос и из них некоторым оказывал большее предпочтение. Так на Фаворе Он открыл Свое Божество только Петру, Иакову и Иоанну. Во время борения Христа в саду Гефсиманском присутствовали только те же апостолы. Таким образом, важнейшее в вере Христос открывал даже не всем апостолам.

Что же должно служить содержанием веры людей простых? "Исповедуй, — отвечает на этот вопрос Григорий Богослов, — исповедуй Иисуса Христа и веруй, что Он воскрешен из мертвых, и ты спасешься". Но это, так сказать, минимум теоретического содержания веры простых. Григорий высказывает желание, чтобы сверх этого они заучили символ, чтобы они, не рассуждая, "держались голых речений, а понимание их предоставили мудрейшим".

Философскую сторону религии Григорий предоставляет совершенным в вере, т. е. людям, очистившим себя от всего плотского путем умственного развития и аскетизма. Подобно Оригену, св. Григорий указывает известные границы для свободы богословских исследований, и эти границы у него уже теснее, чем у Оригена. Ориген находил много неопределенного и предоставленного свободному исследованию даже в учении о Троице. Св. Григорий считает рассуждения о Троице в высшей степени опасными и предостерегает от этого даже более или менее совершенных в познании. Но сравнительно с позднейшим временем Григорий предоставляет свободному исследованию еще очень обширный круг догматических истин, относительно которых заблуждение и ошибка не важны для спасения. Исследование вопросов о мире или мирах, о веществе, о душе, об ангелах, о Воскресении, о суде, мздовоздаянии и Христовых страданиях он признаёт небесполезным, а ошибку и заблуждение при их разрешении не опасными.

4. Условия богопознания. Первое условие богопознания состоит в подавлении плоти, в отречении от чувственного. Тело и дух находятся в постоянной борьбе между собой и развиваются одно за счет другого. Истощать тело, чтобы освободить от его тирании ум, и составляет задачу аскетических лишений. Однако пока человек живет на земле, он никогда не может освободиться от власти тела. А потому св. Григорий всегда называет тело завесой, скрывающей от нас Божество. Бог есть Существо духовное, чуждое всех определений материального бытия. Но пока человек облечен телом, он на всё смотрит сквозь очки своей телесности. Во всех самых возвышенных эпитетах, прилагаемых нами к Богу, нетрудно открыть элемент материальности, ограниченности, делающий их несоответствующими невещественной природе Бога. Называя Бога Духом, мы непроизвольно представляем Его себе наподобие движущегося воздуха. Именуя Его огнем, мы не можем представить себе огня лишенным известной окраски, не связанным с горящим веществом, не движущимся вверх. Даже изображая Бога высокими символами любви, мудрости, правды, мы постоянно представляем эти свойства такими, какими наблюдали их у людей. Сколько бы ум наш ни старался отрешиться от материального, чтобы постигнуть духовную природу Бога, в свои представления о Нем он неизбежно привносит нечто телесное. Только после смерти, освободившись от тела, человек будет иметь истинное понятие о Боге.

Вторым условием богопознания служит сохранность ума. Душа человеческая объята томительной жаждой познать Бога. Красота, могущество и благость Божии просвечиваются сквозь различные явления природы. Это отдельные лучи, которые ум должен собрать воедино, чтобы составить себе должное понятие о Боге. Если же ум растекается по стремнинам мира сего, то признаёт за богов отдельные явления природы, будучи поражен их красотой.

Наконец, третье условие богопознания состоит в освобождении души от мирских забот, в досуге, позволяющем ей всецело предаться размышлениям о Боге.

5. Богопознание. Учение о невозможности полного богопознания развито св. Григорием в противоположность Евномию, утверждавшему, что человек может познать сущность Бога так же полно, как и Сам Бог, и что выражением сущности Божией служит имя Бога.

а. В противоположность Евномию Григорий утверждает, что не существует имени, которое могло бы выразить всю полноту Божественной жизни. Все имена суть только выражения деятельности Божией в мире, а не Его сущности.

b. Бог познаваем лишь отчасти. Он есть предмет томительных стремлений всех разумных существ. А это возможно лишь при том условии, если Бог отчасти познаваем, отчасти нет. Совершенно непостижимое не могло бы возбуждать любви и стремления к нему. Совершенно постигнутое перестает возбуждать удивление, а следовательно, и стремление к нему. Мы можем знать, что Бог существует, мы можем знать Его действия в мире, но не можем знать, что такое Бог по Своему существу.

Невозможность познания Бога по существу вытекает из того, что Бог выше всех определений. Он выше добра, выше сущности, Его можно определить только отрицательными предика¬тами: Он не есть тело, непространствен, не во времени. А подобные отрицательные выражения говорят только то, чем нельзя мыслить Бога, а не говорят о том, что Он есть.

6. Учение о Троице. Учение св. Григория о Троице представляет собой дальнейшее развитие учения Василия Великого и содержит в себе некоторые поправки к нему. Оно движется в рамках терминологии, принятой Василием Великим, но разработанной индивидуально, согласно новым потребностям. Под словом ousia Григорий Богослов так же, как и Василий Beликий, понимает свойства, общие Отцу, Сыну и Св. Духу, как бы родовое понятие. Слово upostasis, наборот, обозначает личные особенности Отца, Сына и Св. Духа и понимается как индивидуум в противоположность роду. Под словом omoousiosи св. Григорий понимал полное подобие Лиц Св. Троицы по существу.

К числу особенностей терминологии Григория Богослова нужно отнести следующие.

а. Ее последовательность и законченность. Василий Великий указывает особенности Ипостасей отчасти в образе бытия (Отчество, Сыновство), отчасти в деятельности (Святыня, освящающая Сила). Устраняя эту непоследовательность, Григорий Богослов сводит личные особенности Ипостасей к образу бытия agennesia, gennesis, ekporeusis.

b. Ее большую независимость от буквы авторитета. Василий Великий, связанный крещальной формулой, в большинстве случаев особенностями Ипостасей называет Отчество, Сыновство, Святыню. Григорий Богослов охотнее заменяет эти слова более абстрактными: agennesia, gennesis, ekporeusis.

с. Василий Великий подозрительно относился к термину prosopon. Понятие upostasis у него резко отграничено и обозначает индивидуума, которого характеризует известное свойство — idiotes.У Григория Богослова эта резкость сглаживается. Он часто пользуется термином prosopon, а термины upostasis и idiotes употребляет как понятия взаимозаменимые. Вследствие этого идея различия Лиц, доминирующая в сочинениях Василия Великого, теряет свою резкость, и, наоборот, выдвигается идея Их единства. Этой особенностью терминологии Григорий обязан полемике с требожниками.

Из терминологии, унаследованной Григорием Богословом от Василия Великого, несмотря на внесенные поправки, можно было вывести заключение, что Лица Св. Троицы суть совершенно отдельные Существа и что Единое Божество есть не более как общее понятие, обнимающее собой те Божественные свойства, которые в одинаковой степени принадлежат Отцу, Сыну и Св. Духу, как Трем неделимым. К такому выводу, по свидетельству Григория Богослова, и пришло крайнее течение восточного богословия, представителей которого он называет "требожниками". Это дало повод арианам обвинять также учение о Троице Василия Великого и Григория Богослова в требожии. "Если, — говорили они, — Лица Св. Троицы признаются Единым Богом только потому, что подобны друг другу, и потому объединяются в одном общем понятии Божества, то и у язычников один Бог и у нас целый род — одно человечество. Однако же у язычников много богов, как и нас, людей, много".

В ответ на это возражение св. Григорий и выясняет, в чем состоит единство Бога.

Единство Лиц Св. Троицы не есть численное. "По числу Они разделены". Говоря о недостаточности принятых тогда аналогий для объяснения взаимного отношения Лиц Св. Троицы, — аналогии родника, ключа и потока, аналогии солнца, луча и света, — он отмечает в них то несовершенство, что они заключают в себе представление о численном единстве. Родник, ключ и поток в отношении к числу составляют одно. Свет и луч не суть что-либо отдельное по числу.

Не будучи численным, единство Божества состоит, во-первых, в том, что источник Божества один. Сын и Св. Дух происходят от Отца. Во-вторых, в том, что между Лицами Троицы нет ничего Их разделяющего. Их не разделяет время, потому что Они существуют вечно совместно. Их не разделяет различие существа: по Своим Божественным свойствам Они совершенно одинаковы. Но главное, Они не разделяются хотением и направлением воли. Они хотят одного и того же, отсюда полное согласие Их деятельности. По учению св. Григория, и индивидуум, численно единый, может быть многим, и несколько индивидов могут быть единым. Первое имеет место в том случае, когда в пределах одной и той же личности происходит борьба между различными побуждениями. Напротив, между различными индивидами царит единство, если они согласны между собой.

Если единство Божества не численное и если оно состоит только в одинаковости природы Божественных Лиц и Их нравственном согласии, то почему нельзя сказать, что род человеческий, состоящий из однородных индивидов, есть один человек, что боги язычников — один Бог?


Отвечая на этот вопрос, Григорий не указывает существенного различия между единением Лиц Св. Троицы, с одной стороны, и единением людей и языческих богов — с другой. По его мнению, людей нельзя назвать одним человеком или богов одним богом только потому, что люди рождаются не в одно и то же время, что они не одинаковы по силе, что их разделяют страсти. У человека нет мира с самим собой, потому что его постоянно волнуют противоположные желания. Он находится в постоянной борьбе с другими людьми. Таковы же языческие боги, по сказанию самой мифологии, постоянно враждующие между собой. Таким образом, Григорий не мог философски обосновать идею истинного единства Бога и наглядно показать, почему оно теснее единства людей и богов. Что же касается его веры и религиозного убеждения, то для них идея строгого единства Божества стояла вне всякого сомнения. Григорий старался оттенить ее терминологически. Он категорически утверждал ее в следующих формулах. "Лица Св. Троицы, — говорил он, — и единичнее вовсе pазделенных, и множественнее совершенно единичных", "Бог разделяется, так сказать, неразделимо и сочетается разделенно, потому что Божество есть единое в Трех и едино суть Три". "Требожникам" он мог противопоставить лишь эти категорические утверждения, но не свое раздельное философское учение о единстве Бога10 . 

Действительно, о. Иоанн Мейендорф отмечает, что остается спорным, преуспели ли отцы-каппадокийцы в философских доказательствах единства Бога (Иоанн Мейендорф, прот. Византийское богословие. Минск, 2001. С. 256–269). Однако, необходимо отметить, что они занимались не столько философскими рассуждениями, сколько вопросами о спасении человека; и исходили они не из философских умозрений, а из Откровения, сохраняя апофатичность мышления и не допуская естественной философии в область богословия. "Вот предел апофатизма: откровение о Троице как об изначальном факте, абсолютной реальности, первопричине, которую нельзя ни вывести, ни объяснить, ни найти, исходя из какой-то другой истины, ибо нет ничего Ей предшествующего. Апофатическое мышление, отказываясь от всякой опоры, находит свою опору в Боге, непознаваемость Которого явлена как Троица. Здесь мысль обретает непоколебимую устойчивость, богословие находит свое обоснование, незнание становится знанием" (Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной церкви. М., 1991. С. 51). Отцы-каппадокийцы сохранили "верность принятой ими терминологии, несмотря на все затруднения и нападки, — как со стороны "староникейцев", верных Афанасию, так и со стороны богословов латинского Запада, потому что они не видели никакого иного способа сохранить библейский опыт спасения во вполне определимых и различных Лицах Христа и Духа, как опыт, который невозможно описать в категориях философского эссенциализма" (Иоанн Мейендорф, прот. Указ. Соч. С. 257). — Ред.


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру