"Они сгинут, а Россия останется..."

Генерал А.А. Брусилов на службе в Красной армии

Имя Алексея Алексеевича Брусилова в истории России обыватели в основном связывают с легендарной операцией Первой мировой войны — Брусиловским прорывом. Более искушенные читатели зачастую делятся либо на тех, кто считает генерала подпольным руководителем Белого движения, либо на тех, кто объявляет его предателем, перешедшим на сторону красных. Кем же на самом деле был Алексей Алексеевич, и каких взглядов придерживался? Именно этим вопросам посвящен нижеследующий плод моих размышлений. Мне кажется, что этот человек достоин большего уважения, и жизнь его намного интереснее и трагичнее, чем кажется на первый взгляд.

Пройдя в течение четырех десятилетий (1872—1912 гг.) все ступени военной карьеры от выпускника Пажеского корпуса и армейского поручика до "полного генерала", Алексей Алексеевич отнюдь не выглядел выскочкой на вершине русской военной иерархии. Не имевший в юности ни средств, ни выгодных связей для того, чтобы задержаться в столице и поступить в гвардию, он честно прошел свой воинский путь.

В самом начале русско-турецкой войны 1877—1878 гг. поручик Брусилов впервые продемонстрировал свои военно-тактические навыки, пленив без единого выстрела пограничный турецкий отряд во главе с бригадным генералом. Служба в Офицерской кавалерийской школе принесла Брусилову славу крупного военного ученого, имевшего богатый опыт преподавания военных наук, а также сделала его весьма способным военачальником. Не избалованный высокой протекцией, Брусилов был, тем не менее, весьма признателен Великому князю Николаю Николаевичу (младшему) за оказанное покровительство при назначении начальником кавалерийской школы, а затем — командующим гвардейской дивизией. Он на долгие годы попал в число убежденных и преданных сторонников августейшего полководца.

Не будучи участником русско-японской войны и никак не проявив себя во внутреннем гражданском конфликте 1905—1907 гг., Брусилов производил впечатление вполне аполитичного служаки. Впрочем, такая аполитичность была кажущейся. Генерал был верен военно-корпоративной морали, которая далеко не во всем совпадала с "верноподданнической" лояльностью по отношению к верховной власти. Кроме того, не укладывалось в рамки старой официальной идеологии и брусиловское увлечение теософией, оккультизмом и спиритизмом, которое ему привила сестра его жены Надежды Константиновны, Е. П. Блаватская.

Впрочем, теософия теософией, а дело делом. Командуя корпусами в пограничных военных округах (Варшавском и Киевском), Брусилов полностью посвятил себя организации боевой подготовки по последнему слову военной тактики вверенных ему сил, в преддверии надвигающейся войны. Здесь он проявил себя как горячий и искренний патриот России, заботящийся о грядущей военной победе.

Боевые действия 1914—1916 гг. выдвинули А. А. Брусилова в число главных русских военачальников. Показав незаурядные организаторские и полководческие способности на посту командующего 8-й армии Юго-Западного фронта, Алексей Алексеевич удостоился назначения главнокомандующим фронтом. Многообещающей выглядела крупная военная победа, одержанная брусиловским Юго-Западным фронтом весной-летом 1916 года — тот самый "Брусиловский прорыв". Однако высшие военные чины фактически сорвали наступление русских войск по всему "Восточному фронту", объявив бойкот общефронтовому наступлению. В результате, "Брусиловский прорыв" стал последней крупной военной победой царской России.

Был ли ошибкой отказ от наступления на Юго-Западном фронте? Мне кажется, что это была целенаправленная акция по подрыву боеспособности армии. Успешное продолжение наступления могло принести победу над Германией, но вместе с этим и укрепление царской власти. В этом случае никакой политический переворот в Российской империи был бы невозможен.

А ведь нараставшее политическое напряжение постепенно превращало высших военачальников в вершителей судеб России. По крайней мере, так думалось многим из них. Принадлежал к этим "многим" и Брусилов. Впрочем, история показала, что, как и его единомышленники-генералы, он жестоко просчитался. Но в тот момент, в канун "Февраля 1917 г.", Алексей Алексеевич более всего был недоволен тем, что летом 1916 г. у него была отнята слава победителя австро-германского блока. Нетрудно предположить, что прежде весьма аполитичный, теперь Брусилов едва ли мог оказаться среди ярых защитников старого строя.

Видимо, именно потому Брусилов, считавший Николая II основным виновником военных неудач России, поддержал февральский переворот 1917 г. и проявил лояльность новому режиму, установленному Временным правительством. Да и Временное правительство благоволило победоносному и популярному в России генералу. Однако головокружительный взлет военной карьеры, воплотившийся в назначении Брусилова Верховным главнокомандующим, не оправдал его надежд на скорую победу в войне. Если в канун февральских событий царская Ставка смело планировала победоносное наступление русских армий, то уже в марте 1917 г. такое наступление признавалось гибельным для армии. Не менее грустным и трагическим могло быть осознание того, что именно "Февраль", который многие генералы сочли предвестником "победы", превратил главнокомандующих фронтами в "главноуговаривающих" и, в конечном счете, погубил армию как таковую. Провал давно обещанного наступления (июнь-июль 1917 г.) закономерно повлек за собой отставку Брусилова, хотя ему самому было трудно в этом признаться. Вождь Белого движения генерал А. И. Деникин позднее скажет: "Уход генерала Брусилова с военно-исторической сцены знаменует собой явное признание правительством (Временным. — Б. А.) крушения всей его (правительства. — Б. А.) военной политики". А вспомним еще полный развал социальной и экономической жизни страны, вызванный деятельностью либеральных правителей… Так что политическое банкротство Временного правительства, свергнутого в октябре 1917 г. большевиками, было предопределено задолго до тех, по словам американского журналиста Джона Рида, "десяти дней, которые потрясли мир".

А. А. Брусилова, как и многих других патриотов, искренне любящих свою Родину, рождение Советской России застало врасплох. Осенью 1917 г. Брусилов находился в Москве. Дом Брусиловых неподалеку от здания Московского военного округа в дни "кровавой недели" (26 октября — 2 ноября 1917 г.) оказался в самом центре боев. В эти "жуткие октябрьские дни" генерал никуда не выходил из своего кабинета. Но беда настигла его и в стенах собственного дома. В 6 часов вечера 2 ноября, когда сражение за Москву между сторонниками и противниками власти Советов уже практически завершилось, а на улицах происходили лишь отдельные стычки, мортирный снаряд попал в дом Брусиловых и разорвался в коридоре. Осколки в нескольких местах перебили правую ногу генерала. Заботы по лечению взял на себя крупный хирург С. М. Руднев, у которого в лечебнице Брусилов и пролежал восемь месяцев. Во время болезни его посетило множество самых разных лиц всех рангов — русских и иностранцев.

Приходили к нему вести и от генерала М. В. Алексеева, одного из "отцов" Белого движения на юге России. Брусилов сочувствовал начавшейся борьбе "белой гвардии" против большевистской власти и охотно передавал людям, которые представлялись ему участниками этой борьбы, немалые денежные суммы. Эти деньги поступали к Брусилову от огромного числа жертвователей всех званий и состояний, полагавших, что прославленный генерал найдет им достойное применение. Но вскоре Алексей Алексеевич заподозрил неладное. Борцов против большевизма за "русское дело", выполнявших "поручения" своих военных вождей, или просто "неведомых людей", выдававших себя за таковых, нашлось слишком много. Брусилов рассказывал: "Мне привозили деньги, которые я поручал доставлять на юг генералу Алексееву. Ко мне приезжали без конца офицеры с рассказами и поручениями от Алексеева и других генералов. Но все это было настолько бестолково, хаотично и иногда смахивало на шантаж и легкое вымогательство, что очень скоро я стал задумываться, прав ли я, отдавая неведомым людям множество денег, мне поручаемых для русского дела?" (1).

В июле 1918 г. Брусилов покинул клинику, а уже в начале сентября был арестован. После покушения на В. И. Ленина в стране начался "красный террор". В качестве заложников в Москве и Петрограде было арестовано немало бывших военных, чиновников и православных священников.

Арестованного Брусилова никто ни в чем не обвинял. Сам арест был произведен из-за письма военного английского агента Локкарта, который в этом письме писал своему правительству о том, что он надеется произвести переворот в Москве и захватить все советское правительство, для чего нужно было подкупить командира одного из латышских полков, согласившегося на это дело. А после устранения большевиков Локкарт предлагал провозгласить диктатором генерала Брусилова, считая его очень популярным в народе. Советские газеты запестрили заголовками о принадлежности Брусилова к офицерской организации, которая собиралась в Москве.

Узнав все это, Брусилов написал Ф. Э. Дзержинскому, как народному комиссару по внутренним делам, обращаясь к наркому с просьбой объяснить причину собственного ареста. В ответ на это Дзержинский сам приехал на следующий день к генералу. Во время встречи Брусилов сказал Дзержинскому о своей непричастности к "заговору Локкарта". Тем не менее, Дзержинский отказался выпустить генерала на свободу, аргументируя это тем, что он все равно опасен для советской власти, потому как при его популярности Алексей Алексеевич может единолично совершить переворот. И поэтому, не имея оснований в чем-либо подозревать Брусилова, арест с него не сняли. Через две недели после этой беседы узника перевели в подвальное помещение Судебных установлений в Кремле. Всех находившихся там ранее министров Временного правительства расстреляли в ответ на покушение на Ленина. Помещение было тесное, темное. Здесь состояние здоровья генерала ухудшилось.

В то время жена Брусилова Надежда Константиновна обивала пороги кабинетов, хлопоча об освобождении мужа. Виделась она и с Дзержинским, писала ему письма-прошения об освобождении мужа. Все эти хлопоты оказались не напрасны, и генерал был освобожден. С конвоиром-латышом, в автомобиле его доставили домой. Но надзор с Брусилова не сняли, в последующие два месяца генерал находился под домашним арестом, при нем постоянно состояли два дежурных чекиста. Тем временем, следствие по делу "заговора Локкарта" продолжалось. В ходе следствия причастность Брусилова к контрреволюционному подполью обнаружена не была, и потому 25 октября 1918 г. Брусилов был оправдан, с него сняли и домашний арест.

Зима 1918—1919 гг. стала для семьи Брусиловых настоящим бедствием. Бывший полководец и его супруга голодали, отопление в их доме отсутствовало. Спасала помощь многих, зачастую совсем незнакомых людей, помнивших славное имя.

Впрочем, на протяжении всего 1919 г. имя генерала Брусилова продолжало постоянно присутствовать и в различных политических расчетах и комбинациях, привлекая к себе внимание и красных, и белых. Сам Алексей Алексеевич был не в силах скрыть своих симпатий к Белому движению. Об этом знали, или, во всяком случае, это предполагали многие москвичи. Они воспринимали Брусилова как этакого неофициального посланника белых в "Красной Москве". Когда армии А. В. Колчака, А. И. Деникина и Н. Н. Юденича добивались побед, популярность Брусилова резко возрастала. Напротив, внимание общества к герою Луцкого прорыва угасало по мере отступления белогвардейцев. Позднее Брусилов писал: "Я лично наблюдал на себе и на своей семье, как отражались успехи белых наступлений на настроении москвичей. То прилив их, целыми отрядами, на мою квартиру, с милыми улыбками и любезностями, то вдруг отлив, даже на улице бегут в сторону, будто боясь себя скомпрометировать перед Красной Москвой знакомством со мной. Ох, люди, люди, ничтожество вам имя, в большинстве!.. То восторг и каждения "Александру Васильевичу" (Колчак), то "Антону Ивановичу" (Деникин), воспоминания о знакомствах и встречах, даже иногда о родстве с ними, то ликование и бесконечные звонки в мою квартиру, то вдруг все исчезнут, никого нет… все забыли, кто это такие "Александр Васильевич" или "Антон Иванович" (2).

Осенью 1919 г. погиб единственный сын генерала — Алексей Алексеевич Брусилов-младший. Он был вынужден поступить на службу в Красную армию, но под Орлом оказался в плену у Добровольческой армии А. А. Деникина, и, как потом выяснилось, был расстрелян. Старый генерал долгое время не верил в то, что Деникин мог решиться на такое, и склонился в пользу данной версии исчезновения сына лишь через несколько лет — при написании мемуаров (3). А в то решающее время (октябрь—ноябрь 1919 г.), когда потерпел крах поход Деникина на Москву, Брусилов не разочаровался в Белом деле, но, как реалист, предпочел о нем забыть, как о несбывшейся мечте. "Когда Деникин покатился от Орла назад, а у Юденича тоже ничего не вышло, я сразу поставил крест; надежда рухнула окончательно" (4), — признавался Алексей Алексеевич. К весне 1920 г. большинство внутренних врагов советской власти оказалось повержено, лишь в Крыму оставалась "Русская армия" барона П. Н. Врангеля. Примечательно, что до того момента Брусилов так и не примкнул ни к одной из сторон. Свое бездействие и вступление в Красную армию сына он объяснял тем, что все эти долгие месяцы находился "в плену у красных".

Весной 1920 г. "плен" закончился, и Брусилов выразил желание поступить на службу в Красную армию. Гражданская война близилась к завершению, и старый генерал не очень переживал, что верх брала не та сторона, на торжество которой он надеялся в 1918—1919 гг. Брусилов вновь был полон оптимизма: "Что такое большевизм? Пустяки, тяжелая форма кори. Пусть только кончится Гражданская война, в которой Европа только вредит своей безалаберной помощью, сегодня нашим, завтра вашим, и мы в два счета справимся с этой бедой" (5). Итак, Алексей Алексеевич, вернувшийся на службу, был убежден в скором преодолении братоубийственной смуты, а также в грядущем постепенном изживании "большевизма", подобно "тяжелой формы кори". Он снова верил в Россию.

В Советской России существовало несколько форм использования "старорежимных" "военных специалистов". В одних случаях их направляли на командно-штабные должности, в других — назначали в учреждения снабжения и тыла, в третьих — привлекали к военно-научной работе. Поначалу Брусилов выбрал именно научную работу, но вскоре отказался от нее из-за недостатка времени. А его отказ от военно-научной деятельности был вызван началом советско-польской войны: 25 апреля 1920 г. польская армия развернула наступление против Советской России, и уже 7 мая поляки взяли Киев.

Брусилов следил за происходящим с тревогой. Наряду с польским вторжением, его взволновало то обстоятельство, что русские белогвардейцы, сражавшиеся против советской власти (в частности, на юге), теперь воевали фактически совместно с поляками. "Для меня было непостижимо, — писал Брусилов, — как русские, белые генералы ведут свои войска заодно с поляками, как они не понимали, что поляки, завладев нашими западными губерниями, не отдадут их обратно без новой войны и кровопролития. Как они недопонимают, что большевизм пройдет, что это временная, тяжелая болезнь, наносная муть. А поляки, желающие устроить свое царство по-своему, не задумаются обкромсать наши границы. Я думал, что пока большевики стерегут наши бывшие границы, пока Красная армия не пускает в бывшую Россию поляков, мне с ними по пути. Они сгинут, а Россия останется. Я думал, что меня поймут там, на юге. Но нет, не поняли!.." (6). Последняя фраза относилась, конечно, к врангелевцам.

1 мая 1920 г. начальник Всероссийского Главного штаба Красной армии Н. И. Раттель получил письмо А. А. Брусилова:

"Милостивый Государь, Николай Иосифович!

За последние дни пришлось мне читать ежедневно в газетах про быстрое и широкое наступление поляков, которые, по-видимому, желают захватить все земли, входившие в состав Королевства Польского до 1772 года, а может быть и этим не ограничатся. Если эти предположения верны, то опасения правительства, сквозящие в газетах, понятны и естественны. Казалось, что при такой обстановке было бы желательно собрать совещание из людей боевого и жизненного опыта для подробного обсуждения настоящего положения России и наиболее целесообразных мер для избавления от иностранного нашествия. Мне, казалось бы, что первою мерою должно быть возбуждение народного патриотизма, без которого крепкой боеспособной армии не будет. Пора нашему народу понять, что старое павшее правительство было не право, держа часть польского братского народа в течении более столетия насильственно под своим владычеством. Свободная Россия правильно сделала, немедленно сняв цепи со всех бывших подвластных народов, но освободив поляков и дав им возможность самоопределится и устроится по своему желанию, вправе требовать того же самого от них, и польское нашествие на искони принадлежавшие русскому православному народу земли необходимо отразить силою. Как мне кажется, это совещание должно состоять при главнокомандующих, чтобы обсуждать дело снабжения войск провиантом, огнестрельными припасами и обмундированием. Что же касается до оперативных распоряжений и плана войны в особенности, то в эту область совещание ни в каком случае вмешиваться не может. Как личный мой опыт, так и военная история всех веков твердо указывает, что никакой план, составленный каким бы то ни было совещанием, не может выполняться посторонним лицом…" (7).

Ответ не заставил себя ждать: "Глубокоуважаемый Алексей Алексеевич, сообщаю, что сего числа подписан приказ РВСР об образовании при Гл. ком. Особого совещания под вашим руководством" (8). Вышел этот приказ 5 мая 1920 г. Тут же сообщался и состав совещания: А. А. Брусилов (председатель), А. А. Поливанов, А. М. Зайончковский, В. Н. Клембовский, А. И. Верховский, Д. П. Парский, П. С. Балуев, А. Е. Гутор, А. А. Цуриков, М. В. Акимов, А. К. Александров, И. И. Скворцов, К. Х. Данишевский, Л. П. Серебряков (9).

Само обращение Брусилова вышло в "Правде", главной партийной газете РКП(б), 5 мая 1920 г. Все это очень взволновало общество. По этому поводу Брусилов писал: "Один из моих друзей слышал от одного еврея, близкого "сферам", странную фразу при разговоре обо мне:

— Вы понимаете, нам это нужно для радио!

Вот архаровцы! У меня душа разрывается за Россию, а они жонглируют моим именем на весь мир!" (10).

Создание Особого совещания и вправду, сразу приобрело номинальный и пропагандистский характер. Имена известных в прошлом генералов призваны были стать иллюстрацией широкого признания советской власти. (Правда, в ближайшее же время после открытия Особого совещания участников его стали арестовывать. Зайончковский и Гутор были первыми, далее шел Клембовский и близкие к нему генералы.)

Вся работа совещания заключалась в призыве к бывшим офицерам, оставшимся не у дел, пополнить ряды Красной армии. Но в условиях серьезной внешней опасности патриотический призыв военачальников царской армии возвещал о прекращении внутренней смуты. На одном из первых заседаний Брусилов поставил вопрос о том, чтобы от имени совещания обратиться с соответствующим воззванием. "Воззвание ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились" было написано Брусиловым и помещено 30 мая 1920 г. в "Правде" и в других советских газетах за подписями председателя и почти всех членов совещания — бывших царских генералов (фамилий большевиков Л. П. Серебрякова, И. И. Скворцова и К. Х. Данишевского там поставлено не было). Призвав воспрепятствовать попыткам Польши "отторгнуть от нас земли с искони русским православным населением" (в чрезвычайных обстоятельствах тех дней советская цензура была вынуждена пропустить даже слово "православным"), совещание обратилось к офицерам бывшей царской армии с призывом вступить в ряды Красной армии ради борьбы с внешним врагом. "В этот критический исторический момент, — говорилось в воззвании, — мы, ваши старшие товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию, на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской Рабоче-Крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку-Россию" (11).

Воззвание царских генералов было не только опубликовано, но и разбрасывалось в виде листовок на позиции войск Врангеля. Большинство белогвардейских офицеров отказывались верить в переход цвета военной элиты старой России на сторону советской власти. Но случаи перехода в Красную армию бывших белогвардейцев все-таки были. Другие офицеры, не решавшиеся последовать их примеру, требовали гарантий выполнения объявленной советским правительством амнистии. Так, в одном из адресованных Брусилову писем бывшего царского и белогвардейского офицера читаем: "Представляю вам настоящий рапорт, докладывающий, что хотел бы откликнуться на просьбу этих оторванных от родной земли, от семей своих исстрадавшихся людей, хотел бы помочь им вернуться домой <…> Совершенно необходимо не только обещать, но и полностью выполнять обещания полной амнистии. Надо точно оговорить, кто из военных чинов белой армии не подлежит амнистии, ибо я должен поручиться моей честью, что обещания советского правительства будут полностью выполнены" (12). 8 сентября 1920 г. в Москве была получена телеграмма от члена Реввоенсовета Юго-Западного фронта С. И. Гусева, информирующая о предложении перебежчика поручика Яковлева от имени группы генштабистов белой "Русской армии" в Крыму свергнуть Врангеля и объявить его армию "красной Крымской" под командованием А. А. Брусилова. Непременным условием заговорщики ставили гарантии полной амнистии всей армии без исключения. В подтверждение серьезности их намерений Яковлев готов был выдать руководителей контрреволюционной врангелевской организации, готовящей вооруженное восстание в Советской России. Шифровка тотчас же была доложена В. И. Ленину, который предложил отнестись к предложению Яковлева "архисерьезно". Решено было следующее. Яковлев должен был получить подлинники воззвания к офицерам врангелевской армии, приказ о назначении А. А. Брусилова командующим "красной Крымской армией" и приказ нового командующего по войскам этой армии, но только в том случае, если его сведения о контрреволюционной врангелевской организации подтвердятся. Однако по не зависящим от советской власти обстоятельствам этого не произошло. Тем не менее, 12 сентября 1920 г. "Воззвание к офицерам армии барона Врангеля" за подписью М. И. Калинина, В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Л. Б. Каменева и А. А. Брусилова было опубликовано в газете "Правда".