О новой книге известного историка

Щагин Э.М. Очерки истории России, её историографии и источниковедения (конец XIX — середина XX вв.). М.: ВЛАДОС, 2005. 759 с.

Прошедший XX век оставил важный след не только в истории нашей страны, но и в истории самой отечественной исторической мысли. Трудно вспомнить другую такую эпоху, когда бы так часто менялся вектор исторического мышления и которая бы требовала от историков такой твёрдости и принципиальности в отстаивании истины и своей научной позиции. Не просто пришлось и поколению историков, работающих на рубеже XX—XXI вв. За считанные десятилетия историческая наука пережила время наиболее полного господства “марксистского” официоза, за ним последовал период “либерального” нигилизма по отношению ко всему отечественному, и вот сейчас происходит некая «реабилитация» отечественной истории. Многие с удивлением «обнаруживают» для себя, что в ней были не только тёмные, но и светлые страницы, которыми мы вправе гордиться. К сожалению, исследователей, сумевших выдержат давление со стороны быстро менявшейся конъюнктуры в наши дни можно назвать не так уж и много. К числу таких историков, на протяжении всего своего творческого пути проявлявших научную принципиальность и последовательность, без всяких сомнений, относится и Э.М. Щагин, свидетельством чему служит и его очередная книга, вышедшая к 75-летнему юбилею учёного.

В новой книге собраны работы, написанные преимущественно в последние полтора десятилетия. В то же время, в ней помещено несколько более ранних статей, не утративших своё актуальное звучание и в наши дни. Включая их в сборник, составители и сам автор исходили из завета великого российского поэта, согласно которому только «дикость, подлость и невежество не уважает своего прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим». Тем самым читатель получает возможность бросить взгляд на весь творческих путь учёного, проследить эволюцию интересов и взглядов историка.

Книга разделена на четыре раздела. Первый из них посвящён преимущественно вопросам аграрной истории на рубеже XIX—XX вв. Для нашей страны — это время важного цивилизационного скачка, перехода от традиционного, аграрного к современному индустриальному обществу. Характерной его чертой являлся слом привычного уклада жизни. Поиск нового шёл не только в хозяйственной сфере, но и в обустройстве быта, организации семейных отношений, представлениях о добре и зле, формах социализации, системе жизненных ориентиров и т.д. Понятно, что наиболее глубокий след начавшаяся трансформация должна была оставить на облике русской деревни, русского крестьянства. Какими путями шло внедрение нового, в чём конкретно оно проявлялось на разных этапах переустройства деревни? Как новое уживалось со старым, можно ли проследить элементы преемственности? Как крестьянство относилось к переменам в своей жизни? Эти и другие не менее принципиальные вопросы становятся предметом диалога автора с читателями. Что же волнует его в первую очередь?

На перекрёстке развернувшихся на рубеже XIX—XX вв. в русской деревне процессов естественным образом оказалась община, крестьянский мир. Община на протяжении веков являлась для крестьянина защитным механизмом, средством выживания в сложных условиях. Модернизация поставила под угрозу существование самой общины. Крестьянин оказывался один на один с тяготами, которые нёс с собой проникавший в деревню капиталистический уклад. Консервативное по своей природе крестьянство готово было силой защищать свой разрушавшийся мир. Не случайно именно через общинные механизмы большинство крестьян втягивалось в погромные и политические выступления в 1905—1907 гг. Но процессы, протекавшие в деревне, столь же сильно влияли и на рост протестных настроений в городах. Современные исследования эволюции промышленных рынков труда на материалах Европы и США убедительно показывают, что повсеместно этап перехода от аграрного к индустриальному обществу чреват активизацией революционных выступлений рабочих, поскольку нищающее сельское население устремляется в города, а это, в свою очередь, ведёт к удешевлению рабочей силы в промышленности и снижению уровня жизни занятых в ней наёмных работников. И если прежде царизм пытался использовать общину в качестве административного и фискального механизма, то после 1905 г. он увидел в ней угрозу.

И вот тут-то в поле зрения историков оказывается столыпинская земельная реформа. С одной стороны, разрушая общину, Столыпин подрывал способность крестьян к самоорганизации, но с другой стороны — способствовал капитализации деревни, а следовательно — радикализации значительной части сельского населения. Именно стремлению разобраться в парадоксальности и противоречивости столыпинских аграрных преобразований Щагин посветил большинство статей первой части сборника. По справедливому замечанию историка, объективному изучению этой темы всегда мешала крайняя политизация суждений, свойственная уже современникам Столыпина и перешедшая в работы историков всех последующих поколений. Характерно, что и негативные, и апологетические оценки столыпинских преобразований в трудах историков лишь повторяли то, что уже было высказано в ходе самого столыпинского землеустройства. Щагин, с одной стороны, не признаёт правоты тех, кто видит в столыпинской реформе панацею от всех бед российского сельского хозяйства. Но, с другой стороны, он отвергает точку зрения тех, что столыпинская реформа не удалась, поскольку её основной целью являлось создание в деревне слоя стратегических собственников через разрушение общины. В чём же историк находит подлинную суть начатых Столыпиным преобразований? Она видится ему в решении не политических, а скорее экономических задач: повысить продуктивность крестьянских хозяйств. Разрушение общины в этом случае выступает не как цель реформы, а исключительно как одно из средств (наряду с такими элементами, как землеустройство, распространение новых более урожайных культур, развитие системы финансовой поддержки крестьян, внедрение более прогрессивных форм ведения хозяйства и др.).

Историк стремится доказать, что столыпинская реформа позволила существенно нивелировать негативные последствия революции 1905 г., а в перспективе — ощутимо подстегнуть темпы развития села. Он приводит цифры роста в годы между революцией и началом Первой мировой войны урожайности основных сельскохозяйственных культур, а так же их экспорта, показывает увеличение крестьянских сбережений в сфере мелкого кредита. В эти же годы происходит снижение чересполосицы, переход к прогрессивному восьмипольному хозяйству. Пореформенная деревня шла по пути всё более широкого использования техники и удобрений. Несколько отдельных статей первой части сборника посвящены таким важным элементам столыпинской реформы, как развитие фермерских хозяйств и проведение переселенческой политики, сыгравшей свою роль в освоении обширных восточных территорий и вовлечении в сельскохозяйственных оборот новых плодородных земель. При этом исследователь стремится глубже понять специфику развития крестьянского хозяйства Востока страны. Авторская концепция столыпинских преобразований звучит убедительно и весомо, помимо прочего, ещё и в силу опоры автора на труды своих выдающихся предшественников, выдающихся отечественных учёных-аграрников предреволюционной России разных направлений. С одной стороны это такие представители организационно-производственной школы, как А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев, Рыбников и др., а с другой стороны — не менее известные сторонники теории рыночно-капиталистической эволюции крестьянского хозяйства Н.Д. Кондратьев, С.Н. Прокопович, Б.Д. Бруцкус, Литошенко и др.

Самым подробным образом Щагиным разбирается бурный рост крестьянской кооперации на рубеже XIX—XX вв., который особенно ускорился после революции 1905—1907 гг., что историк, не в последнюю очередь, так же объясняет успехами столыпинской реформы. Кооперация позволяла крестьянству эффективно сочетать свои прежние коллективистские принципы с потребностями перевода хозяйства на новые рыночные рельсы. В этой связи любопытны озвученные Щагиным данные, которые подтверждают готовность выделившихся из общины столыпинских крестьян поддерживать хозяйственные связи с другими крестьянскими дворами в рамках кооперации. Ещё не так давно интерес к кооперации был очень значительным. Сегодня он явно пошёл на спад. Хотелось бы, чтобы публикация в сборнике материалов по развитию дореволюционной кооперации вновь оживила интерес историков к этой значимой форме крестьянской самоорганизации, позволившей нашей стране укрепить своё место на мировым рынке сельхозпродукции — опыт, который в наши дни представляется особенно актуальным.

Второй раздел книги посвящён истории страны в эпоху революционных потрясений. Помещённые в ней материалы охватывают широкий круг явлений, написаны в разные годы. У меня, например, большой интерес вызвали материалы, содержащие анализ разнообразных форм коалиционной власти на местах в первые месяцы после Октябрьской революции. Сегодня не следует забывать, что ещё до публикации “сенсационных” статей на исторические темы в “Огоньке” и “Московских новостях” в кругах профессиональных историков наблюдались важные перемены. В условиях, казалось бы, наиболее полного господства в науке официоза, в начале 1980-х гг. у исследователей пробуждается определённый интерес к таким темам, которые могли серьёзно изменить существовавшие взгляды на Октябрь. Это и вехи развития «непролетарских», партий, и позиция в революционных событиях средних городских слоёв, здесь же может быть назван интерес к коалиционным органам власти, в которых, помимо большевиков имели представительство и другие политические силы. Статья Щагина на эту тему в момент её появления носила новаторский характер, поскольку ставила под сомнения устоявшуюся картину распространения советской власти на провинцию как некого триумфального шествия. Многие положения статьи сохранили свою значимость и сегодня. Опыт несоветского государственного строительства сегодня, конечно, сохраняет свою актуальность, но отечественные историков больше интересует опыт небольшевистских правительств врёмен гражданской войны, тогда как месяцы относительного равновесия сил на рубеже 1917—1918 гг. изучены по-прежнему недостаточно. Важность этой темы доказывают, помимо прочего, публикации таких видных западных историков, как А. Рабинович, в которых эволюции революционных органов власти уделено достойное внимание (1).

Основная масса статей второй части сборника посвящена участию в революции крестьянства. Среди вопросов, поднимаемых Щагиным, позиция различных политических партий по отношению к крестьянским организациям, судьбы казачества, специфика аграрного движения на Востоке страны и др. Подробно исследуется позиция сельских обществ по отношению к ленинскому декрету о земле. В советской историографии изучение этого вопроса нередко подменялось ничего не значащими политическими лозунгами и рассуждениями. Сегодня эта проблематика вообще обходится стороной или продолжает трактоваться с изрядной долей политизации. Особый интерес, как представляет, могут вызвать те работы Щагина, которые посвящены специфики восприятия декрета на тех территориях, где до революции не существовало помещичьего земледелия, в частности в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Дальний Восток в эпоху революции и Гражданской войны вообще привлекает повышенное внимание историка. Во втором разделе щагинского сборника содержится сразу несколько статей по истории Дальневосточной республики, что так же, скорее всего, вызовет доброжелательный интерес читателя.

Третий раздел содержит в себе публикации, повествующие о времени нэпа, социально-экономического переустройства 1930-х гг. и Великой Отечественной войны. Собранные в ней статьи характеризуют Щагина как глубокого, разностороннего исследователя. Многие из представленных здесь работ носят принципиальный характер, нетривиально решают имеющиеся в науке дискуссионные вопросы. Прежде всего имеются введу статьи, раскрывающие малоизвестные страницы политической борьбы в переломные моменты советской истории: во-первых, при переходе к нэпу; во-вторых, при переходе к форсированной индустриализации. Так, в последние годы приобрёл актуальность вопрос об «отцах-основателях» новой экономической политики. Вместо «свергнутого с этого «пьедестала» В.И. Ленина, называются такие фигуры, как Л.Д. Троцкий, М. Лурье, другие большевистские лидеры. Щагин, на основании работ таких экономистов, как Л.Н. Литошенко, А.В. Чаянов, С.Л. Маслов и некоторых других приходит к парадоксальному, на первый взгляд, выводу, что сам по себе поворот к нэпу “явился своеобразным вектором усилий различных социальных и политических сил и в их числе той части отечественной интеллигенции, которая в лихую годину междоусобицы и хозяйственного хаоса, продолжала чётко исполнять свой долг, веря, что «жизнь рано или поздно примет нормальный облик»”. Ещё более интересно, хотя и не бесспорно, выглядят выводы исследователя относительно природы политического противостояния в советском обществе на рубеже 20—30-х гг. прошлого века. В советской историографии существовала тенденция преувеличивать негативную роль т.н. “контрреволюционных элементов”. В наши дни, наоборот, любые формы оппозиционности сталинизму нередко огульно объявляют плодом фантазий и фальсификаций ОГПУ-НКВД. Поэтому попытку историка отделить в этом вопросе зёрна от плевел следует признать давно назревшей. Опираясь на широкий комплекс источников, Щагин по кирпичикам воссоздаёт сложную картину развития непартийной оппозиции в годы “сталинской революции сверху”, прослеживает её организационные структуры и планы. Отрадно отметить, что эти взвешенные оценки встретили понимание части историков, и в последнее время появилось сразу несколько статей и монографий, а так же учебных изданий с похожими спокойными академическими трактовками этой чрезмерно политизированной проблемы.

Новые подходы содержатся так же в статьях, посвящённых решению продовольственного вопроса в годы Великой Отечественной войны, в том числе такому непростому сюжету, как продовольственная помощь союзников. Здесь главным героем исследований вновь становится русский пахарь, труд которого в очередной раз стал залогом успехов, достигнутых нашим государством. Весомо материалы третьей части сборника рисуют автора и как знатока т.н. рабочей истории. В последнее время постепенно возвращается интерес к историческому прошлому российских рабочих, однако многое из того, что объявляется новейшими достижениями научной мысли, чуть ли не её вершиной, нередко оказывается хорошо забытым старым. В частности, сегодня много говорится о так называемой “истории снизу”, микроистории, истории отдельно взятых предприятий, которая, якобы, отторгалась официальной советской историографией, как не соответствующая задачам большой истории, вела к “мелкотемью” в исторических исследованиях и т.п. Не отрицая новаторства современных исследователей, возрождающих отечественную традицию рабочей истории, не следует замалчивать немалые успехи предшествующих поколений отечественных исследователей. Насколько неверно недооценивать сделанное отечественной историографией для изучения отдельных трудовых коллективов, свидетельствует помещённая в сборнике глава из книги “Флагман станкостроения” (2), в которой Щагин рассматривает проблемы перехода к нэпу первенца отечественного станкостроения завода «Красный пролетарий имени А.И. Ефремова. В этом материале анализируется немало вопросов, интересующих историков повседневности в наши дни: быт рабочих, их материальное положение; формы мотивации труда, его производительность; социальный облик рабочих, их массовые организации и т.д. Конечно, не все эти проблемы раскрыты с одинаковой степенью полноты, многие обобщения сегодня уже выглядят совершенно иначе, чем это было прежде, наконец, серьёзные изменения произошли в методологии исторической науки. Но сама фактическая база, многие наблюдения и выводы, которые содержатся в работе Щагина, имеют приоритетное звучание и заслуживают самого серьёзно внимания.

Завершающий книгу четвёртый раздел отличается от предыдущих не только тематикой — в нём собранны очерки и зарисовки источниковедческого, историографического и биографического плана — но и тем, что в него вошли прежде неизвестные архивные документы. Помимо историографических статей о деятельности таких исторических фигур, как П.П. Столыпин, А.В. Чаянов, Н.В. Устрялов, П.Н. Милюков и др., важное место занимают материалы о некоторых отечественных историках, с которыми Э.М. Щагину довелось долгие годы работать вместе в Московском государственном педагогическом университете, тогда ещё носившем имя Ленина. Очерки о И.И. Минце, Э.Н. Бурджалове, Ю.И. Кораблёве выделяются своей искренностью и теплотой. В них приводятся уникальные факты, характеризующие этих учёных не только как глубоких исследователей, но и терпеливых учителей, воспитавших и давших дорогу в жизнь большому количеству учеников. На Западе давно уже существует немалый интерес к классикам советской исторической школы, их творчество осваивается гораздо внимательнее, чем на Родине. Но нельзя исключить, что и у нас рано или поздно появятся диссертации и монографии о судьбах крупных советских историков, и тогда материалы щагинского сборника, в которых приводятся уникальные сведения о жизни и человеческих качествах названных учёных, помогут молодым исследователям полнее представить своих героев и то время, в которое им пришлось жить и работать.

Несомненно вызовут интерес так же те документы, которые вошли в заключительный раздел сборника, поскольку прежде печатались они небольшими тиражами и не всем специалистам удалось с ними познакомиться. Большинство из них по-новому, с непривычной стороны характеризуют некоторые важные моменты политической истории XX века. Умение мыслить широко и непредвзято отличало Эрнста Михайловича и прежде, о чём свидетельствует, например, помещённая в сборнике публикация 1990 г., в которой содержатся взгляды на Ленина и его эпоху такого видного представителя русского зарубежья, как Устрялов. Напомню, рубеж 80-х и 90-х гг. прошлого века стал временем, когда советская лениниана переживала свой глубочайший кризис, из которого она так и не выйдет. Во многих публикациях тех месяцев господствовали остро негативные оценки и самого «вождя мирового пролетариата», и его творческого наследия. Многолетние плотины молчания были прорваны, но пока через образовавшиеся проёмы шла лишь грязная пена. На этом фоне в целом позитивные устрялоские характеристики роли Ленина в русской истории звучали резким диссонансом, останавливали, заставляли задуматься. Более широкому взгляду на события революции 1917 г. способствовала ещё одна нашедшая в сборнике публикация. Речь идёт о таком забытом источнике по истории октябрьского восстания в Петрограде, как записки дневникового характера, принадлежащие перу А.М. Никитина, который в последнем, четвёртом по счёту составе Временного возглавлял сразу два министерства — внутренних дел, а так же почт и телеграфов. В перестроечные годы историки часто обращались к воспоминаниям таких большевистских деятелей, как Ф.Ф. Раскольников и А. Антонов-Овсеенко, принимавших непосредственное участие в вооружённой борьбе. Это и понятно, репрессированные при Сталине, эти фигуры замалчивались и позже. В эпоху гласности их имена были возвращены в историю. Но большевики были не единственной действующей стороной в октябре 1917 г., и записки Никитина серьёзно корректируют картину событий, нарисованную победителями. Ещё более информативны вошедшие в сборник документы из пражской коллекции ГАРФа. Преимущественно они посвящены деятельности антисталинской оппозиции в среде русской интеллигенции в 1920-е, начале 1930-х гг. Это письма Чаянова, Е.Д. Кусковой, А.Ф. Керенского, программные и иные материалы. Часть помещённых в сборнике документов представляют коллекцию президентского архива (АПРФ) и архива экономики. (РГАЭ).

Поскольку сборник носит юбилейный характер, его заключает слово о юбиляре, подготовленное его коллегами проф., член-корром РАО А.Ф. Киселёвым, проф. Н.Ф. Иванцовой и проф. Д.В. Ковалёвым, в котором даны основные вехи жизни Эрнста Михайловича, а так же анализ его взглядов на историческое прошлое России.

Поскольку в сборник вошли не только самые последние, но и более ранние работы Щагина, некоторые содержащиеся в нём положения могут вызвать возражения и даже полемику. Вместе с тем, представляется, что в целом он будет встречен с должным вниманием и послужит развитию исторического знания в современном российском обществе.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. См. недавно вышедшую монографию: Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М., 2007.

2. Флагман станкостроения. Страницы истории завода «Красный пролетарий» имени А.И. Ефремова. М., 1966. с. 103—127.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру