Иконичность акафиста

По сравнению с каноном, акафист ("неседальный гимн") представляет собой более раннюю жанровую форму и более праздничную, хвалебную. Он берет свое начало в VI веке. Первое произведение такого рода было посвящено Пресвятой Богородице. Впоследствии этот единичный, исключительно популярный в Константинополе, церковный гимн стал родоначальником нового жанра. Появились акафисты, посвященные Пресвятой Троице, Спасителю, господским и богородичным праздникам, различным иконам Богоматери и святым.

Акафист состоит из кукулия (вводного кондака более позднего — по сравнению с основным текстом — происхождения) и последовательно чередующихся кондаков и икосов общим числом 24. Кондак акафиста раскрывает церковное учение о том или ином догмате, о том или ином ветхозаветном или евангельском событии, о том или ином событии из жизни святого (если это акафист святому). Икос развивает тему кондака, а далее следуют 12 строк припевов-хэретизмов (от греч — радуйся), похвальных воззваний, обращенных в зависимости от темы акафиста к Троице, Спасителю, Св. Духу, Богородице, апостолу или святому. Эти возгласы попарно соединены изосиллабизмом, метрическим, синтаксическим, лексико-семантическим, стилистическим, содержательно-смысловым параллелизмом и обильными созвучиями.

Условно акафист можно разделить на две части: в кондаках и вводных частях ирмосов (от начала до 7-го кондака) воспевается историко-повествовательный (но в догматическом ракурсе) аспект события, начиная с 7-го ирмоса главное внимание уделяется собственно догматическому значению события, его воспеванию.

Приведем для примера начало первого в истории церковной поэзии акафиста.

Кондак 1

Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице: но яко имущая державу непобедимую, от всяких нас бед свободи, да зовем Ти: Радуйся, Невесто Неневестная.

Икос 1

Ангел предстатель с небесе послан бысть рещи Богородице: радуйся, и со безплотным гласом воплощаема Тя зря, Господи, оужасашеся и стояше, зовый к Ней таковая:

Радуйся, Еюже радость возсияет; радуйся, Еюже клятва исчезнет.

Радуйся, падшаго Адама воззвание; радуйся, слез Евиных избавление.

Радуйся, высото, неудобовосходимая человеческими помыслы; радуйся, глубино, неудобозримая и ангельскима очима.

Радуйся, яко еси царево седалище; радуйся, яко носиши Носящаго вся.

Радуйся, звездо являющая Солнце; радуйся, оутробо Божественнаго Воплощения.

Радуйся, Еюже обновляется тварь; радуйся, Еюже поклоняемся Творцу.

Радуйся, Невесто Неневестная.

Кукулий (кондак 1) заканчивается возгласом "Радуйся, невесто Неневестная", который становится далее припевом, завершающим икосы. Другие же кондаки кончаются возгласом "Аллилуиа". Кукулий посвящен Богородице как Предводительнице Небесного воинства и защитнице молящихся и поющих. Тема кукулия имеет историческую основу — осаду Константинополя персами, аварами и славянами в 626 г. Явления же Богородицы в качестве предводительницы ангельского воинства (иногда с архангелом Михаилом во главе) многократно описаны как в византийской, так позже и в древнерусской церковной литературе (например, в "Повести о Темир Аксаке"). Итак, акафист начинается с восхваления Богородицы за избавление от беды и прошения о помощи и защите от бед в будущем.

Первый икос посвящен важнейшему событию в жизни Матери Божией — Благовещению. Архангел Гавриил приносит Ей с небес это приветствие — "Радуйся" — и оно становится многократным припевом. Великая тайна совершающегося события подчеркнута внутренним состоянием Ангела, который "ужасается" чуду Боговоплощения. В подтексте читается: если даже Ангел ужаснулся этому чуду, то что говорить о нас, людях, благодаря вере ставших сопричастными этой тайне. Верующие могут только смиренно склониться перед Пресвятой Девой и воспеть Ее. Сопричастность поющих восхваляемому событию усилена частым употреблением настоящего времени (как в кондаке, так и в икосе); событие тем самым переводится в иконичный план, оно мыслится и переживается как свершающееся в данный момент.

Далее следуют припевы. При переводе с греческого их рифмы, парный изосиллабизм и метрический параллелизм по большей части были утеряны. Приведем только один пример: девятый и десятый припевы (Радуйся, звездо являющая Солнце; радуйся, оутробо Божественнаго Воплощения). В греческом тексте в этих строках есть внутренняя рифма: (звездо) — (оутробо).1 Сохранность лексико-семантического, стилистического и синтаксического параллелизма не вызывает сомнений, даже если ограничиться единственным икосом, который мы привели полностью 2. Содержательно-смысловой параллелизм представляет главный интерес с точки зрения нашей темы. При анализе различных акафистов 3 можно обнаружить три вида содержательно-смыслового параллелизма.

Во-первых, это сопоставление:

Радуйся, чудес Христовых начало; радуйся, велений Его главизно (Икос 2, 3-4);

Радуйся, Судии праведнаго оумоление; радуйся, многих согрешений прощение (Икос 7, 9-10).

В приведенных хэретизмах вследствие их параллелизма имеет место простое сопоставление событий, явлений, действий или отношений. Второй хэретизм развивает, углубляет, дополняет или, за счет употребления эмоционально-экспрессивной лексики, усиливает первый. И в этом смысле стилистический или лексико-семантический параллелизм — лишь следствие содержательно-смыслового.

Во-вторых, в акафистах часто встречается противопоставление:

Радуйся, Ангелов многословущее чудо; радуйся, бесов многоплачевный струпе (Икос 2, 7-8);

Радуйся, невидимых врагов мучение: Радуйся, райских дверей отверзение (Икос 4, 3-4).

В данном случае очевидна антитеза смыслового параллелизма. Богородица выступает одновременно и как порука спасения для верующих и поющих, и как причина и неизбежность поражения для бесов и всех богопротивников. При противопоставлении содержательно-смысловой параллелизм может подчеркиваться (но не обязательно) лексико-семантическим и стилистическим параллелизмом. В припевах 2-го икоса очевидно противопоставление ангелов и бесов, а в припевах 4-го — такого явного противопоставления, выраженного лексико-семантически, — нет, но бесспорна антитеза содержательная. Обычно в акафистах антитетические сопоставления представлены исключательно богато. Только в первом ирмосе акафиста Пресвятой Богородице можно найти следующие: радость — клятва (проклятие); возсияет — исчезнет; Адам — Ева; высото — глубино; человеческие — ангельские; тварь — Творец и др.

Но одна из главных особенностей акафиста как жанра — это его насыщенность антиномиями. Антиномия может быть выражена в одном хэретизме, но чаще в двух, и парный параллелизм припевов предоставляет для этого богатые возможности. Например:

Радуйся, яко небесная срадуются земным; радуйся, яко земная сликовствуют небесным (Икос 4, 5-6).

Содержание первого припева антиномично: небесные силы сорадуются людям. Антиномично также содержание второго: люди и все земное соликует небесным силам. Но также антиномично и содержание пары припевов в целом, только в первом случае движение (как бы наведение небесно-земного моста) идет сверху вниз от Бога к человеку, а во втором — снизу вверх. Антиномический параллелизм, таким образом, может включать в себя как частный случай параллелизм сопоставительный и антитетический. Отметим и регулярно после каждого икоса повторяющийся рефрен Радуйся, Невесто Неневестная, который является яркой антиномией, выраженной в данном случае с помощью оксюморона.

Антиномиями пронизаны акафисты Пресвятой Троице, Иисусу Сладчайшему, акафисты, посвященные святым, но особенно многочисленны и поэтичны антиномии при воспевании Богородицы. Многократный припев "радуйся" вводит все новые и новые антиномичные обращения к Богоматери:

Радуйся, Бога невместимаго вместилище...

Радуйся, девство и рождество сочетавшая...

Радуйся, врата затворенная, имиже един Христос пройде...

Радуйся, Мати до рождества и по рождестве пребывшая Девою...

Радуйся, носившая на руку твоею Носящаго весь мир дланию...

Радуйся, яко млеком Твоим питала еси Питателя вселенныя…1

Приведенные примеры — лишь малая часть всех содержащихся в акафистах антиномий. Антиномиями наполнены не только акафисты, но практически все жанры церковной поэзии: тропари и кондаки, стихиры и каноны, богородичны и молитвы. Повторяясь изо дня в день во время вечерних, утренних и дневных богослужений, утренних и вечерних домашних молитв, они служат незаметным, но очень действенным способом формирования православного догматического мышления, способом передачи Священного Предания Церкви, важнейшим фактором воспитания личного религиозно-опытного восприятия православных догматов во всей их антиномичной глубине.

Акафисты, каноны, церковные богослужебные тексты, в которых имеются догматические и вообше религиозные антиномии, составлены не только так, чтобы разъяснить догмат, "оживить" его, но чтобы поставить молящегося в правильное отношение к догмату или антиномичной истине, сделать его общником и причастником этой истины, преломить, преложить эту истину так, чтобы она из рассудочной стала опытно постижимой на уровне веры. Богослужение в этом случае становится настоящим университетом православного антиномичного мышления. Правильное отношение к антиномичной истине — это отношение молитвенное, т.е. отношение призывания, прошения, благодарения, славословия.

В девятом икосе большинства акафистов специально утверждается это единственно верное отношение к антиномии догмата. В "Акафисте Пресвятой Троице" поется:

Ветия многовещанныя, аще и многу труждаются мыслию во испытании о таинстве Пресвятыя Троицы, но не могут разумети, како естеством есть Бог, в триех же совершенных Лицех: мы же веруем точию сему и исповедуем, какоже, не испытуем, и неизчетная благодеяния к нам коегождо из Триех Божественных Лиц добре ведуще, с верою и благодарением зовем: Свят, Свят, Свят еси Господи... Отметим в этом икосе следующее: а) догмат о Пресвятой Троице — тайна; б) этот догмат — антиномичен (един в Триех Лицех); в) рассудком его невозможно уразуметь; г) правильное отношение к Троице — не "испытывать", не пытаться постичь рассудком великую тайну, а веровать в Троицу и исповедовать Ее; д) эта вера живая, она опирается на личный и соборный опыт получения благодеяний от Бога по молитвам ко Пресвятой Троице.

По такому же образцу построен икос "Акафиста Иисусу Сладчайшему":

Ветия многовещанныя, якоже рыбы  безгласныя видим о Тебе, Иисусе, Спасе наш: недоумеют бо глаголати, како Бог непреложный и человек совершенный пребываеши? Мы же таинству дивящеся, вопием верно: Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя.

Здесь можно отметить дополнительный момент в отношении к антиномии догмата — удивление перед тайной и глубиной откровения о Богочеловеке.

В "Акафисте Пресвятей Богородице пред иконой Ея, именуемою Троеручица" поется:

Ветии человечестии не могут достойно восхвалити Тя, Богородице, честнейшую Херувим и славнейшую Серафим, рождшую Единаго от Троицы Христа Жизнодавца. Мы же любовию к Тебе воодушевленнии, смиренномудренно дерзаем приносити Тебе песни таковыя: Радуйся...

В этом икосе отношение молящихся к Богородице получает новые оттенки: это прежде всего любовь к Матери Божией, любовь, которая является источником познания, в том числе и догматического; это воодушевление, как благодатная душевная почва для восприятия антиномии догмата; это также смиренномудрие, т.е. понимание органиченности земной мудрости, даваемой рассудком, но вместе с тем — "дерзновение" воспевать. Молитвенное воспевание Богородицы и означает принятие антиномии догмата во всей его противоречивости и личное религиозно-опытное исповедание его. Акафист — праздничный жанр, это воспевание, восхваление по преимуществу, а там, где хвалят и воспевают, не может быть места попыткам рассудочного постижения (объяснения, толкования, понимания) сути прославляемого, ведь оно — предмет веры. Акафист не объясняет догмат, он стремится внушить чувство восхищения и преклонения перед непостижимой Божественной тайной и вызвать духовную радость от ощущения личной причастности к этой тайне через веру. Поэтому чем больше в акафисте антиномий, чем они напряженнее и чем неожиданнее поэтически, тем в большей мере "выигрывает" сам акафист, тем лучше он выполняет свое главное призвание: не только раскрывать содержание догматической тайны, но и ставить верующего в правильное отношение к догмату.

+ + +

Взаимосвязь акафиста и иконы и прямое влияние акафиста на иконографию особенно ярко выразились в так называемых иконах с Акафистом или лицевых Акафистах, которые появляются в православном искусстве с XIII века, а на Руси с XIV-XV вв. В среднике такой иконы, как уже говорилось, изображается Богоматерь или богородичный праздник ("Благовещение", "Похвала Богородице"), а в 24-х или 25-и клеймах (по числу кондаков и икосов с кукуллием или без него) изображаются основные события из жизни Богородицы и догматические истины, воспеваемые в Акафисте. Причем в каждом клейме в верхней части указывается, какому кондаку или икосу соответствует клеймо и приводятся начальные слова этого текста.

Каждое клеймо должно соответствовать по порядку своему кондаку или икосу. Иконографическое решение первых 12-13 клейм на евангельские темы (от Благовещения до Сретения) не представляло затруднений для иконописца: там он использовал готовые композиции Господских или Богородичных праздников. Сложнее было найти иконописное решение догматических тем, воспеваемых в остальных кондаках и икосах. Все же такие решения были найдены, и сложился устойчивый канон лицевого Акафиста будь то миниатюра, фреска или икона.

Какие приемы использует иконописец для подыскания изобразительного аналога содержанию икоса или кондака? —

1. Иконописец целиком без всяких изменений использует готовую иконографическую схему, например, "Рождество Христово" для икоса 4, "Сретение Господне" для кондака 7.

2. Иконописец аналитически "раскладывает" готовую иконографическую схему, сдвигая ее во времени вперед и назад, создавая ее двойники. Например, на темы кондаков 2, 3 и икоса 2 пишется "Благовещение" с небольшими, но заметными вариациями.5 При этом каждый из вариантов "Благовещения" в лицевом Акафисте вполне закончен и самостоятелен и может служить отдельной иконой.

3. Иконописец использует в качестве самостоятельной композиции какую-либо часть многофигурной иконографической схемы, например, "Путешествие волхвов" из "Рождества Христова".

4. Иконописец восполняет каноническую композицию какой-либо деталью, увязывающей, сближающей иконографию клейма с содержанием икоса или кондака, например, разорванный свиток в руке Христа в композиции "Сошествие во ад".

5. Иконописец использует только общие принципы устойчивой и распространенной иконографической схемы, варьируя ее основные элементы, приспосабливая их к содержанию данной песни. Например, существует такая композиция: Христос или Богородица с предстоящими (прп. Антонием и Феодосием Печерскими или прп. Сергием и Никоном Радонежскими), где на месте Спасителя, Богородицы может изображаться Деисус или какая-либо почитаемая икона, а на месте предстоящих собор преподобных или святителей. Эту схему иконописцы используют в разных модификациях в клеймах на темы кондаков 8, 11, 13, икосов 10, 12.

6. Иконописец использует иконографическую схему, распространенную во фресковых храмовых росписях, поскольку иконография их свободнее и значительно богаче, например, "Бегство в Египет" и др.

7. Наконец, иконописец создает новую композицию на тему кондака или икоса. Конечно, она по своей структуре не должна "выпадать" из канона, из традиции, из уже найденного и опробованного набора композиций; таковы клейма "Христос указывает апостолам на книгу" или "Богородица со свечой"(икос 7, икос 11). В них мы находим элементы, роднящие их с уже знакомыми композициями, хотя они, бесспорно, отличаются новизной и вне лицевых акафистов распространения не получили.6

Иконописец не был рабом текста Акафиста так же, как не был рабом и иконографического канона вообще. Писание акафистной иконы было не работой иллюстратора, а сотворчеством, о чем свидетельствуют многие иконы, которые заметно отличаются друг от друга. Это говорит об относительной свободе иконописцев а) в выборе композиции для клейма, б) в изменении, дополнении композиции, в) в смене очередности следования клейм, г) в пропуске отдельных клейм. Иконописец мог следовать в своем творчестве и букве Акафиста, и традиционной богослужебной практике его исполнения. Свобода иконописцев проявлялась и в цветовом решении композиций разных икон; колористическая самобытность иконописца, его способность к сотворчеству видна почти на каждой иконе.

Иконописец, как и церковный поэт, стремится вслед за словесной иконой," живущей" в плане богочеловеческого реализма, создать пронизанную тем же двуединством живописную   визуальную икону, которая не иллюстрировала бы текст, не воспроизводила или дополняла бы его, а была бы равноценна ему. Кроме того, акафистная икона на своем языке, своими средствами вносит свою лепту в синтез церковных видов искусства. Перед ней в храме исполняется Акафист, и она должна подняться на такую высоту, чтобы, ни в чем не противореча тексту Акафиста, адекватно выражая его, все же стать самостоятельной и не требующей словесных пояснений живописной иконой, невербальной проповедью, "уводящей" в эонотопос.

Сноски:

1.  Переводчик, в соответствии с древнерусской традицией, стремился прежде всего сохранить и передать дух и догматическую глубину оригинала. Это удалось ему в полной мере. Но далеко не все было утеряно и в формальном, риторическом и метрическом отношении, в чем легко убедиться.
2.  Аанализ этих видов параллелизма не входит в наши задачи.
3.  В кругу нашего внимания было более 50 акафистов.
4.  Из акафистов Благовещению и Явлению иконы Богородицы Тихвинския.
5.  На тему икоса 1 пишется "Благовещение у колодца", имеющее свою иконографию.
6.  Более подробно об Акафисте и иконографии лицевого акафиста см. Лепахин.

 


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру