Продолжение Смуты (1606-1610 гг.)

1 сентября 1608 года Марина въехала в Тушинский лагерь и начала весьма успешно исполнять роль любящей жены, вернувшейся после вынужденной двухлетней разлуки к супругу. Как заметил Карамзин (пересказывая К. Буссова и Петрея), "радостные слезы, объятия, слова, внушенные, казалось, истинным чувством - все было употреблено для обмана, и не бесполезно: многие верили ему, или по крайней мере говорили, что верят, и российские изменники писали к своим друзьям: "Дмитрий есть без сомнения истинный, когда Марина признала в нем мужа". В итоге Марина существенно усилила позиции самозванца. Из разных городов к нему ехали дворяне и представители высшего чиновничества. В их числе были стольники князья Дмитрий Трубецкой, Черкасский, Сицкий, Засекины, Бутурлин и другие, некогда служившие Лжедмитрию I, и теперь "узнавшие" его в новом самозванце. Из этой знати Лжедмитрий сформировал "Боярскую думу", и в целом копировал структуру власти, характерную для Московского государства второй половины XVI - начала XVII века. Из Ростова к самозванцу прибыл митрополит Филарет, а вместе с ним и родственники Романовых. Филарет в Тушино был провозглашен патриархом, и Романовы не возражали против таких подачек самозванца, хотя, разумеется, знали, с кем имеют дело. Но титул "патриарха" не давал Филарету первенства в решении церковных дел. Диктаторскими полномочиями обладали "децемвиры" - члены комиссии польской шляхты из десяти человек. Естественно, что многие разочаровывались и отъезжали от самозванца к Шуйскому. Именно к этому времени относится крылатое определение: "тушинские перелеты", характеризующее поведение бояр, дворян, служилых людей, перебегавших из одного лагеря в другой. Но пока больше ехали к самозванцу, нежели от него.

 

Так или иначе, именно с приездом Марины Лжедмитрий II приобрел наибольшую мощь и заметное преимущество по сравнению с Шуйским. По сообщениям Буссова и Петрея, он присвоил себе титул, какового не знал ни один правитель Европы: "Мы, Димитрий Иванович, Царь Московский, Самодержец всех княжеств русских, единый Богом данный и избранный, Богом хранимый, Богом помазанный и возвеличенный над прочими царями, подобный второму Израилю, ведомый силой Всевышнего, единый Царь Христианский от Востока до Запада, и многих государств повелитель".

 

Шуйский, напротив, испытывал крайнюю неуверенность. Он, еще недавно отказывавшийся от предложенного союза со Швецией против Польши, теперь направляет лучшего полководца из своего окружении М.В. Скопина-Шуйского в Швецию для заключения союза. Посольства были направлены и в другие страны. По свидетельству Авраамия Палицына, "Царь же Василий Ивановичь вскоре посла тогда к западным и полунощным странам: в Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свийскую, о обиде своей на польскаго краля и на своих изменников с ложным царем их, помощи прося". Но откликнулась только "Свейская земля", преследовавшая свой интерес и в отношении Польши, и в отношении России. Швеция соглашалась оказать помощь, но взамен потребовала уступку российских территорий.

 

В настроении, близком к отчаянию, Шуйский обратился к своим ратникам, которым не доверял после многократных "перелетов" в Тушино и отчасти из Тушина, что называется "распахнув рубаху". "Новый летописец" рассказывает об этом шаге отчаяния: "Царь же Василей, видя на себя гнев Божий и на все православное христианство, нача осаду крепити и говорити ратным людем: кто хочет сидеть в Московском государстве, и те целовали бы крест, и не похотят в осаде сидеть, ехали бы из Москвы не бегом. Все ж начаша крест целовати, хотяху вси помереть за Дом Пречистой Богородицы в Московском государстве, и поцеловали крест. На завтрее же и на третий день и в иные дни многие, не помня крестного целования и обещания своего к Богу, отъезжали к вору в Тушино: боярские дети, стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и дьяки и подьячие". Это обращение Шуйский сделал, находясь за пределами Москвы, в стане на Волоцкой дороге в конце ноября или начале декабря 1608 года. Получив же сведения о реальном поведении ратных людей, целовавших крест, царь "выйде и сам в Москву со всею ратью". А с Николина дня (6 декабря по старому стилю) повелел всем полкам войти в город, опасаясь, что оставшаяся в городе рать может просто сдать Москву самозванцу.

 

Примерно так же, как "Новый летописец", оценивал ситуацию Авраамий Палицын. "На единой бо трапезе седяще в пиршестве в царьствующем граде, по веселии же убо ови в царскиа полаты, ови в Тушинскиа табары прескакаху. И разделишася надвое вси человецы, вси же мысляще лукавне о себе: аще убо взята будет Москва, то тамо отцы наши и братиа, и род, и друзи; тии нас соблюдут. Аще ли мы одолеем, то такожде им заступницы будем. Польские же и литовские люди, и воры, и казаки тем перелетом ни в чем не вероваху, - тако бо тех тогда нарицаху, - и яко волцы над псами играюще и инех искушающе, инеми же вместо щитов от меча и от всякого оружиа и от смертного поядениа защищахуся... Царем же играху, яко детищем, и всяк вышши меры своея жалованья хотяше. Мнози же, тайницы нарицаемии, целоваше крест Господень, но врагом прилагахуся; и в Тушине бывше и тамо же крест Господень целоваше и, жалование у врага Божиа вземше, въспять в царствующий град возвращахуся, и паки у царя Василиа болши прежняго почесть, и имениа, и дары восприимаху и паки к вору отъежжаху. Мнози же тако мятуще всем Российским государьством не дважды кто, но и пять крат и в десять в Тушино и к Москве переежжаху. Недостатки же в Тушине потреб телесных или пищь и одежды и оружий бранных, и лекарственных всяких зелий, и соль, та вся отай уклоняющеся кривопутством, изменницы от царствующего града Москвы наполняху изменичьи станища в Тушине. И радующеся окааннии восприятию прикуп многа сребра, конца же вещи не разсуждающе... Инии же дерзостию антихриста... сладкое горко наричуще, и горкое сладко, и свет - тму, а тму - свет".

 

Оценивая такое падение нравов, характерное не только для "Смутного времени", Н.М. Карамзин указал на главную причину – резкое падение авторитета власти и способности властителей управлять страной: "Все ослабело: благоговение к сану царскому, уважение к Синклиту и духовенству. Блеск Василиевой великодушной твердости затмевался в глазах страждущей России его несчастием, которое ставили ему в вину и в обман: ибо сей властолюбец, принимая скипетр, обещал благоденствие Государству. Видели ревностную мольбу Василиеву в храмах; но Бог не внимал ей - и царь злосчастный казался народу царем неблагословенным, отверженным. Духовенство славило высокую добродетель венценосца, и бояре еще изъявляли к нему усердие; но москвитяне помнили, что духовенство славило и кляло Годунова, славило и кляло Отрепьева; что бояре изъявляли усердие и к Разстриге накануне его убиения. В смятении мыслей и чувств, добрые скорбели, слабые недоумевали, злые действовали… и гнусные измены продолжались".

 

Тушинский лагерь тем временем все более становился местом сбора грабителей, к числу которых относилось большинство польских отрядов и разбойничья часть казачества. Грабительские цели обычно прикрывались военно-стратегическими. Так Сапега и Лисовский 23 сентября 1608 года начали осаду Троице-Сергиевого монастыря. Монастырь, конечно, имел определенное стратегическое значение, прикрывая Москву с северо-запада. Он был обнесен мощными каменными стенами, в нем находился отряд московских ратников. Участвовали в обороне также сами монахи и определенная часть окрестного населения. Но польских воевод более всего привлекали богатства монастыря, и ради этих богатств они простояли под его стенами до января 1610 года, правда, так ничего и не добившись.

 

Больше преуспели польские отряды, устремившиеся в районы севернее Москвы. Поляки также преследовали стратегическую цель - отрезать Москву от питавших ее областей. Но и здесь главной была опять-таки цель разграбления городов, с развитым посадом, ремеслом и торговлей. Поначалу города сдавались практически без боя: в них не было никаких гарнизонов, а население не было вооружено, да и вроде бы не нуждалось в этом. В октябре-ноябре 1608 года Лжедмитрия II признали Переяславль-Залесский, Ростов, Ярославль. Польские отряды заняли Владимир, Суздаль, Шую, Гороховец, Муром, Арзамас. Продвинулись они также за Волгу в направлении к Устюгу и Вологде. Но некоторые города - Смоленск, Новгород, Великий Устюг, Рязань, Нижний Новгород, Казань, то есть города, имевшие либо московские гарнизоны, либо боеспособное ополчение, отражали нападения поляков и иных тушинцев.

 

В захваченных поляками и тушинцами городах и уездах большинство новых воевод было из русских, но фактически же всем заправляли поляки. Население облагали непосильными податями или просто грабили. Отряды тушинцев расквартировывались там, где считали для себя более удобным и более доходным. И грабители хвастались перед своими соотечественниками: "Из этих волостей везли нам почти всего, чего только душа захочет, и было нам очень хорошо", - вспоминал участник разбойных походов Марховецкий. Дворянам и боярам, присягнувшим Лжедмитрию, а также польским "волонтерам" щедро раздавались земли.

 

Грабежи и насилия со стороны тушинцев непосредственно повлияли на то, что у населения городов и уездов Севера начинает пробуждаться национальное самосознание. В отличие от Москвы, морально разложенной, как верно заметил Карамзин, действиями и бытовым поведением последних трех царей (Годунова, Лжедмитрия I и Шуйского) северные города и уезды продолжали жить своими вековыми традициями, в рамках которых обычно присутствовало земское самоуправление - сельское и посадское-городское. Разбойный характер новой власти поднимал значение этих институтов, и борьба изначально принимала характер национально-освободительной борьбы. Именно отсюда идеи национального освобождения будут распространяться на юг и, в конечном счете, поднимут против интервентов и их приспешников всю Россию.

 

Уже в ноябре 1608 года начались открытые выступления против поляков и тушинцев, и лозунги национально-освободительной борьбы становились все боле популярными. В результате восстания посадских людей было устранено тушинское правление в Вологде, и власть перешла к посадским людям и земским целовальникам. Тогда же против польских грабителей выступил Галич Мерьский, бывший еще в первой половине XV века центром антилитовских настроений и действий, и, видимо, не утративший давних традиций. Здесь собралось значительное ополчение из двинских стрельцов и "даточных людей" (военнообязанные из числа тяглого сельского и посадского населения). В декабре 1608 года галицкое ополчение освободило Кострому. Восстание распространилось практически на все Поволжье. И хотя было оно стихийным, именно в его рамках рождалась освободительная идеология, которая вооружит будущие освободительные земские ополчения.

 

Польские паны, обеспокоенные и напуганные быстро меняющейся обстановкой на Севере России, отправляют посланников с прошением о помощи к Сигизмунду III и римскому папе. В то же время, распоряжением Сапеги, на Волгу направляется большое соединение польских отрядов под командованием Лисовского. Ему удалось вновь захватить Кострому, Кинешму, расправиться с посадскими людьми сначала в главном центре польского господства – в Ярославле, а в январе 1609 года был взят Галич. Но дальнейшее продвижение на север было остановлено земскими ополчениями. И пока Лисовский безуспешно осаждал Вологду, занятые им поволжские города снова перешли в руки земских ополчений. Лисовский отступил к Суздалю на соединение с войском Сапеги.

 

К середине февраля 1609 года поляки и другие тушинцы были отброшены к центральным районам и заблокированы со стороны севера и северо-запада. В ходе военных действий ополченцы набирались опыта. Самой серьезной силой поляков была конница, и поначалу именно она решала схватки в пользу интервентов. Земские ополчения противопоставили польской коннице "засеки" и "гуляй-города" - подвижные укрепления, перекрывавшие перед наступающим противником улицы. Высокоразвитое ремесло в поволжских и северных городах позволило обеспечить земские ополчения артиллерией и ручным огнестрельным оружием. К тому же, разрозненные земские ополчения стремились наладить контакты, и между городами устанавливаются постоянные связи.

 

В феврале 1609 года, наконец, было достигнуто соглашение России со Швецией. За эту помощь Россия расплачивалась своими землями – Швеции передавалась Корела с округой. Во главе объединенного русско-шведского отряда должен был стать М.В. Скопин-Шуйский.

 

Путь на Москву во многом был расчищен народным движением северо-западных и северных районов страны. Скопин-Шуйский устанавливает связи с земскими ополчениями северных городов и уездов и оказывает им военную помощь. В Вологду из Новгорода был направлен отряд под командованием Вышеславцева, а в Галич - воевода Жеребцов. Поляки, пытавшиеся захватить Устюжну Железнопольскую, были отбиты соединенными силами земских ополчений и вспомогательных отрядов Скопина-Шуйского. К этому же времени земские ополчения вновь освободили от поляков Кострому и весь Галицкий уезд. В марте был освобожден город Романов, а в апреле - Ярославль. Поскольку Ярославль открывал путь и к Троице-Сергиевому монастырю, и к Тушину, здесь развернулись упорные бои, но все атаки Лисовского были отбиты ополчением, руководимым Вышеславцевым.

 

Основные силы Скопина-Шуйского выступили из Новгорода только в мае 1609 года, а первое соединение с ополчениями северных и поволжских городов произошло у Калязина, и лишь в июле войска Скопина-Шуйского подошли к Ярославлю. Такая медлительность объясняется тем, что его собственный отряд был малочисленным, а шведы во главе с Делагарди к Москве не торопились. Продвигаясь к Москве через охваченные восстаниями северные и поволжские области, Скопин-Шуйский рассчитывал увеличить численность своего отряда за счет земских ополчений.(Подобным образом и отряд Ф.И. Шереметева двигался по распоряжению Шуйского из Астрахани по Волге и прибыл в Нижний Новгород только весной 1609 года, когда угроза Нижнему миновала.)

 

Неудачи в Поволжье и у городов севернее Москвы кардинально изменили обстановку в Тушинском лагере. Если раньше "перелеты" летели из Москвы в Тушино, то теперь они торопятся вернуться обратно. Изгнание польских отрядов из городов Поволжья, где они были на "самообеспечении", создавало новые трудности для Лжедмитрия. Под Москвой было уже все разграблено, и польские наемники требуют теперь платы от самозванца, который и сам утратил былые источники финансирования. Надежда на помощь Сигизмунда III отпадала после заключения договора России со Швецией.

 

После неудачной попытки взять Троице-Сергиев монастырь в мае 1609 года значительная часть польских войск ушла грабить Поволжье. Но потерпев ряд поражений от земских ополчений, рассеянные отряды, став под знамена Яна Сапеги и Лисовского, надеялись компенсировать потери взятием одной из русских святынь, и в сентябре 1609 года значительные польские отряды вновь оказались под Троице-Сергиевым монастырем. Авраамий Палицын обстоятельно описывает трехмесячную осаду монастыря, героическую оборону его и иноками, и ратниками, и крестьянами из монастырских окрестностей.

 

23 сентября Сапега, Лисовский, Константин Вишневецкий и многие другие "паны" во главе тридцатитысячного войска поляков, казаков и российских тушинцев появились перед монастырем. Воеводы Григорий Долгорукий и Алексей Голохвастов совершили что-то вроде "разведки боем", и с небольшими потерями вернулись за стены монастыря, заодно показав крестьянам монастырских слобод этой вылазкой, что надо сжигать свои дома и уходить в монастырь, что крестьяне и сделали. Поляки на другой день занимали высоты и пути, ведущие к монастырю, и укрепляли свой лагерь. А в самом монастыре, где собралось много народа и сказывались осенние неудобства, воеводы и все ратные люди над гробом Сергия целовали крест, чтобы сидеть в осаде без измены. Им следовали иноки и монастырские слуги, провозглашая готовность испить чашу смертную за Отечество.

 

 


Страница 4 - 4 из 5
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру