Начало Смутного времени

Будучи на московском троне, Лжедмитрий старался ублажить и дворян, владевших крепостными, и не потерять поддержку социальных низов, все еще ожидавших свободы от "доброго царя". 7 января и 1 февраля 1606 года издаются "указы": первый - о кабальных холопах, второй - о беглых. Указ 7 января в целом предполагал отклик на требования дворян вернуть им беглых холопов. Вместе с тем, во время голода 1602 - 1603 годов многих холопов феодалы сами выгоняли, и они получали, по указу Бориса Годунова, отпускные. Лжедмитрий сохранил право на свободу (по сути, свободу выбора) примерно четверти кабальных холопов, что, конечно, было холопами оценено. Двойственное отношение проявляется и в указе от 1 февраля о беглых крестьянах. В начале текста указа сразу обозначается разделение беглых на две категории. Бежавших до голодных лет, счет которым идет по сентябрьскому летосчислению с сентября 1601 года, "приговорили, сыскивая, отдавати старым помещиком". Иначе говоря, предполагается установленный в 1597 году пятилетний срок сыска беглых. Бежавшие же в голодные 1601 - 1603 годы возврату не подлежали. В марте 1606 года составлялся "Сводный судебник". Он не был завершен и в действие вступить не успел. Но в основу его был положен Судебник 1550 года, с включением статьи 88 о крестьянском выходе в Юрьев день. Таким образом, Юрьев день возвращался. Но до Юрьева дня 1606 года (26 ноября), однако, не дожил и сам Лжедмитрий, и реально этот Судебник так и остался лишь на бумаге.

 

Весьма непопулярной в кругах московского боярства и служилых людей являлась внешняя политика самозванца. В Польше Расстрига наобещал и Сигизмунду III, и Юрию Мнишеку отдать практически весь Запад и Северо-Запад России. И Сигизмунд всерьез рассчитывал получить Смоленск, поэтому постоянно требовал от самозванца выполнения обещаний. Лжедмитрий часто подчеркивал, что Сигизмунд ему "вместо отца", но передать Смоленск он ему не мог: самозванец немедленно потерял бы корону в Москве, поскольку ненависть к полякам охватывала все слои населения. Он предложил оплатить обещанные земли деньгами и отправлял в Польшу крупные суммы, чем, конечно, тоже раздражал и бояр, и простой народ. А польские настоятельно требовали большего.

 

Сигизмунд не стеснялся унижать Лжедмитрия, титулуя его "великим князем", а не "цесарем", "царем". Лжедмитрий тщетно пытался убедить польского короля, что "цесарями" в Москве были и его мнимый "отец" Иван Грозный, и "брат" Федор, да и Борис Годунов тоже. Но упоенные победой еще в Ливонской войне, польские власти не хотели даже и слышать о притязаниях московских правителей на "цесарский" титул. Несколько облегчало внешнеполитическое положение России в данном случае обострение польско-шведских отношений в Прибалтике: некоторые польские вельможи считали возможным использовать Россию против Швеции.

 

Большие претензии к Лжедмитрию были у церкви. Самозванец без стеснения вымогал у монастырей и других церковных заведений деньги, якобы, в долг, но "долгов" этих он никогда не возвращал. Господство же при дворе самозванца иезуитов вызывало возмущение не только церкви, но и православного "простонародья".

 

В Польше положение самозванца вызывало тревогу. По некоторым сведениям, сама Мария (Марфа) Нагая тайно доносила Сигизмунду III, что мнимый Дмитрий не ее сын. Видимо, сознавая шаткость положения Лжедмитрия, Юрий Мнишек не спешил породниться с ним и выдать, согласно договоренности, за него свою дочь Марину. Лишь 1 ноября 1605 года царский посол Афанасий Власьев с многочисленным благородным и чиновным сопровождением выехал в Краков за невестой и затем был представлен королю. Посол не отличался дипломатическим тактом. Когда кардинал и польские сановники пели вполне нейтральную молитву, все преклонили колена, а посол отчужденно стоял. На вопрос же епископа: "не обручен ли Дмитрий с другою невестою?", Власьев развеселил польскую шляхту ответом: "А мне как знать? Того у меня нет в наказе".

 

Затем был великолепный стол. Марина сидела рядом с королем и принимала от российских посланников дары своего жениха: огромное количество изделий из золота и драгоценных камней, три пуда жемчуга, 640 редких соболей, и многое другое. Марина упала к ногам Сигизмунда, чем весьма смутила посла, который увидел в том унижение будущей русской царицы. Но ему разъяснили, что пока невеста в Кракове - она подданная польского короля. Король поднял Марину и напомнил, чтобы "чудесно возвышенная Богом", она не забывала, чем обязана "стране своего рождения и воспитания".

 

Отъезд в Москву, однако, затягивался – Юрий Мнишек продолжал требовать денег, не удовлетворившись сотней тысяч золотых, полученных за помощь в 1604 году. В январе 1606 года Ян Бучинский привез из Москвы от Лжедмитрия Мнишеку еще 200 тысяч золотых. И лишь 25 апреля Юрий Мнишек с сыном и князем Вишневецким прибыли в Москву к Лжедмитрию, оставив на время Марину в Вязьме. Будущий зять встречал Мнишека на троне, окруженный с правой стороны патриархом и епископами, а с левой - боярами и иными вельможами. Юрию Мнишеку надо было решить целый ряд вопросов, в том числе и деликатный религиозный. Мнишек настаивал на сохранении Мариной католической веры, а Лжедмитрий, не возражая против этого в принципе, резонно предупреждал, что "наружно" царице надо будет чтить греческую веру и ее обряды, и, в частности, постится не по субботам, как принято у католиков, а по средам. Патриарх Игнатий удовлетворялся таким решением. Но некоторые иерархи, в частности, сосланные самозванцем митрополит Казанский Гермоген и епископ Коломенский Иосиф заявляли, что если невеста не будет крещена в православную веру, то и брак не будет законным.

 

Марина Мнишек прибыла в Москву только 2 мая. Ее торжественно встречали многие тысячи представителей русской знати и иноземных наемников - преимущественно поляков. Гремела музыка, били в колокола, стреляли из пушек. Народ же безмолствовал: внутреннее положение в Москве становилось все более напряженным. А Лжедмитрий продолжал осыпать дарами Марину и ее сопровождение. Юрий Мнишек получил еще 100 тысяч золотых, а Марина шкатулку стоимостью в 50 тысяч. Из казны на подарки было истрачено 800 тысяч рублей. До народа доходили сведения об этом, и негодование рядовых москвичей быстро нарастало.

 

8 мая 1606 года, наконец, состоялось обручение. Начались пиры, на которых сразу же перессорились польские посланники с русской знатью и особенно духовенством, в ссоры приходилось включаться и самозванцу, и он тоже оказывался между двух огней, в пирах и разгуле не замечая, что творится не только в Москве, но и во дворце. А пьяные поляки вели себя как в завоеванном городе, порубая саблями выражающих возмущение их поведением, вытаскивая из карет девиц и женщин русских дворян и насилуя их чуть ли "не сходя с места". Стрельбой из пушек за несколько дней истратили пороху больше, чем за всю войну 1604 - 1605 годов.

 

Самозванца предупреждали и немцы, и свои приближенные, что в городе весьма неспокойно, и что следует принять меры предосторожности. О том же говорил ему и Юрий Мнишек. Но Лжедмитрий, желая "не ударить в грязь лицом", стремился выглядеть твердым и неустрашимым. "Как вы, ляхи, малодушны!" - отозвался он на предупреждения Мнишека. А послам Сигизмунда, которые также видели, что происходит, и получали информацию с разных сторон о надвигающейся грозе, возражал небрежно: "Я держу в руке Москву и государство; ничто не смеет двинуться без моей воли". И перед надвигавшимся переворотом самозванец даже не увеличил охрану дворца.

 

Весной 1606 года беспокойные вести стали поступать и с юга. Выпровоженные из Москвы казаки считали себя обделенными и обиженными. Большинство из них не могли найти себе применения и способны были только отправиться в какой-нибудь поход "за зипунами". Весной 1606 года появился казачий самозванец – казаки, готовившие поход на Москву, избрали своим "царевичем" Илейку Муромца. Новый самозванец родился на посаде, послужил на Волге в работных людях и побывал холопом у сына боярского Григория Елагина на Тереке. Новому самозванцу дали имя Петра, якобы сына царя Федора Ивановича, у которого, как говорилось, сыновей-то как раз и не было. Движение во главе с Лжепетром (Илейкой Муромцем) было организовано казачьей голытьбой, и хотя большинство зажиточных казаков к нему примкнуло, социальные мотивы в нем проявлялись в значительно большей мере, чем в других движениях казаков.

 

В этой ситуации Лжедмитрий решил протянуть руку конкуренту: он призывал Лжепетра "идти к Москве наспех". Скоропалительное решение Лжедмитрия озадачило и современников, и историков. Но, видимо, правы те из современников, которые видели задачу Лжедмитрия в нейтрализации соперника, чтобы "люди не собирались около него". Но казацкий царевич успел пройти только Свияжск и получил уведомление, что Лжедмитрий убит. Казаки повернули назад вниз по Волге.

 

В Москве же переворот готовился медленно, но неуклонно. Все правление Лжедмитрия - это сплошные пиры и гуляния, свадьбы бояр - свободные, без традиционных строгих регламентаций. В "веселые дни" самозванец иногда стремился проявить милость к кому-либо. Именно в таком состоянии он, после полугодовой ссылки Шуйских, простил их и вернул им имения и чины. У Василия Ивановича Шуйского было много доброжелателей среди бояр и высших чинов. А народ проникся к нему особым уважением, потому что он открыто обличал самозванца и перенес пытки и плаху - в глазах народа он стал героем-мучеником. Его смелость ценили, но не замечали честолюбия и лукавства. Василий Шуйский, почти случайно избежавший казни в начале царствования Лжедмитрия, сумел объединить очень разные силы и использовать недовольство разных слоев общества, направив его против самозванца.

 

На 18 мая 1606 года в Москве был назначен грандиозный фестиваль: воинская потеха. Но утром 17 мая по всей Москве загремели колокольные набаты, созывавшие жителей на Красную площадь. Удивительно, что не только самозванец, но и поляки, ожидавшие празднества 18 мая, не заметили, как стремительно организовалась вся Москва и против самозванца, и против них. Большинство бояр, приведших некогда Лжедмитрия в Москву - князья Голицыны, Михаил Салтыков, Нагие, практически все, кроме Басманова, - оказались в рядах восставших. И царица-монахиня Марфа, и ее родичи Нагие теперь дружно каялись в толпе в том, что под страхом казни лгали, подыгрывая самозванцу. Василий Шуйский перекрыл все двенадцать ворот входа и выхода из города, и в город были введены 18 тысяч воинов, которые должны были отправляться под Елец, и которые теперь перешли под контроль заговорщиков.

 

Лжедмитрий бегал из комнаты в комнату и, наконец, прыгнул из окна на Житный двор, разбил себе грудь, голову и вывихнул ногу. Лежащего в крови, его обнаружили здесь стрельцы. Они не входили в заговор и попытались помочь лжецарю, посадили на фундамент, обливали водой. Самозванец умолял не оставлять его, обещая стрельцам богатство и чины. Их окружило множество народа, но стрельцы требовали, чтобы царица-монахиня объявила: сын это ее или не сын. Если сын, то они умрут за него, а если нет, "то волен в нем Бог". Марфа, вызванная боярами из кельи, объявила народу, что истинный царевич Дмитрий скончался у нее на руках в Угличе, что она из страха, под влиянием угроз и лести была вовлечена в грех бессовестной лжи, назвав сыном неизвестного ей человека. Из страха она молчала, но многим открывала истину. Показала Марфа и изображение лица мальчика, у которого не было ничего общего с Расстригой. После этого стрельцы выдали обманщика толпе.

 

Бояре велели нести самозванца во дворец для допроса. Отрепьев сослался было на инокиню Марфу, но Иван Голицын прервал его: инокиня уже покаялась. Самозванец обратился к окружающим: "Несите меня на Лобное место: там объявлю истину всем людям". Какую истину он хотел объявить, осталось нераскрытым: две пули двух дворян оборвали жизнь Лжедмитрия. Толпа бросилась терзать уже мертвое тело. Также терзали и убитого Басманова. Расправа ожидала и Марину Мнишек: слуга-охранник был убит и в комнату Марины ворвались обезумевшие от крови восставшие. Но приспели бояре и взяли Марину под защиту, выделив ей охрану. Многие же поляки стали жертвами восставшего народа, копившего свою ненависть в течение года. Музыканты, раздражавшие православных во время молебнов, были все умерщвлены в Кремле.

 

Жилища послов Сигизмунда не были тронуты, но к домам Юрия Мнишека и князя Вишневецкого устремились восставшие. А поскольку Мнишек все-таки принял некоторые предупредительные меры, завязалась перестрелка. Восставшие стали подвозить к этим домам пушки, чтобы разбить сами дома, в которых укрылись поляки. Но защитить осажденных явились бояре и приказали прекратить убийства. Шуйские старались остановить разбушевавшихся москвичей и выслали в защиту поляков стрельцов. Вишневецкого спас сам Василий Шуйский, надежная защита была приставлена и к дому Юрия Мнишека. Объединенные ненавистью к самозванцу высшая знать и "чернь" уже проявляли взаимное отчуждение, которое будет нарастать в правление Василия Шуйского.

 

ЛИТЕРАТУРА

Авраамий Палицин. Сказание. М.; Л., 1955.

Бахрушин С.В. Классовая борьба в русских городах в XVI - начале XVII в. // Научные труды. Т.1, М., 1952.

Белокуров С.А. Разрядные записи в Смутное время (7113 - 7121 гг.) М., 1907.

Буганов В.И. Крестьянские войны в России XVII – XVIII вв. М., 1970.

Буссов Конрад. Московская хроника. 1584 - 1613. / Ред. и предисл. И.И. Смирнова. М.; Л., 1961.

Валишевский К. Смутное время. (Репринтное воспроизведение издания 1911 года). М., 1989.

Гиршберг А. Марина Мнишек. М., 1908

Горсей Д. Путешествия сэра Джерома Горсея. // Иностранцы о древней Москве. Москва XV - XVII веков. М., 1991.

Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. Кн. 2. М., 1954.

Колычева Е.М. Холопство и крепостничество (Конец XV - XVI вв.). М., 1971.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. XII., СПб., 1843

Копанев А.И. Крестьянство русского севера в XVI в. Л., 1978.

Корецкий В.И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М., 1970.

Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975.

Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII в. // Исторические монографии и исследования. Кн.II., М., 1904.

Лимонов Ю.А. Россия начала XVII века. Записки капитана Маржерета. М.. 1982.

Масса И. Краткие известия о Московии начала XVII в. М., 1937.

Панеях В.М. Кабальное холопство на Руси в XVI в. Л., 1967.

Панеях В.М. Холопство в XVI - начале XVII века. Л., 1975.

Пирлинг П. Из Смутного времени. СПб., 1902.

Пискаревский летописец. // Материалы по истории СССР (XV - XVII вв.). Вып.2. М., 1955.

Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII веков. М., 1937.

Поссевино А. Московия. Исторические сочинения о России. / Ред. и пер. Годовиковой Л.Н. М. 1983.

Руссель В. Рассказ о жизни и смерти Димитрия. СПб., 1901.

Севастьянова А.А. Записки Джерома Горсея о России конца XVI - начала XVII веков. // Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории: Сборник трудов МГПИ им. В.И. Ленина. М., 1974.

Сказания современников о Дмитрии самозванце. Т.III. СПб, 1832.

Скрынников Р.Г. Россия после опричнины. Л., 1975.

Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1978.

Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л., 1985.

Скрынников Р.Г. Россия в начале XVII в. "Смута". М., 1988.

Тимофеев Иван. Временник. М.; Л., 1951.

Устрялов Н.Г. Сказание современников о Дмитрии самозванце. Ч.2. СПб, 1869.

Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1906.

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI - начале XVII в. М., 1973.

Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI - XVII вв. М., 1978.

Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением XIV - XVI веков. Л., 1987.


Страница 5 - 5 из 5
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру