Полководцы и витязи Московской Руси. Статья первая

Князь же великий поим брата своего князя Володимера и литовские князи и воеводы и выехаша на место высоко и видев образ Спасов воображен во христьянских знамениих, аки некия святилницы солнечныя, луча испущающе и всду светящеся, озаряюще все христолюбивое воинство. И стязи ревут наволоченыя, простирающееся аки облаци, тихо трепещуще, хотят промолвити.. А у богатырей горугови аки живи пашутся. Доспехи же русския, аки вода силная, во все ветры колебашеся, и шеломы на главах их, аки утренняя заря во время солнца ведреного светящеся, еловци же шеломов их, аки поломя огняное пашетца. Мысленно бо видети и жалостно слышати таковое русских князеи собрание и удалых витязей учреждение. И тако в себе равно единодушно друг за друга хотяще умрети.

 

И вси единогласно вопияху: "Боже святый, призре на ны, даруй нашему православному великому князю победу на поганых, яко и Константину, покори врази под нозе его, якоже Моисею на Амалика и кроткому Давыду на Голияда (Голиафа. — В.В.)". И увидевши князи литовския и ркуще: "Ни есть достоинство при нас и преже нас таковму востанию быти. Подобно суть македонскому войску, мужеством же подобии гедеоновым снузницы, господь Бог своею силою вооружил их".

 

Князь же великий видев полци свои вельми учреждены достоино и сшед с коня доловь и пад на колену прямо великому полку, черному знамени, на нем же бе образ вадыки господа нашего Исус Христа, из глубины сердца нача призывати велегасно: "О, вадыко весдержителю, виждь смотреливым си оком на люди своя, иже твоею рукою сотворени суть и твоею кровию искуплени из работы вражия. Внуши, господи, глас молитвы их и отоврати лице свое от нечестивых, иже творят зло раом твоим. Молю бо ся образу твоему святому и пречистой твоей матери и твердому и необоримому молитвеннику о нас, тебе русскому святителю, на его молитву надеюся, смею призываати имя твое святое". Князь же великий всед на конь свой и нача по полком ездити со князи и с воеводами и коемуждо полку рече своими усты: "Братиа моя милая, сынове русския, моодыя и великия, уже нощь приспе, а день прилижися грозный. Бдите и молитися и крепитеся, господь силен во бранех, и зде пребудем каждо на месте своем. Во утрии же день поспешите, братия, надобет урядитися, уже бо гости наши ближают, на реце на Непрядве. Во утрии же день имамы вси пити общюю чашу смертную, поведеную. Тое бо есмя чаши еще на Руси жадали за многа дни. Но уповайте на Бога жива, мир вам, братия". Отпусти же брата своего князя Володимера Ондреевича вверх по Дону в дуброву, яко утаитися полку его. И дав ему своего двора избранных витязей, и еще отпусти с ним известнаго воеводу Дмитрея Волынца.

 

Уже нощь приспе светносного праздника Рождества святыя Богородица, дни же одолжившуся и сияющу, бысть же тогда теплота и тихость в нощи той, и мрачныя росы явишася. Поистинне, нощь не светла неверным, а верным прсвещена есть. И рече Дмитрей Врлынец великому князю: "Повем тебе, княже, примету свою искусную, уже о долго нощи вечерняя заря потуха". Князь же великии Дмитрей Иванович, поим с собою брата своего князя Володимера и литовские князи едины, и выехаша на поле Куликово, и став посреди обоих полков, и обратися на полк татарской, и слыша стук велик и клич, аки торги снимаются, аки гради зижуще, аки труы гласяще. И бысть назади их грозно волци воюще велми, по десной же стране ворони кличют. И бысть глас велик птичь: вранове же играют по реце той, аки горы колыбашеся, по реце той по Непрядве гуси и лебеди непрестанно крылы плещуще, необычную грозу подают. И рече Волынец великому князю: "Слыасте ли сиа?" И ркуще ему князь великий: "Слышим, брате, гроза велика". И рече Волынец: "Призываю, княже, обратитеся на полк русский". И бысть тихость велика. И рече великому князю: "Что слышасте, господине?" Он же рече: "Ничто же, токмо видехом огневи многи, и зари мнози снимахуся". Рече же Волынец: "Оставите, княже господине, добра знамениа, призывайте Бога, не оскудей верою". И паки рече: "Аще ми вера есть". И снииде с коня и пад на десное ухо и приниче на землю и предлежа на долг час и воста и абие пониче. И рече ему князь великий Дмитрей Иванович: "Что есть, брате?" Он же не хоте сказати. Князь же великий много нудив его, он же рече: "Едино ти есть на пользу, а другая не на пользу. Слышах землю плачущуся на двое: едино страна аки жена некая вдовица, а другая стана, аки некая девица, аки свирель просопе плачевным гласом. Аз же много тех примет пытах, и сего ради надеюся о Бозе святем и святых мученик Бориса и Глеба, сродники вашими, аз чаю победы на поганых, а наших много падет"…

 

Приспе же праздник сентября 8, начало спасениа нашего, Рожеству святей Богородици, свитающу пятку, восходящю солнцу, и бысть утра мгла. И начаша стязи христьянстии простиратися и трубы мнози трубити. Уже бо русских князей и воевод и всех удалых людей кони укротеша, глас же трубный кождо под своим знаменем, полци же идоша, елико как кому повелеша по поучению. Часу же второму наставшу, начаша трубити ото обоих стран. Татарския же трубы яко онемеша, а русския полки утвердишася. Еще полк с полком не видитца, поне же бо утро велми мгляно. И земля под ними стонет, грозу подает на восток до моря, а на запад до Дуная, поле прегибающеся, кровавыя реки выступающе из мест тех. Великому же князю преседающе на борзый конь и ездящю по полком гагоюшу: "Отци и братия мои, Господа ради подвизаитеся, святых ради церквей и веры ради христьянсмкия. Сия бо смерть не смерть есть, но живот вечный. Ничто же убо земнаго не помышляйте и не желайте брате земнаго живота, но да венцы увяземся от Христа Бога душам нашим".

 

Утвердив же полки русския, и сниде с того коня на иной конь и совлече с себя приволоку царьскую и в ыную облечеся, той же конь даст под Михаила под Ондреевича под Бренка и ту приволоку на него положи, иже бе любим паче меры, и то знамение повеле под ним возити. И под тем знаменем убиен бысть за великого князя. Князь же великий став и воздев руце свои на небо и вложи в недра своя, выим крест живоносный, на нем же бе воображение страсти Господни, в не же бе древо животное, восплакася горко и рече: "На тебе же надеюся, конечное живоносное древо, крест Господень, иже сим образом явися царю Констянтину греческому, и дал еси ему браь сущу на нечестивых и не оскудным образом победи их. И не могуть обрезаннии человеци противу образа твоего стояти. И тако удиви, Господи, миость свою на рае своем". Се же ему глаголющу, в то же время привезоша ему книги от преподобнаго игумена Сергея, в них же бе написано великому князю и всем русским князем мир и благословение и всему православному войску. Князь же великий от преподобнаго пиим писание и прочет и целова посолника его любезна. Тем же писанием, аки бронеми некими вооружився твердо…

 

Полци же начаша сступатися. А передовой полк ведет Дмитрей Всеволожь, да Володимер брат его. А с правую руку идет Микула Васильевич с Коломенцы и с ыными со многими. Погании же идут обапол, негде бо им разступитися. Поганых много, а места с них нет. Безбожный же царь выехав с трема с темными князи на место высоко зря человеческаго кровопролития. Уже бо близ себя сходятся. Выеде же печенег ис полку татарского пред всеми, мужеством являяся и хоробруя, подобен есть древнему Голияду. Видев же его Пересвет чернец, любчанин родом, иже бе в полку у Владимера у Всеволожа, и двигся ис полку вон и рече: "Сий человек ищет себе подобна, аз же хощу с ним видитися". И бе на нем шелом архаггелского образа, вооружен бе скимою по повелению игумена Сергея. И рече: "Отци и братия моя, простите мя грешнаго, и брат мои Ослебя моли Бога за мя". И напусти на Печенега того и рече: "Игумен Сергей, помози молитвою своею". Он же паки устремися противу ему. Крестьяне же вси воскликнуша: "Господи, помози рабу своему". И ударишася крепко, мало что земля под ними не проторжеся. И спадоша с коней оба на землю и умроша, ни един ни от единаго не отъиде.

 

И наставшу третьему часу дни. Видев же се князь великий и рече: "Видите, братия, гости наши ближают нас. Водят промежи собою поведеную, весели уже быша, и рече: "Братия, руския удалцы, время приближися, а час прииде". Удариша же кождо по коню своему и кликнув: "Боже христьянски, помози нам". И ступишася обои вои и крепко бьющеся, не токмо оружием, но и сами о собя избивахуся друг о друга, под конскими ногами умираху, от великие тесноты задыхахуся, яко не мощно бе им вместитися на поле Куликове. Еще бо место тесно межи Доном и Непрядвою. На том бо поле сступишася силнии полци вместо, из них же выступаша кровавы зари: от мечнаго сияния яко молниа блистают. И бысть трескот от копейнаго ломлениа и от мечнаго сечениа, не мочно бе зрети грознаго часа смертнаго, во един в мегновении ока от колка тысяч погибает созданиа божия. Воля божиа свершается. Час же 4 и 5 бьются, не ослабевают христьяне. Уже бо 6-му часу наставшу, божиим попущением и грех ради наших, начаша погании одолевати. Мнози же велможи избиени бысть от поганых, удалыя же витязи яко древо дубравное скланяхуся на землю. Под конские копыта мнози сынове русския сотрошася. Самого же великого князя уязвиша, он же уклонився от войска и сниде с коня и с побоища, яко не мощно ему битися. Мнози об стязи великого князя подсекоша татарове, но божьею силою не требишася, но паче укрепишася. Се же слыахом от вернаго самовидца глагоюща. Сей же е от полку князя Володимера Ондреевича, поведа великому князю видение: "В 6 годину дни над вами небо отверсто, из него же изыде багряна заря и над вами ниско дръжашеся, той же облак исполнен рук человеческых. Кояждо рука держаше венцы, ова потыри, ова проповеди пророческиы, а из иныя же, аки некия иныя дарове разичныя. Внегда же наставшу 6-му часу, мнози венци испустишася на руския полки". А погании же от всюду заидоша, отступиша около христьян, зане же оскудеша христьяне, но все поганыя полки.

 

Князь же Володимер Ондреевич не моги победы терпети и рече Дмитрею Волынцю: "Беда, брате велика, что убо ползует наше стояние, то же на смех будет нам, до кому будет нам помощи". И рече ему Дмитрей: "Беда, княже, велика, но уже година наша пришла, всяк бо начиная без времени беду себе наносит. Мало еще потерпим до времени подобнаго и умолчим, в он же и мам дати воздарие врагом нашим. В сии час бога призывайте, осмаго часа ждите, в он же имать быти благодать божия". Воздвиг руце свои на небо и рече: "Господи Боже отец наших, сотворивый небо и землю, не дай же нас поработити врагом нашим, ни порадоватися врагу диаволу, но мало показни, а много помилуй". Бедно зрети детем боярским своего полку убиваема, плачющуся и непрестанно рвущеся, аки соколи аки звании на брак сладкаго вина пити. Волынец же возбраняще им глаголя: "Пождите мало еще, есть бо вам с кем утешитися". И приспе же час осмый, абие дух южны потягну ззади их. Возопи Волынець гласом великим князю Володимеру: "Час прииде, а время приближеся". И паки рече: "Братиа моя и друзи, дерзайте, сила бо Святаго Духа помогает нам". И единогласно из дубравы выехаша, яко уноенныя соколы, и ударишася на многи стада гусиныя. И стязи крепко направлены грозным воеводою, яще же отроци, аки лвом, и ударишася на овчия стада. Погании же видевше и крикнувше глаголюще: "Увы нам, паки Русь умудриша, унши люди с нами брашася, а доблии все собюдошася".

 

И оратишася погании и даша плеща и побегоша. Сынове же русскиа силою святаго духа бьяхуть их, помощию святых мученик Бориса и Глеба. Бежаша же татарове и глаголюще ельлинскии: "Увы, тобе честный Момаю, высоко вознесеся до неес и до ада сшел еси". Мнози же мертвыя помагаху нам и секуще без миости, ни единому от них не изежати, но уже кони их утомилися. Мамай же видев победу свою и нача призывати боги своя: Перуна, и Соловата, и Мокоша, и Раклея, и Гурса, и великаго пособника Бахметя. И не бысть ему помощи от них ничто же, сила бо Святаго Духа, аки огнем, пожигаеть их, татарьския полки русскими мечи секут. Момай же видев победу свою и рече своим уусом: "Побегнем, брате, и ничто же добра не имам, но токмо гоовы унесем свои". И абие побеже с четырма мужи. Мнози же христьяне за ним гоняшася, но не одолеша, кони бо их потомишася, и гонивше возвратишася. И обретоша трупия мертвых об он по реки Непрядвы, иде же бе непроходно полком русским.

 

Сия убо победа есть от святых мученик Бориса и Глеба…

 

Князь же Володимер Ондреевич ста на костех татарских под черным знамянем и не обрете брата своего великого князя Дмитрея Ивановича в полку, токмо едины князи литовския. И повеле трубити собранною трубою, и пождп час, не обрете брата своего великого князя, нача плакатися и кричати, и по полком ездити, и не обрете брата своего. И глагола: "Братия моя, кто виде ии кто слыша своего пастыря? То перво поражен пастырь, и овцы разыдутся". И рекоша князи литовския: "Мы мним, яко жив есть но уязвен велми, егда в трупе мертвых будет". А иной рече: "Аз пятого часа видех его крепко бьющеся с четырма татарины, но нужно бе ему велми". Юрьевской же уноа, некто Степан Новосилской: "Аз видех его пред самым твоим приходом, пеша идуща с побоища, но уязвленна велми, того бо деля не дах ему коня, гоним есмя тремя татарины, по милости Божии,едва от них спасаохся, а его есми соблюл". И рече князь Володимер Ондреевич: "Да извекстно ли еси видел его. Имите ми, брате, веру; аще кто обрящет брата моего, то поистинне боле у нас будет". Рачителнии же отроцы разсунушуся по побоищу по великому. Овии же наехаша Михаила Александровича Бренка и чаяша его великим князем, инии же наехаша князя Федора Семеновича Белозерского, и чаяше его великим князем, зане же приличен бяше. Некии же воини, великии витязи, уклонишася на десную сторону в дураву, единому имя Сабур, а другому Григорей Холопищев, родом же оба костромичи. И мало выехаша с побоища, наехаша великого князя битва веми и отдыхающа под древом березою. И видевше его скочиша с коней и поклонишася ему. Сабур же скоро возвратися ко князю Володимеру Ондреевичю и поведа ему яко великий князь добр, здоров и царствует в веке. Вс же князи и воеводы наехаве скоро снидоша с коней и поконишася ему, глаголюще: "Радуйся, о вседрагий наш княже, вторый Александр и Ярослав новый, победитель врагом нашим. Сия победа честь тебе, нашему государю, подобает". Князь же великий едва с нужею прглагола: "Поведайте ми победу сию". Рече же ему князь Володимер Ондреевич: "По милости Божии и пречистой его матери и молитвами сродник наших Бориса и Глеба и Петра московского святителя и игумена Сергея и всех святых молитвами, врази наши побеждени суть, а мы спасохомся". Князь же великий, то слыав, воста и рече: "Сий день, иже сотвори господь, возрадуемся и возвеселимся в онь, сей день веселитеся людие"…

 

И приведоша ему конь кроток и всед на него, выеха на побоище и виде многое количество битых, войско свое, а поганых вчетверо того избито. И обратися к Дмитрею Волынцу и рече: "Воистинну многоразумен еси человек и неложна примета твоя, подобает ти всегда воеводствовати". И нача з братом своим и со оставшими князи ездити по побоищу, радостныя сезы испущающе, и наехаша на место, на нем же лежит 15 князей беозерских, убитых вкупе, толми напрасно бьющеся, един единаго ради умре. И близ ту лежит убит Микула Васильевич, над ними же став государь над любезными рабы своими, нача плакатися и рече: "Братия моя милая, князи русския, аще есте дерзновение получии от Бога и молитися о нас, вем бо яко слушает вас Бог". И паки на иное место приехал и наехал любовника своего Михаила Ондреевича Бренка и близ его лежит Семен Мелик, твердый страж, и близ его лежит Тимофей Волуевич. Над ними же став князь великий плакася и рече: "Братиа моя милая, моего деля образа Михайло убиен еси, кто бо таков раб моги государю служити, яко мене ради на смерть сам поехал, воистинну древнему подобился еси Авису, иже ис полку Дарьева выехал". И паки рече Мелику: "Крепкий мои стражу, твоею стражею крепко пасомы есмя". Прииде же на иное место, обретоша Пересвета чернца и близ его лежаща нарочитого богатыря Григория Капустина. И рече князь великий: "Братия, видите ли своего чиноначалника? Тои бо победи подобна себе, от него же было пити многим людем горкую чашу". И став на месте своем и повеле собранною трубою трубите. Храбрыя же доволно испыта оружия своя, о сыны измаилтиеския, со всех стран грядуще, аки соколи слетаются под трубный глас, весели ликующе, ови богородичныя стихи поюще и мученичны подобныя, ови крестныя.

 

Собранным же всем людем, князь же великий ста на костех татрских и рече: "Считайтеся, братия, колких у нас воевод нет и колких молодых людей". Говорит Михайло Александрович московский боярин: "Нет, государь, у нас 40 бояринов московских, да 30  бояринов серпоховских, да 30 панов литовских, да 22 бояринов переяславских, да 20 бояринов костромских, да 30 бояринов володимерских, да 50 бояринов суздалских, да 40 бояринов муромских, да 34 бояринов ростовских, да 23 бояринов дмитровских, да 60 бояринов можайских, да 30 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углецких. А изгибло у нас, государь, дружины, посечено от безбожного царя Мамая — полтретья ста тысещь, а осталося у нас толко пятьдесят тысяч. Князь же великий Дмитрей Иванович ста посреди их плакася и радуяся, глаголаше: "Братиа моя милая, князи русския и бояре местные, сынове христьянстии. Подобает вам тако служити, а мне вас по достоянию хвалити. Внегда упасет мя господь, буду на своем столе на великом княжении, и то по достоянию учну вас жаловати, ныне же кождо своя управите до похороним кождо ближнего своего, да не будет во снедь зверем христьянская телеса". Князь же великий стоя за Доном, донде же разобраша христьянская телеса с нечестивыми, да не истребятся праведныя с нечестивыми. Христьян похорониша, сколько успеша, а несечтивыя повержени быша зверем на снедение…

Древняя русская литература. М., 1980. С. 139-148.


Страница 4 - 4 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру