Политическая культура: смысл и методологическое значение категории

15. Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачева (главы из книги) // США: экономика, политика, идеология. 1990. № 1. С. 78.

Нужно отметить, что политическую культуру с позиций социокультурного детерминизма в последние годы в отечественной политологии анализировали В.В. Бочаров, И.В. Василенко, К.С. Гаджиев, И.Б. Градинар, Л.Е. Куббель, К. Касьянова, А.С. Панарин, В.А. Решетников, А.И. Соловьев, Н.Г. Щербинина и др. В их работах даже в рамках единого подхода обнаруживаются существенные, на наш взгляд, нюансы в интерпретации политической культуры. Так А.И. Соловьев, определяет в своих работах политическую культуру как обусловленный ценностными представлениями человека о политических явлениях и воплощенный на практике кодекс поведения, или стиль властной деятельности (и в этом отношении как способ формирования и самоосуществления личности, класса, нации, народа в качестве субъекта политической власти); он исходит из того, что специфика политической культуры связана именно с воплощением мировоззренческих ориентаций в типичных для человека поступках. Политическая культура отличается от политического сознания тем, что отображает только внутренне значимые для человека идеальные побуждения — его ценностные и мировоззренческие ориентиры, основывается на глубинных, интериорных пластах человеческого мышления; т. е. в политической культуре раскрывается более сложное содержание отношений власти и их субъективной сферы. (См.: Соловьев А.И. Политическое сознание и политическая культура. М., 1991. См. также и другие, более поздние работы А.И. Соловьева: Культура власти современного российского общества. М., 1992; Культура власти на политическом перекрестке эпох // Власть. 1998. № 2. С. 15–23; От трансформации стандартов политической культуры к реформе институтов власти // Власть. 1999. № 11. С. 33–37; Политология: Политические теории, политические технологии. М., 1999). Именно это обстоятельство, подкрепляющееся тем, что собственно политические ценности, составляющие ядро политической культуры, испытывают самое активное влияние других мировоззренческих представлений, вносящих в них помимо рациональных соображений также и иррациональные установки, позволило исследователю придти к плодотворному для концепции политической культуры выводу о противоречивости политической культуры, причудливо соединяющей причинно обусловленные и индетерминистские элементы, ситуативные и внеситуативные мотивации. По мнению А.И. Соловьева, политическая культура воплощает не только консенсус, но и расхождения между глубинными и спонтанными смыслами и мотивами гражданского поведения, несовпадение убеждений и поступков. Сегодня отечественные политологи все чаще говорят об ограниченности причинно-следственного объяснения политической культуры в духе экономического детерминизма; о поверхностности взглядов, "традиционно отдающих пальму первенства господствующим социально-экономическим отношениям". (Соловьев А.И. Политическое сознание и политическая культура. М., 1991. С. 43). Они пришли к единому мнению и в вопросе о том, каким конструктивным установкам при исследовании реалий политической культуры важно следовать. Это, прежде всего положение о том, что для политической культуры "истины" ценностных воззрений представляют интерес не сами по себе (принципиально не важно, насколько адекватно данные политические культуры, к примеру, отображают политические и социальные интересы); они важны в своем функциональном качестве, как действенные, "работающие" идеи, как представления, которые стремятся реализовать в жизнь участники политического процесса.

Такой подход к анализу политических явлений — сквозь призму культуры позволяет выявить, каким образом цели и принципы, нормы и установки класса, нации, группы, поколения и т. д. "растворяются" в политических качествах человека, "умирают" в привычных для человека актах мыслительной и практической активности, в предпочитаемых им образцах поведения, в реальных взаимодействиях власти и общества.

Своеобразное компромиссное решение проблемы политической культуры в отечественной политологии (консенсус достигается между объяснениями явлений политической культуры в традициях структурно-функционального подхода к политике и ее ценностно-нормативной трактовкой) является видение политической культуры К.С. Гаджиевым. В ряде своих работ он "в духе Алмонда" характеризует политическую культуру как "ценностно-нормативную систему, которая разделяется большинством населения в качестве субъекта политического сообщества". (Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 338; см. также: Гаджиев К.С. Политическая культура: концептуальный анализ // Полис. 1991. № 6. С. 69–83; Гаджиев К.С. Политическая культура современного Запада // Политология. М., 1993. С. 94–108; Антиномии между авторитаризмом и демократией в политической культуре России // Актуальные проблемы Европы. Вып. 2: Политическая культура и власть в западных демократиях и в России. М., 1997. С. 96–140.)

Придерживаясь в целом, и оставаясь в рамках ценностно-нормативной трактовки этого феномена, Гаджиев подчеркнул тесную связь политического поведения и политической культуры (См.: Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 339), сумев избежать односторонности характеристик и оценок.

С точки зрения Гаджиева, политическая культура — это, прежде всего, "интегральная часть социокультурной системы", составляющая, с одной стороны, "в некотором роде этос, или дух, который одушевляет формальные политические институты", с другой, — определяющая и предписывающая "нормы поведения и правила игры в политической сфере" (Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 336–337), в чем, по-видимому, и выражается ценностный характер и нормативность политической культуры. Представляя культуру как "некую структуру определенной совокупности значений, с помощью которых люди формируют свой опыт", Гаджиев вслед за Гиртцем вычленяет "значения, имеющие отношения к миру политики" (Geertz C. The Interpretations of Cultures. N–Y., 1973. P. 33–54. (Русский перевод см.: Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. СПб., 1997. С. 115–138, 171–200), другими словами, составные элементы и компоненты политической культуры, иерархия которых (по степени "фундаментальности", но не важности) выглядит следующим образом.

Во-первых, "сформировавшиеся в течение многих десятилетий и поколений политической традиции, действующие нормы политической практики, идеи, концепции и убеждения о взаимоотношениях между различными общественно-политическими институтами и т. д." (Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 337). Во-вторых, "определенные ориентации и установки людей в отношении существующей системы в целом, составляющих ее институтов и важнейших правил игры, принципов взаимоотношений отдельного человека, общества и государства" (Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 337–338). Здесь — широкий спектр традиций, обычаев, стереотипов, мифов, установок и т. д. общекультурного свойства, которые "переплавляются" в "базовые убеждения, установки, ориентации, символы, обращенные на политическую систему" ( Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 337–338). Что касается функций политической культуры, то, по мнению Гаджиева, важнейшей, определяющей суть политической культуры, является функция обеспечения легитимности, или "легитимизации" существующего политического порядка. При этом он совершенно справедливо указывает на неправомерность рассмотрения политической культуры как системы, включающей только широко разделяемые в обществе ценности, убеждения и символы, ограничения ее лишь "позитивными" установками в отношении существующей политической системы, неправомерность игнорирования групп, выступающих за изменение существующего порядка вещей, подчеркивает значение выделения "расхождений в политических убеждениях различных групп в рамках каждой политической системы" ( Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1995. С. 339).

16. Эта тенденция, считает Такер, наиболее последовательно выражена в формуле Вербы (1965): "Политическую культуру общества образуют система эмпирических верований, эмоциональные символы и ценности, определяющие ситуацию, в которой происходят политические действия. Это привносит субъективный элемент в политическую жизнь". См.: Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачева (главы из книги) // США: экономика, политика, идеология. 1990. № 1. С. 78.

17. См.: Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачева (главы из книги) // США: экономика, политика, идеология. 1990. № 1. С.77–78.

18. Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачева (главы из книги) // США: экономика, политика, идеология. 1990. № 1. С. 78. Такер в данном вопросе следует концепции Р. Линтона, предложившего "деление" культуры на "идеальные" и "реальные" модели, а также Р. Фейгена, по сути различавшего поведенческие аспекты культуры и ее нормы.

19. Различия позиций сторонников и противников Г. Алмонда в вопросе о политической культуре можно проиллюстрировать примером. Представим, что где-то, в стране "Х", подавляющее большинство граждан полагают, что правительственный чиновник поступает плохо, беря взятки; допустим при этом, что чиновники, по обыкновению, все же берут взятки. С точки зрения психологического подхода, убежденность граждан в том, что взяточничество это зло и порок бюрократии, составляет часть политической культуры, а модель поведения чиновников, берущих взятки, частью этой культуры не является. Сторонники подхода к политической культуре Г. Алмонда будут трактовать ситуацию как противоречие между политической культурой (автономной, идеальной, и реальной практикой взяточничества), хотя понятно, что сама реальная модель коррумпированного поведения бюрократии обусловлена и общей политической культурой, в которой присутствует предположение возможности давать и брать взятки, причем заложено оно вполне осознанно. С этой точки зрения более корректной представляется трактовка ситуации, предложенная Такером, аргументировавшим положение о проявлении противоречий внутри политической культуры между убежденностью граждан и моделью поведения бюрократии, а не между самой политической культурой и моделью поведения.