2.

В Валаамское сказание о преподобном Отце нашем Адриане Чудотворце вшит любопытный документ, на который хотя и нет ссылок в самом сказании, но который тем ни менее совершенно определенно связан с ним. Текст этот озаглавлен "Нещастное приключение Валамского монастыря строителя Иосифа Шарова, сказываемое им самим племяннику его по Ингерманландии коронному питейных сборов поверенному К.В.К. и Новоладожского Собора иерею Георгию в бытность их в оном монастыре в 1769 г."

"Лета от воплощения Бога-Слова 1723 в месяце Октомврии, возложивше различный для монастыря потребныя вещи в малую ладию, рекомую стружен, яхомся пути, пловуще от града Ладоги езером Ладожским в Валаамский монастырь, аз и два слуги монастыря того. Не достигшим же нам Ондрусова монастыря, яко трипоприща, нача мрачитися воздух, абие возста велия буря, и ово волне биющей в ладию, в ней же бехом. ово же ветру ударяющу на долг час в ветрило, опровержися ладия в езеро, и слуги бывшие на ней погибоша. Остахся же аз един придержася кормилу, им же управлях, и имый в руце вервь, утвержденную к ладии той"(16)...

Весь день и всю ночь носился Иосиф Шаров по волнам, вопия к Богу, призывая спасти его, как спас Бог Иону в чреве кита. Наконец, услышано было моление — вместе с обломками ладьи Иосифа выбросило на берег.

Возблагодарив Бога и святителя Николая, кое-как отвязался Иосиф от обломков ладьи и побрел по берегу, но тут набежавшей сзади волною накрыло его, и сшибло с ног. Не видя ничего и не слыша Иосиф пополз.

"Егда же соверших мал путь, абие одолен гладом и стужею падох на прилучившийся ту поверженный дуб, яко мертв. Пришедшу ми в самаго себе, обретох нозе мои углебшии под многим множеством бурею возметаемого песка, яко едва извлещи ми мощь бе, оставльшу ту сандалия своя. Седшу же ми на дубе том и смотрящу семо и овамо, се узрех близ себе лежаща ризы моя связана: шед же до места того, и разрешив я от обязания. облачихся в овчую кожу, рекомую шубу, зело мокру сушу. Таже удалихся под древесие и возлегше под единым на мал час, возстах и идох далее, да еще обряшу путь в кую либо весь. Шедшу же ми наидох на блато и углебох в не тако, яко с нуждею возмощи изыти. И се узрех путь по нему же шествуя обретох рыбарскую хижину. Изшедший из нея юноша вопроси мя. кто и откуда есмь? Глаголющу ми, яко Валааме кий строитель есмь, и како избых потопления, он вземше мя за руку и введе в хижину и совлекше ризы моя, облачи мя во одежду суху. Не могшу же ему совлещи оставшая обувения моя, пререза ножем, принесе сено и метнув е на землю, положи мя и покрыв милотию, претя ми восходити на громощения, да не от тепла зло постражду. Сам же иде утотовати себе и прочим рыбарем трапезу"(17).

Тут собственно говоря и кончается "нещастное приключение…"

Потерпевший кораблекрушение строитель Валаамского монастыря, спасен Божьей Помощью.

Сюжет завершен.

Однако, пришедший рыбак расспрашивает Иосифа о месте крушения ладьи, а потом ведет несчастного, ноги которого изувечены, на берег…

И тут как-то совершенно нескладно врывается в текст "Нещастного приключения" сюжет с западней...

"Грядущу ми в дубраве и ничто же таково помышляющую внезапу ступих единою ногою в уготованную лова ради зверей тенету. Ей же восторгнутой бывшей на высоту, обвесихся стремглав, едва лицем касаяся до земли. Сице висящу и вопиющу ми гласом велиим, абие притече водяй мя рыбарь и пререза тенету, яже оцеплена бе ко древу; аз же став на нозе, воскликнув ко Господу Псаломскую песнь: благо мне, яко смирил мя еси".

Нескладность и нелогичность повествования усиливается тем, что рассказчик, рассказывая "яко смирил мя Господь", картины своей несмиренности не приводит. Напротив... Хотя и изувечены ноги, он идет за рыбаком на берег, покорно исполняя его волю…

Чтобы объяснить эту нескладность повествования, попробуем сравнить три даты.

Само "нещастное приключение" случилось в 1723 году, когда жив еще был Петр I, когда еще задумывал он принять в русское подданство пиратов Мадагаскара, для чего и была снаряжена на далекий остров эскадра под командой вице-адмирала Даниила Вильстера...

Рассказано "приключение" в 1769 году, во времена правления Екатерины II.

Примерно посредине между "приключением" и рассказом о приключении - 1736 год, когда строителю Иосифу Шарову довелось побывать в застенке Феофана Прокоповича, интересовавшегося, по какому это такому праву осмелились восстановить Валаамский монастырь.

По указу Петра I? Где же тогда указ этот?

3.

Считается, что многие монастырские предания и истории сочинены непосредственно на Валааме, для того чтобы приукрасить чудесами историю монастыря…

Так это или нет, надо разбираться в каждом случае отдельно, но вот о том, что на Валааме тщательно замалчивали, одно из самых главных чудес своей истории, сказать надо.

Это тщательно скрываемое чудо — возрождение Валаамского монастыря в начале восемнадцатого века…

В феврале 1715 года, за шесть лет до принятия "Духовного Регламента", узаконившего закрытие "слабосильных" монастырей и общее наступление на Русскую православную церковь, произошло невероятное событие…

Архимандрит Кирилло-Белозерского монастыря Иринарх, в подчинении которого находилась и обитель Василия Кесарийского в Старой Ладоге, бил челом Петру I о передаче "на Ладожском озере остров Валамский и вкруг его рыбные ловли" Кириллову монастырю.

Архимандрит мотивировал просьбу тем, что, во-первых, это бывшая вотчина Валаамского монастыря, братия которого оказалась в составе Кирилловой обители; а, во-вторых, территория эта после изгнания шведов пока еще не имеет нового российского владельца — "ныне впусте и никому не отдана".

Неведомо, какова бы была реакция Петра I …

Но к нему челобитная и не попала.

Ее переслали по инстанциям князю А.Д. Меншикову, управлявшему тогда отвоеванными у Швеции землями.

Он и подписал в январе 1716 года Указ, в соответствии с которым просьба монастыря была удовлетворена и "остров Валамской со обретающимися на нем крестьяны и с пашней и с лесы сенными покосы и со всеми угоди" отдан в Кириллов Белозерской монастырь в вотчину. Рыбные ловли отдавались монастырю лишь на пять лет.

"По прошествии тех пяти лет отдать тое рыбные ловли на откуп с торгу кто более давать будет"…

Понятно, что, подписывая указ, Меншиков думал не столько о монастыре, сколько о возможности привлечь к освоению Валаамских островов русского владельца.

 "При этом, — считают исследователи, — он не отступал и от политического курса, направленного на сдерживание церковной собственности — эка вотчина: 4 крестьянских двора! А вот рыбные ловли, тут другое — богаты! Тут государственной казне прибыль, а может, и своей собственной. Так и не отдал губернатор рыболовные угодья Валаама Кириллову монастырю насовсем. Пусть попользуются пока лет пяток — потом продадим тому "кто больше даст"(18).

Но если причины милости "светлейшего князя" просчитываются достаточно легко, то с мотивами поступков архимандрита Иринарха дела обстоят сложнее.