Слово как икона и образ

Большую роль в воспитании и поддержании иконичного отношения к слову, даже священного трепета перед ним, играет молитва, и прежде всего потому, что главное молитвословие — "Отче наш" — было дано ученикам Самим воплотившимся Словом (Мф.6:9-13;Лк.11:1-5). Если во время богослужения верующий только слышит слово, обращенное к нему, то в молитве (или чтении Псалтыри) он сам возносит то же слово к Богу, становясь соучастником внутренней таинственной жизни Слова Божия, переходя в богочеловеческий, иконичный план владения словом.

Иконичное отношение к слову проявляется в выборе имени новорожденному. Акт наречения имени понимается как установление первой связи с Богом, с вечностью, поэтому младенца называют именем того святого, чья память приходится на день его рождения или на ближайшие последующие дни. Именины и день рождения нередко совпадают. В крещении новорожденный получает имя какого-либо святого в согласии со святцами, с месяцесловом и тем самым обретает в его лице своего небесного (наряду с ангелом-хранителем) покровителя и заступника. Этот благочестивый обычай отражает желание родителей следовать воле Божией. Зачатие, рождение и наречение имени — звенья одной цепи. Родители младенца не сами выбирают имя, а принимают то, которое выпадает по христианскому календарю. Имя мыслится при этом иконично — как данное ребенку самим Богом, имя обретается человеком в вечности. Прп. Феодосий Печерский — в ответ на вопрос благоверного князя Изяслава о латинянах — перечисляет шесть отклонений "варяжской" или "латинской" веры от Православия и в том числе такое: "В имя же святых (в Крещении) не наричают, но како  взовут родители их, в то имя и крьщають", т.е. прп. Феодосий отмечает номиналистический разрыв между именем и именуемым.

Евангелие, описывая Благовещение, дает пример наречения имени "из вечности". Не Пресвятая Дева и не праведный Иосиф выбирают имя Богомладенцу. Его имя приносится Ангелом, приносится как откровение от Бога. "...Имя Иисусово, — пишет о. Сергий Булгаков, — предшествовало Его зачатию и рождению от Девы, оно родилось прежде своего Обладателя. Точнее надо сказать, что как божественное — богочеловеческое, оно и не рождалось, но предвечно есть в Боге, а потому только в полноту времени оно является в земном воплощении".

Имя, данное младенцу родителями по собственной воле, может не совпасть с именем новорожденного в вечности. Имя же человека имеет небесное призвание быть вписанным в книгу жизни, о чем напоминал ученикам Господь: "...Обаче о сем  не радуйтеся, яко дуси вам повинуются; радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех" (Лк.10:20). Апостол Павел в "Послании к Филлипийцам" и св. Иоанн Богослов в "Откровении" говорят о "книге жизни", в которую вписаны имена праведников. Именно по этой книге Господь будет судить людей, и горе тем, имена которых не записаны в книге жизни (Фил.463;Откр.3:5;13:8;20:12,15,19).

Начало новой вечной жизни в Царстве Небесном также связано с именем, вернее, с переменой имени. Как свидетельствует об этом Иоанн Богослов, Сам Господь будет нарекать новое имя человеку в вечности и для вечности: "Побеждающему...дам камень бел и на камени имя ново написано, егоже никтоже весть, токмо приемляй" (Откр.2:17). Это новое имя будет полностью выражать сущность данного человека, произойдет полное, идеальное иконичное совпадение, соединение имени и именуемого подобно тому, как оно существует в Боге Слове.

При пострижении в монашество — как синергийный символ оставления мира и предвестие получения нового имени от Господа в Царстве Небесном, — также дается новое имя, начинающееся с той же буквы, что и мирское имя или, что реже, имя святого, память которого приходится на данный день.9

"Важным для людей Древней Руси, — отмечает В. Сергеев, — было и значение их имен, все равно — мирских или монашеских... Русские люди, особенно книжные, хорошо знали это значение и видели в нем залог собственных свойств или идеал, который необходимо воплотить в жизнь. Значение имени в связи со свойствами человека и его судьбой нередко упоминалось в церковной поэзии, в житиях". Наречение имени по месяцеслову делает этот акт не произвольным, а само имя не условным, а иконичным, синергийно выражающим глубинную сущность и характер данного человека, выявляющим Божий замысел об этом человеке.

Святость в Православии понимается в одном из аспектов как восстановление иконичного отношения к слову, возрождение способности прозревать сквозь оболочку вещей и явлений в их сущность (утерянной Адамом в грехопадении) и обретение реального богочеловеческого владения словом как божественной творческой силой и энергией. Иконичное слово — это словодело, словодействие, способное изменять течение космических, природных и исторических процессов.

О высоком авторитете слова в Православиии свидетельствуют также различные пособия, предназначенные для готовящихся к исповеди. Наряду с грехами против Бога, Церкви, родителей, ближних, грехов против себя, можно было бы выделить особые грехи против Слова, такие как: богохульство, хула, призывание имени Божьего всуе, кощунство словом, сквернословие, злословие, празднословие, суесловие, многословие,10 пустословие, прекословие, настаивание на своем слове, ложь, клевета, осуждение, грубость, оскорбление, уничижение, обесславление, самовосхваление, хвастовство, клятвопреступление, неисполнение обетов, смех, насмешки, хохот, бесчинные восклицания, смехотворство, пение непристойных песен, рассеянная молитва, уклонение или оставление церковных молитвословий, "любопытное" исследование Писания (т.е. ради формального знания, а не духовной пользы и исполнения прочитанного), неподготовленное учительство и неподготовленная, недостойно совершаемая проповедь Слова Божия, ересь (как "повреждение" чистоты Слова), слушание грешащих против Слова. Этот внушительный список свидетельствует о стремлении не только воспитывать, но и постоянно поддерживать священный авторитет Слова, распространить его на все области жизнедеятельного человека, ибо "От словес своих оправдишися и от словес своих осудишися" (Мф. 12:37).

+ + +

Теснее всего слово связано с иконой через подписывание иконы. "Иконичность в иконе, — пишет о. Сергий Булгаков, — создается ее надписанием, именем, как средоточием воплощения слова, богооткровения". Надписание устанавливает единство имени и изображения. Вписанное в икону Имя Божие или имя святого является как бы священной печатью, удостоверяющей соответствие изображения изображаемому. Надписанием имени на икону призывается энергия изображаемого, энергия имени Божия и, благодаря этому, икона выдвигается на границу двух миров — видимого и невидимого, — икона становится явлением Божественной энергии и в этом смысле уже чудотворной.

Значение слова в иконе столь велико, что без надписания икона не действительна, она перестает быть иконой в собственном смысле и перед ней нельзя молиться. "А то, что словесный знак, — пишет Б.А. Успенский, — при этом понимается не в чисто познавательном эмпирическом смысле, видно из того, что на русских иконах эти надписи очень часто не русские, а греческие".

Имя на иконе — это не просто написанное тем или иным шрифтом слово, иконописец стремится из-образ-ить имя, старательно и с любовью украсить его. Надписи на иконах, как отмечает Д.С. Лихачев, "органически входили в композицию, становились элементом орнаментального украшения иконы".

Как известно, вплоть до XVII века иконописцы не подписывали свои иконы (отдельные редчайшие случаи подписанной иконы лишь подтверждают правило).11 Чем это было вызвано? — Во-первых, икона воспринималась как произведение Святого Духа. Именно Святой Дух помогает иконописцу изобразить в линиях и красках то, что неизобразимо, выразить то, что невыразимо, описать то, что неописуемо. В течение многих столетий иконописцы свято верили, что они лишь "подмастерья" Святого Духа. Прежде всего они заботились о своем внутреннем духовном устроении, стремились снять все возможные препятствия для действия Святого Духа в своей душе, чтобы стать идеальными "проводниками" воли Божией.12 Во-вторых, имя иконописца на святом образе свидетельствовало бы о его претензиях и гордости. В-третьих, икона мыслилась как соборное творчество многих поколений иконописцев, а не какого-либо одного, пусть и гениального, мастера. Но в этом благочестивом обычае не подписывать икону была и еще одна, может быть важнейшая, сторона: иконописец считал недопустимым вносить в сакральное пространство иконы, на котором значилось святое имя Божие, и свое профанное имя. Итак, отсутствие подписи автора на иконе — это свидетельство особого отношения к слову, духовного почитания имени Божия.13

Слово связано с иконой многочисленными и многообразными нитями, прежде всего — через Евангелие, которое является основным вербальным источником для написания многих икон, Евангелие дает словесную икону того или иного иконописного сюжета, которая предваряет икону живописную. В качестве вербальной иконы может выступить Ветхий Завет, но на его сюжеты делаются в основном настенные росписи. В основе сюжета некоторых икон лежат богослужебные тексты. Существуют иконы, написанные на Евангельский текст, но композиция их "скорректирована" текстами богослужебных песнопений.

Особым образом связаны с текстом житийные иконы. В среднике таких икон помещается изображение святого, а в клеймах вокруг средника сцены из его жития.

Один из популярнейших жанров церковной литературы — акафист. Естественно, иконопись не могла оставить без внимания такой текст. Так появились акафистные иконы, в среднике которых пишется изображение Богоматери (иногда "Благовещение Пресвятой Богородицы" или "Похвала Пресвятой Богородицы"), а вокруг него клейма на темы кондаков и икосов Акафиста.

Особого внимания заслуживают иконы с клеймами на темы Сказания о чудотворной иконе. В этом случае взаимоотношение между текстом и иконой приобретает особенно сложный характер: на основе текста пишется икона Богоматери — затем создается Сказание об этой иконе — оно в свою очередь порождает икону с клеймами на темы Сказания.

Вербальным источником для иконы может стать и апокриф. Издавна Церковь делила апокрифы на два вида. Одни по причине содержащихся в них неправдоподобных сведений или еретических высказываний попадали под запрещение, другие — Церковь не только не запрещала читать, но и использовала в церковной практике. Например, иконы "Рождества Пресвятой Богородицы" и "Введения во храм Пресвятой Богородицы" написаны на основе Первоевангелия Иакова.

Словесная икона события или святого имеется также в толковом иконописном подлиннике, который существует наряду с лицевым.

Попробуем для наглядности формализовать отношения между текстом и иконой. Примем следующие обозначения: И — икона, Т — текст, Е — Евангельский текст, Б — богослужебный, А — текст акафиста, Ф — апокрифа, Ж — жития, С — текст сказания о чудотворной иконе, П — текст иконописного подлинника. Можно выделить следующие виды или типы взаимосвязи иконы и текста.

а) Т => И.
Частные случаи: ТЕ => И;14 ТБ => И;15 ТФ => И;16 ТЖ => И; ТП => И.

б) И => Т.
Частные случаи: И => ТС;17 И =>ТА;18 И =>ТП.

в) Т => И => Т.
Частные случаи: Т => И => ТЖ;19 Т => И => ТС; Т => И => ТА.

г) И => Т => И.
Частные случаи: И => ТС => ИС;20 И => ТА => ИА.

д) Т => И => Т => И.

Частные случаи: Т => И => ТС => ИС; Т => И => ТА => ИА; Т => И => ТЖ => ИЖ.21

Икону можно рассматривать как невербальный текст и вне ее связи с конкретным словесным источником. Священный текст, лежащий в основе сюжета и композиции иконы, составляет ее неизменяемую основу.22 Но на иконе можно обнаружить частности и детали, принадлежащие определенной эпохе или какой-либо школе иконописания, либо конкретному иконописцу. Поэтому икону можно "читать" как текст, восстанавливая при этом не только собственно текст, на основе которого написана данная икона, но и прочтение этого текста иконописцем, его школой, эпохой.

Особый случай взаимоотношений иконы и слова представляет собой текст в иконе. Это именно текст, а не слово, как надписание иконы. Такой текст мы встречаем на раскрытом Евангелии в руках Спасителя, на свитках, которые держат пророки, некоторые святители и преподобные. Эти тексты написаны обычно крупными буквами, они представляют собой лишь начало какого-либо известного всем текста и органически включаются в священное пространство иконы. По ним молящийся может узнать изображенного святого, этот текст представляет собой как бы дополнение к имени святого.

Позже текст появляется в клеймах житийных, акафистных икон и икон с клеймами на темы Сказания о чудотворной иконе. Текст представляет собой написанную в одну-две (редко три) строки цитату из жития, акафиста или сказания и поясняет изображенное в клейме. Обычно эта цитата не закончена, но не из-за малых размеров клейма, а потому что иконописец уверен — продолжение зрителю известно. Текст в клейме на древних иконах так же, как и надписание иконы обозначен красной краской, и он смотрится как надписание клейма, а не как комментарий к нему.

Начиная с середины XVI века, появляются иконы с усложненными аллегорическими, мистико-дидактическими сюжетами, в которых текст заполняет и средник иконы. Он там становится даже необходим, поскольку без подробных надписей в хитросплетениях множества символических, наложенных одно на другое  изображений, не всегда можно разобраться.23

В XVII веке текст мог "покрывать" изображение, мог идти вокруг изображения. Текст стали помещать также в нижней части средника, либо на нижнем поле иконы в специально выделенном свитке типа французского "картуша". Там обычно писался тропарь празднику или святому, объяснялся сюжет иконы или кратко рассказывалась история иконы. Со временем надписи "выплескиваются" на поля и покрывают их сплошь. Обычно это подробный комментарий к изображению в среднике или длинная молитва.

Иногда на житийных иконах текст, написанный в одну строку, шел вокруг средника, отделяя его от клейм.24 Поскольку ковчега на таких иконах не было, эта прямоугольная текстовая рамка выполняла роль лузги. Текстом иногда украшали одежды Богоматери, выписывая буквами тонкое кружево вдоль мафория и рукавов.

Итак, если в эпоху расцвета иконописания слово понималось как вербальная икона и в сакральное пространство иконы оно входило как самостоятельная, важнейшая и неотъемлемая его часть, как иконослово, иконоимя, то в поздний период, особенно начиная с эпохи барокко, слово в иконе выполняет служебную роль, оно комментирует изображение. В первом случае слово — священная печать, подтверждающая истинность и святость изображения, во втором — вербальная расшифровка и комментарий невербального текста.

Как иконообраз можно рассматривать не только отдельное слово, но и все произведение словесности. В Древней Руси такой жанр, как "слово" (и в церковном, и в светском варианте) был одним из самых популярных. При этом под "словом" понималось целокупное, "свившееся в комок" слово, которое несет в себе все характеристики самостоятельного отдельного слова. Поэтому можно говорить об иконичности основных жанров православного словесного искусства — молитв, житий, проповедей, канонов, акафистов и даже первоначальных летописей. К этой проблематике мы и обращаемся в следующих главах.

Сноски:

1. "Смиренномудрый и упражняющийся в духовном делании, — наставляет прп. Марк Подвижник, — читая Божественное Писание, все будет относить к себе, а не к другим" .
2. В другом месте св. Иоанн Кронштадтский пишет: "Вы читаете молитву, и Он (Бог) весь в каждом слове, как Святый Огнь, проникает каждое слово... Но особенно Он весь в принадлежащих Ему именах... Ангелы и святые так же в своих именах близки к нам, как близки имена их и вера наша в них — к сердцу нашему".
3. Такие высказывания можно найти у Св. Отцов. Например, одна из духовных бесед прп. Макария Великого начинается так: "Слово Божие есть Бог...". Истолковывать такие формулировки в имеславческом духе невозможно. Очевидно, прп. Макарий имеет в виду лишь силу благодатного воздействия Слова на мир и на человека.
4. Имеславие, как нам представляется, правильно и в духе православной традиции учило об Имени Божием, но в своем стремлении возвеличить Имя Божие утеряло "мерило благочестия", неверно поняв соотношение Имени и Именуемого (фактически отождествив их). В святоотеческом богословии взаимосвязь Имени и Именуемого трактуется антиномично и синергийно. Имя Божие есть Божественная сущностная энергия, которая делает человека "причастным" Богу и даже богом по благодати.
5. В другом месте о. Сергий Булгаков пишет: "Имена Божии суть словесные иконы Божества, воплощение Божественных энергий... Здесь соединяются нераздельно и неслиянно, как и в иконе, Божественная энергия и человеческая сила речи: говорит человек, он именует, но то, что он именует, ему дается и открывается".
6. "...Словотворчество есть процесс субъективный, индивидуальный, психологический только по форме существования, — замечает о. Сергий Булгаков, — по существу же он космичен". Этот космический аспект словотворчества и не хотели учитывать многие футуристы.
7. Ереси были отвергнуты, побеждены, но все же лежали в Церкви грузом подспудных воспоминаний, а борьба против ересей оставила неизгладимые следы в византийской мысли и в греческом языке. Слово было как бы "скомпрометировано" тем, что стало, с одной стороны, объектом еретических доктрин, с другой — средством этих богословских изысканий и упражнений. Кроме того, долгое время в Византии оставалась реальная угроза возрождения ересей.
8. Теснейшим образом слово связано не только с храмом, богослужением и церковной литературой, но и с бытом, домашним обиходом православной Руси. В виде Евангелия оно постоянно, как и икона, присутствует в доме, "может помещаться среди икон в домашней божнице, и это особенно замечательно, потому что это Евангелие никогда не раскрывается и не читается", — отмечает Б.А. Успенский.
9. Онтологичность переименование человека в вечной и для вечной жизни особенно заметна на фоне псевдонимии, которая или стремится скрыть истинное имя человека, или заменить его по собственной воле именем-личиной, исходя из человеческих соображений. Иконо-имя заменяется именем-картиной.
10. Св. Отцы предостерегали против многословия: "Нет ничего разорительнее многословия и зловреднее невоздержанного языка, — наставляет прп. Филофей Синайский, — ибо чтó каждый день созидаем в себе, то многословие снова разоряет и чтó с трудом собираем, то через языкоболие душа снова расточает".
11. Подписывали же свое имя вначале на оборотной стороне иконы, а не на лицевой.
12. На иконе первого иконописца св. апостола Луки за его спиной обычно изображается Ангел в белых одеждах с восьмиконечным нимбом (символ Премудрости Божией), который водит рукой апостола, помогая ему писать икону Богородицы.
13. В итальянском Ренессансе художники намного раньше стали не только подписывать своим именем картины на священные сюжеты, но и вводить в них автопортреты, что совершенно невозможно себе представить на иконе эпохи ее расцвета.
14. Например, "Рождество Христово", "Преображение Господне" и др.
15. "О Тебе радуется", "Собор Пресвятой Богородицы", "Достойно есть" и др.
16. "Рождество Пресвятой Богородицы", "Введение во храм Пресвятой Богородицы", "Сошествие во ад".
17. Например, "Повесть на Стретение чудотворнаго образа Пречистыя Владычица нашея и Приснодевы Мариа".
18. "Акафист ко Пресвятой Богородице в честь иконы Ее Казанской"; существуют акафисты чудотворным иконам Владимирской, Иверской, Боголюбской, Донской, Толгской Божией Матери, иконам "Всех Скорбящих Радость", "Троеручица", "Утоли Моя Печали" и др.
19. На основе жития пишется икона святого => перед иконой совершаются чудеса => житие святого дополняется рассказами об этих чудесах.
20. Икона совершает чудеса => пишется Сказание о чудотворной иконе => делается новый список иконы с клеймами на темы Сказания.
21. На основе жития пишется икона святого => перед иконой совершаются чудеса => житие святого дополняется рассказами об этих чудесах => пишется новая икона с клеймами на темы новых чудес, совершаемых святым по молитве перед его святой иконой.
22. Иногда икону можно рассматривать как двойной, наложенный один на другой текст. Например, икону прп. Андрея Рублева "Троица" можно рассматривать как невербальный текст, повествующий о гостеприимстве Авраама и говорить о соответствии ее библейскому рассказу (Быт.18:1-33), но можно рассматривать как невербальный текст догмата о Пресвятой Троице и говорить уже о соответствии ее церковному учению, изложенному в Деяниях Вселенских соборов.
23. В древности икону называли "книгой для неграмотных", в таких же иконах она становится скорее книгой только для грамотных, во всяком случае — для умеющих читать.
24. Поскольку на поздних иконах часто не делали ковчега, то не было и лузги, отделявшей средник от полей. И вот по месту предполагавшейся лузги делали широкую рамку, в которую и вписывали текст.
 


Страница 2 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру