Исторические "земли" как основа территориального деления Древнерусского государства в домонгольский период
Территориальный аспект государственного управления в России на протяжении всей её истории имел приоритетное значение. Даже не касаясь столь обширного вопроса, как предрасположенность этносоциального архетипа российского общества к корпоративно-общинным формам социальной организации, следует сказать, что правота данного тезиса подтверждается хотя бы значительным удельным весом пространственного фактора в социокультурных и политических процессах становления и развития российской государственности (1).
В несколько упрощённом виде исследование территориальных характеристик государственного управления в России можно производить через призму системы административно-территориального деления государства в разные периоды его истории. При этом, однако, следует иметь в виду, что в случае узкого понимания исследовательской задачи (исследования АТД в процессе его исторической эволюции) из поля зрения исследователя в значительной мере пропадает та составляющая территориального государственного управления, которая, используя современную терминологию, может быть названа «региональной политической системой» или «региональным политическим режимом». Под данными терминами (если отбросить законодательно-правовые коннотации понятия «регион», а оставить только географическую составляющую) (2) подразумевается совокупность механизмов организации власти и управления в рамках какой-либо ограниченной территории в составе государства, а также конкретная политическая практика реализации этих механизмов (3). Таким образом, говоря об эволюции административно-территориального деления, мы описываем только развитие системы территориальной дифференциации управления (включая развитие системы распределения полномочий между разными уровнями территориального управления), но никак не затрагиваем политическую практику управления в элементах этой системы — внутри единиц административно-территориального деления разного уровня.
В силу обширности тематики объединение этих двух аспектов и исследование их в исторической перспективе является достаточно проблематичным и трудоёмким процессом. В данном исследовании будет рассмотрена только первая составляющая — собственно административно-территориальное деление, без включения в поле рассмотрения политической практики отправления власти в рамках конкретных территорий — единиц АТД.
При этом конечной целью работы будет показать как раз таки важность территориального аспекта государственного управления России, о которой говорилось вначале. Как представляется, период «Руси Изначальной», первые века существования Российского государства являются одной из наиболее ярких иллюстраций верности этого тезиса.
В первую очередь, говоря об эволюции административно-территориального деления Древней Руси (включая и период феодальной раздробленности), следует сказать, что этот процесс неотделим от другого, более масштабного — процесса складывания российской государственности и формирования российской государственной территории. Если логически эти процессы ещё могут быть разведены (сначала возникает государство, а потом складывается система территориального управления в рамках этого государства), то фактически развитие территориального управления и образование государства происходят параллельно.
Пример Древней Руси подтверждает это положение. Во-первых, следует отметить, что в силу определённой исторической специфики складывание российской государственной территории и системы административно-территориального управления в первые века русской истории (IX–XII вв.) происходило одновременно — причём не только по общим хронологическим рамкам развёртывания обоих процессов, но и в каждом конкретном случае изменения государственной территории; фактическое включение той или иной территории в состав Российского государства предполагало первоначальное распространение на эту территорию системы административно-территориального управления (в форме полюдья и дани, например). Таким образом, логически в этой схеме распространения скорее система территориального управления идёт впереди государства, чем государство — впереди системы территориального управления.
Во-вторых, процесс складывания государственной территории и системы территориального управления имел длительный характер и шёл естественным путём. По выражению выдающегося русского историка А.Н. Насонова, «территория древнерусского государства образовалась не с появлением в Киеве Олега и Игоря, а в результате длительного внутреннего процесса, начавшегося задолго до этого события и протекавшего в течение столетий после него» (4).
С учётом этого факта, можно отметить ещё некоторые особенности эволюции системы административно-территориального деления в Древней Руси. В частности, нужно сказать, что она не устанавливалась «сверху» — неким княжеским «уставом» или грамотой. Наоборот — все те места в источниках права Древней Руси, которые касаются территориального управления, представляют собой лишь формальное закрепление уже существовавшей на практике территориальной дифференциации управления. Конечно, с дальнейшим развитием российской государственности роль княжеской власти в трансформации территориального управления становилась всё более весомой. Однако в первые века существования российского государства система территориального управления была органичным порождением принципов и особенностей племенного древнеславянского общежития, установившихся на огромной территории от Балтийского моря до причерноморских степей.
В итоге, из всего вышесказанного вытекает первый важный вывод — в рассматриваемый нами период о собственно административно-территориальном делении государства в чистом виде говорить не приходится. Таким образом, применявшийся кое-где выше термин «административно-территориальное деление» по отношению к древнерусскому государству — это, на самом деле, содержательно не совсем уместная стилизация. Именно поэтому более адекватным в нашем случае является уже употреблявшийся выше более общий термин — «территориальная дифференциация управления» или просто «территориальное деление».
Все перечисленные особенности системы территориального управления Древней Руси, а также процесса её складывания помогают нам более адекватно очертить границы объекта и предмета исследования. Таким образом, в качестве предмета будет рассмотрено исторически сложившееся в результате культурных, экономических, политических, наконец, процессов территориальное деление древнерусского государства, ставшее итогом некой политической и общественной практики и лишь затем закреплённое в неких формальных источниках (источниках права), отражавшее также некоторые различия в управлении разных составных частей государства. При этом объектом будет выступать та самая конкретная политическая и общественная практика управления, хозяйственной и политической жизни древнерусского государства, которая сформировала данную структуру территориального деления государства.
Памятуя о вышеозначенной конечной цели данной работы, более конкретной целью исследования будет, соответственно, рассмотрение этого исторически сложившегося территориального деления древнерусского государства. Достижение этой цели будет опосредовано решением ряда задач, которые, в силу специфики исторического развития системы территориального деления Древней Руси, могут быть сформулированы следующим образом:
— рассмотрение исторических предпосылок и длительного, носившего преимущественно культурный и экономический характер, процесса складывания системы территориального деления территории Древней Руси на отдельные «земли», являвшиеся наиболее крупными единицами этого территориального деления и ставшие впоследствии основой для формирования независимых княжеств;
— рассмотрение политической практики административного деления государства при Святославе, Владимире, Ярославе и Ярославичах, выразившейся в выделении уделов в едином государстве и «посажении» членов княжеской семьи в этих уделах в качестве наместников киевского князя. Данная форма территориального управления исторически была первой политически сознательной мерой государственной власти в части организации территориального управления в государстве;
— рассмотрение более мелких единиц территориального управления, исторически возникших в процессе складывания централизованного государства и закрепившихся в политической и правовой практике в период феодальной раздробленности.
Хронологические рамки исследования определить не так уж и просто, как это, быть может, кажется с первого взгляда. Верхняя граница может быть установлена достаточно чётко — 1238 год, год начала нашествия монголов на Русь. Основные проблемы возникают при определении нижней границы. Как уже было сказано выше, складывание системы территориального деления страны происходило не одномоментно. При этом начало данного процесса отследить принципиально невозможно — не только в силу нехватки археологических и уже тем более письменных источников, но, скорее, в силу объективно «нефиксируемого» характера момента зарождения этого процесса. По выражению известного русского историка А.Е. Преснякова: «Переход от племенного быта к строю городских волостей остаётся неуловимым в сколько-нибудь конкретных чертах» (5).
Таким образом, нижняя граница рассматриваемого нами периода может быть определена достаточно условно. Таковой границей, по-видимому, следует считать рубеж IX–X вв. Эта дата берётся за точку отсчёта лишь на том основании, что именно с этого периода мы можем с уверенностью констатировать проявление определённых признаков процесса складывания территориального деления региона проживания славянских племён.
Отдельно стоит сказать о базе источников данного исследования. Безусловно, одной из главных её особенностей является её ограниченность. В том, что касается первого периода — периода складывания исторических областей русского государства, ставших основой для независимых княжеств в эпоху феодальной раздробленности — приходится опираться почти исключительно на довольно скудные археологические источники, а также на весьма ограниченный круг зарубежных письменных источников (преимущественно византийских). По мере приближения к верхней границе рассматриваемого периода (к 1238 году) роль и число письменных источников (теперь уже преимущественно русских) значительно возрастает. При этом большинство из них носит исторический характер (летописи); число источников по древнерусскому праву, в которых как-либо отражено древнерусское территориальное деление государства, в общем массиве источников не слишком значительно. Кроме того, говоря о древнерусских источниках права, не стоит переоценивать их значение для нашего исследования; как уже было сказано выше, они по большей части лишь закрепляли существующую политическую практику (и то в весьма ограниченных рамках). Соответственно, их можно считать дополнительным источником по вопросу древнерусского территориального деления, но никак не основным (каковым они являлись в последующие периоды русской истории).
Наконец, следует также отметить, что по целому ряду конкретных вопросов выводы историка, занимающегося историей Древней Руси вообще и проблемой её территориального деления в частности, могут носить только вероятностный характер — в силу отсутствия бесспорных подтверждений этих выводов (археологией, письменными источниками и т.д.). Особенно это касается первого из выделенных нами периодов — периода складывания исторических «областей» («земель», «волостей») древнерусского государства. Обратимся теперь к нему.
Не углубляясь в частные вопросы возникновения и определения границ российской государственной территории, а также внутренних границ её территориального деления, попытаемся обрисовать общую схему формирования территории Древней Руси и её исторического территориального деления.
Как уже было сказано выше, данный процесс носил длительный характер и определить точную дату его начала мы не можем. Однако некоторое общее представление о том, как это происходило, мы можем составить.
Во-первых, говоря о складывании государственной территории Древней Руси, можно выделить некоторые «центры» складывания таковой. При этом стоит особо подчеркнуть, что речь не идёт о складывании государственности как таковой, для которой необходимы лидеры, властные институты, наконец — политические центры, подчиняющие себе другие территории будущего государства. В данном же случае имеются в виду центры экономические, в меньшей степени — культурные, наконец — административные.
Следует оговориться, что не стоит смешивать административный центр, осуществляющий управление той или иной территорией, с центром властным, политическим. Власть — отношения подчинения, выстраиваемые в рамках определённой властной структуры (государства, в частности). Управление — не более чем координация общественных отношений, направленная на предотвращение общественного хаоса. Администрирование, таким образом, ещё не является предпосылкой для формирования властной вертикали, сопровождающей (в нашем случае) возникновение государства или, по крайней мере, образования полугосударственного типа. На территории будущего государства может быть множество административных центров, но политических центров, объединяющих вокруг себя территорию страны — весьма ограниченное количество (часто хватает и одного) (6).
Таким образом, центры складывания будущей государственной территории Древней Руси характеризуются экономическим, культурным и административным «притяжением» окружающих их территорий. Соответственно, эти центры становились основой для формирования некоторых областей вокруг них, которые впоследствии, при образовании единого государства, становились его составными частями (в том числе и административно).
Во-вторых, первоначально такими центрами притяжения окрестных территорий (причём в достаточно широком радиусе) в Древней Руси были южнорусские города во главе с Киевом, Черниговом и Переяславлем, а также Новгород. При этом отдельный вопрос составляет проблема политического центра Руси и источника российской государственности (споры между Киевом и Новгородом за роль такового до сих пор не завершены). Этот вопрос в данном исследовании рассматриваться не будет.
Дальнейшее распространение экономического, административного, культурного, а затем и политического влияния в рамках территории Древней Руси происходило из указанных центров, причём все прочие административные центры древнерусского государства являются вторичными по отношению к трём южнорусским городам и Новгороду — либо хронологически, либо содержательно, политически.
В-третьих, следует особо подчеркнуть, что складывание государственной территории древнерусского государства и, тем более, исторических областей внутри государства не происходило на этнической основе — на основе древнеславянских племён, раскиданных по территории Восточно-Европейской равнины. В связи с этим не совсем верным является достаточно распространённое в массовой исторической литературе утверждение, что древнерусское государство образовалось на основании племенного объединения полян, живших в Поднепровье (7).
Четвёртый момент. Вместо этнической основы, складывание целостных территорий вокруг определённых центров происходило на основании трёх факторов — экономического обмена, дани (в том числе и в форме полюдья) и суда (8).
Идея укрепления связей между поселениями на основании экономического обмена между этими поселениями относительно ясна. Однако не стоит преувеличивать роль древнерусского города в этом процессе. Действительно, при упрощённом подходе, на основании вышеприведённых рассуждений можно утверждать, что город являлся ремесленным и экономическим центром тянувшейся к нему области. Рост внутреннего рынка привёл к постепенному увеличению его роли в обеспечении товарами всей окрестной сельской округи. Таким образом и произошло формирование отдельных «областей» как составных частей древнерусского государства, которые представляли собой своеобразные, в современной терминологии, «промышленные округа» (9), торгово-ремесленным центром которых был областной город (10).
Однако такой взгляд в целом неверен. Не отрицая торгово-ремесленной роли города для некоторой ближайшей сельской округи, по ряду товаров — возможно, и для гораздо более обширной территории, следует признать, что не меньшую (быть может, даже большую) роль играли экономические связи, установившиеся между малыми сельскими поселениями в пределах определённой области. Таким образом, формировался не моноцентричный внутренний рынок, в центре которого находился город, а полицентричный рынок, где город являлся лишь самым крупным центром, но не единственным (11).
Такая структура экономических связей никак не может быть увязана с этническими границами древнеславянских племён. Соответственно, во многом поэтому и стало возможным формирование исторических «областей» и всей государственной территории в целом не по этническому признаку. Объединение в исторические «области» происходило на основе экономических связей (12).
Вторым фактором объединения разных территорий в единые исторические «области» была система сбора дани, в том числе и в форме полюдья. В этом случае город как раз таки являлся единственным административно-экономическим центром данных территорий, который с помощью дани мог осуществлять своё экономическое влияние на территорию и производить своеобразное перераспределение ресурсов внутри территории. Через систему сбора дани происходило постепенное искусственное включение тех или иных территорий в ареал административного влияния определённого центра (города).
Данничество явилось одним из сильнейших факторов сплочения протяжённых по площади территорий в целостные исторические «волости» (при этом оно также не учитывало этнические границы). В условиях огромных территорий именно оно сыграло решающую роль в объединении (фактор экономического обмена в пределах больших территорий терял, конечно же, свою значимость). «Полюдье, — писал, в частности, Б.А. Рыбаков, — первая, наиболее обнажённая форма господства и подчинения, осуществления права на землю, установление понятия подданства» (13).
Наконец, третьим фактором объединения служил княжеский суд. Данный фактор является относительно поздним по сравнению с двумя другими; повышение его влияния наблюдалось с формированием системы удельного правления после образования древнерусского централизованного государства (см. далее), а также на этапе перехода к феодальной раздробленности. Кроме того, необходимой предпосылкой для повышения влияния этого объединительного фактора является создание более или менее целостной и общеобязательной системы права (обычное право таковой не являлось). Данный процесс получил своё преимущественное развитие только в эпоху Ярослава (первая половина XI в.).
Пятый пункт нашей схемы формирования государственной территории и территориального деления Древней Руси гласит, что те факторы, которые обуславливали формирование единых «земель» в ареале расселения славянских племён, сыграли свою роль и в формировании единого централизованного государства (т.е., в процессе формирования государственной территории). Конечно, ещё меньшую, чем на уровне отдельных «земель», роль играл фактор экономического обмена. Главенствующим являлся фактор дани и, впоследствии, княжеского суда. Впрочем, княжеский суд в итоге не смог стать важным фактором для поддержания государственного единства и основную свою роль сыграл как раз на уровне удельных княжеств. Что же касается дани, то она являлась основным инструментом административного объединения территорий в государство (14).
В-шестых, как уже отмечалось выше, формирование государственной территории и складывание единых «земель» происходило параллельно. Наглядно это можно продемонстрировать на примере региона, называемого А.Н. Насоновым «Русской землёй» — территории Поднепровья, объединяющей будущие Киевскую, Черниговскую и Переяславскую «земли» (15). Наряду со складыванием этих «земель» мы наблюдаем в данном регионе образование крупного полугосударственного объединения, существование которого отражено в договорах Олега и Игоря с греками (X в.) (16).
Не рассматривая подробно процесс формирования древнерусского централизованного государства, отметим, в итоге, что к моменту его образования (что связывают с именами первых русских князей — Олега, Игоря, Святослава, Владимира), в рамках древнерусского государства продолжалось формирование исторических «областей», связанных вместе экономическим обменом при достаточно важной (но не абсолютной) роли центрального города «области», системой данничества, ориентированной также на главные города «земель» (где первоначально получателем дани была, по-видимому, племенная знать, а затем — удельный князь), а также системой суда удельного князя. Таким образом, мы имеем в древнерусском государстве к моменту его образования уже более или менее установившуюся (исторически) систему территориального деления — со своей административной практикой. Эта практика была использована первыми киевскими князьями для организации управления на этих территориях, которые и стали основой своеобразной «сетки административно-территориального деления» древнерусского государства.
В рассматриваемый нами период (Х — начало XIII в. — период существования древнерусского централизованного государства и образованных на его территории удельных княжеств до монгольского нашествия) основными историческими «землями» древнерусского государства были: Киевская, Черниговская, Переяславская, Галицко-Волынская, Полоцкая, Новгородская, Смоленская, Рязанская, Владимиро-Суздальская (17). Сформированы были эти земли определённой экономической и административной практикой общежития славянских общин на данных территориях. Эта «историческая» система территориального деления, как уже сказано, и стала основой территориальной дифференциации управления в древнерусском государстве, а административные и экономические факторы объединения разрозненных поселений в исторические «волости» стали основой для организации управления в государстве.
Говоря о системе территориального деления и территориального управления при первых киевских князьях (до начала эпохи феодальной раздробленности) (18), следует выделить три компонента данной системы, рассмотрение которых представляется целесообразным в рамках нашего исследования:
— система наместничества в «землях» (формирование уделов и передача их в управление сыновьям правящего князя);
— организация системы сбора дани в масштабе государства и на территории отдельных «земель»;
— организация княжеского суда на территории «земель».
Определённые признаки складывания системы наместничества в исторических «волостях» древнерусского государства, при которой наместниками князя становились его сыновья, можно обнаружить ещё в середине X в., когда сын Игоря Святослав управлял Новгородом (19). Своё продолжение традиция передачи некоторых частей государства в управление родственникам правящего князя получила при Святославе, который, отправляясь в поход в Болгарию, оставил своим киевским наместником старшего сына Ярополка, в Древлянской земле «посадил» Олега, а в Новгороде — Владимира (20).
Своего, если угодно, «расцвета» система выделения в государстве «уделов», передаваемым в управление сыновьям князя, достигла в правление Владимира. Согласно летописи, распределение было следующим: Вышеслав получил в управление Новгород, Святополк — Туров, Ярослав — Ростов в Северо-Восточной Руси (после смерти Вышеслава он стал новгородским князем; ростовским князем стал Борис), Глеб — Муром, Мстислав — Тьмуторокань, Всеволод — Владимир-Волынский, Святослав — Древлянскую землю, Станислав — Смоленск, Судислав — Псков, Позвизд — Луцк на Волыни (21).
В правление Ярослава Мудрого система распределения сыновей князя по «волостям» была следующей: Владимир правил Новгородом, Изяслав — Туровом (после смерти старшего сына Ярослава, Владимира, получил в управление также и Новгород), Святослав — Черниговом, Всеволод — Переяславлем (а также Ростово-Суздальской землёй), Игорь — Владимиром на Волыни, Вячеслав — Смоленском (22).
Эпоха Ярославичей, когда государство управлялось триумвиратом старших сыновей Ярослава Мудрого (Изяслав, Святослав, Всеволод) закрепила это распределение (с некоторыми трансформациями). С распадом триумвирата происходит быстрый переход к феодальной раздробленности. С образованием на основе исторических «волостей» независимых княжеств принцип управления в форме выделения «уделов» не уходит в прошлое, но закрепляется в политической практике вплоть до эпохи формирования русского централизованного государства в XV–XVI вв.
Следует отметить, что, по всей видимости, наместники киевского князя помещались во всех главных городах исторических «земель» Древней Руси, а также и в других крупных городах (система территориального управления внутри исторических «земель» будет показана ниже). Однако наделение статусом наместника сыновей правящего князя и дарование им в управление определенной части государства (той или иной исторической «волости») представляет собой, как кажется, несколько иной уровень организации территориального управления.
Выделение в государстве «уделов», по своим территориальным границам совпадавших с границами исторических «земель» либо их отдельных частей (о таковых мы можем говорить применительно, например, к Турову или Древлянской земле, которые исторически находились в составе Киевской «земли», а выделились из её состава лишь во второй половине XII в.) (23), представляло собой образование внутри государства своеобразных автономных территорий, самостоятельных в своих внутренних делах и связанных с верховной властью лишь системой дани, а также политическими (а не административными!) и семейными связями. Трудно перечислить все причины, обусловившие возникновение подобной системы территориальной дифференциации власти и управления в Древней Руси, подтолкнувшие первых князей формировать разветвлённую систему «уделов». Это, впрочем, и не входит в задачи данного исследования. Конечно, следует отметить, что фактор значительной протяжённости территории государства сыграл далеко не последнюю, если не решающую, роль — более удобным было формирование системы связанных лишь на высшем уровне территориальных единиц, чем осуществление прямого управления на всей огромной территории страны. Соответственно, княжеские наместники, сидевшие в городах, не обладали, по-видимому, достаточно широким объёмом полномочий. Их роль была в основном административной, тогда как роль удельных князей, приходившихся сыновьями киевскому князю, была, кроме прочего, ещё и властной (см. выше о власти и управлении).
По своему статусу удельные князья являлись наместниками киевского князя в своих «волостях». Они представляли в своих уделах власть киевского князя и в рамках данной территории являлись властным олицетворением древнерусского государства. С другой стороны, они выступали в качестве соправителей киевского князя в границах древнерусского государства (24). Так, в частности, в период правления Владимира Святого князь принимал некоторые важнейшие для всего государства решения совместно со своими сыновьями — правителями разных частей государства (25).
При этом в достаточно широких рамках полномочий сыновья киевского князя являлись хозяевами в своих владениях (если угодно, то вполне «Rex in regno suo est Imperator regni sui») (26) — «но лишь постольку, поскольку отец признавал их таковыми» (27). Таким образом, связь автономных «волостей» в едином государстве осуществлялась на самом высшем уровне — уровне межкняжеских политических отношений верховенства/подчинения (в некотором роде, вариант отношений вассалитета), а также на уровне внутрисемейных отношений отца и сыновей (28).
Другим, не менее важным механизмом связи автономных «волостей» был сложный порядок сбора дани на их территории, а также её распределения между разными географическими и политическими регионами и центрами государства.
С одной стороны, как уже было отмечено выше, дань, собираемая в пределах исторической «волости», шла в центральный город «волости» и служила фактором скрепления территории «волости». С другой стороны, можно отметить существование некоторых пограничных, как правило, территорий, эксплуатировавшихся соседними «волостями» совместно (29).
При этом существовала также исторически сложившаяся либо установленная политически, а впоследствии закреплённая формально перекрёстная система даней между разными «волостями», разными территориями государства (что, таким образом, объединяло «волости» в отношениях друг с другом). Показателен пример смоленской дани. С одной стороны, в период пребывания в Смоленске Владимира Мономаха Смоленску отходила часть даней, собираемых Мономахом в Ростово-Суздальской земле для его отца, черниговского князя Всеволода Ярославича. С другой стороны, в Чернигов шла и дань с собственно Смоленской земли (30).
Существовал также и вертикальный механизм распределения даней, согласно которому часть даней с каждой «земли» шла в Киев, политический центр страны. Так, Ярослав Мудрый «по уроку» (оговоренная в отношении своего размера дань) выплачивал своему отцу Владимиру в Киев 2/3 собираемой в Новгороде дани (2000 гривен) (31).
Наконец, стоит отметить и тот факт, что в сфере распределения даней ещё одним фактором связывания отдельных «волостей» в единое государство была практика равномерного распределения внешних по отношению к Руси даней, выплачиваемых Руси другими народами и государствами, между некоторыми наиболее важными городами государства. Так, по договорам Олега и Игоря с греками «месячное», получаемое от греков, распределялось поровну между Киевом, Черниговом и Переяславлем (32).
Отдельно стоит сказать несколько слов о территориальной дифференциации сбора даней внутри исторических «земель»/удельных княжеств. Одной из форм сбора являлось известное полюдье, представлявшее собой сезонные поездки князя с дружиной по территории княжества с остановками в определённых пунктах («становищах»), в которых и происходил сбор дани (33). Конечно, полюдье служило некоторое время также формой сбора дани и в масштабах всего государства (34). Другой формой организации сбора дани было создание так называемых княжеских «погостов» — своеобразных населённых пунктов, в которых находилась княжеская дружина, наместник данной территории, и которые служили «стационарными» пунктами сбора дани (35).
Следует отметить, что в иных случаях «погосты» и «становища» совпадали; однако, по большей части «погосты» были распространены в удалённых частях государства, населённых племенами, сравнительно недавно вошедшими в состав русского государства и сохранившими свою племенную структуру. Таким образом, в данном случае мы наблюдаем практику постепенного включения в ареал древнерусского государства тех или иных новых территорий (через систему организации дани). Функции власти первоначально ограничиваются сбором дани, который осуществляется на базе княжеского «погоста», не идентичного племенному центру или центральному поселению данной территории. Лишь затем, по мере укрепления влияния Киева на этой территории, происходит перемещение полюса власти из племенного центра в княжеский «погост», который становится административным и политическим центром данной территории (теория «переноса городов») (36).
В наибольшей степени княжеские «погосты», согласно данным археологии, были распространены в Ростово-Суздальской, Смоленской и Новгородской «землях».
«Погосты» и «становища» являлись также и центрами отправления княжеского правосудия (первоначально — в той степени, в какой в нём возникала необходимость, в силу господства обычного права; особенно это актуально для «погостов», создававшихся на первоначально чужеродной территории со своей племенной структурой). При этом, до момента складывания единого правового пространства Древней Руси (принято считать — на основе «Русской Правды»), в каждой «области» существовала своя собственная правовая система — основанная на обычном праве, практике судопроизводства или, на более позднем этапе, на формальных источниках права, актуальных только для данной «области». Насколько эти правовые системы различались между собой — рассмотрение данного вопроса не входит в задачи нашего исследования (тем более, что оно сопряжено со значительными трудностями, обусловленными нехваткой исторических данных). Однако в целом правота данного тезиса вряд ли может быть поставлена под сомнение.
Примером может служить «Древнейшая правда» — одна из составных частей «Русской правды», являвшаяся первым писаным источником права на Руси. Первоначально она принималась по итогам конфликта Ярослава Мудрого (тогда ещё новгородского князя) с новгородцами в 1015 году и представляла собой некий «ряд» (договор), заключённый князем и горожанами и распространявшийся только на территорию Новгородской земли (37). В 1024 году аналогичный «устав» был принят Ярославом для Ростово-Суздальской земли (став попыткой урегулировать отношения после языческого восстания, произошедшего в «области») (38).
Итак, в период становления централизованного древнерусского государства при первых киевских князьях за основу территориальной дифференциации управления в государстве (необходимость таковой была продиктована в первую очередь обширностью территории государства) было положено существовавшее историческое деление на отдельные «волости» Древней Руси, управление которыми осуществляли сыновья правящего киевского князя. Связь образовавшихся удельных княжеств в рамках единого государства осуществлялась посредством политических механизмов подчинения удельных князей киевскому князю, семейных связей в рамках княжеского рода, а также системы сбора и распределения дани. В рамках удельных княжеств существовала своя территориальная специфика отправления суда и сбора дани.
Выше были рассмотрены единицы территориального деления Древней Руси высшего порядка — удельные княжества, выросшие из исторических «волостей». Логично, следовательно, обратиться к структуре административно-территориального деления Древней Руси низшего порядка, благодаря которой было организовано управление в рамках удельных княжеств на местном уровне. Эта система АТД была той управленческой матрицей, в рамках которой развёртывались все общественные процессы в «волостях» — в том числе и описанные выше сбор дани и отправление суда в княжествах.
Исторически первой системой управления на местном уровне в Древней Руси была так называемая десятичная (численная) система управления. Она выросла из военной структуры племенной организации древнеславянских племён и представляла собой деление территории и, в первую очередь, проживающего на ней населения по десятичному принципу — за основу брался десяток, разное количество десятков группировалось в более крупные объединения.
По условному десятичному делению одна историческая «волость» соответствовала «тьме», то есть, десяти тысячам. Термин «тьма» впоследствии стал соответствовать одному удельному княжеству (Смоленская «тьма», Киевская «тьма» и т.д.). Приравнивание одного княжества к десяти тысячам было примерным. Реальное число «тысяч» в пределах княжества могло быть различным. Во главе «тысячи» стоял тысяцкий. Каждая «тысяча», в свою очередь, делилась на «сотни». «Сотня», как правило, представляла собой комплекс из нескольких «весей» — деревень или сёл. Во главе сотен стояли сотские, старосты («староста» — от фразы «старший ста», т.е., сотни) либо «старцы земские». Наконец, «сотни» делились на «десятки», возглавляемые десятскими. «Сотни» и «десятки» составляли самый низший уровень управления, непосредственно взаимодействовавший с населением. Основой исчисления выступали взрослые мужчины-работники (потенциальные ратники) (39).
Как уже было сказано выше, единицы «десятичного» территориального деления выступали в качестве базы для развёртывания всех общественных процессов (т.к., сложились органично, в рамках племенной структуры) — хозяйственной деятельности, военной организации, сбора дани (размеры дани также согласовывались в зависимости от «десятичной» организации общества), организации судопроизводства, наконец — организации политического пространства внутри «волостей». Так, исторически политическим ядром Черниговской «земли», наряду со Стародубом и Новгородом-Северским, была территория, названная в источниках «Сновской тысячей» (образовавшаяся вокруг древнерусского города Сновска, находившегося недалеко от Чернигова, на р. Десне) (40).
В связи с рассмотрением десятичной системы следует указать ещё вот на что. Будучи основан на механическом учёте численности, десятичный принцип, хоть и предполагал существование некоторой численности на некоторой территории, не имел отчётливого территориального императива. Собственно принципом территориального деления он не был. Основной ценностью выступало население, работающее на земле и потенциально способное «превратиться» в военную рать.
Изменение положения вещей мы можем наблюдать с распространением полюдья, служившего олицетворением, по выражению Б.А. Рыбакова, приведённому выше, права князя на землю, на которой он собирает дань. Установление и развитие всё более крепких связей между отдельными территориями в рамках исторических «волостей», приведшее со временем к возникновению независимых княжеств на территории Руси, привело также и к разложению десятичной системы, рудимента племенного строя.
Действительно, шедший параллельно с развитием государства процесс объединения территорий внутри исторических «волостей» со временем оказался преобладающим по отношению к процессу объединения исторических «волостей» в государство. Наличие системы даней внутри «области», действие системы княжеского суда, формировавшие отношения подданства удельному «областному» князю, процессы экономического обмена, не в последнюю очередь наличие самого князя как политического центра объединения «волости» и дальнейшего выделения её из состава государства — всё это привело в итоге к дроблению Древней Руси на несколько княжеств, сосредоточенных вокруг своих политических центров, а затем к дроблению самих княжеств на более мелкие единицы (по тем же причинам). Таким образом, следует признать, что феодальная раздробленность была неизбежным и естественным этапом развития древнерусского общества; её истоки были заложены ещё в догосударственный период древнерусской истории.
В становящихся территориально и политически независимыми княжествах формировалась и новая система управления. В условиях дробления территории страны на отдельные княжества десятичная система оказывалась неэффективной и громоздкой. К тому же, она как было сказано выше, не учитывала территориальный императив, возобладавший, в итоге, в процессе объединения «волостей», и роль политического центра объединения. В XII–XIII вв. на смену десятичной приходит дворцово-вотчинная система, завязанная на личность князя (либо, в более общем виде — на политический центр княжества) и отдававшая приоритет территории.
Территория княжества (теперь — именно территория) представала в качестве основной ценности; она выступала в качестве вотчины — передаваемой по наследству личной собственности правящего князя. В смысле социальной структуры население княжества организовывалось таким образом, чтобы удовлетворять потребности «дворца» — потребностей князя, его дружины, в широком понимании, политического центра княжества. В смысле территориальной структуры внутри княжества система наместничества/посадничества была организована по территориальному признаку; наместник князя выступал главой определённой территории, а не определённой численности населения. Так, выросшая из системы «концов» в Новгороде (41) система «пятинного» деления Новгородской земли (предполагала существование пяти отдельных территориальных единиц в рамках «земли», называвшихся «пятинами» и своеобразными лучами расходящихся от Новгорода к внешним границам Новгородской земли — Водская, Обонежская, Деревская, Шелонская и Бежецкая) (42) была организована как раз по территориальному принципу, с определением чётких границ «пятин».
Служившая основой системы независимых княжеств в период феодальной раздробленности дворцово-вотчинная система в том или ином виде просуществовала до периода образования русского централизованного государства в XV–XVI вв. При этом, правда, отдельно стоит рассмотреть период татаро-монгольского ига, характеризовавшийся своими особенностями организации административно-территориального деления на Руси. Однако это уже выходит за рамки нашего исследования.
В заключение отметим ещё раз основные выводы нашего исследования.
Итак, исторически складывание древнерусского государства, его государственной территории происходило параллельно с формированием на территории Древней Руси исторических «волостей» («земель», «областей») — объединений территорий, тяготевших к определённому административному, а затем и политическому центру, центральному городу этой «земли». Факторами объединения являлись особенности, структура и теснота экономического обмена в рамках данной территории (причём центральный город в этом отношении не играл абсолютной роли), система и границы сбора дани на этой территории, границы распространения княжеского суда на этой территории. Этнический фактор не играл определяющей роли.
Объединение формирующихся исторических «волостей» в единое государство обуславливалось теми же факторами. При этом с образованием централизованного древнерусского государства — при первых киевских князьях — за основу территориального деления государства (которое было необходимым для эффективного управления страной — в силу её значительной территориальной протяжённости) была взята существовавшая система исторического деления на «волости», которые стали удельными княжествами древнерусского государства. Во главе этих княжеств стояли сыновья правящего киевского князя, являвшиеся его наместниками, представителями власти на этих территориях и, одновременно, соправителями в масштабах государства. При этом связь удельных княжеств в рамках государства существовала на высшем уровне; в широких рамках своих полномочий внутри княжеств удельные князья были полностью автономны. Связь же автономий в рамках государства осуществлялась механизмами политическими (подчинение удельных князей киевскому князю), семейными (подчинение сыновей киевского князя отцу), а также механизмами сбора и распределения дани.
Единицы территориального деления низшего порядка внутри «волостей» и в масштабах всего государства организовывались по десятичному принципу (десятичная или численная система управления), который представлял механическое деление территорий на основе численности проживавшего на них населения. Десятичная система являлась базовой матрицей для развертывания хозяйственных, военных, даннических, судебных, административных и политических отношений в «землях». При этом первоначально «земли» имели собственную специфику права, и, в меньшей степени, сбора дани.
Десятичная система не характеризовалась отчётливым территориальным императивом. В процессе дальнейшего развития исторических «волостей» их внутренние объединительные импульсы оказались сильнее внешних объединительных импульсов, в масштабе всей Древней Руси (что было предопределено изначально — самим характером параллельного развития «волостей» и государственной территории). Результатом стало формирование на основе «волостей» независимых княжеств периода феодальной раздробленности. Десятичной системе управления в период раздробленности на смену пришла дворцово-вотчинная система, характеризующаяся приоритетом территории и завязанная на политический центр княжества.
Таким образом, с самого начала в русской истории важную роль играла территория. Формирование государства произошло на основе объединения неких исторических «территорий», которые стали основой как для древнерусского централизованного государства, так и для системы независимых княжеств периода феодальной раздробленности. При этом осознание территориального императива, обусловившее формирование системы территориально обособленных, взаимоисключающих государственных образований произошло значительно позже. Признаком и предпосылкой для углубления такого осознания стала дворцово-вотчинная система управления, заменившая десятичную систему, являвшуюся рудиментом племенного строя. Однако даже независимые княжества периода раздробленности не являлись полностью территориально обособленными и взаимоисключающими образованиями. Складывание системы обособленного и исключающего территориального суверенитета произойдёт на Руси (как и в Европе) (43) гораздо позже — в Новое время.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Институт губернатора в России: традиции и современные реальности / Под ред. Н.С. Слепцова. М., 1997. С. 5.
2. Разные аспекты понятия «регион» см., например, в: Регион как субъект политики и общественных отношений. М., 2000.
3. Подробнее о региональных политических системах и региональных политических режимах (в теории, а также в современной России) см.: Вартумян А.А. Региональный политический процесс: динамика, особенности, проблемы. Монография. М., 2004. Гл. 2.
4. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 3.
5. Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. М., 1938. Т. I. Киевская Русь. С. 74. Ср., например, с мыслью В. Сергеевича: «Скрытый от глаз историка (курсив мой. — С. Е.) процесс возникновения первоначальных волостей совершался, надо думать, медленно…» (Сергеевич В. Русские юридические древности. М., 1902. Т. I. С. 1). При этом стоит отметить, что в указанных сочинениях «скрытым от глаз историка» считается весь процесс складывания государственной территории древнерусского государства и системы её территориального деления, а не только момент начала развёртывания этого процесса. Думается, что это неверная точка зрения. В определённый момент времени некоторые признаки протекания процесса территориальной дифференциации государственной территории могут быть обнаружены со всей отчётливостью. Собственно, на признании верности этой точки зрения и основывается всё данное исследование.
6. Естественно, приведённые здесь определения не отражают всей полноты и сложности таких явлений, как власть и управление. Более подробно об их соотношении см., например: Rosenau, James N. Governance, Order, and Change in World Politics // Governance Without Government: Order and Change in World Politics / Ed. by James N. Rosenau and Ernst-Otto Czempiel. New York, 1992. р. 4.
7. См., например: Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А. История России: учебник. М., 2004. С. 20.
8. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. Гл. IV.
9. К слову, в дискуссии о роли городов в процессе образования древнерусского государства, которая велась в советской историографии, данное словосочетание по отношению к «областям» Древней Руси применялось весьма активно. См., например: Третьяков П.Н. Расселение древнерусских племён по археологическим данным // Советская археология. 1937, № 4; Арциховский А.В. В защиту летописей и курганов // Советская археология. 1937, № 4.
10. Такая точка зрения нашла наиболее полное отражение в трудах М.Н. Тихомирова. См.: Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956.
11. В частности, исследования известнейшего советского историка, специалиста до истории Древней Руси Б.А. Рыбакова показывают, что карта распространения сельских поселений и рынков сбыта сельской ремесленной продукции не позволяет говорить о полной зависимости сельской округи от города. См.: Рыбаков Б.А. Ремесло древней Руси. М., 1948. С. 461.
12. Так, Черниговская «земля» как одна из исторических «областей» Древней Руси включала в себя территории, населённые северянами, радимичами и вятичами. См.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 51-52.
13. Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М., 2003. С. 93. При этом, однако, стоит иметь в виду, что полюдье выступало более высоким уровнем даннических отношений; дань же, приносимая данниками самостоятельно (не сопровождавшаяся поездкой князя по подвластным территориям), ещё не могла служить безусловным признаком утверждения права на землю, хотя уже могла считаться выражением подданства.
14. Развитость системы дани между разными «землями» в составе единого древнерусского государства на примере смоленской дани см.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 48-49. Также см. далее данное исследование.
15. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. Гл. II.
16. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 30-31.
17. Такой перечень приводит А.Н. Насонов.
18. С точки зрения самостоятельности вышеназванных исторических «волостей», выступивших основой для формирования независимых княжеств, начало эпохи феодальной раздробленности можно отсчитывать с конца XI в., с завершения эпохи Ярославичей, для которой ещё было характерно стремление к поддержанию формального единства государства (что выражалось в прямом или опосредованном подавлении самостоятельность «земель»).
19. Пресняков А.Е. Княжое право. Лекции по русской истории. М., 1993. С.30.
20. Пресняков А.Е. Княжое право. Лекции по русской истории. М., 1993. С.30.
21. Полное собрание русских летописей. Т. 1: Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 121; Т. 9: Никоновская летопись. Ч. I. М., 1965. С. 57; Т. 40: Густынская летопись. СПб., 2003. С. 46.
22. Шахматов А.А. Повесть временных лет. Пг., 1917. Т. I. С. XXV. Соответственно распределению князей по уделам в период правления того или иного киевского князя мы можем иметь общее представление о существовавшем в этот период территориальном делении (высшего порядка) Киевской державы.
23. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 55-56. Следует отметить, что выделение в рамках исторических «волостей» «уделов», начавшееся ещё в период древнерусского централизованного государства и принявшее значительные размеры в эпоху феодальной раздробленности, изначально было обусловлено, по-видимому, теми же факторами «объединения», которые были описаны выше — границами экономического обмена, границами сбора дани и отправления княжеского суда (в данном случае они выступили факторами «разъединения»). Однако чрезвычайно важную роль, особенно с началом периода раздробленности, приобрёл фактор политический. Т.е., с одной стороны, система «уделов» внутри независимого княжества, образованного на основе исторической «волости», могла закреплять существующее внутри этой «волости» историческое разделение на основе экономического обмена, суда и дани, но могла быть и результатом политической борьбы внутри княжества, между княжествами и т.д.
24. Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2005. С. 27.
25. Так, участие сыновей Владимира в принятии решения об установлении церковной десятины и церковных судов подтверждено Церковным уставом князя Владимира (см.: Древнерусские княжеские уставы / Подг. к изд. Я.Н. Щапов. М., 1976. С. 15 — Архангельский извод Оленинской редакции Устава, по классификации Я.Н. Щапова).
26. «Король в своём королевстве — император своих владений» (лат.). Позднесредневековая максима, оправдывающая феномен государственного суверенитета (цит. по: Ruggie J. G. Territoriality at millennium’s end // Constructing the World Polity: Essays on International Institutionalization. London, 1998, р. 184).
27. Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2005. С. 54.
28. тКарпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2005. С. 54.
29. В качестве примера можно привести древнерусский город Обловь, находившийся у истоков Угры в современной Смоленской области, который формально входил в состав Черниговского княжества (ранее — Черниговской «земли»), но в котором, среди прочего, собиралась также «гостиная дань» в Смоленск. См.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 66.
30. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 48.
31. Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2005. С. 74.
32. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 30.
33. Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М., 2003. С. 104.
34. См., например, о «большом полюдье» времён Игоря, Ольги и Святослава, описанном византийским императором Константином Багрянородным: Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М., 2003. С. 91-114.
35. Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2005. С. 36.
36. Петрухин В.Я., Пушкина Т.А. К предыстории древнерусского города // История СССР. 1979. № 4; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI вв. Смоленск, М., 1995; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Формирование сети раннегородских центров и становление государства (Древняя Русь и Скандинавия) // История СССР. 1986. № 5.
37. Зимин А.А. Правда Русская. М., 1999. С.89-98.
38. Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XI вв. М., 1984. С. 59-60.
39. Подробнее о десятичной системе см.: Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М., 2003. С. 288. Стоит отметить, однако, что некоторая терминологическая нечёткость рассуждений Б.А. Рыбакова может привести к содержательной путанице: говоря о десятичной системе, историк (в духе марксистско-ленинской историографии) рассматривает её как основу для складывания феодальных вотчин, во многом экстраполируя на десятичную систему те положения, которые характерны исключительно для дворцово-вотчинной системы управления, заменившей десятичную (что, в итоге, не всегда верно).
40. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 57 и далее.
41. Важно, конечно, понимать, что своеобразие системы «концов» в Новгороде, служившей также разновидностью десятичной системы, состояло в её ориентированности на местное самоуправление, вершиной которого было известное вече.
42. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 117 и далее. Упоминания о «пятинном» делении Новгородской земли встречаются, впрочем, только в последней четверти XV в. Соответственно, их подробное рассмотрение выходит за рамки нашей темы. Однако как пример территориального — по принципу, положенному в основу — деления они весьма показательны. Примечательно, к слову, что на юге Руси, в Поднепровье, которое, как отмечено выше, было, наряду с Новгородом, одним из центров складывания первоначальных исторических «земель», организация территории тоже формировалась по лучеобразному принципу: Киевская, Черниговская, Переяславская земли образовывались и расширялись, расходясь в разные стороны от общего для всей этой территории («Русской земли» А.Н. Насонова) центра — треугольника, вершинами которого были, соответственно, Киев, Чернигов и Переяславль (Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951. С. 51).
43. Подробнее см., например: Ruggie J. G. Territoriality at millennium’s end // Constructing the World Polity: Essays on International Institutionalization. London, 1998.
© Все права защищены
http://www.portal-slovo.ru
