Жберн

ЖБЕРН (Ждьберн, Ижьберн), варяг, воевода князя Владимира Святославича (X век).

О «вариженине» с этим необычным для русского уха именем сообщается в единственном источнике — Особом, или Легендарном, Житии князя Владимира (сохранившемся к тому же в единственном списке XVII в.), да еще в тех (весьма немногочисленных в древнерусской письменности) текстах, которые восходят к данной редакции Жития. Здесь Жберну (в разных списках его имя пишется по-разному: Жьберн, Ждьберн, Ижьберн и т. д.) отводится важная, можно даже сказать, решающая роль в завоевании русскими византийского города Корсунь (Херсонес) в Крыму и сватовстве русского князя Владимира к византийской царевне Анне. Излишне напоминать, что и то, и другое находится в тесной связи с такими ключевыми событиями русской истории, как крещение князя Владимира Святославича и последующее Крещение Руси.

По версии Особого Жития князя Владимира, «вариженин именем Ижберн» находился в Корсуни в то время, когда русские войска приступили к осаде города (предположительно, весна — лето 989 года). По прошествии шести месяцев осады он пустил в сторону осаждавших стрелу с запиской. В войске Владимира имелось немало варягов, так что Жберн (Ижберн) в известном смысле обращался к своим, выкрикнув с городской стены: «Донесите стрелу сию князю Владимиру!» В записке же, прикрепленной к стреле, написано было следующее: «Государю князю Владимиру! Приятель (то есть сторонник или доброжелатель. — А. К.) твой Ижберн писал к тебе. Аще стоиши ты с силою под городом год или два или 3, не возмешь Корсуня: корабленицы ж приходят путем земляным с питием и с кормом во град». (Или, как передано это в летописце XVII в., включающем переделку из Жития: «Великий княже Владимере! Раб твой варяженин Ижъберн велику сягу (верность. — А. К.) имеет к тебе. Но о сем возвещу тебе: аще стоиши года два или три, не имаши гладом истомити. А сего не веси, яко корабли во град приходят с питием и с кормом».) Получив столь ценные сведения о пути, по которому в город поступают припасы, Владимир повелел перекопать «путь земляной», и по прошествии еще трех месяцев горожане были вынуждены сдаться. Жберн открыто перешел на сторону победителей и был принят Владимиром с честью. В благодарность за оказанную услугу князь назначил его наместником (по-другому «властодержащем») Корсуни. Получил «варижеиин» и другую награду. Как рассказывается в данной редакции Жития (и только в ней!), еще до начала осады Владимир посватался к дочери корунского «князя» (топарха, т. е. чиновника, управляющего городом?), но получил отказ. Теперь же, когда город был взят, Владимир «князя корсуньсково и со княгинею поимал, а дщерь их к себе взял в шатер, а князя и княгиню привяза у шатерныя сохи, и с их дщерию пред ними безаконство сотвори. И по трех дьнех повеле князя и княгиню убити, а дщерь их за боарина Ижберна дал со многим имением…» Жберн (Ижберн), названный княжеским воеводой, а также другой воевода Владимира Олег (упомянутый в Особом Житии князя Владимира и выше, но из других источников также не известный) были посланы Владимиром в качестве сватов к византийским царям Василию и Константину просить за Владимира их сестру, царевну Анну, и угрожая в противном случае разорить Константинополь, столицу Византийской империи.

Дальнейший рассказ Особого Жития — о прибытии Анны в Корсунь, венчании с нею Владимира, чудесном его избавлении от болезни и последующем крещении — в целом более или менее соответствует тому, что мы знаем из других источников — летописи и Обычного Жития князя. Но вот эпизоды с участием Жберна решительно противоречат им. В ряде случаев сведения Особого Жития явно обнаруживают легендарный, сказочный характер. Так, рассказ о насилии, совершенном Владимиром по отношению к корсунскому «князю» и его дочери, — очевидная переделка известного предания об отмщении Владимира полоцкому князю Роговолоду и его женитьбе на Рогнеде; этот рассказ не имеет никакого отношения к реалиям корсунского похода. Можно было бы признать весь этот рассказ выдумкой позднейшего книжника (что для XVII века, в общем-то, не редкость), однако этому мешает то обстоятельство, что краткие сведения о том же — без всяких сказочных подробностей — обнаруживаются и в особой разновидности Проложного (краткого) Жития князя Владимира, сохранившегося в значительно более ранних списках XV—XVI веков («…И шед, взя Корсунь, князя и княгиню убии, а дщерь ею дасть за Жберну. И… посла Ольга (Олега. — А. К.), воеводу своего, с Жьберном в Царьград ко царема, прошает за ся сестры их»). Очевидно, эти сведения восходят к тому же источнику, что и подробный рассказ Особого Жития.

Первый же эпизод Особого Жития с участием Жберна — его послание со стрелой князю Владимиру — также представляет собой немалую загадку для историков. Он явно противостоит хорошо известному из летописи рассказу о корсунянине Анастасе (см.), который точно таким же образом, со стрелой, отправил записку князю Владимиру из осажденного города, сообщая ему о местонахождении колодцев, из которых в город по трубам поступает вода (факт, подтвержденный археологически); перекопав трубы, Владимир прекратил доступ воды в город и тем вынудил корсунян сдаться. Рассказ о Жберне и здесь можно было бы счесть простой выдумкой, но, как выясняется, он также находит подтверждение в археологических исследованиях средневекового Херсонеса. Оказывается, некий «земляной путь», знакомый «корабельникам», но совершенно неизвестный русским, действительно существовал. К югу от одной из калиток херсонесской крепости, в заболоченной низине, археологи обнаружили древнюю дорогу (дамбу), скрытно проложенную по особой насыпи. Зимой и весной, когда уровень воды в балке поднимался, дорога уходила под воду; пользоваться ею было можно, но лишь человеку, хорошо знавшему местность. Перекрыв эту дамбу, можно было полностью прекратить подвоз продовольствия к городу со стороны моря (см.: Пятышева Н. В. «Земляной путь» рассказа о походе Владимира на Корсунь // Советская археология. 1964. № 3. С. 104—114).

В исторической литературе неоднократно предпринимались попытки согласовать летопись и Особое Житие. Полагали, например, что Жберн первым вступил в переговоры с Владимиром, однако, несмотря на прекращение доступа продовольствия, город продолжал держаться еще три месяца, и лишь предательство Анастаса привело к развязке. По-другому допускали, будто Анастас и Жберн действовали заодно друг с другом: Анастас был вдохновителем замысла, а воин-варяг, которому сподручнее и естественнее было подняться на крепостную стену с луком и стрелами, — лишь исполнителем. Однако едва ли могут быть сомнения в том, что летопись и Особое Житие князя Владимира, имея в виду один и тот же реальный факт — падение Корсуни в результате предательства, — отражают две различные и не зависимые друг от друга версии этого события. Летописная версия несет на себе явное влияние церковной, агиографической традиции и, скорее всего, связана своим происхождением с Киевской Десятинной церковью, которую в течение нескольких десятилетий возглавлял Анастас Корсунянин. Рассказ же о Жберне лишен каких бы то ни было агиографических черт. Очень похоже, что в его основе лежит предание, возникшее в военной, дружинной среде. Но вот время возникновения этого предания, а главное, степень его достоверности остаются неизвестными.

Заслуживает внимание и само имя «вариженина». Многообразие его написаний (в ограниченном числе списков) лишний раз свидетельствует о его необычности, непривычности для переписчиков. Второй корень имени («-берн») нередок в германских, в частности скандинавских, языках, однако первый совершенно не характерен для них (звук «ж» в скандинавских языках отсутствует). Предлагались различные варианты происхождения и первоначального звучания этого имени, искаженного при его передаче на русский язык. Прежде всего, «подходящие» имена искали в древнескандинавском языке: «Skibjorn», или «Sigbjorn» (что, однако, вероятнее всего, должно было, передаваться в древнерусских текстах как «Шихберн» — имя известное из договора русских с греками 944 года; данная гипотеза выдвинута М. Г. Халанским, см.: Шахматов А. А. Корсунская легенда о крещении Владимира. СПб., 1906. С. 58); или «Ingibjorn» (Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь Владимир и крещение Руси. Древнейшие письменные источники. СПб., 2008. С. 291). Однако ни одна из этих реконструкций не может быть признана убедительной. Недавно было высказано мнение о том, что имя Жберн (Ждьберн) принадлежит к балтийским языкам (близким современным литовскому и латышскому) и может быть интерпретировано как «zizberns» — «сосущий молоко», т. е. «сосунок», «молокосос» (Одяков В. Ф. Варяги князя Владимира Святославича: откуда они? // Древнерусское духовное наследие в Сибири. Научное изучение памятников традиционной русской книжности на востоке России (1965—2005). Новосибирск, 2008); эта гипотеза — по крайней мере на первый взгляд — выглядит более правдоподобной.

ЛИТЕРАТУРА

Издания Особого Жития князя Владимира и примыкающих к нему текстов:

Шахматов А. А. Корсунская легенда о крещении Владимира. СПб., 1906. С. 46—49; Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь Владимир и крещение Руси. Древнейшие письменные источники. СПб., 2008. С. 474—477; Соболевский А. И. Памятники древнерусской литературы, посвященные Владимиру св. // Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца. Кн. 2. Киев, 1888. С. 30—32; Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 1997. С. 429—431.