Бетховен и жизнеощущение классицизма

Тайна прекрасной формы (На примере медленной части Четвертой фортепианной сонаты)

Для наших бесед я избрал жанр целостного анализа конкретных произведений. Почему не лекций? — Так мы быстрее придем к идеалу знания, как живого умного видения. Высокие идеи должны просиять в родном для них материале прекрасных звуков. Анализ (в этимологически-сущностном и историческом значении этого слова) и являет собой высвобождение идеи, породившей тот или иной предмет рассмотрения, в данном случае, музыку.

Логика красоты музыкальной заимствована с Неба. Вы убедитесь: чем композитор талантливее, тем у него меньше фантазии. У гения фантазии нет совсем. У него есть то сокровище подлинной небесной красоты, которое с начала 16 века стала подменять собой фантазия: у него есть духовное видение истин, открытых нам богодухновенной верой. (В психологии 16 века под фантазией стали понимать не явление истины, а прихотливую комбинаторику представлений).

Предмет сегодняшнего анализа — медленная часть Четвертой сонаты Бетховена.

Особая, специфическая проблема, которая откроется в анализе, — проблема правильного восприятия классико-романтической формы, в частности, правильного восприятия репризы, как стержня классической формы.
 
Вначале сформулируем главное открытие классической формы. В чем ее новизна в сравнении с барочной формой? Там основа — дление аффекта, то есть чувства, содержащего в себе идею вечности. Истину превзойти нельзя. В ней только можно пребывать. Принцип развертывания материала не посягает на изменение духа музыки.

Классицизм открыл развитие, в основе которого лежит духовное восхождение. Чтобы оно было возможно, выражаемое в музыке чувство должно было сойти с Неба на землю. Так и произошло. Открытие оркестрового крещендо у Мангеймцев произвело эффект атомного взрыва.
 
Слушатель был выбит из вечности и брошен в ситуацию сиюминутного эмоционального переживания момента. А как же с вечностью, неотменимым содержанием высокого искусства? Разве могут быть отменены небесные законы музыкальной красоты? Они и не отменились. Просто интонационный субъект музыки был перемещен из сферы достигнутого достодолжного в ситуацию поиска вечной идеи.
 
Вспомним, например, медленную часть Второй сонаты — Ларго аппассионато. Здесь не должное, вечное, а реальное эмпирическое чувство. Однако же — стремящееся к неотмирной высоте. Сочетание устремленной в небеса псалмодии и настороженного стаккато передают парадоксальное состояние взволнованного покоя.

Когда в вечный свет вносится искушение, то дается возможность блаженной победы над смутой сердца. Соединение данного и заданного и рождает эффект развития.

Вместе с имманентным (воплощенным в звуках) интонационным субъектом музыки в ту же ситуацию реального восхождения брошены и реальные участники музицирования — исполнители, слушатели, да и сами создатели музыки.Но для того чтобы все они могли воспринять развитие, они должны иметь предслышание высшей цели. Если предслышания нет — нет и развития, которое способно поднимать сердце.

Почему так? Потому что это закон духовной жизни. Дух человека имеет целеустремление в жизни — целеустремление заповедано: ищите прежде Царствия Божия. Господь есть цель: Аз есмь путь и истина и жизнь. Вот корень красоты классической музыки.

Прежде исполнителя и слушателя предслышание высшего должны иметь композиторы.

В одном из писем Моцарт признается, что слышит произведение в одномоментности. (Крупный культуролог А.В.Михайлов в специальной статье привел аргументы в пользу принадлежности этого письма именно Моцарту).
 
Как услышать произведение в первый же момент звучания? В курсе анализа я пытаюсь научить исполнителей такому предслышанию. В миниатюре это просто. А как охватить слухом крупное сочинение, включающее контрастный материал и интенсивное развитие? Об этом и пойдет речь.
 
Алексей Толстой говорил: писать по плану нельзя, но и без плана — тоже. Нужно писать по целеустремлению.

Жесткий план возносит творца над истиной, превращая его в глупого диктатора. Как же истина сможет открываться ему, воспитывая его? Если бы Татьяна Ларина не поразила Пушкина своим поведением, открывшим дремавшие в ней силы Святой Руси, то вместо гениального творения духовного реализма вышла бы жалкая романтическая имитация. А без плана нет цельности.

Как выйти из противоречия? Писать надо по целеустремлению, говорит А. Толстой.Так композиторы и поступают.
 
Опытные композиторы учат студентов Московской консерватории: приступая к сочинению середины или средней части или разработки, нужно простереть слуховое предвидение к репризе, заранее услышать ее и этим предслышанием руководствоваться при избрании материала и при переходе к репризе.Такую методику открывают и эскизы Бетховена.

Он  сочинял крупное произведение не от такта к такту, а намечал себе вехи (ориентиры). Например, при сочинении сонатно-симфонического цикла порядок появления эскизов обычно был следующим: вначале появлялся набросок главной партии, затем заключительной — так намечалась перспектива развития в экспозиции. Затем появлялись наброски побочной темы, далее темы медленной части. Так определялась сфера идеала, к которому стремилась душа интонационного субъекта музыки.

Репризу не было нужды фиксировать в эскизах, ибо она по материалу тождественна экспозиции. Но для слуха это был, конечно, самый главный ориентир в выстраивании формы.

Для исполнителей предслышание формы не менее важно: без него форма рассыплется и развитие обессмыслится.

Итак, обратимся к репризе.
 
Реприза бывает двух родов: обычная, сохраняющая первоначальный уровень напряженности, и динамизированная, проходящая на подъеме напряженности (изредка встречается и ослабленная реприза).

Первый тип — основной, исторически первичный и духовно самый сложный. На нем мы и остановимся.

Что значит — услышать репризу? Ее нужно слышать правильно, соответственно ее природе. Мы же слышим ее неправильно, не так, как слышали Моцарт, Бетховен, Шопен, Чайковский, как слышат музыку гениальные современные исполнители. У них восприятие духовное, а у нас — сниженное.

В чем это проявляется? Прежде всего в неправильном теоретическом осознании. В словах, которые мы используем.

Сейчас мы типичную логику репризной формы описываем как волну развития — волну нарастания и спада; спад обычно приходится на репризу.

Рисунок

Но что же это за странная форма, утверждающая падение и спад?!

Нет, не форма странная, а это мы даем ей холодное, мертвое истолкование. Разве падение в смуту сердца — это подъем на высоту? Разве мирная реприза означает душевное "успокоение", а не захватывающее дух восхождение в неотмирный покой? Моцарт, Бетховен и другие гении именно так воспринимали эту форму — в ее райской красоте и просветленной восторженной гимничности. Анализ музыки, особенно дивных классических Адажио, должен нам это продемонстрировать.

Но тогда нужно перечертить кривую, изображающую смысловой профиль репризной формы с точной репризой. Не так, а так.

Рисунок

Вы видите: точная тихая реприза оказывается не усталым успокоением, а духовно крепким восхождением в небесный покой. Мягкий подъем после стремительного восхождения соответствует коде.

Правильное слышание формы очень важно для исполнителей (как и для слушателей).

Тонкий слух А. Корто верно подметил главную трудность в исполнении Третьего этюда Шопена E dur: если слишком рано успокоиться перед репризой, то вводящие в нее фразы будут восприниматься глупо, а если продлить возбуждение, то не получится репризы.

Другой язык нужен для понимания возвышенной сокровенности музыки! О нет, не "успокоение" здесь требуется, а усердие, горение сердца, ревностное усилие, деятельное восхождение в неотмирный покой истины, в "мир Божий, превысший всякого ума", как говорит Библия. Откроется ли он душе вялой, ленивой, лишенной мужества — твердости стояния в истине?!

Восстановление порушенного средней частью христианского достоинства человека, горение смиренного любящего духа, победа его над смутой составляет истинное содержание репризы и смысл всего произведения, которое Шопен считал самым прекрасным своим творением.

Не случайно вводящее в репризу движение мелодии являет собой распетую псалмодию. Только после ее смиренного плача, упования и усилия молитвенной сосредоточенности, сознательного удаления от искушавшего и соблазнявшего вихря страстей, помявшего душу, отверзаются врата рая. Душа радуется; умиленная, освобожденная от тяжести греха, спасенная, поет она благодарственную песнь.

А что делать, если вхождение в великий покой репризы труднодостижимо после того, как душа уступила, поддалась мучительной страсти сомнения и сильно удалилась от Источника силы? Нужно только ей взглянуть на Истину, а она сама в себе содержит путь к себе и полную сил жизнь.

Вот как это делает Бетховен.

Бетховен Ларго Четвертой фортепианной сонаты.

Музыка погружает нас в состояние сосредоточенной глубокой мысли. Невозможно выразить его вне опоры на церковные жанры, в данном случае на хоральность (аккордовый склад фактуры, напоминающий о силлабическом пении церкви по принципу слог=звук). Вопросо-ответные соотношения мотивов, разрываемых паузами, придают музыке характер размышлений.

Общий характер первой темы воспринимается как спокойный и мирный. Но откуда тогда в последующем развитии взяться бы неожиданным яростным сфорцандо, взрывным контрастам пианиссимо и фортиссимо? Ведь они не кажутся приходящими извне, а рождаются как бы изнутри самого состояния.
Нам не хватает некоторых духовно-психологических знаний о человеке, чтобы понять логику возвышенной музыки. Восполним их, поразмыслив о типологии состояний покоя.

Все существа стремятся к покою. В жизни бывает покой телесный, сонный, ленивый. Не он является целью жизни и высокого искусства! Бывает покой психический — когда, как говорят студенты, ничто и никто не напрягает. На духовном языке это значит: нет искушений. Искушение по русски — испытание, а по-латыни — экзамен. Отсутствие искушений при невнимательной жизни вводит в состояние духовной расслабленности. И это состояние тоже не является целью серьезной музыки. Потому совершенно неправы психотерапевты, включающие в список произведений для релаксации (расслабления) такие шедевры, как например, медленная часть концерта № 23 Ля мажор Моцарта. Те истинные и благотворные изменения в состоянии пациентов, которые производит эта музыка, закрыты от неверующей психологии.

Но вот наступает время духовно-нравственного экзамена-искушения. Как должен реагировать человек?
 
"С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения" (Иак. 1:2). "Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного" (1 Пет. 4:12). "В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью" (Иак. 1:13-14).

Ведь и в школе или училище — для чего устраиваются экзамены? Для досаждения учащимся? Нет, — но чтобы обнаружилась их ревностность и продвижение в учебе.

Человеку, сотворенному по образу Божию, дан великий дар — богозданная свобода духа. Дух имеет силу и власть воспитывать душу, со времен грехопадения склонную к угождению плоти,  и вести ее к свету и истине. Отказавшись от этого дара, современный человек стал невольником страстей (якобы "сердцу не прикажешь"). Верующее сердце Бетховена далеко от распущенности. Собственное царство духа есть святой покой истины ("познаете истину, и истина сделает вас свободными"). К нему-то и влечет дух мятущуюся душу. Умирение души — цель, вектор и скрытая движущая сила всякого драматургического развертывания вне зависимости от исхода борьбы.

На пути к цели человек встречает трудности и проходит в разных состояниях покоя.

В ситуации испытания человек внутренне подтягивается, собирается с духом, но не должен впадать ни в смятение, ни в иные недолжные состояния. Состояние здесь парадоксально. Представим ситуацию внезапного оскорбления. Вот ехала машина, водитель притормозил около меня и окликнул: "подонок!". Я обернулся. Довольный своей шуткой, он загоготал и уехал. В испытании душа готова поддаться искушению (например, обидеться, раздражиться, осудить). Но тут же приходит добрый помысл благодарности: правду сказал водитель, истину открыл. Подонок — тот, кто плавает по дну. А разве я не плаваю по самому дну? Точно: постоянно тыкаюсь носом и зарываюсь в тину гордыни, и так редко поднимаюсь смирением к поверхности океана Божественной любви. Да и к поверхности ли?! Какой же замечательный случай подарил водитель — положить начало покаянию и получить мир!

Момент одновременного существования и борьбы греховного и доброго помыслов можно назвать напряженным покоем. Он напряжен, потому что идет борьба, а она требует внимания, собранности воли. Он покой, потому что удержание великой цели (исполнения воли Божией) — целительно и явственно укрепляет душу.
 
Но представим сильное искушение. Пропустишь какой-то момент, поддашься ему, — и эта смятенная волна страсти проникает внутрь. В кровь впрыснут адреналин. Сердце вскипает, бьется быстрее, сбилось и участилось дыхание. В таком состоянии у нравственно ориентированного человека мы тоже видим парадоксальную двойственность. Он не оставил борьбу, хотя уже почти на лопатках. Это состояние можно назвать возбужденным, или взволнованным, покоем. Возбуждение отличается от напряжения изменением темпоральных характеристик всех процессов.

А что дальше? Дальше — покой победы, покой освобождения от испытания и наслаждения радости.

У святых мы видим еще более высокие состояния покоя. Иоанн Лествичник даже с бесами советует бороться благодушно. Такой вышний покой во время бесоизгнания запечатлен у старца Николая Гурьянова на одной из видеокассет. Покой прямо льется с Неба. Господь возносит его душу в невозмутимый Небесный покой. Райский покой. В святоотеческой литературе говорят об исихии. Исихия как идеал отражена только в русской музыке. Например, у Рахманинова (медленные части Второй симфонии, Второго концерта, в прелюдии соль мажор и др.).

Теперь нам легко будет проанализировать внутреннюю логику развития в Ларго Четвертой сонаты.

Как ведет Бетховен корабль души к идеалу, томясь жаждой неотмирного покоя, света, тишины духа. Как преодолевает опасности смятения?

Зная тайный духовный мотив драматургии классической музыки (он совпадает с главным мотивом правильной жизни и литургии — стремлением к свету, красоте и полноте истинной жизни), мы легко увидим единый стержень развития и в этой музыке.

В чем сила, свет, покой и смысл первой ее мысли, первого периода, и только ли спокойствие здесь?

По традиции, идущей еще от барокко, медленная часть сонатного цикла, переключающая нас из сферы действенности в сферу духовных созерцаний, выделяется тональным контрастом. Здесь он осветляющий: C dur при основной тональности Es dur.

Но обратим внимание на некоторую торжественную тяжесть звучания, на глубокие басы, на акустически шероховатое, неспокойно звучащее удвоение терции во втором аккорде, не рекомендуемое школьной гармонией, на глубокие басы, на эмоциональную насыщенность задержаний в последних трех тактах… Словно некая тяжесть прижимает нас к земле. В седьмом такте появляется звук гармонического мажора as, который Бетховен просит выделить указанием сфорцандо, — симптом некоей скорбно-гнетущей силы. Более привычный для слуха звук а сделал бы немотивированным последующее развитие.

Итак, нет здесь полного покоя духа, ибо не может он томиться в тяжести, но с напряжением рвется к свету. То состояние, которое экспонируется в первой теме, мы уже условились называть напряженным покоем.

Куда развивать мысль дальше? Куда она сама стремилась бы двигаться?

После столь замкнутого уравновешенного начального периода естественно ждать развивающейся серединки простой формы, обычно затрагивающей сферу доминанты (как функции или тональности).

Что такое со смысловой точки зрения переход в доминантовую тональность? Чайковский, обладавший потрясающим духовным слышанием формы, говорил об энтузиастическом характере такой модуляции. Речь у него шла о тональности побочной партии, но и на малом участке формы сохраняется эта выразительная возможность. Слово "энтузиазм" содержит в себе корень "бог" (теос) и означает буквально "вбоживание", вселение  Бога в человека, бесконечно радующее его. В интонационнном контексте новой мысли доминанта воспринимается как дуновение свыше, пробуждающее свет надежды.

Что же это за новый интонационный контекст? Напряженно-поступенному движению мелодии и дублирующих ее голосов здесь противостоит легкая мелодика, образованная тремя восходящими скачками кряду в суммарном диапазоне доудецимы. Скачок — этимон светской интонации, выражение мечтательной легкости. Но в данном случае вклинивание отрезка церковной псалмодии (трехкратное ре2) своей сосредоточенной силой и памятью о вечном преображает мечтательность в духовную надежду и упование.
 
Не пройдем мимо широкого расположения аккорда псалмодии — оно дает чувство пространственности, и отвечает просторности и свету надежды. Особенно же важно здесь появление расковано-легких мелизматических оборотов в высоком регистре, олицетворение детской радости рая. От исполнителей зависит: раскрыть содержание этой музыки как мечтательный покой (отведение взора сердца в сторону) — или покой надежды и веры.

Однако впереди — малая реприза (простой трехчастной формы). Как вернуться к ней? Смысловое оправдание поворота мы видим в последних двух тактах перед малой репризой: псалмодия становится синкопированной, возбужденной, в гармонии прием дезальтерации потемняет колорит, удар доминантсептаккорда в плотном расположении сжимает в кулак волю… Последующее же одноголосие снимает тяжесть.

Реприза на первых порах звучит облегченно: пианиссимо вместо пиано. Не пройдем мимо крохотной детали, свидетельствующей о тонкости духовного слуха композитора: доминантовая гармония звучит не в напряженном, неправильном, шершавом расположении аккорда, а более пространственно — отражение-воспоминание пространственной свободы серединки. Дальнейшее течение мысли в репризе полнится взрывами яростной страсти, необыкновенными контрастами.

Но самое большое чудо, ради которого предпринят этот анализ, заключено не в сей малой репризе, а в общей репризе формы, появляющейся после средней части сложной трехчастной формы.


 


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру