Дневник военного летчика

22 декабря. Живу по-прежнему. Занимаемся теорией. Полетов и не предвидится.

 

Позавчера получил письмо от Галины — моей бывшей подруги. В письме она говорит о любви, о верности дружбе и прочее, но все это мне как-то странно. Уже прошло полгода, как я сидел или говорил с молодой девушкой, и я уже совсем от них отвык. Потому всякая любовь мне кажется какой-то странной и пустой. Единственное у меня сейчас желание — научиться летать и уехать на фронт.

 

Погода очень похожа на такую погоду, как и на Украине, только морозы гораздо больше. Сегодня t –40. Но этих морозов мы не ощущаем, так как только перебегаем из помещения в помещение и все время проводим в казарме или же в корпусе УЛО.

 

26 декабря. Все по-старому. Погода гораздо теплее. Сегодня ясный день. Кончается 1941 год.

 

41-й год резко отличается от всех прожитых мною 18 годов. Этот год является годом моего вступления в авиацию и вообще в жизнь. В авиацию я вступил, можно сказать, шутя, но уйти из нее я не намерен до конца своей жизни. Буду летать, пока мой организм не откажет мне в этом.

 

Да, много я ошибался, представляя себе жизнь, сидя на школьной скамье. Жизнь оказалась гораздо проще и сложнее от той, которую я себе представлял.

 

За все 18 лет своей прошлой жизни я видал только всего 2–3 города маленьких и несколько сел, а за последние полгода я увидел много городов, сел и разных людей. В этих городах я видел много заводов, фабрик, видел большие поля с хлебом, а на станциях по-над вагонами бегают люди и просят корочку хлеба. Я понимаю всю трудность настоящего положения, но мне становится неясно, почему не везде одинаковое материальное обеспечение, почему один человек хорошо живет, а другой ходит хлеба просит — ведь у них у обоих есть и сила, и разум. От чего это зависит?

 

В 1941 году я узнал, что такое война! Война — это самое большое лихо в жизни человека и в его хозяйстве.

 

1942 год

1 января. Сегодня мы встречаем Новый 1942 год. День сегодня не рабочий. Целый день болтаемся без дела по казарме. Но и этот год мы встречали с радостью. Враги наши начинают отступать. С родины получаем известия, что враг был у самого города, а сейчас его далеко угнали.

 

Честь и слава славной Красной Армии! Спасибо товарищу Сталину за его мудрую политику! — звучит в моем сердце. Я уверен, что мы врага разобьем. Иначе и быть не может.

 

9 января. С 8-го января у нашей 71 группы по расписанию полеты, но их нету. Сачкуем. Живем от завтрака к обеду, а от обеда к ужину. Получил письма от мамы и брата Васи от 20/ХII — 41 г. Дела наладились. Дома все нормально. Получил письмо от папы из Уфы и от дяди Феди с фронта письмо и 100 рублей.

 

Погода сравнительно не холодная, но ветреная. Ветер с юга.

 

19 января. 2-й отряд 6-й авиаэскадрильи, т.е. мы, переведены в запасной батальон. Жить перешли из здания в землянки. В землянке очень тесно. Летать будем не скоро, а летать так хочется! С сегодняшнего дня начинаем заниматься теорией и ходить в караул.

 

10 и 14 января. Будучи участником струнного кружка, посетил госпитали. Мы давали концерты. Все очень довольны. За последние 5 месяцев только 10 января я накурился папирос, да еще и одну пачку с собой принес. С куревом обстоит очень плохо. Махорки нету, папирос и не спрашиваю. Получил 100 рублей от дяди Феди.

 

Последний вечер в общежитии 6-й авиаэскадрильи.Прощальный.

 

Хотя еще никто приказа о переформировке не зачитывал нам, но мы уже знали, что нас переселяют в землянки в запасной батальон. Но кому хочется покинуть эскадрилью! Кому хочется отдаляться от полетов, а следовательно, и от фронта! И, наконец, кому хочется из светлого помещения переходить в землянки! У всех создавалось какое-то печальное и тревожное настроение, но никто не грустил, а только стали вести себя развязно и вольно.

 

На вечерней поверке 17 января в строю не было равнения, все говорили, смеялись, в общем, чувствовалась частичная отчаянность курсантов. Старшины отряда не было, его замещал Каралкин. В конце поверки он объявил порядок работы на 18 число. Из строя посыпались реплики и вопросы. В это время пришел майор (нач. штаба). Он сразу все разгадал и произнес длинную речь, которой немного всех успокоил. Но вот строй распустили и объявили отбой. Никому не хотелось спать. В одном из углов казармы кто-то запел "Ревела буря", его поддержали. И вскоре песня зазвучала на все помещение. Все знали, что за это могут строго наказать, но почти все пели. За этой песней пошла другая, потом третья и т.д. Дневальный зажег свет и требовал прекратить безобразие после отбоя, но его никто не слушал. Лампочки повыкрутили и продолжали. Некоторые произнесли иронические речи вроде реплик. Ораторам горячо аплодировали и кричали "Ура!" "Прощай авиация! Да здравствует пехота!" и пр. Каралкин пытался присмирить, но его никто не слушал.

 

Потом начали всем отрядом изображать гул моторов, пароходов. На проходе занимались физкультурой. Никто не спал.

 

Но вот немного затихли. В это время появился старшина Литвин. Услышав гул, он крикнул: "Что за шум после отбоя!" Его никто почти не видел, так как в казармах было темно, а когда он закричал, его узнали и подняли вой. Он остановился удивленно, по-видимому, не зная, что делать. Он сказал: "А ну еще!" Гул снова повторился. Он опять: "А ну еще!" Гул снова повторился и он ушел, видя, что ничего сделать не сможет.

 

Было уже около часа ночи. Некоторые, особенно первое звено, молчали, но песни зазвучали другие: "Броня крепка", "Катюша" и прочие. Вдруг прибегает полураздетый старшина эскадрильи и кричит: "В ружье! Подымайся!", и к выключателям. Но лампочки не загораются, и никто не вскакивает, как обычно вскакивали с постели по тревоге. Он начал кричать еще азартнее, бросился на кровать и вкрутил лампочку. Лампочка зажглась, но едва он отошел, лампочку вновь выкрутили. Старшина тогда начал нападать персонально. Стягивал с кроватей, приказал вкрутить лампочки, которые по его отдалению вновь тухли.

 

Но когда он дошел до крайней степени расстройства и кричал на все горло, некоторые начали медленно подыматься. С трудом, как-нибудь, нас построили и старшина эскадрильи начал требовать инициаторов. Выдал инициаторов только один Каралкин — три человека со своего звена. Их арестовали и отвели в пустую комнату. После ряда угроз строй распустили. Только лишь начал я раздеваться, как пришел старшина и вызвал меня, Кунова, Желтоухова. Нас арестовали. Посадили нас в канцелярию, вынеся оттуда стулья и столы. Нас было пятеро: я, Кунов, Черкашин, Желтоухов и Проскуренко. В канцелярии мы продолжали петь. Грустил только Проскуренко. Оттуда я удрал, чтобы надеть свитер, так как там было холодно. Это заметил старшина. Поднял на нас крик, отобрал у меня свитер, когда я добровольно вернулся, но потом вернул.

 

Вскоре нас выпустили. Когда мы вернулись в казарму, все уже давно спали.

 

Так мы попрощались с 6-й эскадрильей.

 

26 января. Живем в землянках. Очень, очень тесно спать. Курить нету, но мы миримся со всем. Нам бы только полеты!

 

Занимаемся теорией по 6 часов в день. 3 часа самоподготовки, 2 часа культмассовая работа, 2 часа строевой подготовки. Получил наряд вне очереди от комроты.

 

1 февраля (воскресенье). Жизнь идет нормально. Сегодня выходной, будут общешкольные строевые занятия.

 

Вчера вечером в ДКА было комсомольское собрание, где меня избрали в бюро батальона.

 

Получил посылку из дому, которая была выслана мне еще в октябре. Писем не получаю. Письма, посланные в Ворошиловградскую обл., возвращаются обратно. Учеба идет нормально. Самочувствие хорошее.

 

28 февраля. Живем в землянках, продолжаем курс теоретической летной подготовки. Занимаемся по программе почти полной годичной школы. С самодеятельностью батальона засыпались на смотре 17 февраля. Причиной этого наполовину является несуразное вмешательство комиссара батальона. Вся моя охота организовывать самодеятельность отпала, но думаю все же начать организацию снова.

 

Писем из дому не получаю. Получил письмо от Кости Андреева. Как он счастлив, что учится на истребителя!

 

Читаю книгу "Стратегическое развертывание". Погода очень хорошая (теплая). Зима оказалась гораздо теплее, чем о ней говорили.

 

Каждый день все дальше и дальше откатываются на запад фашисты. Мы настолько уверены в себе, в нашей победе над врагом, что все сообщения об успехах нашей Красной Армии не являются для нас неожиданностью, и наоборот, все идет так, как нам говорили и как мы и ожидали.

 

Возможно, скоро перейдем в эскадрилью.

 

11 марта. Жизнь прежняя. В воскресенье был на субботнике. Работали на кожевенном заводе; убирали кожи, привезенные из Аргентины. 8 марта у нас забрали шинели на фронт, а нам выдали легенькие фуфаечки. Погода очень холодная. Мороз градусов 18 и сильный ветер.

 

5 апреля. Днем под действием солнца снег растает, а ночью опять замерзает. Живем в землянках. Сдаем зачеты по мотору М-103, самолету СБ, топографии. Из дому письма получаю.

 

С 1-го апреля у нас новый распорядок дня. В основном занимаемся почти 4 часа в день, а остальное время идет на строевую, самоподготовку и пр.

 

2 мая. Наконец-то пришел долгожданный день: мы перешли в эскадрилью №4. Живем в здании УЛО. Занимаемся уже с утра по 6 часов. Праздник 1-го мая я встретил в карауле. Махорку я уже давно не видел, а курю самосад, цена стакана самосаду 20 рублей, и то очень, очень трудно достать.

 

26 мая. Живем по-прежнему в зимних квартирах. Сегодня погода хорошая, но на днях было очень холодно и даже выпал снег в ночь с 21 на 22 мая. Половина нашего отряда иногда летает, одна группа уехала готовить лагеря, а мы, знаменитое 71 классное отделение, занимаемся теорией. Письма получаю частенько, особенно от Галины. Сегодня получил письмо от мамы с фотографией. Мама пишет, что у нее очень плохое здоровье, а Леня уехал в Уфу к папе. От папы никаких известий. Самочувствие мое вообще неплохое, но я чувствую себя как-то приглушенно. Часто вспоминаю родину, родных, друзей.

 

15 июня. Живем в лагерях с 31-го мая. Лагерь Густафьево расположен восточнее Омска километрах в тридцати, Аэродром очень большой, окружен березовыми балками, в одной из которых помещается наш лагерь. Южнее от лагеря проходит железная дорога, а вокруг небольшие села. Природа очень хорошая. Везде высокая трава, цветы, воздух очень свежий и в спокойное от ветра время наполнен ароматом цветов. Деревья — только березы. Очень много земляники, цветет шиповник. Трава очень хорошая и высокая, но косить ее, по-видимому, не будут. В лагерь мы приехали ночью, вернее вечером, а утром меня разбудил громкоголосый соловей, хоть птиц здесь мало. Утро было очень хорошее, но когда мы пошли набивать матрасы, комары, которых здесь ужасно много, дали себя почувствовать так, что и природу забыли, а быстрее убегали от них. Лагерь мы хорошо почистили и комаров теперь гораздо меньше. Устроились очень хорошо. Имеем хорошо оборудованную спортплощадку, ленинскую комнату, открытый театр, умывальник, душ, хорошую столовую, ветряную водокачку. В общем, все хорошо, плохо только, что нет полетов на Р-5 — нет горючего. Мы занимаемся теорией. Классы на открытом воздухе, и частенько во время занятий разводим костры, спасаясь от комаров. В караул ходим через 5 дней на шестой. Питание, как и было, в натяжку, не худаем, но и не наедаемся. Самочувствие неважное. Хочется поскорее окончить нашу школу, да уехать с этой школы. Некоторым моим товарищам не удалось стать летчиками. 300 человек со школы забрали в артиллерийское училище. От них получаю письма. Писем из дому не получаю уже полмесяца. Про отца ничего не знаю уже 3,5 месяца. Я уже окончательно потерял надежду на то, что когда-нибудь попаду на фронт летчиком.

 

2 сентября. Живем в лагере Каланчовка в 5 эскадрилье. Сюда мы были переведены 26 августа. 4 авиаэскадрилья расформирована и как таковая не существует. Славно мы пожили в лагере Густафьево. Последнее время жизни там мы частично занимались теорией, а по воскресеньям работали в колхозах. Последние 4 дня я работал в лесничестве, где время провел очень хорошо. Летать в Густафьево так и не пришлось. Там у нас было очень много свободного времени и я начал учиться играть на скрипке. Часто ходили за пределы лагеря за табаком, горохом, огурцами. Табак рвали сырой, а в лагере в лесу сушили его. С большой охотой употребляли горох. Огурцы здесь очень хорошие растут. Каждый день у нас пускали кинокартины, были танцы и вообще пожили культурно и хорошо.

 

Сейчас меня окружает обстановка куда хуже. Живем в землянках, везде грязно, столовая в землянке и там очень грязно и с потолка на столы сыплется песок. В караул ходим через день, работаем по постройке дорог и оборудованию лагеря. Здесь будем жить и зимой. Полетов не предвидится, теорией не занимаемся. Обстановка на фронтах очень тяжелая. Немцы уже ворвались на Северный Кавказ. Ворошиловград уже давно занят, г. Рубежное был занят 10 июля. Там остались и по всем данным не успели уйти мама и меньший брат Вася.

 

Связь имею только с отцом и Леней. Они в Уфе работают на заводах. От Костика Андреева ничего не получаю, от Колесниченка — тоже. Оба они на фронте и, может, их уже нет в живых.

 

Настроение мое неважное. Конца пребыванию в школе не видно, а жизнь-то не очень хорошая.

 

20 сентября. Живем там же в лагере Каланчовка. Работаем по оборудованию лагеря, через день ходим в наряд. Настроение неважное.

 

 


Страница 2 - 2 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру