Сочинения Владимира Мономаха. Поучение

Предисловие, комментарии и перевод А.Ю. Карпова

Князь Владимир Всеволодович Мономах (1053—1125, великий князь Киевский с 1113), несомненно, принадлежит к числу наиболее значительных фигур русского Средневековья. Его княжением по существу завершается эпоха Киевской Руси и начинается новый этап русской истории, получивший название удельного периода, или, в советской историографии, периода феодальной раздробленности. И именно Мономаху — причем еще даже до восшествия на "златой" киевский стол — пришлось вырабатывать те принципы, которые легли в основу нового политического устройства Руси.

Но Владимир Мономах вошел в русскую историю не только как государственный деятель и полководец, но еще и как писатель и мыслитель. Он является автором знаменитого "Поучения" — выдающегося памятника древнерусской литературы и общественной мысли, а также письма князю Олегу Черниговскому. Вполне вероятно, что в русской книжности сохранялись и другие сочинения, написанные им (известно, например, что князь обращался с "вопрошением" об "отвержении латинян" к киевскому митрополиту Никифору), но они не дошли до нашего времени.

Биография князя Владимира Всеволодовича известна нам относительно полно — благодаря летописи, а также его собственным сочинениям, особенно "Поучению", носящему во многом автобиографический характер.

Владимир (в крещении Василий) родился в 1053 году и был старшим сыном переяславского князя Всеволода Ярославича. По матери же Владимир приходился внуком правящему тогда византийскому императору Константину IX Мономаху. Родовое имя последнего и перешло к русскому князю.

Его взрослая биография, по его собственным словам, началась с 13-ти лет, когда он вместе с отцом стал принимать участие в княжеских трудах — ратных походах и охотах ("ловах"). Около 1067 года (дата предположительная) Владимир был послан отцом в Ростов, а затем какое-то время княжил в Смоленске, Берестье (Бресте), Турове, снова Смоленске… После того как отец Владимира Всеволод Ярославич стал киевским князем (октябрь 1078 года), Владимир получает Чернигов — один из главных городов тогдашней Русской земли. В годы киевского княжения Всеволода Ярославича (1078—1093) он становится фактическим соправителем отца — принимает участие во всех важнейших политических акциях, осуществляет на практике политику отца и воюет с противящимися ему князьями, а нередко и сам решает судьбы отдельных княжеств и их правителей.

После смерти отца (1093) в руках Владимира оказалась реальная власть над Киевом. Однако он добровольно уступает Киев своему двоюродному брату Святополку Изяславичу, старшему на тот момент среди потомков Ярослава Мудрого. В следующем году Владимир вынужденно оставляет и Чернигов, который переходит в руки другого его двоюродного брата Олега Святославича, и переходит на княжение в отчий Переяславль.

В годы своего переяславского княжения (1094—1113) Владимир становится не просто одним из наиболее авторитетных и влиятельных, но бесспорно самым авторитетным и влиятельным из русских князей. Именно его летопись называет инициатором созыва общекняжеских съездов в Любече (1097) и Витичеве (1100 год) — а ведь на этих съездах и были выработаны главные принципы будущего политического устройства Руси ("каждый да держит отчину свою"). Ценой невероятных усилий князьям удается примириться друг с другом, прекратить бесконечные междоусобные войны, объединиться перед лицом внешней опасности. И не случайно с именем Владимира Мономаха связана выдающаяся победа Руси над половцами, прекращение губительных половецких нашествий, обескровивших Русскую землю к концу XI века. В 1103, 1107, 1111 годах Владимир Мономах организует большие совместные походы в Степь, в которых принимают участие сильнейшие русские князья того времени. Редчайший случай — не будучи киевским князем и уступая в иерархическом отношении своим двоюродным братьям, он в ходе совместных военных действия объединенных сил русских князей безоговорочно выдвигается на первое место.

Став же великим князем Киевским (1113—1125), Владимир удерживает в своих руках всю Русскую землю, превращает Киев в наследственное владение своего рода. И не его вина в том, что его потомки, князья-"Мономашичи", не сумели в полной мере воспринять его политическое наследство и продолжить намеченный им курс.

И "Поучение" Владимира Мономаха, и его письмо князю Олегу Святославичу необходимо рассматривать в контексте той невероятно сложной политической ситуации, которая сложилась в Русской земле к концу XI века. Две главные опасности угрожали Руси — половецкая угроза и внутренние распри. И князь Владимир Всеволодович, долгие годы княживший в Переяславле — на самой границе Руси со Степью, лучше кого бы то ни было понимал, насколько две эти опасности тесно связаны между собой. Он, так много воевавший в своей жизни (в том числе и со своей "братией" — русскими князьями), лучше и яснее других осознавал необходимость мира и "любви" между князьями. Но это накладывало на князей особую ответственность — неизмеримо более тяжкую, чем на обычных людей, не обремененных мирской властью. Ибо власть для Владимира Мономаха — это не столько права, сколько обязанности, долг, своего рода послушание.

"Поучение" Владимира Мономаха адресовано его сыновьям. Но не только. Князь обращается и к другим слушателям и читателям ("инъ кто, слышав сю грамотицю") — имея в виду, прежде всего, своих "сродников", всех русских князей, которым выпадет после него "держать" Русскую землю и заботиться о ее покое и процветании. И в этом смысле его "Поучение" представляет собой и отцовское завещание детям, и свод нравственных правил, которым он призывал руководствоваться и своих сыновей, и всех прочих русских князей, и политическую программу в самом широком смысле этого слова.

"Первое, Бога деля и душа своея, страх имеите Божии в сердци своемь" — эта первая и главная (а в каком-то отношении и единственная, во всяком случае, исчерпывающая) заповедь Мономаха. Ибо исполнение христианского долга, следование путем общеизвестных христианских добродетелей и есть, по убеждению князя, единственный способ избежать в дальнейшем междоусобных войн и добиться мира и согласия между князьями.

Современные исследователи, в общем-то, единодушны в оценке роли Мономаха в создании новой политической системы Русского государства, основанной на "отчинном" владении землями. Но признание неприкосновенности "отчинных" владений, провозглашенной Любечским съездом, — лишь одна из двух составляющих его политической программы. Мы слишком привыкли отделять политику от морали. В средневековом же обществе эти категории, напротив, были практически неотличимы. В понимании князя Владимира Всеволодовича еще одной, важнейшей основой политического устройства общества и должен был стать "страх Божий" — чувство ответственности князей не только друг перед другом (многочисленные междоусобные войны со всей очевидностью показали, сколь мало значило для князей даже крестное целование), но и перед Богом, перед которым каждому из живущих на земле предстояло держать ответ на Страшном суде.

Причем все то, о чем Мономах писал в своем "Поучении", было в буквальном смысле выстрадано им. Он мог с полным основанием сослаться на собственный опыт. В этом отношении мы имеем совершенно уникальный и бесценный источник — дошедшее до нас его собственное письмо князю Олегу Черниговскому — его главному политическому противнику и личному врагу, более того, убийце его сына. Это письмо было написано в самый разгар войны между ними (начало 1097 года). И Владимир прощает убийцу своего сына и по существу снимает с него ответственность за случившееся, предлагает заключить мир, забыв о прежних обидах, обещает вернуть отобранные волости — но лишь при условии, что и сам Олег смирится и оставит свою гордыню. В этом письме — редчайший случай в истории войн — нет никаких политических требований. Только требования, так сказать, нравственного порядка: призывы к человечности, состраданию, христианскому долгу. И именно они рассматриваются автором как непременные условия установления прочного мира, способного положить конец междоусобию…

***
"Поучение" Владимира Мономаха, вместе с его же письмом князю Олегу Святославичу и Молитвой, традиционно приписываемой ему же, но, возможно, ему не принадлежащей, дошло до нас случайно, в единственном списке, в составе Лаврентьевской летописи, переписанной в 1377 году монахом Лаврентием, где оно читается под 6604 (1096) годом. Причем очевидно, что "Поучение" попало в летопись не на свое место, поскольку оно разрывает связный текст летописной статьи, рассказывающей о происхождении половцев и других соседних с Русью народов. (В рукописи Поучение находится на листах 78—84; см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 234, прим. з; Стб. 240—256. В других летописях, содержащих "Повесть временных лет" (Радзивиловской, Московско-Академической, Ипатьевской), текст статьи 1096 г. сохранился в нормальном виде, без "Поучения" Владимира Мономаха — ПСРЛ. Т. 38. С. 93; Т. 2. Стб. 224. При подготовке настоящего издания сочинений Владимира Мономаха за основу было взято издание Е. Ф. Карского (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 240—256), сверенное с факсимильным воспроизведением первой части Лаврентьевской летописи — Повесть временных лет по Лаврентиевскому списку. СПб., 1872. С. 155—169.). К тому же дошедший до нас текст "Поучения" дефектен: в самом его начале оказались пропущены четыре с половиной строки, которые, по всей вероятности, не были разобраны Лаврентием из-за ветхости оригинала; неясности и, возможно, пропуски встречаются в тексте и в других местах. (Сам Лаврентий в послесловии к переписанной им летописи сетовал на это: "…оже ся где буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите исправливая, Бога деля, а не клените, занеже книгы ветшаны, а умъ молодъ, не дошелъ".)

Жанр поучений детям получил широкое распространение в средневековой христианской литературе, как западной, так и восточной. Общим образцом для авторов служили наставления сыновьям в библейских книгах — "Книге притчей Соломоновых", "Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова", а также послания апостола Павла к Тимофею. Как отмечал в обобщающем труде по истории древнерусской литературы В. Л. Комарович (История русской литературы. Т. 1. М.; Л., 1941. С. 290—291), Мономах мог знать и византийские и западноевропейские сочинения в этом жанре — приписываемое патриарху Фотию поучение сыну византийского императора Василия I, труд византийского императора Константина Багрянородного "Об управлении империей", написанный тоже в форме отцовского поучения, "Наставления" французского короля Людовика Святого и апокрифическое поучение сыну англо-саксонского короля Альфреда, а также англо-саксонские "Faeder Larcwidas" ("Отцовские поучения"), сохранившиеся в библиотеке последнего англо-саксонского короля Гаральда, на дочери которого Гиде был женат Мономах (о возможном знакомстве Владимира Мономаха с западноевропейскими памятниками подобного жанра см.: Алексеев М. П. Англо-саксонская параллель к Поучению Владимира Мономаха // ТОДРЛ. Т. 2. М.; Л., 1935. С. 39—80;  Данилов В. В. "Октавий" Минуция Феликса и "Поучение" Владимира Мономаха // ТОДРЛ. Т. 5. М.; Л., 1947. С. 97—107). Непосредственным же образцом для "Поучения" Владимира Мономаха послужили памятники византийской литературы, уже переведенные к тому времени на славянский язык и вошедшие в своеобразную хрестоматию назидательной литературы древней Руси — т. н. "Изборник Святослава" 1076 г., — Слово св. Василия Великого "како подобает человеку быти", Поучение "некоего отца к сыну", Поучение Ксенофонта "к сынома своима", "Наставление Исихии, пресвитера Иерусалимского". Впрочем, Мономах создает сочинение очень своеобразное, глубоко личное, обращенное не только к его собственным сыновьям, но и к другим русским князьям: "дети мои или инъ кто слышавъ сю грамотицю…". В его "Поучение" вошел и подробный рассказ о прожитой жизни — своего рода автобиография князя, и это едва ли не самое заметное отличие "Поучения" от других произведений, созданных в этом жанре.

Вопрос о том, когда было написано "Поучение", решается историками по-разному. Еще первый издатель памятника А. И. Мусин-Пушкин отмечал, что "Поучение" составлено князем в конце жизни. Поскольку последний упомянутый Мономахом поход — против владимиро-волынского князя Ярославца Святополчича — Мусин-Пушкин датировал 1118 г., а уже в следующем году Ярославец был изгнан из Владимира, Мусин-Пушкин относил "Поучение" ко времени между 1119 и 1125 гг. (Духовная великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха детям своим, названная в Летописи Суздальской Поученье. СПб., 1793. С. 43, прим. 73, С. 50, прим. 83). Позднее датировка Мусина-Пушкина была уточнена, так как поход против Ярославца Святополчича, по летописи, имел место в 1117 г. Соответственно, "Поучение" стали датировать 1117—1125 гг. Эта датировка была, в частности, обоснована И. М. Ивакиным, посвятившим "Поучению" Владимира Мономаха наиболее обстоятельное исследование (Ивакин И. М. Князь Владимир Мономах и его Поучение. Ч. 1: Поучение детям; Письмо к Олегу и отрывки. М., 1901), и получила широкое распространение в литературе.

Д. С. Лихачев, вслед за В. Л. Комаровичем и И. У. Будовницем, нашел основания точно датировать "Поучение" 1117 г. — после походов на Ярославца Святополчича и Глеба Всеславича Минского (последний поход Лихачев датирует также 1117 г.), но до перевода Мономахова сына Мстислава из Новгорода в Белгород в том же году, так как Мстислав назван в "Поучении" "детя… стареишее новгородьское" (Повесть временных лет. Изд. 2-е. СПб., 1996. С. 515—516). Однако последний аргумент не может быть принят, поскольку Мстислав был выведен отцом из Новгорода во всяком случае еще до похода на Ярославца (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 284; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291); да и "новгородским" своего старшего сына Мономах, по-видимому, мог назвать и после оставления им Новгорода — слишком уж долго (с 1088 г., с перерывом) Мстислав княжил в этом городе, где после его ухода в Белгород остался на княжении его сын Всеволод.

Другая предложенная датировка также находит основания в тексте "Поучения". Этот вопрос был обстоятельно разобран еще в 1863 г. М. П. Погодиным (О Поучении Мономаховом // Известия 2-го Отделения Академии Наук. 1861—1863. Т. 10. С. 235—237), который обратил внимание на собственные слова Мономаха, разъяснившего причины появления "Поучения": "усретоша бо мя слы от братья моея на Волзе…" (с предложением изгнать князей Ростиславичей из их уделов), и на следующее далее замечание: "и се ныне иду Ростову". Следовательно, делал вывод Погодин, "Поучение" составлено Мономахом в пути к Ростову, во время подготовки не названных им по именам князей к походу против братьев Володаря и Василька Ростиславичей, а именно в 1099 г. (под этим годом летопись сообщает о походе на Володаря и Василька киевского князя Святополка Изяславича). Что же касается упоминания в сочинении Мономаха более поздних событий, то они, по мнению историка, представляют собой позднейшие вставки, принадлежащие, по всей вероятности, перу самого Мономаха. Это мнение также получило распространение в литературе. Позднее оно было существенно скорректировано С. М. Соловьевым (Сочинения. Кн. 1. С. 380, 679—680, прим. 134), который связал упомянутый Мономахом поход против Ростиславичей с несколько более поздними событиями, последовавшими за Витичевским съездом князей 1100 г.

Особое мнение относительно времени создания "Поучения" было высказано Н. В. Шляковым (О поучении Владимира Мономаха. СПб., 1900), который датировал памятник (как представляется, на основании целого ряда больших или меньших натяжек) февралем 1106 г. и даже еще точнее: пятницей 1-й недели Великого поста (которая в 1106 г. пришлась на 9 февраля); впоследствии, около 1117 г., "Поучение", по мнению исследователя, было еще раз отредактировано Мономахом.

Две основные датировки "Поучения" (1099 или 1100 и 1117 или 1117—1125 гг.) противоречат одна другой и как будто взаимно исключают друг друга. Попытки согласовать их или опровергнуть одну из них предпринимались исследователями неоднократно. Так, И. М. Ивакин относил все трудные для объяснения и противоречащие его датировке памятника места в "Поучении" к ошибкам и опискам позднейшего переписчика, а именно Лаврентия. Характерен пример с выражением "и се ныне иду Ростову", на которое обратил особое внимание М. П. Погодин. И. М. Ивакин рассматривал сохранившееся чтение как ошибку вместо якобы читавшегося в оригинале: "и-Смолиньска (из Смоленска. — А. К.) идохъ (с заменой настоящего времени на прошедшее! — А. К.) Ростову". Однако палеографически такое исправление (а точнее, целый ряд исправлений) выглядит совершенно необоснованным. В своем классическом пособии по древнерусской текстологии Д. С. Лихачев привел критерии, по которым могут быть приняты те или иные конъектуры (исправления в тексте), предложенные исследователями: "Текст без этих конъектур непонятен, с конъектурами он вполне ясен. Конъектуры не потребовали больших изменений в тексте. Палеографически они… обоснованы, при этом может быть объяснено, почему именно произошли искажения текста…" (Лихачев Д. С. Текстология. На материале русской литературы X—XVII вв. Л., 1983. С. 167). Ни одному из этих требований конъектура, предложенная Ивакиным, не отвечает; сама необходимость ее появления вызвана исключительно желанием обосновать определенную датировку памятника, которой читающаяся в тексте фраза противоречит. Об этом приходится говорить столь подробно потому, что конъектура И. М. Ивакина (как и целый ряд других предложенных им исправлений, также не достаточно обоснованных текстологически) была принята последующими исследователями и издателями "Поучения", в том числе А. С. Орловым, тем же Д. С. Лихачевым и О. В. Твороговым (Орлов. С. 146; ПВЛ. Изд. 2-е. С. 104; БЛДР. Т. 1. СПб., 1997. С. 468 — в последнем издании даже не обозначено курсивом исправление "идох" вместо читающегося в оригинале "иду"). Что же касается рассказа о встрече Мономаха с послами от "братьи", то и здесь Ивакин видит порчу тексту, предполагая пропуск в оригинале целого листа.

Но если не вносить в текст насильственной и не вынужденной правки, то становится очевидным, что какая-то одна, непротиворечивая датировка "Поучения" Владимира Мономаха попросту невозможна. Д. С. Лихачев, принявший, как мы только что отметили, поправки И. М. Ивакина, решил этот вопрос следующим образом. Сохранившееся в Лаврентьевской летописи "Поучение" Владимира Мономаха, по его мнению, первоначально состояло из трех отдельных самостоятельных произведений: собственно "Поучения", "Летописи" жизни Мономаха (или "Автобиографии") и письма Мономаха князю Олегу Святославичу; впоследствии все три сочинения были соединены самим князем. Первое из этих сочинений — собственно "Поучение" — было написано в 1099 г. (в связи со встречей с "послами", предложившими князю поход против Ростиславичей) и впоследствии, в более пожилом возрасте, было переработано самим Мономахом; второе — "Автобиография" — создано в 1117 г.; третье — письмо Олегу — в 1096 г. (см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. Л., 1987. С. 98—102). Но если относительно самостоятельного характера письма Владимира Мономаха князю Олегу Святославичу, никаких сомнений быть не может, то разделение собственно "Поучения" и "Автобиографии" кажется искусственным и совершенно излишним.

В самом деле, главная идея и первой, основной части "Поучения", и рассказа Мономаха о своей жизни совпадает: на собственном примере князь показывает торжество главных христианских добродетелей — смирения, страха Божия, трудолюбия и т. д. Вывод, который он делает из сказанного о совершенных им военных походах и подвигах на охоте, полностью подтверждает то, о чем князь так убедительно писал в основной части своего "Поучения". Более того, совпадают и многие обороты: и в начале, и в конце памятника князь обращается не только к детям своим, но и к "инъ прочетъ"; и там, и там именует свой труд "грамотицей".

Итак, "Поучение" Владимира Мономаха (разумеется, без его письма Олегу) представляет собой единое произведение. Единое по жанру, но единое ли по времени работы над ним? Мысль о том, что князь возвращался к "Поучению" и дорабатывал его, высказанная еще М. П. Погодиным и Н. В. Шляковым и поддержанная Д. С. Лихачевым, кажется весьма плодотворной. Более того, неоднократное обращение князя к этому программному для него произведению кажется даже обязательным. "Поучение" Мономаха обращено к его сыновьям. Но у князя было несколько сыновей, причем по меньшей мере от двух жен, и, как показали последние исследования, разница в возрасте между ними была внушительной (о датах рождения сыновей Владимира Мономаха см.: Кучкин В. А. Чудо св. Пантелеймона… С. 57—63). Показательно, что в 1151 г. князь Вячеслав Владимирович, пятый сын Мономаха, обращается к Юрию (шестому сыну Мономаха) с такими словами: "Язъ тебе стареи есмь не маломъ, но многомъ: азъ уже бородатъ, а ты ся еси родилъ" (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 430). Кажется несомненным, что по мере взросления младших сыновей и наделения их уделами князь Владимир Всеволодович должен был наделить их и текстом своего "Поучения", а потому наличие по меньшей мере двух этапов в работе над этим памятником более чем вероятно.

Можно согласиться с основным выводом М. П. Погодина: Мономах, действительно, сам указал причину, заставившую его взяться за перо ("усретоша бо мя слы от братья моея на Волзе …"); по всей вероятности, именно на этом пути ("и се ныне иду Ростову") он и начал работу над "Поучением". Очень показательно, что, подробно рассказав о своем черниговском и переяславском княжении, Мономах ни словом не обмолвился о княжении в Киеве. На мой взгляд, это однозначно свидетельствует о том, что "Поучение", в основной своей части, написано до вступления Мономаха на киевский престол, то есть до мая 1113 г.

Относительно же самой встречи Мономаха с послами от "братьи" я склоняюсь скорее к датировке С. М. Соловьева, который, как отмечалось выше, указывал не на 1099 г. (поход Святополка на Ростиславичей), но на 1100 г. (ситуацию после Витичевского съезда князей), но с некоторыми уточнениями. На мой взгляд, едва ли князь Святополк Изяславич, виновный в недавнем злодейском ослеплении Василька Ростиславича (поступок вызвавший осуждение всех князей и особенно Владимира Мономаха), мог предложить Мономаху участие в походе на Ростиславичей. Этот поход не рассматривался как общий для русских князей (участие в нем Святослава-Святоши, сына черниговского князя Давыда Святославича, не меняет дела); он преследовал исключительно корыстные цели одного Святополка, надеявшегося захватить волость Ростиславичей. На Витичевском же съезде 1100 г. произошел открытый разрыв между большинством князей (Святополком, Владимиром Мономахом, Олегом и Давыдом Святославичами), с одной стороны, и братьями Ростиславичами, с другой; последние решительно отказались выполнить волю князей и довольствоваться на двоих одним Перемышлем (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 274). В летописи, правда, ничего не говорится о какой-либо подготовке к военным действиям против Володаря и Василька. Но, может быть, именно твердая позиция Мономаха и предотвратила войну? Во всяком случае, свои волости (Володарь — Перемышль, а Василько — Теребовль) братья сохранили.

Есть еще одно соображение, которое косвенно может свидетельствовать в пользу датировки "Поучения" временем после Витичевского съезда. Как показал Н. В. Шляков, Мономах, работая над "Поучением", находился под влиянием богослужения первой недели Великого поста, что, очевидно, также имеет датирующий характер (с этим выводом согласился и В. Л. Комарович). Но в таком случае, Мономах не мог взяться за "Поучение" в связи со встречей послов от Святополка в 1099 г.: из "Повести временных лет" известно, что Святополк занял Владимир-Волынский (после чего и замыслил поход на Ростиславичей) в Великую субботу 1099 г. (там же. Стб. 269); следовательно, он мог направить послов к Мономаху уже после Пасхи. Витичевский съезд 1100 г. состоялся в августе, что также не согласуется с датировкой "Поучения" временем Великого поста. Но приготовления к возможной войне с Ростиславичами могли начаться уже после съезда. Не исключено, что Мономах встречался с послами от "братьи" в Великий пост уже следующего, 1101 г. В таком случае, начало работы над "Поучением" можно было бы датировать мартом этого года (первая неделя Великого поста в 1101 г. пришлась на 10—16 марта). Этому в принципе совершенно умозрительному предположению как будто находятся некоторые подтверждения в тексте самого "Поучения". Вызвавшая столько споров фраза "и се ныне иду Ростову" (которой, по всей вероятности, завершалась автобиографическая часть "Поучения" в его первоначальном виде и которая может быть связана с работой Мономаха над "Поучением") следует сразу же за сообщением о поездках князя "по 3 зимы" к Смоленску. Мы определенно знаем лишь об одной его поездке в Смоленск после поездки 1095 г. (упомянутой в "Поучении" ранее) — в Великий пост 1100 г., когда 7 марта, "на средохрестие", он заложил в Смоленске кафедральную церковь Пресв. Богородицы. (Точная дата основания церкви приведена в Новгородской Карамзинской летописи — ПСРЛ. Т. 42. СПб., 2002. С. 72; с этого известия начинается статья 6608 г. В 1100 г. 7 марта действительно приходилось на среду четвертой (срединной) седмицы Великого поста ("средокрестие"). В Ипатьевской летописи известие датируется 6609 (1101) г. — ПСРЛ. Т. 2. Стб. 250.) Таким образом, если принимать во внимание внутреннюю хронологию "Поучения", то "нынешний" поход князя к Ростову можно было бы датировать временем после марта 1100 г.