"Мнение Патриарха Никона о Соборном Уложении..."

Предисловие, подготовка текста и комментарии Г.В. Талиной

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ

Русская Церковь в XVII в. как и на протяжении всего периода феодализма являлась, с одной стороны, крупнейшим феодальным институтом, с другой, — важнейшей составляющей частью феодальной государственности. Нередко Церковь называют идеологом государства, "идейным штабом" (1). Православная Церковь в значительной мере отличалась от Церкви католической. Одно из различий заключалось в ее меньшей самостоятельности. В патриарший период, наступивший с конца XVI в. зависимость Церкви от царской власти еще более усилилась. Во многом этому процессу способствовали те реформы, которые были произведены патриархом Филаретом, являвшимся не только церковным, но и государственным деятелем, и мыслившим управление Церковью унифицированным с управлением государством. Управление патриаршей областью при Филарете выстроилось по аналогии с управление государственным: были сформированы патриаршие приказы (Разряд — для судебных дел; Казенный — для сборов с духовенства; Дворец — для заведования хозяйством патриарших вотчин и др.). По своему статусу патриаршие приказы приравнивались к государственным учреждениям, в каждом приказе сидел патриарший боярин с дьяками и подьячими, патриаршие дьяки, управлявшие приказами, фактически являлись государственными служащими, ответственными не только перед патриархом, но и царем, который в случае отсутствия патриарха брал управление патриаршей областью в свои руки.

По сложившемуся к середине XVII в. порядку церковное управление находилось под постоянным и непосредственным надзором государственной власти: царь назначал и смещал патриархов, созывал церковные соборы, направлял их деятельность, изменял их решения, иногда самолично издавал церковные законы (2).
Между тем, говорить о полном отсутствии церковной самостоятельности было бы явным преувеличением. Материальной основой этой независимости служили огромные земельные владения, составлявшие к началу XVII в. 1/3 всех феодальных владений России. Хотя Земские соборы 1580–1584 гг. запретили монастырям приобретать и получать в качестве вклада родовые и выслуженные вотчины, но реальных результатов ни в конце XVI, ни в первой половине XVII в. эти решения не давали.

Тенденция усиления самодержавной власти, отчетливо проявлявшаяся в России с середины XVII в. не могла не сказаться на изменении взаимоотношений между государством и Церковью. Государство мечтало видеть Церковь, с одной стороны, — сильной, но, с другой, — подчиненной себе. Новая концепция церковно-государственных отношений проявилась в Соборном Уложении.

"Соборное уложение 1649 г." определило различные направления церковно-государственных взаимоотношений. Среди них вопросы административных и судебных привилегий духовенства; церковного землевладения; прав духовных иерархов и монастырей иметь свои слободы и промыслово-торговые заведения на посадах.

Соборное уложение встретило резкую критику со стороны значительных кругов духовенства, и в первую очередь — патриарха Никона. Его мнение о законодательном своде, взаимоотношениях царской власти и церковной организации нашли отражение в "Мнениях патриарха Никона об Уложении и проч."

Соборное уложение стало первым светским памятником, разбиравшим преступления против Церкви и определявшим наказания по ним. Первой главой этого памятника стала глава "О богохульниках и церковных мятежниках". Царская власть брала под свою защиту христианское вероучение, определяя всякое преступление против него как возложение хулы на Бога. Такая формулировка позволяла подвести под нее любое, враждебное православию религиозное и общественное движение или учение. Любое богохульство влекло за собой смертную казнь через сожжение (Гл. 1, Ст. 1). По мнению А.Г. Манькова Уложение брало под защиту государства основы православного вероучения только в самой общей форме, без определения направлений, враждебных ему. Тем самым светская власть предоставляла власти духовной самостоятельно разбираться в делах веры (3).

Такая позиция государства не была оценена частью духовенство. Никон, обличая составителей Уложения, полагал, что сам этот свод законов есть "хула на Бога": "И что болше тоя хулы, еже отложити вся заповеди Христовы: и святых Апостол, и святых Отец заповеди и каноны, лгати на Господа и на святых Его…". Ложь "на святых Его" Никон, прежде всего, видел в том, что авторы Уложения изначально оговаривали в тексте законодательного свода, на основании каких светских и духовных памятников Уложение составлено, и которые по мнению Никона не были использованы. "Пишешь в своем сложении, на листе 63-м: и по государеву цареву и великаго князя Алексея Михайловича всея Русии указу, бояре князь Никита Иванович Одоевской с товарыщи, выписал из правил святых Апостол и святых Отец и из градских законов греческих царей и из старых судебников прежних великих государей и прочее. И что из правил выписал, из которых правил?…" Основным аргументом в подтверждении мнения Никона об Уложении как "бесовской", "беззаконной книги" стал тезис о том, что "суд Божий, а не царев". "Отвещай, в которых правилех написано, что суд велиаго государя царя, а не Божий. Мы же ти рехом выше и ныне глаголем, яко суд Божий есть… И царие слуги суть Божии".

Подтверждение тому, что Уложение нарушило это незыблемое правило, Никон видел в несчастьях, постигших Россию след за принятием нового законодательного кодекса. "…А елицы беззаконно согрешиша, беззаконно и погибоша и царства их запустеша. Не сия ли вся збышася на нас по писанному: соберу на них злая и стрелы Моя скончаю в них… Не быша ли морове велицы во царствующем граде Москве и во всех градех лютою язвою и неисцелною? Не возбоя ли сердце царево, егда мору бывшу, царице же на Москве со царевичем Алексеем и со царевнами, и не веде, что сотворити и камо бежати. …Коликиия тмы скончашася мором по градом и по селом и по деревням и на войне? Не убояше ли всяка душа человечя? Не сметаша ли ся послы, от царя посылаеми до Москвы в мор и от Москвы до царя?.. Не все ли быша, по писанному, псом и свиниям на растерзание, птицам небесным и зверем земным на пожрение и расхищение?"

В русле ранее охарактеризованной нами мысли Никона о том, что Уложение в целом поставило царя над Богом, Никон критикует и тот факт, что Уложение отдало предпочтение власти светской над властью духовной, возвеличило все, что так или иначе исходит от государя и связано с ним. Эту тенденцию Никон усматривает даже в тех статьях законодательства, которые касаются порядка работы государственных учреждений в церковные и светские праздники. "Ты же како смел еси в своем ложном и проклятом писании, в десятой главе, в 25 статье: Да суда же не судити и никаких дел в приказех не делать, оприч великих царственных дел, в день Рождества Христова, в день Святаго Богоявления и в иные Господьския Праздники: Сырная неделя, Первая неделя великаго поста, Страстная неделя, седмь дней по Пасце. Да в которой день приспеет праздник день рождения государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всеа Русии и его благоверныя царицы и великия княгини Марии Ильиничны и их благородных чад. О, пребеззаконниче и злобесный человече, како не устыдеся, ни устрашися. … А ты, злострастный человече, не исповеда Того Бога быть и Господа нашего Иисуса Христа, аки проста человека пишешь… Не усохл бы скверный твой язык изглаголати или написати: Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и ниже праздник нарече, но день. А яже о царе, да в который день приспеет праздник, день рождения государя царя и прочее, такожде и о царице и о их чадех. Которыя праздники? Которое таинство, разве что любострастно и человеческо? И во всем приподобил еси человеков Богу, но и предпочтеннее Бога".

Критикуя Уложение как в целом, так и отдельные его главы и статьи, Никон, тем не менее, не подвергает критике все без исключения положения нового законодательства в отношения Церкви. Отчасти к таковым можно отнести те статьи главы "О богохульниках и церковных мятежниках", которые направлены на поддержание порядка и благочиния церковных служб. В тот период, когда готовилось и составлялось Уложение (40-е гг. XVII в.) Никон, как и большинство людей, радеющих о престиже русской Церкви, был единодушен с царем Алексеем и его окружением в вопросе о необходимости исправления беспорядков, творящихся во время церковных служб. Церковные службы были длительными и утомительными. Чтобы их сократить одновременно священник читал свою молитву, дьячок свою, хор пел псалмы. Иными словами: вводилось "многоголосие". Прихожане были не в состоянии что-либо разобрать из этой службы, а по сему занимались своими делами, часто не имеющими ничего общего с вопросами духовными. В итоге, авторитет Церкви в обществе падал, распространялись суеверия, на лицо был упадок нравственности духовенства и прихожан.