Фрески и рукописи Древней Руси и Болгарского Царства

Белякова О. Ю., Филатова Л.В.

В течение IX века славянские государства начинают принимать христианство. Первым таким государством стала Великая Моравия (30-е годы IX века). Второй была Болгария. Обе находились в непосредственном соседстве с теми странами, откуда они были крещены. Великая Моравия приняла крещение от королевства Восточных франков, а Болгария из Византии. Болгария и Великая Моравия стали как раз теми очагами, из которых христианство в конце IX начале X веков пришло в другие славянские земли. Из Великой Моравии оно пришло в Чехию и Польшу, из Болгарии и Византии на Русь. Из Болгарии на Русь вскоре были привезены богослужебные книги, причем на славянском языке. Этот факт свидетельствует о том, что Русь благодаря Болгарии имела сразу в готовом виде славянскую письменность, которая подверглась лишь небольшим коррективам, и, соответственно, возможность беспрепятственного осуществления богослужения на славянском языке.

У самих же болгар процесс создания национального письма с момента принятия христианства растянулся на несколько десятков лет. Именно болгарам пришлось протаривать дорогу, по которой пошли позже восточные славяне.
 
Раннефеодальное централизованное государство, которым являлась в IX веке Болгария, нуждалось в единой государственной религии, и такой религией, как и на Древней Руси, стало христианство, хотя оно ещё не так давно ассоциировалось с главным врагом славян, византийцами. Кризис внутри страны, как и внешняя опасность,  правда, заставил её отказаться от языческого прошлого и создать молодое государство на основе новой религии. Однако письменность на славянском языке появилась не скоро. В течение тридцати лет официальным языком в Болгарии был греческий. Потребность в славянской письменности была продиктована желанием проводить богослужения на родном языке, что фактически ликвидировало бы духовную власть Византии и даровало бы, следовательно, большую свободу молодому болгарскому государству.

До официального принятия христианства в Болгарии, Моравии, Паннонии проповедовали немецкие и греческие миссионеры. Проповедовали они на славянском языке, но в записанных текстах не нуждались. В случае необходимости запись велась "неустроенными" латинскими или греческими буквами. Главной целью деятельности Константина Философа и Мефодия стало, поэтому не только изобретение письменности у славян, но и признание истинным перевода сокращённого текста Евангелия, который использовался для чтения при богослужении. Правящие круги Византийской империи, посылая иноков выполнять возложенную на них миссию в Болгарию, безусловно, преследовали и свои цели. Вероятнее всего, введение на этих землях славянского письма и славянского богослужения являлось действенным средством для дальнейшего их подчинения и превращения в верных слуг Византийской империи. Через болгар, вероятно, Византия желала добраться и до более отдалённых уголков  славянского мира, где она беспрепятственно могла бы осуществлять политику эллинизации. Кроме того, организация славянской миссии косвенным образом затрагивала ещё и вопрос обретения мощей прославленного христианского святого - папы Климента. Это дело имело первостепенную важность и для императора, и для Константинопольского патриархата. Оно стало важнейшим официальным мероприятием на тот момент. В нём принимали участие архиереи и хор собора святой Софии в Константинополе. Однако просветительская миссия святых Кирилла и Мефодия и их весьма сложные впоследствии отношения с Константинополем и Римом свидетельствуют о двояком взгляде на приобщение славян к византийской культуре с целью последующего превращения в придаток империи. Пока славянские племена вполне независимы и автономны, а потом управление ими из рук местных архонтов переплывёт в руки византийских чиновников.

Идея христианизации славян, которой руководствовался целый ряд византийских императоров (Михаил II, Михаил III и. т. д.), таким образом, не была безупречной. Дарование письменности славянам открывало дорогу не к подчинению их византийцами, а, скорей, к конфронтации с ними, поскольку в таком случае помимо христианизации этих земель сохранялась бы их ещё большая независимость и языковая обособленность от империи. С появлением письменности появляется самосознание и самоидентификация отдельно взятого народа, и история знает немало примеров, когда на базе империи образовывался целый конгломерат национальных государств.

Болгарский царь Борис, стоявший во главе молодого болгарского государства, принявшего христианство, принял изгнанных из Великой Моравии учеников Константина Философа и Мефодия (886 год) с почётом и уважением. Покровительствовать изгнанникам затем стал его сын Симеон Великий. Историки называют его "болгарским Карлом Великим". По приказу царя Бориса они располагаются в районе Охридского озера, где начинают проводить обучение новой глаголической письменности и подготовку первых кадров славянского духовенства. Таким образом создаётся Охридская книжная школа, первый центр болгарской письменности. Второй такой школой, обладавшей не меньшей значимостью, стала Преславская. Симеон Великий перенёс столицу молодого государства из языческой Плиски в христианский Преславль, этот беспрецедентный шаг часто сопоставляют с переносом императором Константином столицы из Рима в Константинополь. Благодаря интенсивной подготовке кадров и переведению богослужения на славянский язык, уже на Преславском соборе болгары заявляют об отказе от греческого языка в церковной службе и официальным своим языком объявляют славянский. До этого высшим духовенством в Болгарии было византийским. С 870 года Болгария становилась автокефальной архиепископией, глава которой формально подчинялся константинопольскому патриарху. Теперь, после Преславского собора, появляется официально первый епископ, осуществлявший богослужение на болгарском языке. Им стал Климент Охридский, ученик и последователь Мефодия, рукоположенный в 893 году. Под влиянием собора в 927 году константинопольский патриарх разрешил возвести болгарскую церковь в ранг патриархии (927 год)3. Сначала резиденцией патриарха был всё тот же Преслав, а затем она переносится в Охрид. Победоносные войны против Византии расширили пределы Болгарии, её южная граница проходила всего в 20 километрах от Фессалоник. Болгарские войска достигали Кринфа и Пелопоннеса, они неоднократно завоёвывали Адрианополь, но захватить Константинополь им не удавалось. На тот момент территория Болгарского царства простиралась от Чёрного моря до Адриатики, от Карпат до Эгейского моря. В 913 году Византийская империя вынуждена даже была признать за Симеоном Великим титул "царя болгар"4- раньше ни один правитель из окружавших Византию государств Европы и Азии не получал подобного титула. Симеон в свою очередь провозгласил себя "императором ромеев", как византийский император, что было весьма ощутимым ударом по престижу Византии. Непосредственным союзником Болгарии в борьбе против Византии выступала Русь. Первоначально русско-болгарские связи были направлены именно на военное сотрудничество, сопряжённое временами с прямым соперничеством обоих правителей. Поэтому не случайно совместные их военные действия оборотной стороной медали имеют походы против друг друга, как свидетельствуют об этом византийские и русские хроники. Причиной близости с русов-язычников с болгарами можно назвать известную им национальную общность, подчёркиваемую византийскими авторами (Иордан, 6 век, Прокопий Кессарийский, 6 век; Лев Диакон, 10 век, Иоанн Скилица, XI век), а также русским летописцем Нестором в "Повести временных лет", XII век.

С этим собором и связывают появление кириллицы. Кириллица появилась на востоке Болгарского царства, в тех областях, где использовали "неустроенное" греческое письмо. Что предпочесть молодому славянскому государству – кириллицу или глаголицу, стало, пожалуй, главным вопросом в болгарской книжной культуре рубежа IX-начала X веков. В обществе того времени бытовали самые различные мнения на этот счёт. Этот исторический момент в болгарской культуре и  отражает знаменитое сочинение черноризца Храбра "О письменах" (конец IX-начало X века). В своём историко-филологическом труде он защищал глаголицу не столько перед представителями византийской стороны, сколько перед своими просвещёнными соотечественниками. Убедить их записывать славянские слова на языке, несколько сходным с греческим, но, видимо, не всегда точно передающем славянскую фонетику, было, конечно, непросто. Большое внимание Храбр уделяет преимуществу собственно славянского письма перед греческим, поскольку оно адаптировано к разговорному языку и специфическим звукам славян. Глаголица многим может показаться странной, но, создавая её, Кирилл ориентировался на имеющийся уже греческий алфавит; многие исследователи видели в новой азбуке, также, сходство с эфиопским, коптским, сирийским письмами. Связь с греческим письмом представляется наиболее очевидной. Преимуществом собственно греческого письма была его древность и освящённость многовековой традицией. Это был язык проповедей апостола Павла и святых отцов. Создание славянской азбуки, в представлении Храбра, являлось завершающим этапом процесса эллинизации народов вне греческой ойкумены. Поэтому Храбр всячески подчёркивал связь глаголицы с древнегреческим письмом: "С первой буквы начал, как в греческой азбуке: они ведь начинают с "альфы", а он с "аз". И как те создали азбуку, подражая еврейским письменам, так и он греческим. "Главным преимуществом новой азбуки стал тот факт, что греческое письмо создали в стародавние времена греки-язычники - Паламед, Кадам, Симонид и Эпихарм: " И потому ещё славянские племена более святы и более достойны почитания, ибо создал их святой муж, а греческие язычники эллины".

В результате, после перевода ряда книг на славянский язык (90-е годы IX века), произошла полная адаптация нового письма, созданного Константином, к культуре Восточной Болгарии конца IX века. Правда, на протяжении двух столетий из разных книжных школ Болгарии исходили разные варианты славянского алфавита и написания букв. Глаголица и кириллица равноправно взаимодействовали друг с другом вплоть до конца XI века. Их вполне равноправное взаимодействие объясняется тем, что их функции не пересекались: в княжеской канцелярии в качестве светского письма использовалась кириллица, в то время, как богослужебные книги продолжали переписываться глаголическим письмом. Таким образом, кириллический алфавит, сложившийся на востоке Первого Болгарского царства, постепенно вытеснил глаголицу и оказал влияние на письменную культуру Руси. В раннефеодальном обществе восточных славян времён Киевской Руси именно таким образом состоялось знакомство с обширным пластом художественной, богослужебной и деловой литературой ближайших соседей. Учитывающий особенности славянского произношения алфавит стал залогом его скорейшего усвоения и применения на практике. На Русь христианскую одновременно хлынуло два культурных потока: византийский и болгарский. Именно Болгария, имея довольно обширное наследие переведённой с греческого языка литературы распахнула на Руси ворота просвещения и восприятия текстов главного иерарха христианского мира- Византии. Вот что писал по этому поводу академик Д.С. Лихачёв: "Болгария совершила усвоение византийской культуры в обстоятельствах, близких тем, которые создались затем на Руси при усвоении ею византийской и болгарской культуры: Русь получила византийский культурный опыт не только в его опосредованном состоянии, но и в "адаптированном" Болгарией виде, приспособленном к нуждам феодализирующегося общества, на стадии его перехода к феодализму, непосредственно к средневековью…. К этой зрелой культуре  средневековья была приобщена Болгария, а затем непосредственно от Византии и через Болгарию, в её национальном обличии и Русь".

Итак, в преславско-охридский период, в свой поистине "Золотой век" болгарская культура приобщается через Византию к достижениям христианской культуры и превращается в "первый и основной духовный центр славянского мира". Создание письменности и литературы на разговорном славянском языке стало важнейшим событием в истории культуры раннего средневековья. " Будучи болгарской по происхождению и языку, древнеболгарская литература является общеславянской по широте охвата и общеевропейской по своим достижениям, традициям и образцам. Она служила посредником при ознакомлении южно- и восточнославянских литератур с духовными достижениями Византии и христианства. Сохранение, развитие и обогащение славянской письменности и литературной традиции сделали Болгарию первым духовным учителем и наставником славянского мира. Это её основной вклад в историю культуры средневековой Европы". (Георгий Боков. Современная Болгария. История, политика, экономика, культура. София, 1981). К этому глобальному для славянского мира процессу в первую очередь присоединяется Древняя Русь.

Впервые болгарская культура оказала ощутимое влияние на Киевскую Русь после принятия ею христианства в 988 году. Болгарское царство оказалось тем источником, через который на Русь начинают поступать книги на славянском языке.

Какой же круг литературы в первую очередь был переведён болгарами и что из этого предпочли на Руси? Наиболее важными книгами в период становления церковной службы на славянском языке были, конечно, помимо библейских книг, их пространные комментарии. Переводятся, также, сборники проповедей, полемических слов, поучений, догматических толкований за авторством корифеев восточнохристианской церкви. Кроме того, молодые славянские государства проявляют живейший интерес к житиям святых вместе со сборником проповедей. Обычно такие сборники были рассчитаны на один богослужебный год. Наибольшую популярность имели описания святых отшельников и монахов (Патерики). На славянский язык переводятся популярные изложения библейской истории (Шестодневы, Историческая Палея и. т. д.). На Русь были посланы произведения Климента Охридского и Константина Преславского, "Шестоднев" Иоанна Экзарха, "О письменах" черноризца Храбра, два сборника Симеона смешанного содержания, которые легли в основу знаменитого Изборника Святослава, 1073 год. Посылаются также правовые памятники "Закон судный людям", славянская Эклога и "Беседа" пресвитера Козьмы. Некоторые из этих книг приобрели огромную популярность и неоднократно переписывались в разных монастырях. Широко распространяется и апокрифическая литература на славянском языке. Вскоре монастыри Болгарии и Руси обогатились множеством томов самой разной литературы, переведённой за считанное время. Первыми византийскими книгами, увидевшими свет на славянском языке, стали основополагающие, фундаментальные труды, разъясняющие христианскую символику и службу. От мифологических произведений, античных текстов и романов славяне пока отказываются. Их менталитет не в состоянии увязать и соотнести языческое и христианское, трагическое и развлекательное, комическое. Поэтому первая выборка литературы отличалась крайним аскетизмом, демонстрируя во всей полноте пафос новообращённых. "Репертуар славянских переводов этого периода повторяет репертуар византийской монастырской библиотеки, где хранится богослужебная, богословская и аскетическая литература" (Уханова, 167) "Таким образом, идейно-литературное богатство средневековой Болгарии, являющееся плодом деятельности талантливых болгарских писателей, становится прочной неделимой составной частью духовной культуры русского общества на протяжении столетий"


Центром культурной и литературной жизни Болгарии при Симеоне Великом был Преслав. По инициативе этого "Нового Птолемея" были созданы оригинальные переводы сочинений с самой разнообразной тематикой (религиозной, философской, литературной, юридической, естественно- научной). Наряду с богословскими сочинениями, Словами Иоанна Златоуста и Василия Великого, переводились и "Диалоги" Псевдокессария, "Шестоднев", "Небеса", где перед читателем раскрывался "Новый мир, почти или совсем неизвестный ему прежде"(с. 18-19). Характерным для болгарской культуры 9-11 веков станет отражение в переводимой литературе не только религиозного мировоззрения эпохи, но и древнеязыческого наследия. Посредством таких произведений, как "Небеса", "Шестоднев", "Диалоги", "Христианская топография Козьмы Индикоплова"…болгары знакомились со взглядами выдающихся философов Фалеса, Парменида, Платона, Аристотеля, Страбона, Птолемея и таким образом, становились причастны к целому пласту греческой и римской литературы, то есть, с античной традицией, которой у них самих не было. Элементы античного философского наследия, проникшие в древнеболгарскую литературу IX-XI веков свидетельствуют о её хронологическом приоритете перед остальными государствами Западной Европы в период средневековья. Можно даже говорить о "малом ренессансе", который наступил в эпоху Первого Болгарского царства в преславско- охридский период. Деятельность Кирилла и Мефодия, а также произведение черноризца Храбра свидетельствуют о проникновении гуманистических тенденций в болгарскую культуру. Ведь и Кирилл, и Храбр в своём сочинении разоблачают византийцев, приверженцев трёхязычия и утверждают право славянских народов на собственную письменную культуру.

Аналогичный процесс наблюдался и в Сербии, находящейся в непосредственном соседстве с Болгарией. Территориальная близость способствовала ещё более быстрому проникновению литературных произведений. В Сербию присылается "Беседа" пресвитера Козьмы, а также апокрифическая литература "Енох", "Варух", "Беседа трёх святителей" и др. В Сербии древнеболгарская литература заняла несколько иную нишу, поскольку она стала достоянием не только церкви и государства, но и более широких слоёв населения, среди которых были распространены и произведения светского содержания.

Все приведённые нами факты свидетельствуют о том, что болгарское искусство и литература эпохи раннего средневековья носили поистине универсальный характер, приспосабливаясь к насущным потребностям соседних славянских государств.

Украшение первых болгарских глаголических рукописей часто выполнялось в виде украшенных геометрических фигур с преобладанием линий, а цвет был второстепенным. Чаще всего он встречался в заставках и инициалах, как, например, в Ассеманиевом Евангелии, созданном во второй половине X века. Оно написано на пергамене округлой глаголицей, По содержанию представляет собой евангелие-апраксос. В его месяцеслове отмечены праздничные дни Кирилла Философа, Мефодия и Климента Охридского. Евангелие найдено в Иерусалиме востоковедом И. Ассемани, поэтому и называется Ассеманиевым. Евангелие украшено цветными заставками и инициалами геометрического типа, включающими антропоморфные изображения - человеческие лица.

Украшение первых глаголических болгарских рукописей исключительно графично. Основными  мотивами орнамента являются плетенки из лент, параллельные линии, круги, квадраты, кресты, Соломонов вензель, жгут и квадрат. Геометричность этих мотивов и стилизация орнаментальных элементов свидетельствуют о влиянии памятников, созданных в северо-западных областях византийских провинций и Малой Азии, т. е. мест, связанных с просветительской деятельностью Кирилла и Мефодия.

Тёмный фон заставок, заполненный плетёнками и параллельными линиями с точками, свидетельствует о связи с восточными традициями. Несмотря на доминанту вертикалей в глаголических рукописях, у зрителя создаётся гармоническое впечатление благодаря округлым частям орнамента, которые также вносят в рукописи некоторую динамику. В глаголических рукописях использовался ряд цветов, определивших их своеобразие. Используются красный, жёлтый, зелёный и сине- зелёный цвета, но отсутствует столь распространенное в византийских памятниках золото. Кроме того, в глаголических рукописях отсутствуют и часто употребляемые в византийских орнаментах растительные мотивы.

Ещё одной любопытной закономерностью в изучении ранних глаголических рукописей является плохая сохранность миниатюр, которых практически не встречалось в то время.

Счастливым исключением являются изображения святых Петра и Павла по сторонам от текста в Зографском Евангелии, исполненном в X веке.

Найдено оно в Зографском монастыре на Святой горе. В настоящее время хранится в Петербурге, в библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Фигуры апостолов выполнены весьма условно, они кажутся медлительными, их позы незавершёнными, объёмы недостаточно прояснены, как и складки одежд. В остальном стоит отметить, что оно украшено геометрическими цветными заставками и инициалами, в которых встречаются наиболее ранние элементы самобытной тератологии. Этот памятник происходит с южных окраин болгарской языковой области.

В рукописях, вышедших из западных болгарских областей и Охридской школы письменности, оттуда, где глаголица задерживается особенно долго, присутствуют элементы геометрического глаголического стиля и ранние черты терратологии, которые лягут в основу рукописных традиций памятников XII-XIII веков.

Хранящаяся в Зографском монастыре на Афоне Радомирова псалтирь XIII века, (инв. №47, пергамент, 14,5Х10 см. памятник культуры Второй Болгарской державы). Интерес представляет некоторое отклонение её от распространенного в то время звериного стиля в болгарской миниатюре. Художественная структура рукописи состоит из фантастических животных и сложной игры в плетёнке. Плетёнка и звери обрамлены необычайной по своей тонкости и виртуозности исполнения рамкой со стилизованными орнаментальными растительными мотивами. Уникальные украшения Радомировой псалтири свидетельствуют о распаде византийской изобразительной традиции в оформлении рукописей и появлению собственно славянской орнаментики. На основе растительного византийского орнамента появляются славянские звериные инициалы и зарождается тератологическая система орнаментации. Этот звериный стиль обнаруживал близость с искусством романской Европы, но был выработан независимо от её влияния. Подобные изображения в болгарских рукописях свидетельствуют о непосредственном влиянии болгарского орнамента на русский: (болгарский рукописный орнамент лёг в основу русского письма и русского исторического орнамента).

Некоторые исследователи (В. Стасов) склонны были видеть даже полную независимость украшений Радомировой псалтири от византийской традиции, самостоятельную переработку грубых и свежих форм, которое зарождается как противодействие рафинированному, утончённому искусству эллинов. Новый тератологический стиль существует параллельно византийской моде.

Об этом новом народившемся стиле свидетельствует ещё один памятник болгарской книжной миниатюры - Хиландарский Паремейник, XII век. Лежащая в основе Радомировой псалтири заставка напоминает начало и других аналогичных памятников, как, например, болгарской псалтири из Болонской библиотеки (XIII век). Киноварное украшение расположено симметрично над двумя колонками текста, тоже отличительная особенность звериного стиля XIII века, который в то время распространился на всём пространстве Балканского полуострова. Многие элементы миниатюры выполняются в свободном стиле, и, кажется, лишены каноничности. Крылья у птиц свиваются в непрерывную плетёнку. Рисунок наделён какой-то свежей, могучей, грубой силой, фигуры лишены контакта как со зрителем, так и друг с другом. Свежие образы на грубоватом рисунке, их цветовая звонкость свидетельствуют о народном вкусе, порождениях народной фантазии. И здесь, в отличие от византийского орнамента, приоритет имеют не точность и оптическая полнота впечатления, а  эффект реального присутствия в свободных стилизованных формах. Безусловно, формирование этого нового стиля не могло произойти в рамках краткосрочного периода. Его следы теряются ещё в доиконоборческом прошлом, в преславской художественной керамике, в книжном искусстве периода Симеона Великого, и Радомирова псалтирь, созданная уже в иное время, подчёркивает непреходящее значение прошлой культурной эпохи в Болгарии, поскольку здесь как бы вновь оживают мотивы народного искусства. Одновременно с тератологическим стилем в болгарской рукописной книге аналогичный стиль наблюдается и на западе, где миниатюры украшают орнаменты из чудищ, вышедших из средневекового бестиария.

Весьма своеобразным истолкованием, с одной стороны, тератологического стиля и с другой, византийского, является Савина книга, мотивов XI век. От византийской растительности тут почти ничего не осталось, орнамент огрубел, иногда на краю заставки из геометрических мотивов может встретиться звериная морда, а в инициале - фантастическое животное или растение. В этом памятнике довольно отчётливо проявляется способность невизантийца, а именно - славянина, превращать рафинированные растительные формы византийского орнамента в тератологические образы, демонстрирующих всё ещё тесную связь с варварской языческой культурой.

По-видимому, тератологический стиль возник в юго-западной Болгарии. В отличие от "звериного" стиля, характерного для византийских рукописей, в тератологическом переплетаются изображения животных с элементами плетения, причём граница между этими мотивами трудно уловима. Трудно бывает отличить черты птицы или животного. Начало тератологического стиля, как мы уже знаем, было положено  в "Зографском Евангелии", "Енинском апостоле", "Синайском евхологии". В целом расцвет тератологии в Болгарии приходится на XIII век. Типичными образцами, кроме перечисленных нами, являются, также,  "Добрейшово Евангелие", "Болонская псалтирь", "Драганова минея".

Добрейшово евангелие, первая половина XIII века.

Происходит из народной библиотеки в Софии. Оно богато украшено заставками и инициалами в тератологическом стиле. В миниатюрах евангелистов наблюдается смешение восточных и западных традиций. На миниатюре к Евангелию Иоанна изображён священник и писец Добрейшо.

В крупных славянских центрах возникали точные подражания византийскому стилю. Этот круг болгарских рукописей в орнаменте и миниатюре обнаруживает традицию, близкую к рукописям Константинополя, несмотря на некоторые восточные реминисценции проявившиеся преимущественно в тематическом подборе и способе стилизации, имитирующем технику восточной эмали. Инициалы в них приведены в соответствии с мягкими очертаниями кириллического устава, близкого к греческому инициалу. В таком стиле, получившем название "старовизантийский", и был исполнен Изборник для болгарского князя Симеона, с которого в 1073 году исполнили Изборник для русского князя Святослава.

Приоритет Болгарии в вопросах, связанных с письменностью на Руси, предопределил её дальнейшее влияние на древнерусскую книжную миниатюру, а вместе с этим, на особенности правописания и литературу (в период зрелого средневековья). Именно в области книжной миниатюры болгарское влияние лишь немногим уступало греко-византийскому. Что же касается ансамблей монументальной живописи, то в своём влиянии на Русь основной тон задают Константинопольская, македонская и сербская школы. Влияние Болгарии здесь менее обширно. Правда, в XIII веке связь России с центром византийской империи Константинополем была прервана, и соответственно, византийские влияния приходили на Русь уже предварительно отредактированные Сербией или Болгарией.

В XI-XII веках, в эпоху византийского владычества в Болгарии болгарская рукописная книга продолжает своё развитие, несмотря на отсутствие значительных центров письменности. В этой связи большое развитие получает богомильская и апокрифическая литература.

Следует отметить, что говоря о влиянии Болгарского (да и не только болгарского искусства) на древнерусское нельзя забывать о том, что оно не носило абсолютный характер и не было органической частью культурной экспансии на Русь. В самой Болгарии, в отличие от Руси, византийское влияние носило авторитарный характер. Особенно в период завоевания болгар византийским императором (с 1019 по 1187 год Болгария была частью Византийской империи). А культура Руси даже в период монголо-татарского нашествия не подвергалась тотальному диктату другой культуры. Древняя Русь с каким бы то ни было художественным наследием всегда будет обходиться намного увереннее и самостоятельнее, чем соседи в лице Болгарии и Сербии.

Итак, именно в области рукописей болгарское влияние доминировало. Русское общество в период раннего средневековья проявляло к болгарским рукописям несомненный интерес: они специально выписываются оттуда, а затем становятся объектами для подражания. Но в искусстве оформления рукописной книги все славянские страны ориентировались преимущественно на Византию. В крупных славянских центрах возникали "довольно точные подражания византийскому стилю, о чём свидетельствуют русские списки с восточно-болгарских рукописей" (Уханова, с. 194). Это, прежде всего, Остромирово Евангелие (1056-1057), Изборник Святослава (1073) и Мстиславово Евангелие (1115-1117).

Остромирово Евангелие, созданное дьяконом Григорием в Киеве для новгородского посадника Остромира, приближённого великого князя Изяслава Ярославича, является самой ранней датированной восточнославянской рукописью, исполненной в центре христианской культуры Руси - Киеве. В книге имеются три миниатюры с изображениями евангелистов и красочные инициалы. Составляющие их разноцветные ленты украшены ещё тончайшими золотыми линиями. Такими же золотыми линиями прописана и одежда евангелистов. Созданные в старовизантийском стиле миниатюры напоминают произведения ювелирного искусства, в частности, перегородчатой эмали, поскольку красочные миниатюры как бы накладываются на плотный золотой фон. С другой стороны, форма рамки, в которую помещаются миниатюры, характерна не столько для византийских и славянских рукописей, сколько для западноевропейских. Кроме того, по наблюдениям Е.В. Ухановой, символы евангелистов, представленные в Остромировом Евангелии, не встречаются в Византии и странах восточного христианства. А в Западной Европе они, напротив, имели повсеместное распространение, особенно в каролингских и оттоновских манускриптах. Живописец-миниатюрист проявляет большую смелость и творческую свободу при нанесении пробелов и теней, а также при исполнении роскошных драпировок с каскадами струящихся складок. Если в миниатюрах и заставках византийское влияние всё-таки немного чувствуется, то в исполнении инициалов обнаруживается связь не столько с искусством славянских стран, сколько с искусством миниатюры в Западной Европе. Отчётливо заметные в них зооморфные мотивы - предшественники тератологического стиля, встречаются и в чешских рукописях того времени.

Благодаря высочайшему мастерству исполнения книжных иллюстраций, они принимались на протяжении почти века за эталон прекрасного рисунка, и весьма часто копировались по заказу известных людей того времени.

В связи с перечисленными наблюдениями хочется отметить, что Остромирово Евангелие, соединившее в себе несколько традиций, является универсальным памятником для русской культуры, которая, начиная с той далёкой эпохи, обретает свою неповторимость благодаря органическому соединению художественных традиций Византии, Западной Европы и стран славянской общности.

Обаяние миниатюр исполненного в византийско-западноевропейском стиле Остромирова Евангелия было столь велико, что в начале XII века новгородский князь Мстислав заказал священнику Алеске Лазаревичу создать евангелие по образу и подобию Остромирова.

То же самое можно сказать и об Изборнике Святослава 1073 года, хранящемся в Историческом музее Москвы. Этот "изборник" (сборник) являлся прекрасным примером "усвоения на Руси византийской учёности через литературу-посредницу", то есть, болгарскую литературу". Он является воспроизведением сборника, исполненного для болгарского царя Симеона и переведённого с греческого в конце IX начале X веков. Запоминается этот изборник, прежде всего, особыми "архитектурными" фронтисписами, которые являлись первыми изображениями такого рода на Руси. Они напоминают то римские триумфальные арки, то храмы и происходят, безусловно, из Византии. "По своим архитектоническим принципам обрамления Изборника они (купольные церкви) приближаются к рамам современных им константинопольских фронтисписов, т. е. отличаются большей строгостью и простотой, чем в рукописях XII века".

В подобных оформлениях Изборника присутствует ряд и не совсем византийских черт: в рамках небольшого пространства сочетаются многие виды орнамента. Кроме того, введение кармина, охры, зелени тоже не типичен для Византии XI века, поскольку в "византийских миниатюрах того времени в большей степени характерны сочетания кобальта и золота с минимальным введением кармина и зелени, что придаёт им особую парадность". Таким образом, новый взгляд на орнаментику и колористическое решение рукописи византийского образца мог прийти через Болгарию. Одновременно, русский художник привносит и своё восприятие болгарско-византийского образца: "он ввёл разнообразные орнаменты, изменив по-своему византийский колорит, и принципы соединения декора разного вида. Создав композиции менее парадные и строгие, чем в Византии, но более нарядные и роскошные, художник проявил тем самым свою самостоятельность, отказавшись от слепого копирования образца".

Евангелие учительное Константина Преславского (конец XI- начало XII века) роскошный манускрипт, созданный, по мнению Вздорнова, по специальному княжескому заказу. На единственной миниатюре в этой книге- выходном листе представлен болгарский царь Борис, при котором болгары были обращены в православие. Сам текст свидетельствует о том, что древнерусские мастера имели перед собой болгарский оригинал. "Синодальная рукопись 262 списана, кажется, непосредственно с болгарского памятника, до такой степени изображение Бориса-Михаила сохранило свежесть восприятия подлинника". Вся одежда князя, окружающая его архитектура и нимб украшены тонким, изящным узором из линий. О так называемом старовизантийском стиле свидетельствует богатое архитектурное обрамление арки, а также сочетание плотного золота и яркой киновари, напоминающее византийскую эмаль. Интересную особенность заметили исследователи в изображении лица царя Бориса: "Надбровные дуги, затенённые глазные впадины, прямой тонкий нос, небольшой рот и острые свисающие усы создают в целом иконописный тип, хорошо знакомый нам по иконе Дмитрия Солунского из Дмитрова, находящейся ныне в Третьяковской галерее."

Известно, что рассматриваемое нами учительное евангелие было написано двумя писцами: имя первого - Михаил Попович, а второй пожелал остаться неизвестным. Киноварные инициалы, нарисованные Михаилом, поражают необыкновенной виртуозностью и свободой кисти.

И вновь в рамках этого оформленного в старовизантийской манере памятника мы встречаемся с особенной тягой русских писцов к орнаментализму и некоторому упрощению и смягчению строгой и величественной константинопольской манере.

Вставая на путь самостоятельного  художественного творчества, крупнейшие русские княжества развивают собственные книжные мастерские, а вместе с ними и живописные мастерские.

Об известной самостоятельности в интерпретации византийского наследия без посредства Болгарии свидетельствуют, например, рукописные книги ярославской и тверской художественных школ.

В крупнейшем памятнике ярославской художественной школы - Спасском Евангелии (XIII век), миниатюры вообще не имеют обрамлений, как это было в византийском стиле. Они лишены пышных арок, и даже небольших рамочек. В Спасском Евангелии меньше инициалов старовизантийского типа и больше композиций, образованных с помощью крупного плетения или растительного мотива. Кроме того, в этой рукописи появляются тератологические инициалы (их насчитывается 24).

С XIII века на Руси становится популярен тератологический стиль, являющийся, возможно, болгарским влиянием или собственным проявлением народной фантазии восточных славян. Этот стиль в первую очередь проявлялся в оформлении инициалов, где содержатся мотивы плетёнки, растений и животных. Обычно отдельно взятый инициал образуется из неразрывной комбинации, которую образуют вышеперечисленные нами элементы. В заставках из таких комбинированных плетёнок образуется рама с плетёными узлами в центре и по краям.

Наиболее запоминающимся проявлением тератологического стиля на Руси является Фёдоровское Евангелие (1321-1327 годы, предположительно ростовская или ярославская школа). В рукописи насчитывается пять миниатюр, шесть заставок, много инициалов, причём отличительной чертой именно этой рукописи является щедрое использование золота. Заставки и большинство инициалов Фёдоровского Евангелия выполнено в тератологическом стиле, но из-за золотого фона не столь отчётливо, как в развитом стиле очерчиваются контуры плетёнки и зверей.

На заглавной миниатюре Евангелия изображён Фёдор Стратилат. Он помещён на светлый контрастный фон, а сам одет в ярко-зелёный плащ. Справа и слева он обрамлён высокими столбами с сидящими на них райскими птицами. На его щите изображён поднимающийся на задние лапы барс- символ князей суздальских. Здесь соединяются элементы отживающего старовизантийского стиля (изящная фигура святого, намёк на рафинированную архитектуру константинопольской школы) и тератологического (динамичные изображения птиц и барса).

Под тератологическим стилем, конечно, не следует понимать только изображение зверей в рукописях. Главное - это общий дух орнамента, его сложная конструкция и запутанное плетение.

Чаще всего родиной тератологического стиля на Руси называют новгородский книжный центр, хотя и в других крупных княжествах встречалось огромное количество рукописей с подобной орнаментикой.

Таким образом, созданные на раннем этапе под влиянием византийских и болгарских образцов русские рукописи, вскоре начинают демонстрировать самобытность и приобретать местные черты, уже независимые от оригиналов. На Руси в рассматриваемый нами период наблюдается интенсивный процесс создания крупных книжных центров, многие из которых достигли в XII, и в особенности в XIII веке настоящего расцвета. Тверские, новгородские, псковские, ростовские, ярославские рукописи, безусловно, имеют определённую опору на болгарские или константинопольские традиции, но их голос становится всё тише и тише, уступая место чисто русским особенностям.

С восстановлением Болгарского государства в конце XII- начале XIII веков основным центром письменности становится Тырново. В XIII веке болгарская литература развивается независимо от византийской традиции, что находит яркое воплощение в оригинальной житийной литературе и гимнографии.

XIV век- период второго расцвета болгарской книжной культуры. Несмотря на внешнеполитические осложнения и противоречия во второй половине XIV- начале XV века, после освобождения от византийского владычества, стабилизируется общественно-политическая и культурная жизнь страны, что не могло не повлиять на литературную и художественную деятельность.

С одной стороны, под покровительством царя Ивана-Александра (1331-1371) развивается официальная дворцовая письменность, с другой, под влиянием идущего со стороны Византии и афонских монастырей движения исихазма, распространяется религиозная и философско-религиозная литература. Наиболее значимыми культурными деятелями Болгарии, с именем которых связано распространение книжной культуры внутри и за пределами страны были Феодосий Тырновский и патриарх Евфимий, стоявшие во главе Тырновской литературной школы. Евфимий Тырновский (1375-1394) является создателем житий, похвальных слов, посланий, гимнографических произведений. Его имя связывается, также, с реформой правописания. Именно его деятельность в рамках Тырновской литературной школы положила начало так называемому "второму южнославянскому влиянию" на Русь и Центральную Европу.

С усилившимся общением между Византией и южнославянскими государствами и Русью связан период отечественного культурного расцвета в XIV-XV веках. В то время общение между Константинополем, южными славянами и Русью происходило, в первую очередь, как мы в этом убедились, на Афоне. С другой стороны Русь наводняется переселенцами с Балкан, что связывается с вторжением турок. Академик Лихачёв справедливо заметил, что, попадая в русские монастырские библиотеки, южнославянские рукописи и переводы "распространяют мысли и настроения византийского Предвозрождения". Как раз в это время на всей Руси происходит обновление состава библиотек, что свидетельствует о связанном со вторым южнославянским влиянием "чрезвычайным умственным возбуждением".

Благодаря интенсивному общению Руси с южными славянами, и в первую очередь с Болгарией, которая являлась проводником византийского культурного влияния на Сербию и Русь, "возрождение русской образованности идёт настолько быстро, что оно в свою очередь начинает оказывать влияние на южнославянские страны".

Правда, влияние русской культуры на южнославянскую проявляется только в области литературы: известный болгарский филолог и мыслитель эпохи Константин Костенческий назвал русский язык "красивейшим и тончайшим". Кроме того, этот известный болгарский просветитель использует для своих сочинений его орфографию.

В идеале процесс слияния визуальной культуры восточно-христианских государств, особенно в XIV-XV веках проявляется на Афоне, монастыри которого были основаны выходцами из разных стран славянского мира: России, Болгарии, Византии, Греции, Валахии. В период османского завоевания Болгарии они становятся, пожалуй, единственными сохранившими свою независимость и нормально функционирующими очагами болгарской учёности и книжности.

Центром распространения болгарской культуры на Афоне был Зографский монастырь. Он был основан в конце IX-начале X века в период правления византийского императора Льва VI, философа и болгарского царя Симеона Великого. Основан он был тремя братьями- отшельниками Моисеем, Ароном и Иваном Селима. Эта эпоха была золотым временем болгарского отшельничества: кроме трёх братьев известны имена других не менее знаменитых отшельников: Иван Рильский, Иоаким Осоговский, Прохор Пчинский, Гавриил Лесновский. Название монастыря Зограф – происходит от одного чуда, увиденного тремя братьями. Однажды вечером они оставили на месте будущего монастыря  доску от иконы, а утром увидели чудесным образом сияющего на ней Георгия Победоносца, который в течении ночи сам  написал свой лик. Поэтому монастырь из-за чудесной живописи и назвали Зографским. Зографский монастырь, безусловно, был форпостом болгарской культуры на Афоне, но, как свидетельствуют многочисленные источники, болгарские монахи подвизались и в других афонских монастырях. Более того, публикации русского учёного-путешественника XIX века Порфирия Успенского свидетельствуют о том, что болгары на Афоне были основоположниками монастыря Григориат (основатель-ученик святого Григория Синаитского, болгарин Григорий), а также Святого Павла, Котломуша, Ксиропотама, Ксенофона, Они же восстановили Хиландар. Основоположником монастыря Дионисиат являлся болгарин Дионисий из села Горенцы; монастырь Филотей также был основан тремя пустынниками -  Филотеем, выходцем из Болгарии, Арсением и Дионисием. В более позднее время архимандрит Герасим, болгарин из села Горно Броди, восстановил часть русского монастыря святого Пантелеймона и был его настоятелем в течении сорока лет.

Что же касается русских, то главным центром русской культуры на Афоне был уже упомянутый мной монастырь святого Пантелеймона. Мы видим, что независимо от внешнего и внутреннего положения Болгарии монастыри Афона были главными очагами духовной жизни и представителями болгарской христианской культуры за пределами страны. Тот же Порфирий Успенский писал, что в средние века, и особенно в XVI-XVIII веках "целый Афон был почти весь болгарский".

Как нами уже отмечалось, болгарское искусство XIV века находилось в чрезвычайно тяжёлых условиях. "В борьбе с татарами, сербами, турками и византийцами растрачивались силы народа, что в немалой степени задержало рост местной культуры".

И вновь, несмотря на все трудности и перипетии, Болгария вновь оказывает сильнейшее влияние на русскую культуру, в частности, на искусство книжной миниатюры и литературу.

О культурных русско-болгарских связях в тот период академик Д. С. Лихачёв писал следующее: "Болгария в 14 веке в целом была тем огромным центром, через который проходило византийское влияние в Сербию и Россию, центром, в котором это византийское влияние получило свою славянскую окраску, закреплялось в многочисленных переводах, освящённых реформой письменности патриарха Евфимия".

Помимо палеографических новшеств, главным показателем подобного влияния станет орнаментация древнерусских рукописей. Написанные младшим полууставом (также пришедшим с Балкан), они сопровождаются геометрическим орнаментом, названным впоследствии "балканским". В качестве основного мотива в рукописях этого времени используется плетение (или плетёнка). Часто оно сосуществует с элементами нововизантийского и тератологического стиля.

Сложился балканский стиль в рукописях к концу XIV века, но его истинный расцвет относится к XV столетию, когда мотивы орнамента становятся сложнее и декоративней. Главную роль в появлении балканской плетёнки сыграло искусство Востока, которое "благодаря своей стилизации и плоскостно-арабесковому решению основных мотивов усложняет и развивает балканский стиль"

В качестве примера можно привести "Шестоднев" Василия Великого (вторая половина XV века). Заставки и инициалы были выполнены в балканском стиле, но местами замечаются и некоторые восточные элементы, влияние искусства мусульманского мира, и в особенности молодого государства турков. Кроме "Шестоднева" в той же книге находятся и Юлианово сказание, а также "Толкование Феофилакта Охридского к Евангелию".

Известны среди болгарских рукописей также "Кремиковское евангелие" (написанное по поручению софийского митрополита Калевита, 1497 год), Минея из Рильского монастыря (XV век), Рила, Национальный музей "Рильский монастырь". В начале Сборника слов и житий, конца XV века помещена весьма примечательная квадратная плетёная заставка, явно отсылающая нас к восточному влиянию .

Неподдельный интерес вызывает и "Житие Григория Омиритского". Живописные украшения к нему выполнены, также в балканском стиле с восточными элементами, а что касается самого текста, то перед нами находится литературное произведение, весьма редко встречающееся в славянской традиции (Рила, Национальный музей).

Кроме балканского стиля, формирующегося в противовес элитному, рафинированному искусству константинопольского двора, в болгарских рукописных книгах встречаются и другие живописные ориентиры. Нововизантийский стиль продолжал развитие "византийского стиля", достигшего своего расцвета в X-XII веках. Его название тесно связано с орнаментом, применявшимся для оформления греческих рукописей, но так как "он не является естественным продолжением старого орнамента, а возрождает его дух в несколько иных формах и в ином колорите, то называется не просто византийским, а новым, или неовизантийским орнаментом". Его характерными признаками будет обилие геометрических, плетёных и растительных орнаментов со строгим очерком заставок и инициалов. Золотая основа и плотно наложенные тона создают особое сияние, подобное сиянию прославленных византийских эмалей. В славянских рукописях начало появления нововизантийского стиля определено достаточно ясно, это третья четверть XIV века. Все рукописи, украшенные подобным орнаментом, были написаны для представителей царской власти или высших кругов церкви. Только они имели достаточные средства поддерживать и развивать это дорогое искусство. Получается, что наивысший расцвет нововизантийского стиля в болгарских и сербских рукописях - XIV век.

Так, ранним примером нововизантийского стиля, экспортирующего достижения византийского искусства в страны славянского мира, является "Четвероевангелие Ивана Александра" (Лондонское Евангелие, 1356 года). Копия этого Евангелия, сделанная в XVII веке, хранится в Российской Государственной Библиотеке, что являлось очевидным свидетельством его популярности в славянском мире. И хотя в оформлении Евангелия использовались традиции сирийских рукописей, орнаментика его ещё не обогатилась таким количеством исламских элементов, как в более поздних образцах. Этот факт взаимодействия с рядом так называемых "старовосточных рукописей" показывает и тесную связь с ними болгарской миниатюры в целом.

"Лондонское Евангелие" написано монахом Симоном для болгарского царя Ивана Александра. В качестве переплёта использовались доски, обтянутые красной кожей7. Пожалуй, это Евангелие является самой богатой и изящно украшенной рукописью болгарского средневековья. В тексте содержится 366 миниатюр, расположенных в виде фриза. Перед каждым из евангелий помещены заставки в нововизантийском стиле с изображением евангелистов. В самом начале находятся две ктиторские миниатюры. На первой из них представлен деспот Константин и три дочери Ивана Александра - Керу-Тамару, Керацу и Десиславу. На второй миниатюре представлен царь Иван Александр со второй женой Феодорой и сыновьями Иваном Шишманом и Иваном Асенем. Эта рукопись была подарена английскому путешественнику Роберту Керзону Святогорским монастырём "Святой Павел" в 1837 году.

Практически буквальной репликой, воспроизводящей стиль константинопольских книжных миниатюр, является Хроника Константина Манассии, созданная примерно в середине XIV века для того же царя Ивана Александра. Правда, часть миниатюр не копирует со всей тщательностью столичные образцы XII века, а является своеобразными и оригинальными композициями, созданными уже в XIV веке.

Одновременно в некоторых памятниках болгарской рукописной книги элементы нововизантийского стиля уживаются со старыми тератологическими, как, например, в "Псалтире Томича" (60-е годы XIV века). Эта рукопись хранится в Историческом музее Москвы. Обладает рядом отличительных черт искусства периода Палеологов. В белых инициалах доживает тератологический стиль. Всего в псалтири находится 109 миниатюр. Манера живописи миниатюриста поражает своей смелостью, а иконография своим разнообразием. Рассматриваемый нами памятник обнаруживает связь с болгарскими фресками XIV века. Особого внимания заслуживает наблюдательность художника, который отдаёт своё предпочтение реалистически трактованным деталям. Стиль псалтири Томича прекрасен в своей свежести и непосредственности восприятия мира. В качестве чисто "болгарского" элемента стоит назвать "несколько грубоватую выразительность"8, которая отличает и болгарскую монументальную живопись того времени. В отдельных сценах восхищает умение мастера реалистически трактовать самые разные детали, которые всегда вносят в живописное повествование несколько приземлённый, простонародный характер.

Среди других памятников нововизантийского стиля следует назвать "Панегирик" (1479 год). Он был создан Владиславом Грамматиком в монастыре "Святая Богородица" на Скопской Чёрной горе. Начинается он с огромной заставки в нововизантийском стиле. Заглавия написаны вязью. Он содержит 111 слов и житий самых видных представителей панегирической литературы: житие Константина Философа, Похвальное слово Кириллу и Мефодию и. т. д. Он происходит из Рилы, хранится в Национальном музее. Там же хранится созданный Владиславом Грамматиком Сборник Андрианти (1473 год), где нововизантийский стиль существует уже с исламскими элементами.

Большинство литературных произведений, перенесённых от южных славян в XIV-XV веков, новые редакции переводов с греческого Священных текстов: Четвероевангелие, Апостол, Псалтири, Служебные минеи, Песни песней, Лествица Иоанна Лествичника, Житие Антония Великого, Варлама и Иосафа, Синайский патерик и т. д. Что же касается оригинальных произведений болгар и сербов, то они попадают на Русь в незначительных количествах и являются в большинстве случаев произведениями житийной литературы.

Рассматриваемое нами в этой главе "второе южнославянское влияние" многими учёными комментируется как проявление Предвозрождения,  "Восточноевропейское Предвозрождение, кроме всех видов искусств, охватывало богословие, философию, публицистику и научную жизнь, быт и нравы, жизнь городов и монастырей, хотя во всех этих областях оно ограничивалось по преимуществу интеллигенцией, высшими проявлениями культуры городской и церковной жизни". В отличие от итальянского Проторенессанса, отделенного от Ренессанса периодом поздней готики, на Руси Предвозрождение имело ярко выраженный религиозный характер. Оно не дало Возрождения, но размах этого нового стиля был воистину всеобъемлющ.

Таким образом, второе южнославянское влияние XIV-XV веков наполнилось на Руси принципиально новым содержанием. Хронологически это явление совпадало с периодом так называемого палеологовского ренессанса в поздней византийской империи и его новой идеей исихазма, выдвинутой Григорием Паламой. Эти два, на первый взгляд, различных потока, сходны между собой. Они связаны общим мистическим порывом, повышенной эмоциональностью, экспрессией, попыткой передачи в живописи стремительных порывов. Кроме того, оба этих явления объединяет общий "абстрактный психологизм". Причём черты этого нового, захватившего всю восточную Европу "палеологовского стиля" и "второго южнославянского влияния" более отчётливо проявились в живописи, нежели в литературе, поскольку в живописи, возможно, намного проще было изобразить человека, охваченного мистическим порывом и раскрыть индивидуальные характеристики. Как отмечал В. Н. Лазарев, зародившееся в Византии движение исихазма было "крупнейшим идейным движением, открыто бросившим вызов "гуманистическому направлению". Вполне показательным было место его рождения - Афон. Место, где контакты стран славянской общности были наиболее тесными. В исихазме поэтому воплотились те мистические идеи, которые витали в восточнохристианском ареале. Исихазм призывал к уединённой молитве, отшельнической жизни и, как результат - мистическому слиянию с Богом.

Параллельно и вопреки движению исихазма в константинопольских кругах, тесно связанных с Западной Европой, осуществлялись настойчивые попытки развития идей итальянских гуманистов на византийской почве. Эта партия византийских теологов возглавляла весьма сильная и неординарная личность - калабрийский монах Варлаам, который был прославленным учителем Петрарки и Бокаччо. Варлаам пытался убедить своих противников в возможности постижения Бога рациональным путём и с помощью науки, в то время,как исихасты утверждали обратное: без особого рода озарения контакт с Богом невозможен. В результате победа осталась за сторонниками исихазма, но Византия, а с ней и вся восточнохристианская славянская общность тем самым раз и навсегда "закрыло себе путь к тому религиозному индивидуализму, который был обретён итальянскими еретическими движениями и Реформацией". Идеи исихазма положили конец "светской" живописи первой половины XIV века. "Некогда подчёркнутое движение уступает место относительному покою, лица опять приобретают строгое и торжественное выражение, в большинстве икон и фресок появляется оттенок нарочитой сдержанности, холодной официальности".

Собственно говоря, происходит обратный, в отличие от итальянского искусства процесс. Главным ориентиром такого искусства станет идея недостижимости и непостижимости Божественного. В результате искусство становится торжественным и неподвижным, лишённым движения и эмоций, сопровождающий процесс познания. В результате появляется масса заурядных и стандартных, по мнению Лазарева, работ. Искусство Византии, а вместе с ней и всего славянского мира консервируется, застывает, как бы обретя и созерцая этот непостижимый идеал. И в этом трагедия византийского искусства.

Правда, на периферии византийской империи, картина несколько отличалась от столичного искусства, поскольку искусство славянских народов всегда имело ту самую варварскую, языческую подпитку, которая была давно выхолощена в Константинополе. В этом плане болгарское и древнерусское искусство обнаруживают сходство и солидарность. Однако, из-за довлеющих над славянами идей исихазма, не состоялось феномена восточнославянского Возрождения.

Итак, два стилевых потока хлынули на Русь в XIV-XV веках и сплавились на её благодатной почве в единое целое, образовав эпоху Предвозрождения. С ней многие исследователи связывают появление национальных черт в русской живописи и, прежде всего, имя Андрея Рублёва, которому предшествовал его учитель, выходец из Греции, и, соответственно, носитель идеё исихазма, Феофан Грек. "Если бы от XIV-XV вв. не сохранилось ничего кроме произведений Рублёва, то они одни могли бы ясно свидетельствовать о высоком развитии на Руси XIV-XV веков, как человеческой личности, так и общественной культуры. Именно эти "общественные корни" человеческого идеала Андрея Рублёва и делают его творчество глубоко национальным". В его творчестве сочетаются идеалы высокого гуманизма и одновременно человеческой простоты, народные идеалы сосуществуют с искусством придворным. Византийские лики – выразители идей исихазма, растворяются и разреживаются в русской национальной среде.

Любой памятник рукописной книги, исходящий от Византии, подвергался в лидирующей в рассматриваемую эпоху московской школе тщательному осмыслению и переложению на национальный язык. В этом плане болгарские "византинирующие" миниатюры, наподобие "Хроники Константина Манассии", воспроизводят с художественной точки зрения византийскую живопись более досконально. Русских живописцев в большей степени интересовала идея.

О распространении в московском искусстве XIV века так называемого "палеологовского стиля", а вместе с ним и "неоэллинистического искусства" свидетельствует знаменитое "Евангелие Хитрово"6(конец XIVвека, Российская Государственная Библиотека). Оно исполнено в нововизантийском стиле и является одним из самых ранних памятников этого стиля в московской школе, в то время как в Болгарии этот стиль уже существовал достаточно давно, как мы могли убедиться в предшествующей главе. Скорее всего, оно вышло из мастерской Феофана Грека в Москве. Именно Феофан Грек был проповедником нового палеологовского стиля и носителем идей исихазма на московской почве. Правда, согласно другой версии, оно принадлежит Андрею Рублёву, поскольку имеет большое стилистическое сходство с росписями Успенского собора во Владимире (около 1408 года). 

Евангелие Хитрово совмещает в своих заставках и иллюстрациях, помимо нововизантийского ещё и появившийся в то же время под воздействием Болгарии балканский стиль, а также более ранний - тератологический. Подобное взаимодействие трёх стилей довольно ясно иллюстрирует культурную ситуацию на Руси, где импульсы из Византии переплетаются с южнославянскими (в частности - болгарскими), и с местными.

Эта уникальная по своему оформлению рукопись включает в себя восемь миниатюр, изображающих четырёх евангелистов и их символы: орла (Иоанн), ангела (Матфей), льва (Марк), тельца (Лука). Символы евангелистов на отдельных листах до "Евангелия Хитрово" нигде больше на Руси не встречались, и это составляет его примечательную особенность. Изображение ангела в золотом медальоне можно назвать лучшим произведением  древнерусской живописи. Его фигура в сиреневом плаще и голубом хитоне кажется летящей.

Кроме того, Евангелие Хитрово имеет ещё пять больших заставок: четыре -  нововизантийских и одну балканскую с характерными для рассмотренных нами болгарских рукописей ременными плетёнками в виде решёток и кругов. Что же касается заставок в нововизантийском стиле, то они представляют собой прямоугольные рамки с различными комбинациями кругов и квадратов заполненными массивными полураскрывшимися бутонами стилизованных цветов и листьев. Фон везде золотой, геометрические фигуры голубые, цветы и листья синие, зелёные.

Евангелие Хитрово оживляется многочисленными инициалами с изображениями животных. Под воздействием балканского и неовизантийского орнамента тератологический стиль, расцвет которого в русских рукописях пришёлся на XIII, первую половину XIV века, вытесняется с заставок и выходных миниатюр, и обретает долгое существование, вплоть до XV века, в оригинальных буквицах. Часть инициалов "Евангелия Хитрово" или изображают каких-то отдельных представителей животного мира (фантастические морские звери, цапля, змея), или их напряжённую борьбу.

Кроме Евангелия Хитрово можно перечислить ещё множество прекрасных рукописей, где причудливым образом уживаются сразу несколько стилей: нововизантийский, балканский, недавно появившиеся на Руси, а также старый, тератологический.

К этому кругу памятников можно причислить широко известное в исследовательских кругах Евангелие Кошки (90-е годы XIV века), где встречаются четыре больших заставки балканского стиля в красках и золотом, а также многочисленные инициалы нововизантийского и тератологического стиля.

И всё же главными очагами нового балканского стиля в период "второго южнорусского влияния" станут не центры светской культуры, а монастыри. Известны рукописи Чудова, Симонова монастырей, но, пожалуй, самым крупным монастырём того времени с обширнейшей библиотекой была Троице- Сергиева лавра. Как раз книги, написанные в 10-20-е годы XV века в Троице-Сергиевой лавре, выявляют такое направление в искусстве, "которое было связало славянские и греко-славянские монастыри на Афоне".

XIV век - время оживления монашества Византии, Балканского полуострова и Руси, связанное с распространением мистического учения об исихазме. Поскольку прямых "церковно-дипломатических отношений между южными славянами и русскими княжествами не существовало, связующим звеном по давней традиции стали славянские и греко-славянские монастыри Афона и Константинополя".

Особенностью монастырского стиля в рукописях XIV-XV веков стало отсутствие миниатюр в рукописях московских и подмосковных монастырей. В монастырях того времени не существовало живописных мастерских, поэтому главным образом, художественное творчество монастырей выражалось в графике и орнаменте. Среди рукописей встречаются просто шедевры каллиграфии, но без миниатюр.

Сохранилось довольно много рукописей, исполненных в духе "Южнославянского влияния". Это преимущественно московские памятники, поскольку именно Москве принадлежали ключевые позиции в осуществлении культурного диалога с южными славянами греко-славянскими колониями на Балканах.

Наиболее показательными памятниками нового искусства являются две "Лествицы" XV века, одна из собрания В. М. Ундольского, (Российская Государственная Библиотека), и другая из собрания В.А. Десницкого (хранится там же).

Оба этих произведения рассматриваются как великолепные образцы каллиграфии. Заставки состоят из пересекающихся кругов и весьма распространены в сербских и болгарских рукописях конца XIV-начала XV веков. Вздорнов писал об их каллиграфическом орнаменте следующее: "Их кружевное плетение выполнено с филигранной точностью, граничащей с математическим расчётом".

Как исключение из общего правила, Лествица из собрания Денницкого имеет две миниатюры: с Иоанном Лествичником и Иоанном Синайским. Их отличает очень неяркая, как бы потускневшая по сравнению с предшествующим столетием красочная гамма. Именно таким образом достигается, например, эффект мистического присутствия Иоанна Синайского среди внемлющих ему монахов.

Таким образом, именно в монастырских рукописях с наибольшей полнотой были выражены мистические и аскетические устремления рассматриваемой нами эпохи, доказывающие, что искусство Руси, несмотря на присущие ему национальные особенности, оказалось созвучным идеям балканского и константинопольского монашества, и одновременно, как свидетельствуют памятники светской живописи, и с идеалами европейского Ренессанса.

В число известных памятников живописи, обнаруживших на себе перекрёстное влияние, с одной стороны, "второго южнославянского стиля", с другой стороны, палеологовского ренессанса Византии и итальянского проторенессанса, входят капелла дель Арена, расписанная Джотто, монастырь Хори (Кахрие-Джами) в Константинополе, греческие росписи Мистры (Митрополия и Периблепта), македонские и сербские росписи: церковь Петра на острове Град, Кральева церковь в Студеницкой лавре, на Руси - росписи церкви Успения на Волотовом поле, Снетогорского монастыря и Михайло-Сковородского монастыря и. т. д.

В росписях Кирилловского монастыря в Киеве, построенного в 60-е годы XII века, можно обнаружить точки соприкосновения с болгарской церковью- гробницей Бачковского монастыря, основанной в 1083 году). Предположительно росписи пещерного храма близ деревни Иваново оказали влияние на псковские фрески XIV века.

Одним из наиболее значительных памятников монументальной живописи в Болгарии, имеющим много общих черт с русской монументальной живописью являются фрески церкви-гробницы Бачковского монастыря. Он был основан в 1083 году Григорием Пакурианом - великим доместиком западных войск сподвижником византийского императора Алексея I Кoмнина.

Сама церковь-костиница Бачковского монастыря уникальна своей редкой типологией (церковь-гробница), являясь продолжением типологии раннехристианских церквей-гробниц (мартириумов), и, кроме того, она является единственной полностью расписанной церковью-гробницей. Здесь отчётливо звучит тема Воскрешения мертвых и Апокалипсиса. Страшный суд представлен на стенах и сводах: на западной стене наоса крипты представлено "Видение пророка Иезекииля".

Если рассматривать стиль бачковских фрескок, то он поражает своей композиционной завершённостью, внутренним единством. Утончённые грациозные образы свидетельствуют о влиянии константинопольской школы. Живопись Бачковского монастыря поражает своей "космополитичностью": если раньше, описывая её, исследователи говорили о мозаиках Дафни, сицилийских мозаиках и древнерусских памятниках XII-XIII веков, то теперь рамки аналогов значительно расширяются и уводят нас в Сербию, Грецию, Кипр. Именно в эту классическую эпоху влияние византийской школы достигло своего наивысшего расцвета: художественные приёмы и нормы, выработанные в мастерских Константинополя, получают широкое распространение во всём восточнохристианском мире, а национальные особенности приобретают второстепенное, подчинённое значение.

Фрески Бачковской церкви размещены согласно символическому истолкованию церковного здания и являются органической частью единой декоративной системы. Они подчёркивают основные архитектурные линии и членения. Эта декоративная система сложилась в результате развития византийского искусства в постиконоборческий период.

Отсутствие строго определённых архитектурных обрамлений компенсируется рисованными рамками, дополняющими реальную архитектуру. Все восемь сцен из цикла праздников, украшающие северную и южную стены верхнего этажа Бачковской церкви, обрамлены изящными трёхлопастными арками, которые иногда как бы опираются на реальные пилястры, которые поддерживали свод церкви (разрушен). Подобное сочетание реальной и рисованной архитектуры встречается в таких памятниках XII века, как Нерези, Курбиново, а также связано с богатыми архитектурными обрамлениями в рукописях Византии.

Построение композиций полностью подчинено плоскости. Художники ограничивают зону действия фигур, скорее обозначенными, нежели изображёнными архитектурными кулисами. Все архитектурные элементы даны в ортогональной проекции и сведены к самым простым очертаниям. Пейзажные фоны также предельно упрощены. Чаще всего это нерасчленёные плоские холмы, очерченные плавной параболической линией. В своих линиях они обогащают композиционный ритм, оттеняют повороты фигур, придавая направленность их движению, но при этом они никогда не используются как пространственный фактор. Подобный вид концепции весьма характерен для византийской живописи со второй половины XI -конца XII века.

В монументальном искусстве XII века композиционные построения оказываются полностью подчинёнными внутренней, чисто геометрической структуре (Бачково).

Во всех памятниках с сильным влиянием константинопольской живописи (Бачково) никогда не теряются связи с традициями эллинистического искусства. Линия служит здесь своеобразным выражением духовности. И только в далёких, периферийных памятниках мы встречаем арабески из извивающихся линий, имеющих самоценное значение.

Фигуры святых в бачковской церкви стройные и грациозные, пропорции 1:8, 1:9, 1:10. В ХI веке никогда не превышало 1:75.

Если сравнить написание лиц с Аркажами и Нередицей близ Новгорода (1189 и 1199 годы), то можно заметить, что на лица высветления нанесены в одних и тех же местах. В Аркажах, правда, графическая трактовка пробелов имеет самостоятельное декоративное значение, подчёркивает плоскостный характер изображения, а в Бачково подчёркивается объём. Большинство ликов моделируется путём нанесения краски в несколько слоёв, без бликов. Впечатление объёма создаётся за счёт сопоставления тёплых и холодных тонов. К концу XII века художники отказываются от разделки формы тонкими бликами. Особенно это бросается в глаза в сцене "Страшного суда", что можно сравнить с одноименной сценой из Дмитриевского собора в городе Владимире (1194-1197), яркий пример так называемой живописной тенденции.

Фрески Дмитриевского собора, как и в Бачковском монастыре, также испытали на себе влияние Константинопольской школы. В исполнении живописи Дмитриевского собора принимал участие константинопольский мастер, а кроме него и русские мастера. В настоящий момент сохранились только фрески большого и малого сводов.

На фресках Дмитриевского собора представлена композиция "Страшный суд". На большом своде представлены двенадцать сидящих апостолов со стоящими позади них ангелами. На малом своде "Рай" с восседающей на троне Богоматерью, ангелом, Авраамом, Исааком и Иаковом. Кроме того, здесь размещается "Шествие праведников в рай", возглавляемое апостолом Петром и завершаемое двумя трубящими ангелами.

Двенадцать апостолов и правая группа ангелов на южном склоне большого свода написаны греческим мастером. Апостолы изображены в непринуждённых позах, ведущими тихую беседу. Их головы повёрнуты в различных направлениях, их фигуры даны в свободных поворотах, их одеяния ложатся разнообразными складками, всякий раз образующими новые линейные сочетания. Особое внимание уделяется лицам. Они написаны с большой лёгкостью и артистизмом, чувствуется влияние придворной школы Константинополя.

Между работой греческого мастера и работой русских мастеров явно заметны серьёзные отличия.

Главный мастер написал, также, правую группу ангелов на южном склоне большого свода.  Тонкие, рафинированные образы имеют сходство с фигурами Бачковского монастыря. Художник энергично лепит форму с помощью сочных бликов, не боится смелых ассиметричных сдвигов, если они способствуют эмоциональной силе выражения.

Иное впечатление производят ангелы левой группы. Они массивнее, грубее, в них отсутствует психологическая напряжённость.

Наконец, существует ещё одна манера, представленная третьим мастером. Он создал фигуры ангелов на северном склоне. Он обнаруживает близость ко второму мастеру. Лица его ангелов еще более грубы, линии ещё тяжелее и рисунок менее уверенный. Он предпочитает пользоваться ровным светом. В результате, по наблюдениям В. Н. Лазарева, "греческий тип лица оказался вытесненным славянским".

Таким образом, в росписях большого и малого сводов можно опознать руки нескольких художников, одного грека и четырёх русских помощников, самым интересным из которых был автор левой группы ангелов и "Шествия праведников в рай". Роспись Дмитриевского собора не только наглядно показывает, как русские мастера сотрудничали с греческими, но бросает свет на то, в каком направлении перерабатывали русские художники византийское наследие. Смягчая византийские каноны, русские живописцы стремились к более земному, к более свободному искусству. Они не боялись вводить в церковную роспись богатую растительность, они облачили праведных жён в славянские одеяния, придали лицам ангелов национальный этнотип". Таким образом, ознакомясь с двумя выдающимися ансамблями монументальной живописи в истории древнерусского и болгарского искусства, можно сделать выводы о равной доли константинопольского влияния на стиль фресок, как в завоёванной византийцами Болгарии, так и в не знавшей византийской экспансии Руси. И это не было каким-то случайным совпадением. Аналогичный стиль распространялся в то время на всей обширной территории восточнохристианского мира. Дело в том, что в XI-XII веках на этих территориях именно Византия являлась безусловным культурным и политическим лидером. Единая православная вера на огромном географически сплочённом ареале становилась предпосылкой для тесных культурных контактов, в частности, между Русью и южными славянами и византийцами. В сложившейся ситуации интеллектуальная болгарская элита помимо национального языка усвоила в совершенстве и литературный греческий, наблюдается более плодотворный обмен культурными ценностями.

Однако параллельно безусловному авторитету Константинополя, в Болгарии и на Руси сформировались и местные традиции. Одним из наиболее ранних проявлений местной традиции на территории Болгарии является ансамбль церкви святых Николая и Пантелеймона в Бояне (1259 год). Высочайшее качество исполнения демонстрируют сохранившиеся фрагменты восточной и центральной части. Это Деисус и фигуры святителей в апсиде, "Благовещение" на столбах триумфальной арки, "Сошествие во ад" и "Собор архангелов" на южной стене. Сами фигуры не отличаются подвижностью, они приземисты, грубоваты. Обилие линий составляет контраст с яркими красками и пастозной живописью. Кроме того, в росписях присутствуют национальные типы лиц. Помимо местных и отчасти константинопольских традиций, боянские росписи уникальны тем, что испытали на себе  ещё и романское влияние (неуклюжесть, приземистость фигур, их распластанность на плоскости, латинская форма корабля в сцене жития святого Николая). Это было не свойственно для византийской школы, потому, что "на путях развития нового стиля романские влияния представляли барьер, который надо было преодолеть, чтобы этот стиль мог получить полное выражение". Поэтому влияние Западной Европы следует рассматривать в рамках явления местного значения, созвучного с собственными архаическими традициями). Аналогичная ситуация наблюдалась и на Древней Руси, на примере новгородской школы.

Именно в этот период на Афоне начинает активизироваться Зографский монастырь - главная цитадель южнославянской культуры, где наблюдаются взаимодействия русских, болгарских, греческих и сербских книжников.

В Болгарии продолжается строительство и реконструкция новых храмов и обителей. Действовали, ни на миг не затворяясь, Вирпинский, святого Климента на озере Преспа, святого Наума на Охридском озере, Рильский… Появляются и новые: Бачковский монастырь, монастырь Богородицы милостивой  на Струмице.

Таким образом, к XII-XIII векам можно говорить и о самостоятельном пути, которым шли болгарские и древнерусские монументалисты, о тех новых  направлениях, которые вырабатывались под влиянием скорее местных, национальных традициях, в отличие от константинопольской школы. Они отличаются от основной константинопольской манеры, и связываются уже с постепенно формирующимися (независимо от факта завоевания) национальными кадрами. Однако тотальным эти новые, национальные веяния стали лишь в следующие столетия.

Если же рассмотреть росписи XIV века, то южнославянское влияние будет, безусловно, основополагающим для целого ряда древнерусских памятников(преимущественно новгородских). Среди них следует отметить церковь Успения Богородицы на Волотовом поле (расписана в 1363 году). Многообразие и богатство колорита, эмоциональная  взволнованность и редкий для того времени реализм, линейно ясные формы, ярко выраженные попытки передачи бурного движения обнаруживают духовную близость с аналогичными поисками круга южнославянских художников. Болгары, cербы, живописцы из Малой Азии не боялись обогащать иконографию более эмоциональными типами, им казалось естественным более реалистическое и ивое истолкование библейских событий. Для искусства южных славян, как и для новгородцев был характерен уход от отвлечённых константинопольских образов в народную культуру. 

Но особенно ярким доказательством активного взаимодействия между древнерусской живописью Новгорода и южнославянским искусством демонстрирует уникальный ансамбль фресок церкви Спаса на Ковалёве (расписана в 1380 году). Правда, судить о художественном достоинстве памятника приходится только по живописным фрагментам, оставшимся от разрушений храма во время Второй мировой войны.

Сцены и изображения не образовывали здесь чёткой архитектонической и идейной системы, а были размещены несколько случайно, так что линии обрамления не только не совпадали друг с другом, но и образовывали смелые ассиметричные сдвиги. Часто мастера- монументалисты работали над монументальным ансамблем, отталкиваясь от станковой живописи. Правда, в XII-XIV  веке с этим принципом постепенно перестают считаться, но никогда ещё не пренебрегали столь решительно, как на Ковалёве. В этом отношении её росписи стоят даже особняком среди новгородских фресок.

Росписи Ковалёва явно свидетельствуют о южнославянском влиянии. Среди светлых, интенсивных и довольно пёстрых красок преобладали красновато- коричневые, белые, зелёные, голубые, фиолетовые, жёлтые и оранжевые тона. Лица были написаны по зелёной подготовке, имели плотные высветления и лёгкую подрумянку на щеках. Скорее всего, здесь работали иноземные мастера, или новгородская артель находилась под их влиянием. Между Страстным циклом Ковалёва явно прослеживается связь с памятниками сербской, македонской и болгарской живописной школы. Это росписи церквей святого Николая в Касториа, святого Никиты около Чурчера, святого Ахилия в Арилье, Богоматери в Грачанице).

С балканским влиянием была связана и роспись купола ковалёвской церкви, где представлен тетраморф, объединяющий четыре изображения символов евангелистов. К южнославянским источникам восходит и стиль Ковалевских фресок. Вполне вероятно, что расписавшие Ковалёвскую церковь мастера могли прийти в Новгород с Афона, где, как нами уже упоминалось, отношения между южнославянскими и русскими монастырями были весьма оживлёнными. Нарастание в Ковалёвских росписях аскетически- догматических черт можно рассматривать применительно для новгородской росписи ещё и как реакцию на ересь стригольников.

В создавшихся условиях необходимо было вливание новых сил  для сохранения догматического православия. И спасительную миссию приняли на себя балканские монахи.

Не последнюю роль в появлении целого ряда памятников с южнославянскими корнями играла деятельность митрополита Московского и всея Руси Киприана - выходца из Болгарии. Киприан (1330-1406) был сперва митрополитом Киевским, а в 1390 году рукоположен Константинопольским патриархом в сан митрополита Московского и всея Руси. На протяжении последних семнадцати лет своей жизни он оставался в этом звании, и осуществлял весьма противоречивую, но, несомненно, бурную деятельность. В Болгарии его ценят более высоко, нежели в России, его имя относится к плеяде знаменитых болгарских просветителей и церковных деятелей Тырновской школы. В период своего пребывания в России он стал автором "Жития митрополита Петра", который основал московскую митрополию и ряда церковных служб. Этот соотнесённый с митрополитом Киприаном период, один из самых ярких в древнерусской истории. Именно тогда, со второй половины XIV века в русской культуре наблюдаются первые проявления так называемого второго южнославянского влияния, напрямую связанного с достижениями Тырновской литературной школы, появившейся незадолго до этого.
 
Киприан имел колоссальный авторитет у себя на Родине в Болгарии. Его соотечественник, не менее выдающийся просветитель Григорий Цамблак (1365-1420), являвшийся племянником Киприана, в 1414 году получил сан Киевского митрополита. В числе созданных им житий и похвальных слов главное место занимают два панегирика - "Похвальное слово о Киприане" и "Похвальное слово о Евфимии Тырновском", оказавших большое влияние на древнерусскую литературу. В "Похвальном слове о Киприане" он описывает визит Киприана к себе на родину в Великое Тырново. Выдающегося болгарского просветителя торжественно и искренне встречал весь город: "Жители города Тырново, подобно волнам быстрой реки, хлынули на встречу святителю, шедшему к ним от единоплеменного севера. Никто не остался дома, даже сторожи домов; купцы не затворили своих лавок и товары свои покидали на торжище. Рабы оставили господ, художники свои дела, и жители Тырнова, и иноземцы, все вышли за город…Старый и недужный влачились за всеми. Великая сладость была народу видеть лицо Киприана; не только ученьем или словом, одним видом своим он вселял в души всё доброе. Одни шли близко, касались ног его, целовали руки; другие, взирая на него издали, довольствовались одним его благословением. Жёны особенно приходили с умилением к святителю, клали детей своих и недужных под его ноги; благодать веры изливалась по его следам, как в оныевремена сила спасительная; благословение его освящало верный народ и подавало отраду в страданиях."

В области монументальной живописи и Русь и Болгария демонстрировали, с одной стороны, детальное восприятие византийского наследия, а позже - свободное обращение с ним, и, с другой - развивали местные живописные школы, сказавшие новое слово в период второго южнославянского влияния. Правда, о прямом влиянии Болгарии на Русь в этой области искусства говорить весьма проблематично. Влияние на русскую монументальную живопись оказывали, скорей страны Балкан в целом, с редким выдвижением какого- либо основополагающего направления.


Страница 1 - 4 из 4
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | По стр.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру