Хранительство как основание консервативной политической культуры интеллигенции. Статья третья

Концепт национальной политики

При всей склонности к сомнению и разочарованию, противореча собственной историософской концепции, Леонтьев все же надеется на возможность избежать в России "эгалитарно-либерального" разложения. Он был уверен, что даже в случае наихудшего развития событий - установления господства нигилистических и социалистических сил - социализм приведет неизбежно к новому расслоению общества, неравномерности и уменьшению подвижности, то есть, будет ничем иным, как "новым феодализмом". Самый опасный для существования России как самобытной цивилизации враг - умеренный либерализм, - "к счастию нашему, в России так неглубок и так легко может быть раздавлен между двумя весьма не либеральными силами: между исступленным нигилистическим порывом и твердой, бестрепетной защитой наших великих, исторических начал"(32).

Вера Леонтьева-романтика в старую Россию, однако, не могла вытеснить мучительных сомнений Леонтьева-реалиста в будущем державы и ее народа. И Леонтьев-политик не желает смириться. Отсюда политическая программа спасения России, цель которой - заторможение и даже обращение вспять фатального процесса, возвращение страны на стадию "цветущей сложности", которую, согласно философско-историческим выкладкам Леонтьева, Россия уже миновала в середине XIX века. "Реакция" должна стать политическим инструментом борьбы с гибельными для державы идеями революционных нигилистов и подвизающихся у них в подмастерьях либеральных интеллигентов. Необходимо перекрыть все возможные каналы распространения западного культурного, технического, идеологического влияния. Либерально-буржуазный или социалистический путь развития - это две стороны одного и того же "прекращения истории и жизни". Только следуя своим традиционным самобытным историческим началам, Россия может предотвратить угрожающую ей цивилизационную гибель.

Политическая программа Леонтьева имела два аспекта: внешнеполитический и внутриполитический. Пока существует разлагающийся Запад, сохраняется реальная опасность для России, - считал он. Отсюда пристальное внимание мыслителя к Востоку как наиболее реальному и действенному союзнику в борьбе с Западом. По мысли Леонтьева, можно даже образовать, не смешиваясь со славянами, и славянскую конфедерацию под руководством России для укрепления ее государственных позиций. Главное же - воссоединение России с истоками византизма.

Россия как "целый мир особой жизни, особый государственный мир", создавшая самобытную культуру, будет способна не только сама спасти себя, но и помочь возрождению Запада. Поэтому основными направлениями внутренней политики должны стать восстановление, охранение и укрепление трех традиционных начал: византийского православия, самодержавия и сельского общинного быта. "...Истинно русская мысль должна быть, так сказать, прогрессивно-охранительной; выразимся еще точнее: ей нужно быть реакционно-двигающей, т. е. проповедовать движение вперед на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе, как посредством сильной власти и с готовностью на всякие принуждения"(33). Леонтьевский "реакционный" "прогресс" стал ответом на утверждения его либеральных противников о том, что движение вперед возможно только в одной форме - западной "эгалитарно-космополитической", являющейся единой для всех стран и народов.

Леонтьев предлагает правительству проводить политику одновременного уменьшения прав и податей, количества школ, кабаков, "судебных любезностей" и увеличения церквей и монастырей, больниц, предоставления крестьянам побольше земли, "где можно и когда можно", развития местного самоуправления с "мужицким оттенком" и "отеческого самоуправства в высших сферах власти"(34). Совсем уж "реакционной" его современникам представлялась мысль Леонтьева о том, чтобы не спешить, повременить со всеобщим распространением грамотности и технического прогресса. Народу, считал он, важнее богатство духовное, внутренняя удовлетворенность патриархально-поэтическим бытом, чем потеря спокойствия и сил в погоне за приобретением новых и новых материальных благ.

Общество, по Леонтьеву, представляло иерархическую систему, в которой каждое сословие занимало строго определенное место. Такое жесткое деление должно было сохранять дистанцию между патриархальным русским народом, "хранящим заветы старины", и либеральной интеллигенцией, "европейничанье" которой вызывало у Леонтьева отвращение. Сближение такой "интеллигенции", заимствовавшей вкусы и идеи европейской буржуазии, с народом может привести только к быстрому разложению национальных традиций и нравов - того, что составляло культуру России.

Строго говоря, программа Леонтьева представляла собой не что иное, как попытку обеспечить стабильное развитие общества на путях создания патриархально-деспотической, сословно-монархической организации, исторически обращенной в прошлое. Однако она не оставалась неизменной. Со второй половины 1880-х годов, Леонтьев все большее внимание уделял вопросам социально-экономического реформирования, предлагая свой вариант разрешения столь актуального в то время на Западе "рабочего вопроса". "Примирить капитал и труд", по мнению мыслителя, могла только монархическая власть. Чтобы избежать ужасных для России последствий рабочей революции, Леонтьев озаботился проведением необходимых экономических и социальных реформ в интересах рабочих. Он готов был даже смириться с установлением в России социализма как неизбежного явления, если только тот будет представлять собой "новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ"(35). Чтобы переход к новому социальному строю был по возможности безболезненным, "модернизированный" феодализм Леонтьева предполагает союз монархии с социализмом, способный обеспечить "цветение жизни". В итоге у него получается оригинальный российский вариант "государственного социализма", столь распространенного в Европе XIX столетия(36).

В целом социально-политический идеал Леонтьев представляет следующим образом: "1) Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно. Вообще сурово, иногда и до свирепости.

2) Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее. Церковь должна смягчать государственность, а не наоборот.

3) Быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада, единстве...

4) Законы, принципы власти должны быть строже; люди должны стараться быть лично добрее; одно уравновесит другое.

5) Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе"(37).

Для претворения этого идеала в жизнь допустимы любые, в том числе насильственные, средства. Леонтьев в духе макиавеллизма резко отделяет политику от морали. Он прямо заявляет о несовместимости политики и этики, считая даже людей честных в некоторых отношениях вредными для государства, так как излишняя честность и порядочность способны подорвать государственную мощь и авторитет (вспомним его похвалу в адрес Каткова-политика, не стесняющегося в выборе средств для обеспечения государственных интересов). Этот "аморализм" выступал как реакция на ту мораль, которую принял на вооружение либерализм XIX века и которая оправдывала ненавистный Леонтьеву "прогресс" с торжеством "среднего человека". "Аморализм" мыслителя был объективно направлен на предотвращение разрушения органического состояния общества, которое и представляло в его понимании высшую моральную ценность.

Развитие политического национализма в переформенной России связано с утопиями политических панславистских проектов. Тема политического национализма звучит в большинстве его работ, так или иначе затрагивающих внешнюю политику и международные отношения, историософию и культурологию. Она является фокусом таких его статей, как "Письма о восточных делах", "Национальная политика как орудие всемирной революции", "Плоды национальных движений на православном Востоке", ряда писем к П.Е. Астафьеву и Вл. С. Соловьеву.

Чтобы понять позицию Леонтьева, важно иметь в виду, что проблему политического национализма он рассматривал сквозь призму панславизма. Если "нация", или "племя", по Леонтьеву, - понятие этнографическое и лингвистическое, то "национальность" представляет идею нации, совокупность отличительных признаков, приобретенных ею в ходе своего исторического развития. Это совмещение понятий "племя" и "культура" (как множество религиозных, государственных и бытовых особенностей)(38). "Национальный идеал - это совокупность национальных признаков еще не приобретенных; это представление той же нации в будущем, ближайшем или отдаленном"(39), которое может быть самым различным. Выражение же "национальное начало", по Леонтьеву, самое широкое: "его можно приложить ко всему, касающемуся до нации"(40). Оно синонимично понятию "национализм". Здесь главным является акцент на модусе изменения, действия: "Охраняя и защищая национальности и национальные идеалы в их обособленности, опасаясь все большего и большего разлития космополитизма, указываю на племенные объединения и освобождения, как на игру весьма обманчивую и опасную для яркости и обособления национально-культурных физиономий и национально-культурных идеалов"(41).

Несомненно, что некоторые леонтьевские новации, особенно отождествление "нации" и "племени", вряд ли оправданы. Но в текстах Леонтьева мы сталкиваемся с предложениями, которые могут стать вполне действенными и в современном политическом процессе России. В частности, это касается предложенной им классификации национальных политик(42).

Для Леонтьева только та политика заслуживает названия "истинно национальной", которая благоприятствует "сохранению и укреплению стародавних культурных особенностей данной нации и даже возникновению новых отличительных признаков", способствующих ее культурному обособлению(43). Такую "культурно-обособляющую" политику Леонтьев противопоставляет обычной "племенной", выдвигающей на первый план кровное и языковое сходство. За ней-то и закрепилось название "национальной", с чем он решительно не согласен. Если "истинно национальная" политика по своему существу имеет охранительный характер, то "племенная" - революционный, т. е. Космополитический(44).

"Национальной политикой", по мнению Леонтьева, нельзя было считать и политику "государственно-патриотическую", под которой мыслитель фактически понимал политику легитимизма, отстаивания сословных интересов самодержавия. Фактически под определение "истинно национальной", или культурной, политики попадает лишь второй тип из приведенной мыслителем классификации.

Истинно национальная политика по Леонтьеву - политика культурно-обособляющая к которой относилась и политика "религиозных" основ. В таком подходе заключалось одно из принципиальных отличий консерватизма Леонтьева от воззрений Каткова или славянофилов. Примат "племенного начала" над церковным у славянофилов вытекал из самого существа их "либерально-славянской" веры, подчеркивал Леонтьев. Тогда как Катков исходил из приоритета государственно-бюрократических интересов, и его позицию Леонтьев находил даже более вредной для интересов Церкви.

По мере общей эволюции взглядов Леонтьева в сторону православия и все большего отвращения к либерализму и национализму, меняется и его отношение в целом к славянским народам Идея панславизма для Леонтьева становится неприемлемой, как яркое проявление принципа национальностей, а, следовательно, эгалитарного космополитизма.

Он размышляет о новой цивилизации, новом культурно-государственном здании, в котором образуются две России, соединенные в особе монарха: Российская империя - с новой столицей (в Киеве) и Россия - глава Великого Восточного Союза со столицей в Константинополе. Новая цивилизация должна (в долговременной исторической перспективе) воплотить на практике леонтьевский общественный идеал византизма и предотвратить разрушительное действие сил "эгалитарно-либерального прогресса" и западного влияния(45).