Хранительство как основание консервативной политической культуры интеллигенции. Статья первая

В рамках данной темы принципиально важно, что в среде консерваторов общие основы государственности и природы власти снова потребовали к себе пристального внимания. Тихомиров осознает, что под влиянием превратных понятий о свободе, отношение общественного мнения к идее власти сделалось чрезвычайно отрицательным, и это вынуждает большинство людей трактовать ее как некоторое необходимое и неизбежное зло. То есть представитель консервативной идеологии, которой в целом свойственно недоверчивое отношение ко всякого рода теоретизированию, отчетливо декларирует необходимость рационального и научного подхода к задачам политического самопознания и, соответственно, политического действия. "Вообще для сознательного действия, — утверждал мыслитель, — мы должны знать не только историческую практику, но самый идеал данного принципа"(16).

Последнее обстоятельство, на наш взгляд, представляется наиболее важным для характеристики идеократического момента, как он присутствует в концепции Тихомирова. Очевидно, что идеократическая модель социума, предложенная Тихомировым, была одной из составляющих реакции русской мысли пореформенной России на идею прогресса и усилившейся сциентизм. Однако, необходимо подчеркнуть и то, насколько тесно консервативное мировоззрение оказывалось связанным с конкретно-историческим и конкретно-национальными условиями существования(17). В этом смысле идеократия Тихомирова, является, во-первых, выражением идеи национального своеобразия складывания и развития верховного принципа монархии в России. Во-вторых, в отличие от предыдущей отечественной консервативной традиции, идеократия есть обозначение вопроса о власти идеи не только как вопроса об историческом, политико-практическом, культурологическом и т. д. утверждении и обосновании монархической идеи в России, но и о ее научном познании, рациональном и логически выверенном доказательстве, о национальном самопознании, о создании философии монархии, наконец. его теории государственности и, шире — консервативной доктрины. В данном контексте важно, что Тихомиров действительно является автором "идеократического" мифа о "некоторой непохожести России на другие страны"(18). Обоснование своеобразия этого мифа достаточно ярко иллюстрируется Тихомировым на примере рассмотрения разновидностей монархической власти.

По мысли автора "Монархической государственности", в мировой истории заметную роль играли три вида монархического принципа. Монархия деспотическая и монархия абсолютная — это искажения монархического принципа властвования. Деспотизм, или самовластие, характеризуется отсутствием объективного руководства волей монарха. Эта власть основана на ложных религиозных концепциях и поэтому порождает из личной власти произвольную, т. е. деспотическую власть. Ее критика Тихомировым традиционна, да и он сам мало уделяет ей внимания. Основной критический пафос Тихомирова направлен, в первую очередь, против абсолютной монархии. В принципе, будучи по сути своей неограниченной, монархическая власть "менее всего отличается абсолютизмом"(19), — писал он. Она имеет власть не в самой себе, а потому абсолютною властью может обладать только та сила, которая "ни от чего, кроме самой себя, не зависит, истекает из самой себя. Таковой является власть демократическая, которая есть выражение народной воли, властной по тому факту, что она есть воля народа, власть из себя происходящая, и тем самым абсолютная"(20). Абсолютизм, по Тихомирову, и этимологически, и исторически означает абсолютную власть государства и таким образом, "выражает не форму, не образ правления, но способ его"(21). Когда народ сливается с государством, создавая абсолютную государственную власть, он не признает по нравственному состоянию никакой власти, стоящей выше собственной силы. Следовательно, абсолютизм присущ демократии. При единоличности власти в демократическом обществе он считается и называется монархией. "Однако в сущности это вовсе не монархия, а некоторая диктатура. Тут монарх обладает всеми властями, все их в себе сосредоточивает, но Власти Верховной не представляет. Все власти, у него сосредоточенные, суть власти народные, ему только переданные временно или навеки…"(22).

Итак, монархия имеет три главные формы:

1) Монархия истинная, самодержавная, составляющая верховенство народной веры и духа в лице монарха. Он "неограничен ни в чем… человеческою властью или народною волей, но… не имеет и своей воли, своего желания. Только голос правды Божией слушает он в совести своей. Его самодержавие не есть привилегия… а есть тяжкий подвиг, великое служение, верх человеческого самоотвержения, „крест", а не наслаждение"(23).

2) Монархия деспотическая, самовластие, дающее монарху власть верховную, но без обязательного для него известного для народа религиозного содержания.

3) Монархия абсолютная, в которой монарх имеет только власть управления, но не верховную власть, остающуюся у народа, "хотя без употребления, но в полной потенциальной силе своей"(24).

В исторической действительности эти формы монархической власти смешиваются в различных комбинациях. Однако в самом их существовании прослеживается один общий принцип, состоящий в постоянном стремлении монарха вести свою власть "по пути прогрессивной эволюции"(25), которая заключается, по Тихомирову, "в приближении искаженных форм к истинному самодержавному типу монархии"(26). Переход от абсолютизма к самодержавию ведет монархию к усилению и расцвету. Регрессивная эволюция — к упадку или даже гибели.

Характер эволюции власти зависит опять-таки от степени ясности осознания народом своего высшего нравственного, религиозно-этического идеала. Так, влияние религиозной идеи может придавать абсолютизму оттенки верховной власти. Падение религиозных идеалов способно превратить монархию чистую, самодержавную в деспотическую, а укрепление нравственных идей может повышать самовластие до истинного самодержавия(27).

Обобщая вышеприведенные формулировки, можно заключить, что теория монархической государственности Тихомирова представляет своего рода опыт создания целостного культурно-социального идеала: этот идеал постулируется и аргументируется ее автором в контексте обоснования первостепенности для общественной консолидации принципов религии и морали. Такое объяснение логично, если исходить из того, что Тихомиров стремился в своих рассуждениях обновить и модернизировать консервативно-охранительную идею монархии в России с целью привлечения на ее сторону как можно более широких кругов общества. Этой задаче подчинены и его трактовка моральных и религиозных принципов как базовых структур монархической государственности, и создание новой для общественной мысли рубежа веков теории "прогрессивной эволюции" российского самодержавия, служившего, по глубокому убеждению Тихомирова, на всем протяжении исторической истории "примиряющей силе высшей правды"(28).

Анализируя конкретные условия реального существования монархического принципа, рассматривая функции монархической организации власти и государства, Тихомиров часто возвращается к вопросу о взаимоотношениях общества, государства и власти, расставляя свои акценты касающиеся целей и обязанностей государственной и верховной власти в сфере жизнедеятельности личности и социума. Иными словами, он рисует образ идеальной монархии, реализующей правильную, т. е. соответствующую психологическим и религиозно-нравственным основам своего верховного принципа, монархическую политику(29).

На примере аргументов, выдвинутых Тихомировым в обосновании актуальности монархического принципа для России, можно сделать концептуальные выводы о новых моментах в консервативных установках конца XIX века. Во-первых, отметим, что в целом консервативному сознанию Тихомирова присущи романтизация существующего порядка и утопизм, связанный с представлением о будущем этого порядка. Драматичен сам факт несовпадения его консервативных идеала и практики, столкновения консервативного романтизма с реальной политикой. Во-вторых, попытки выйти из противоречий между ними вылились у Тихомирова в символизацию традиционалистских политических мыслительных стереотипов, что наложило на консервативную модель отпечаток утопического конструирования, хотя Тихомиров трезво оценивает существующее положение вещей. Историзм консервативного мышления — с его обращением к идеалам и ценностям, почерпнутым из истории, оказался (это видно на примере воззрений Тихомирова), достаточно эффективным и для анализа настоящего; весь проективный потенциал консервативной установки переносится на утопическое преображение этого настоящего, потому что именно в силу самого внутреннего смысла консервативного мироощущения оно не склонно требовать изменений и ограничивается идеализацией прошедшего исторического опыта, переносимого на будущее.

Попытка Тихомирова очертить правильную политику русской монархии, которую он характеризует в перспективе как идеальную, — не исключение в социально-политических утопиях консервативного сознания рубежа ХХ века. На наш взгляд, конструирование Тихомировым монархического идеала и выявление принципов монархической политики, основываются у него на трезвом и реалистичном анализе русской пореформенной действительности; но они сопровождаются идеализацией уходящих в прошлое институтов русской самодержавной монархии.

Достоинства монархии анализируются Тихомировым с единственной целью — определить политические приоритеты власти: "Сознание преимуществ монархии… должно составлять основной пункт монархической политики"(30). Для твердого, правильного и, что самое главное, успешного действия монархия должна помнить, что она действительно составляет высший из всех принципов верховной власти. Русской монархии не хватало именно этого сознания важности политического. Так, анализируя современное ему социально-экономическое и политическое положение России, Тихомиров приходил к выводам, согласно которым причины кризисного состояния российского государства как раз и заключались в том, что русские перестали быть "самосознающей нацией, понимающей саму себя и живущей сообразно со своими сильными, идеальными сторонами"(31).

Монархия нуждается для своего сохранения и развития в том, чтобы в нации существовал абсолютный нравственный идеал, не подчиненный, не утилитарный, а верховный. Так как монархическая власть признается и поддерживается только той частью нации, в которой живет "сознание верховенства нравственного начала над всеми остальными", в своей исповедной политике монархия должна стремиться к поддержанию именно таких элементов "национальной души". В этом отношении монархическая политика должна придерживаться двух правил: 1) монархическая верховная власть может держаться лишь на почве национальной религии; 2) она должна всеми силами способствовать прогрессивной эволюции религиозного сознания нации(32).

В свете данных требований, отношения монархии к религии наиболее адекватны истинной политике с точки зрения создания их союза, который достигается подчинением монарха религиозной идее и личной принадлежностью к церкви, при независимости его государственной верховной власти. "Это можно назвать — замечал Тихомиров — истинным выражением теократии (а не иерократии), то есть владычеством Бога в политике посредством царя, Богом (а не церковной властью) делегированного"(33). Поэтому для того, чтобы нравственное начало могло оказывать свое благодетельное влияние на политические отношения, необходимо, чтобы источники его возникновения были независимы от государства. Разумная государственная политика в этом вопросе состоит в том, чтобы никак не подрывать источников нравственности. "Если Монархия начнет работать над подчинением морали политике, — писал Тихомиров, — подчинять нравственное начало государству — она тем самым отнимает у нравственного начала его верховенство, а стало быть, уничтожает и себя как силу верховную. Все это делает обязательным для монархии — хранить самостоятельность тех религиозных учреждений, в которых нация живет духовно, своим религиозно-нравственным содержанием"(34). Все это вместе взятое, означает, что "Церковь должна быть самостоятельной и влиятельной силой нации"(35).

Таково в целом понимание Тихомировым задач монархической политики в отношении своего нравственного идеала и питающего его религиозного начала. Однако характеристика идеальной политики монархической власти будет не полной, если не остановиться еще на одном аспекте философии государственности Льва Тихомирова — мы имеем в виду проблему национальных целей политики. Тихомиров убежден — разум в политике связывает конкретные текущие государственные дела с вопросом о "целой жизни нации, о ее исторических судьбах". Русский самодержавный строй Тихомиров именовал "глубоко национальным"(36). Национализм означает для него принцип, согласно которому "мы должны, жить сообразно… своим национальным чертам, ибо только создавая жизнь, с ними сообразную, мы можем руководить ею и жить счастливо, можем работать энергично и производительно, возвышая свою нацию и в ее работе давая кое-что полезное для человечества вообще"(37). Таким образом, политика должна относиться к исторической жизни нации и государства целостно, служа высшим и общим целям этой жизни. И поэтому общие цели монархии "могут быть только национальными, и, в своем разумном и благородном смысле, политика может быть только национальною"(38).

Однако это не означает, что она имеет национальные эгоистичные цели. Как и другие русские консерваторы Тихомиров верил в силу и универсальные возможности русского народа России: "русская национальность есть мировая национальность", она несет идеалы общечеловеческой жизни. "Именно эта черта и делает русский народ великим мировым народом"(39). Таким образом, вопрос заключается не столько в "племенном эгоизме" политики, сколько в том, что всякая великая нация, служа всему человечеству, осуществляет различные стороны общечеловеческого блага. "Но для того, чтобы служить человечеству — нация должна жить не день, а века и тысячелетия. Политика и указывает… способы осуществления государственных целей в непрерывной связи с историческими судьбами нации… Политика должна быть национальною, иметь своим объектом целостную историческую жизнь нации"(40).

Иначе говоря, монархия возможна лишь для нации, т. е. в обществе с устоявшейся логикой внутреннего развития, с известной преемственной у традицией, с тем, что и составляет "дух народа". Монархия, переставшая осуществлять национальную политику, становится ненужной данному обществу и часто невозможной для него. Все, что политика делает для развития народного благосостояния, умственного и нравственного развития, правильных государственных учреждений, свободы и права личности и т. д., — все это связано не только с потребностями "злобы дня", но и с историческими судьбами нации. "Солидарность отдельных поколений в целостной жизни нации, — умозаключает Тихомиров, — есть основа политики, потому, что чувство это есть душа нации"(41).

В тесной связи с вопросом о необходимости национальной политики видится Тихомировым и конкретная культурно-историческая проблема отношений России и Запада. Заявляя о том, что "мы принадлежим к тем, которые не утрачивают веры в Русский народ, видя его в современным жалком состоянии", Тихомиров в очередной раз присоединяется к общему потоку предупреждений всех русских консерваторов о необходимости избавиться от "печальной черты „обезьянничания""(42).

Главная "заслуга" в отпадении России от национальных основ общественной жизнедеятельности принадлежит интеллигенции. В своих статьях периода редакторства "Московских Ведомостей" (1907–1913 годы) Тихомиров развивает и углубляет свою критику интеллигенции. И если выступившие в это время веховцы предъявляли ей счет по линии, главным образом, религиозного и этического опустошения, то предвосхитивший эту критику на полтора десятка лет Тихомиров акцентировал теперь внимание именно на "нерусскости", космополитизме образованного слоя российского общества(43).

Выход из создавшегося положения Тихомиров видел в усилении национального элемента во власти, в монархической политике, благодаря чему, по его мнению, усилится и русская нация, и русская монархия. Помимо всего прочего этот национальный элемент необходимо усилить и во внутренней политике. Нужно подчеркнуть, что национализм Тихомирова во многом объясняется не попыткой обоснования возвышения одной нации над другой, но, прежде всего возложением на русскую нацию ответственности за судьбы государства и, соответственно, судьбы наций, населяющих его. Именно заботой о будущем России, которое виделось Тихомирову только в свете развития монархического принципа, продиктованы, по-нашему, не только его взгляды на национальный вопрос, но и в целом представления о дальнейших тенденциях развития государства и, в первую очередь, государства монархического. Степень полноты осуществления задач органического развития нации составляет как раз тот показатель, на основании которого Тихомиров рассуждает о будущем монархии.