Красная Гиперборея: Курс лекций по истории XX века

Часть 2. Становление советской цивилизации. Лекция 5.

Лекция 5. РОЖДЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ В СССР

В 1930-е гг. СССР переживал ключевой период своего становления. В эти годы шло зарождение самобытного явления, названного уже в наши дни “советской цивилизацией”. Результаты развития страны в то время до сих пор являются предметом ожесточённой полемики. И это неслучайно — годы, предшествующие II Мировой войны носили неоднозначный и противоречивый характер. Общество переживало переход от аграрного к индустриальному типу развития. В современной историографии этот процесс нередко называют новым для нашей исторической науки термином “модернизация”. Но на практике происходившее имело гораздо более сложную природу. Под процессом модернизации принято подразумевать повторение отстающими странами опыта передовых, однако СССР не только копировал известные модели цивилизационного развития. В нём шёл широкомасштабный поиск новых общественных форм. Переход к индустриальному обществу во все времена и во всех странах сопровождался большими трудностями. В большинстве государств он затягивался на десятилетия или даже на столетия. В СССР переходный период удалось сократить до нескольких лет. Одной из причин этого была возможность использования мирового опыта. Второй — целенаправленная политика советского государства. В результате в нашей стране сложилась особая система “государственного социализма”. Её основные черты сохранялись потом почти в неизменном виде на протяжении нескольких десятилетий. Тем самым в 30-е гг. XX в. был осуществлён выбор, с которым было связано всё последующее развитие страны.

Начальный период форсированного социально-экономического развития СССР нередко называют “сталинской революцией” или “революцией сверху”. Термин “революции сверху” пришёл в отечественную науку из западной. Он обозначает радикальные структурные изменения, начатые по инициативе самой власти. Точно так же, как и реформы, “революция сверху” служит сохранению существующего режима, хотя по своим масштабам, темпам и широте социальной базы существенно превосходит любую реформу. Невозможно не согласиться, что завершение нэповской эпохи действительно может быть определено как “революция сверху”. В тоже время, как и в случае с понятием “модернизация”, советская действительность была не столь одномерной и складывалась из тенденций, нередко совершенно противоположных и даже сталкивающихся друг с другом.

В ходе предстоявших обществу социально-экономических преобразований предстояло решить несколько сложных задач. Предстояло не просто увеличить мощности имевшихся в стране сырьевых и промышленных центров, резко поднять товарность сельского хозяйства, а серьёзно преобразовать сам тип экономического развития. Для успеха реформ подобного размаха требовалось постепенно сместить центр тяжести экономической политики из традиционно ведущего в России сельскохозяйственного сектора экономики в промышленный. Внутри самой индустрии предполагалось сконцентрировать первостепенное внимание на тяжёлой промышленности — в первую очередь горнодобывающей, металлообрабатывающей и машиностроительной отраслях. Без этого, без создания собственных станков, тракторов, электротурбин, без повышения товарности села дальнейшее развитие было бы невозможно. Нереальным становилось бы так же соблюдение стратегического паритета с внешним миром: в 20-е гг. XX в. СССР всё больше и больше отставал по основным показателям от ведущих мировых держав.

Предстояло решить ещё одну непростую задачу. Как известно, до революции и в годы НЭПа основной промышленный потенциал концентрировался в Европейской части страны: Южной промышленной зоне, Северной промышленной зоне, Баку, на Урале. Крупнейшей промышленной базой оставался Московский промышленный район. Занимая всего 3% территории республики, район давал 25% национального дохода, сосредоточив 30% капиталов, промышленных предприятий и около 40% рабочей силы, причём значительную её часть составляли кадровые рабочие с дореволюционным стажем. Такое положение ни в коей мере не устраивало тогдашнее партийное руководство. Уже в июне 1925 г. И.В. Сталин доказывал, что строительство новых заводов в приграничных районах не соответствует геополитическим (“географически-стратегическим”, по определению самого Сталина) потребностям СССР. Экономическая модернизация ориентировалась на освоение новых, “тыловых” областей России, Сибири и Средней Азии. Тем самым решались не только вопросы создания резервных экономических баз на случай войны, но и задачи освоения слабозаселённых территорий.

Первые решения о переходе страны к политике ускоренного развития появляются в середине 20-х гг. “Съездом индустриализации” становится XIV съезд ВКП (б), проходивший 18—31 декабря 1925 г. именно на нём была одобрена стратегическая формулировка всей модернизационной стратегии большевиков: СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, необходимо превратить в страну, производящую машины и оборудование. Тот же курс был продолжен и на следующем, XV партсъезде, состоявшемся 2—19 декабря 1927 г. Позже XV съезд ВКП (б) будет назван “съездом коллективизации”. На нём были намечены основные ориентиры модернизации в области сельского хозяйства. Ставилась задача не только усовершенствовать материально-техническую оснащённость села, но и повернуть его к преобладанию коллективистских форм организации производства.

Началом проведения курса на ускоренное развитие СССР становится 1929 г. Советская печать того времени называла его вслед за Сталиным “годом великого перелома”. В этом году преобразования затронули все отрасли советской экономики. Важнейшие из них касались аграрного сектора, который должен был стать “донором” всего модернизационного проекта. На проходившей в апреле 1929 г. XVI партконференции был принят план, по которому в течение пяти лет 85% крестьянских хозяйств должна была быть охвачена всеми видами кооперациями, а шестая их часть — коллективизирована. Однако формировавшая в СССР диррективно-распределительная система серьёзно исказила первоначальные планы в области коллективизации. Уже в декабре 1929 г. было решено ускорить темпы создание колхозов, а 5 января 1930 г. принимается постановление ЦК ВКП (б) “О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Согласно этому плану сроки коллективизации заметно сжимались. По темпам коллективизации выделялись районы трёх типов. К первой группе относились такие крупные зерновые районы как Северный Кавказ и Поволжье, где коллективизацию требовалось закончить к 1931 году. Во вторую группу входили все другие зерновые районы страны: Украина, Центрально-чернозёмная область, Сибирь, Урал, Казахстан. Здесь считалось возможным закончить коллективизацию к весне 1932 г. В остальных же краях, областях и национальных республиках намечалось завершить коллективизацию к 1933 году.

За три месяца 1929 г. (июль—сентябрь) путём развёрнутой агитации или прямого нажима в колхозы было объединено около миллиона крестьян, а к концу года — ещё около 1,5 млн. Январь—февраль 1930 г. становятся временем самого быстрого роста колхозов, и к 20 февраля они объединяли уже 14 млн. или. 60% крестьян. Хотя “сплошная коллективизация” осуществлялась под популярным в то время лозунгом “ликвидации кулачества как класса”, каток модернизации прежде всего пришелся по середняцким слоям деревни. Из существовавших перед началом коллективизации крестьянских хозяйств только около 5% можно было бы отнести к кулацким. Вместе с тем раскулачиванию и прочим формам давления со стороны государства подверглось 15% крестьян, а в некоторых областях страны, например в Подмосковье, процент пострадавших был ещё значительнее. Перегибы с обобществлением имущества при образовании колхозов привели к тому, что крестьяне стали забивать скот: в 1929/30 хозяйственном году поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн. до 33,5 млн. голов, свиней — с 22 млн. до 9,9 млн., овец с 97,3 млн. до 32,2 млн., лошадей с 32,1 до 14,9 млн.

К весне 1930 г. Сталин начинает осознавать всю принудительного массового объединения крестьян в колхозы. Упреждая возникновение массовой оппозиции, 2 марта 1930 г. в “Правде” он публикуют свою статью “Головокружение от успехов”. Вся вина за “перегибы” в ходе коллективизации в ней перекладывалась на местные органы власти. В развитие идей сталинской статьи, 14 марта принимается специальное постановление ЦК ВКП (б) “О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении”. В ней власть шла на серьёзные уступки крестьянству. Начался массовый выход из колхозов, и к лету 1930 г. численность крестьян в колхозах упала до 6 млн. человек. Однако маховик колхозного строительства уже не мог остановиться. В сентябре 1931 г. коллективные крестьянские хозяйства объединяли уже 60% крестьян, в 1934 — 75%. К концу 1930-х гг. колхозное крестьянство составляло уже свыше 96% аграрного населения.

Одной из самых трагических страниц коллективизации стал голод 1932—1933 гг., поразивший основные хлебные районы страны: Украину, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Южный Урал, Казахстан. В период голода погибло от 2 до 4 млн. Но информация о произошедшем не доходила не только до мировой общественности, но и до большинства советских граждан. В отличие от 1921—1922 гг., когда помощь оказывались по линии государства, международных и российских общественных организаций, в начале 30-х гг. деревня фактически осталась один на один со своей бедой. Более того, власть винила во всём само крестьянство, желавшее “хлебной стачкой” удушить планы социалистического строительства. Даже в районах, охваченных голодом, продолжались обязательные государственные хлебозаготовки.

Ответом деревни на методы, которыми проводилась коллективизация, стал рост социальной напряженности. В январе—марте 1930 г. прошло не менее 2200 массовых выступлений с участием почти 800 тыс. крестьян. Секретное письмо ЦК от 2 апреля 1930 г. признавало в этой связи, что если бы процесс насильственной коллективизации не оказался временно приостановлен, добрая половина низовых работников партийного и хозяйственного аппарата была бы перебита крестьянами. Для подавления беспорядков применялись воинские части вплоть до авиации. Недовольство крестьян нередко выплёскивалась в насильственные действия и в последующие годы, хотя общий накал сопротивления деревни постепенно снижался.

Коллективизация, осуществлённая во многом насильственными методами, тем не менее, благодаря мужеству и трудолюбию русского мужика имела не только отрицательные, но и положительные результаты, среди которых важнейшее имел переход сельского хозяйства на коллективные рельсы. И хотя в этот период рост сельскохозяйственного производства шёл не высокими темпами, те же хозяйственные результаты теперь достигались значительно меньшим количеством рабочих рук: в течение первых пятилеток из аграрного сектора высвободилось более 20 млн. человек. Таким образом, речь шла о существенном увеличении производительности труда в деревне. Резко поднялась товарность сельского хозяйства. Началось постепенное восстановление поголовья скота. Основные ориентиры модернизации деревни к концу 1930-х гг. в целом были достигнуты.

Ещё большее место в политике форсированного рывка заняла реконструкция промышленности. Здесь поворотным так же становится 1929 г., когда на XVI партконференции принимается первый пятилетний план экономического развития, рассчитанный на 1928—1933 гг. Госплан СССР подготовил два варианта плана: отправной и оптимальный. Задания по оптимальному плану были на 20% выше, из двух вариантов предпочтение было отдано именно ему. В мае 1929 г. он был утверждён V Всесоюзным съездом Советов и стал законом. По нему к концу первой пятилетки намечалось довести ежегодное производство электроэнергии до 22 млрд. кВт/ч., угля — до 75 млн. т., чугуна — до 10 млн. т., стали — до 10 млн. т., тракторов — до 53 тыс. штук, автомобилей — до 100 тыс. штук.

Однако, как и в случае с коллективизацией, первоначальные расчёты вскоре были забыты и началось административное подстёгивание темпов промышленного развития страны. В декабре 1929 г. на съезде ударников был выдвинут лозунг “пятилетку в четыре года”. Обосновывая эту установку, Сталин заявлял, что СССР отстаёт от передовых государств на 50—100 лет, и это расстояние необходимо пробежать за десять лет, в противном случае советскую страну сомнут. В следующем 1930 г. на XVI съезде ВКП (б) форсированный вариант индустриализации был закреплён окончательно. В своём выступлении Сталин провозгласил, что к концу пятилетки ежегодное производство чугуна может и должно составлять 17 млн. т., тракторов — до 170 тыс. штук, автомобилей — до 200 тыс. штук.

Именно в годы I пятилетки, столкнувшись с экономическими трудностями, советское руководство попыталось найти выход из них за счёт применения принудительного труда заключённых. В апреле 1930 г. принимается указ, о расширении трудовых лагерей, которые передавались в ведение Главного управления лагерей — печально знаменитого ГУЛАГа. На 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний (ИТК), 50 колоний несовершеннолетних. Силами узников ГУЛАГа были возведены Беломоро-Балтийский канал, канал Москва — Волга, другие важные объекты. Труд заключённых применялся в строительстве, на лесозаготовках и промышленных объектах. Всего к концу форсированной индустриализации в местах лишения свободы содержалось 1.668.200 заключённых. Кроме того, в сельском хозяйстве, на осушении болот, в сельскохозяйственных артелях работало около миллиона спецпереселенцев.

Волюнтаризм в вопросах экономики привёл к перенапряжению сил страны и породил кризисные явления. Так, в 1932 году фактический прирост промышленности составил всего 14,7%, тогда как намечалось 32%. Особенно катастрофически упали темпы прироста в 1933 г., составив всего 5%. Среди причин падения темпов развития были перерасход финансовых средств, неразвитость инфраструктуры, транспорта, диспропорции в развитии разных отраслей хозяйства, перекосы в директивных заданиях. Тем не менее, было объявлено, что первая пятилетка выполнена всё же досрочно — за 4 года и 3 месяца. Это было пропагандистским преувеличением — задания по первому пятилетнему плану удалось выполнить лишь на 93,7%. Всего же к 1932 г. производство электроэнергии составляло 13,5 кВт/ч., угля — 64,4 млн. т., чугуна — 6,2 млн. т., стали — 5,9 млн. т., тракторов — 49 тыс. штук, автомашин — 24 тыс. штук.

Тем не менее, основная цель первой пятилетки — перевести страну на рельсы интенсивного индустриального развития, была достигнута. Как говорили в то время, СССР из страны аграрной превратился в индустриальную. Объём продукции крупной промышленности в 1932 г. превысил более чем втрое довоенный уровень и больше чем в два раза уровень 1928 г. Её удельный вес в валовой продукции народного хозяйства составил 70%. В СССР была создана собственная передовая техническая база, обеспечивающая реконструкцию всех отраслей народного хозяйства. Создана новая угольно-металлургическая база страны — Урало-Кузбасс. Вступило в строй 1500 новых предприятий. Среди первенцев первой пятилетки были такие гиганты, как Днепрогэс, Магнитка, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, Московский и Горьковский автомобильные заводы. Открылось движение на Туркестано-Сибирской железной дороге.

Вторая пятилетка уже существенно отличалась от первой. Достигнутый уровень материального благосостояния позволил партийному руководству отойти от методов чрезвычайщины и в определённой мере реанимировать товарно-денежные, рыночные отношения, материальное стимулирование труда и научные подходы при составлении планов. Всё это вместе взятое позволило Л.Д. Троцкому говорить даже о “сталинском нэонепе” по сравнению с военно-коммунистическими методами первой пятилетки. Новые, более реалистические подходы к экономике нашли своё воплощение в заданиях второго пятилетнего плана, принятого XVII съездом ВКП (б) в 1934 году. Производство электроэнергии к концу пятилетки планировалось довести до 38 млрд. кВт/ч., чугуна — до 16 млн. т., нефти и газа — до 46,8 млн. т., стали — до 17 млн. т. Среднегодовой прирост продукции за 1933—1937 гг. должен был составлять 16,5%. Помимо общей либерализации экономического курса во второй пятилетки, её важнейшими особенностями становится ещё большая переориентация на Восток и установка на развитие лёгкой промышленности более быстрыми темпами, чем тяжёлой. В соответствии с этим в план закладывались установки на значительный рост показателей жизненного уровня населения: повышение уровня потребления в 2—3 раза, снижение розничных цен на 35% и увеличение вдвое заработной платы рабочих и служащих.

Отказ от “подхлёстывания” страны имел положительный эффект. Результаты второй пятилетки оказались более успешными, чем первой. Производительность труда за 1933—1937 гг. увеличилась вдвое против 41% за первую пятилетку. В строй вступило 4500 крупных предприятий. Валовой продукт промышленности вырос в 2,2 раза против двух раз в первой пятилетке, хотя численность рабочих и служащих в эти годы росла в 4 раза медленнее. Большую роль в развитии страны в годы второй пятилетки сыграл и трудовой героизм миллионов советских людей. В годы II пятилетки получает развитие стахановское движение, серьёзно ускорившее процессы индустриализации. Стахановское движение, в отличие от ударничества первой пятилетки, опиралось не только на моральные, но и материальные стимулы труда. Стахановцы, многократно перевыполнявшие плановые задания, оплачивались значительно выше, чем остальные рабочие. Иногда это вело к конфликтам в рабочей среде, но в целом стахановцы пользовались большим почётом, ими гордились, стремились подражать им. Всей стране были известны имена самого Алексея Стаханова, Н. Изотова, А. Бусыгина, И. Гудова, П. Кривонос, Евдокии и Марии Виноградовых.

Успехи в развитии отечественной промышленной базы позволили отказаться от экспорта зерна ради покупки машин и промышленного оборудования. Затраты на ввоз чёрных металлов снизился с 1,4 млрд. руб. в первой пятилетке до 88 млн. руб. во второй. Импорт станков для машиностроительной промышленности сократился в общем объёме потребления станков с 66% в 1928 г. до 14% в 1935 г. В целом импорт в годы второй пятилетки машин уменьшился более чем в 10 раз по сравнению с последними годами первой пятилетки. Это, а так же прекращение импорта тракторов и автомобилей позволило снизить задолженность по иностранным кредитам с 6300 млн. руб. в 1931 г. до 400 млн. руб. в 1936 г., а с 1934 г. СССР уже имел активный торговый баланс. Удельный вес импортируемой продукции в общем потреблении составил в 1936 г. менее одного процента. Всё это свидетельствовало об обретении страной экономической самостоятельности и о высокой результативности выбранного варианта социально-экономического развития.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В 1930-Е ГОДЫ

Наиболее важным, что определяло всё развитие страны, было зарождение в СССР плановой экономики. В силу этого на протяжении всех 30-х гг. XX века в Советском Союзе идёт становление политической системы, полностью ориентированной на осуществление форсированного индустриального рывка. Развитие этого процесса сталкивалось с несколькими сложнейшими проблемами. Из них особо следует выделить три, носившие общий, системный характер и поэтому влиявшие на все стороны жизни страны. Первая из них заключалась в противоречии между революционными настроениями в обществе и потребностями стабилизации страны. В чём была её острота? Сохранившийся с 1917 г. революционный энтузиазм масс в своё время помог Сталину совершить так называемый “Великий перелом”, расправиться с правым уклоном в партии, решить многие экономические проблемы первой пятилетки. Но затем пережитки революционной психологии разрушения, сохранявшиеся в самых различных социальных слоях, начали угрожать уже не оппозиции, а стабильности самого сталинского режима.

Вторая проблема, ждавшая своего решения, была связана с так называемой “исторической усталостью” советского общества. Вынесшие на своих плечах две революции, I Мировую и гражданскую войну, ожесточённую политико-идеологическую борьбу 1920-х гг., люди остро нуждались в своего рода “социальном перемирии”. Но, с другой стороны, экономические противоречия НЭПа и международная ситуация требовали принятия нестандартных, радикальных политических решений, что грозило возрождением наиболее авторитарные методы военного коммунизма и новым перенапряжением сил.

Наконец, предстояло решить вопрос и о социальной базе ускоренного социально-экономического рывка. Индустриализация осуществлялась с опорой на унитарную, а именно государственную собственность. Это, действительно, как подчёркивал Р. Бруно, неизбежно укрепляло позиции советской бюрократии. Но любая бюрократия, в силу присущих ей инертности и консерватизма, не могла обеспечить долгосрочного прогресса в экономике. С другой стороны, опора на демократические рычаги управления позволяла расширить социальную базу режима, придать курсу реформ дополнительную устойчивость. Однако в дальнейшем соблюдение формализованных демократических процедур не гарантировало сохранения высоких темпов перевода страны на новую, индустриальную ступень развития.

Неоднозначность и противоречивость тенденций, влиявших на положение в государстве, предопределяло и тактическое многообразие принимаемых в то время управленческих решений. В арсенале тогдашней политики были как сугубо карательные, так и направленные на широкий общественный компромисс меры. Различное их сочетание вело то к росту общественной напряжённости, то к некоторой стабилизации, снижению конфронтационности, даже частичной демократизации. Обобщив выводы современных историков, в развитии советской политической системы за десятилетие с 1929 г. до начала в 1939 г. II Мировой войны, можно выделить четыре самостоятельных периода:

1. 1929—1933 гг. — временный возврат к чрезвычайным методам в экономике, первая волна репрессий;

2. 1933—1936 гг. — смягчение государственного вмешательства в экономику, упор на личную инициативу и заинтересованность, широкие политические реформы, включая принятие демократической Конституции 1936 года;

3. 1937—1938 гг. — срыв курса на демократизацию, обострение политической борьбы и социальной напряжённости, вторая, более мощная волна репрессий;

4. 1938—1939 гг. — предвоенная консолидация общества, осуждение массовых репрессий и частичная реабилитация их жертв.

Для первого из этих этапов было характерно наибольшее за всю историю СССР доминирование партийных органов над государственными. Юридически власть в стране по-прежнему принадлежала Советам, но фактически высшая власть (законодательная, исполнительная и распорядительная) в это время концентрировалась партии, а в самой партии — в руках Политбюро. Именно Политбюро предопределяло все основные направление развития и партии, и страны, а заодно рассматривало массу сравнительно мелких, второстепенных проблем. Рычагами, посредством которых Политбюро осуществляло свою власть, являлись высшие государственные органы и правления общественных организаций. В начале 1930-х гг. значительное количество принципиальных решений и акций, формально исходивших от различных государственных учреждений, будь то ВС СССР, СНК СССР, СТО СССР, Генштаб или Госплан, на самом деле осуществлялись по инициативе и по указанию Политбюро.

Политбюро не являлось монолитным органом. Хотя документы не подтвердили существования в Политбюро оппозиции в лице так называемых "мягких сталинцев", в начале 1930-х гг. отдельные его члены располагали значительным влиянием и свободой действий. Политический вес отдельных членов Политбюро в немалой степени определялся силой и значимостью возглавляемых ими ведомств. Некоторые исследователи сравнивают их с некими полуфеодальными “вотчинами”, другие — с новейшими сверхкорпорациями. Чем сильнее были те или иные ведомства, тем более могущественны были опиравшиеся на них политические группы. Среди подобных ведомственных гигантов можно назвать, например, Наркомат Тяжёлой Промышленности, возглавляемый С. Орджоникидзе. Большой вес в структуре советского государства военного ведомства определял и достаточно сильные позиции в Политбюро К.Е. Ворошилова и т.д. Будучи «хозяином» на своём участке, каждый из членов Политбюро в той или иной мере придерживался общих правил игры и был готов к компромиссу и подчинению высшему авторитету — Сталину. Однако и Сталину приходилось считаться с наличием этих своеобразных «сфер интересов».

Ощутимая власть, помимо членов Политбюро, концентрировалась у чиновников рангом пониже, своего рода вождей второго уровня. К ним принадлежали руководители наркоматов, центральных органов общественных организаций, видные военачальники, а так же лидеры регионов. Что касается последних, то у себя на местах они прибирали к рукам все ветви власти, подчиняя себе деятельность партийных, советских, судебных, правоохранительных органов, а так же прокуратуры и общественных организаций. В начале 1930-х гг., пока не началась осознанная политика по разукрупнению регионов и созданию новы национальных республик, количество региональных лидеров было весьма невелико, а следовательно их влиятельность и самостоятельность были крайне существенны. Центр почти не имел рычагов реального контроля за ними. Среди таких, по определению историка А. Елисеева, “красных князьков”, выделялись, например, руководители Украины С. Косиор, В. Чубарь, П. Постышев. В РСФСР чрезвычайно весомая роль принадлежала С. Кирову, Р. Эйхе, И. Варейкису, М. Хатаевичу, Б. Шеболдаеву и др.

Усиление бюрократизма, множественные перегибы, личное возвышение Сталина порождали в обществе оппозицию. Это породило первую волну массовых репрессий. Наиболее масштабным гонениям в этот период подвергались т.н. кулаки. Для ликвидации “кулачества как класса” создавались специальные тройки, получившие широкие права внесудебного преследования зажиточных крестьян. В них входили представители крайкомов (обкомов) ВКП (б), прокуратуры и НКВД. Согласно постановлению Политбюро от 30 января 1930 г. и приказу ОГПУ от 2 февраля 1930 г. № 44/21 определялся механизм применения репрессивных мер против кулаков. Кулачество делилось на три категории. Для крестьян, считавшихся “контрреволюционным активом” и проходивших по первой категории, предполагались аресты и лагеря, численность этой группы условно была определена в 49—60 тыс. человек. Для тех, кто был отнесён ко второй категории, планировалась высылка в отдаленные районы страны. Наконец, проходившие по третьей категории, подлежали расселению недалеко от мест прежнего проживания, но “на новых участках, отводимых за пределами колхозных массивов”. По данным Н. Ивницкого, за все годы раскулачивания было раскулачено 600 тыс. хозяйств, выселено 381 026 семей. Среди региональных лидеров, наиболее жёстко проводивших политику коллективизации и ликвидации кулачества были и перечисленные выше вожди второго уровня Косиор, Эйхе, Шеболдаев и др.

В число недовольных попадали так же представители старой интеллигенции, изначально скептически воспринявшие установление советской власти. Первый процесс над специалистами старой школы по т.н. “Шахтинскому делу” был проведён ещё в 1928 г. В 1930 г. состоялся громкий процесс по делу т.н. Промпартии. В 1931 г. открылся процесс по делу т.н. Союзного бюро меньшевиков, в ходе которого были осуждены В.Г. Громан, Н.Н. Суханов и другие в прошлом видные меньшевистские деятели. Параллельно шла подготовка ещё одного процесса, который должен был состояться над деятелями т.н. Трудовой крестьянской партии Н.Д. Кондратьевым, А.В. Чаяновым, Л.Н. Юровским и др. В ходе следствия и судебных разбирательств была выявлена связь многих обвинявшихся с центрами русской политической эмиграции. Подсудимым ставилось в вину вредительство, создание контрреволюционных организаций и стремление свергнуть советскую власть. Тогда же, в 1929—1931 гг. было организовано дело против историков-патриотов, обвинявшихся в националистическом монархическом заговоре, оно получило несколько названий: “дело Платонова—Тарле”, “дело историков”, “академическое дело”. В тот период гонения коснулись многих представителей старой интеллигенции. Тюрьмы в те годы назывались остряками “домами отдыха для инженеров и техников”.

Ещё более тревожным симптомом стали оппозиционные настроения в годы первой пятилетки в самой партии. Лидер одной из возникших в 1930-е гг. оппозиционных групп “Союз марксистов-ленинцев” М.Н. Рютин, анализируя происходящие в стране процессы, писал, что сталинский режим превратил людей в “винтики”, в послушные орудия, вынужденные действовать по команде сверху. Он связывал со Сталиным кризис Октябрьской революции, обвинял его в подрыве экономики, в развязывании в стране новой гражданской войны в деревне и по отношению к прежним соратникам по партии. Группа Рютина была раскрыта. Её лидер был в 1932 г. приговорён к 10 годам тюремного заключения. Возникали и другие оппозиционные группировки. Одну из них возглавили кандидат в члены Политбюро, председатель правительства РСФСР С. Сырцов и первый секретарь Закавказского крайкома партии В. Ломинадзе. Осенью 1930 г. они планировали на ближайшем Пленуме ЦК выступить с критикой Сталина, но были раскрыты. Руководители блока лишились своих высоких постов, но остались на свободе. Ломинадзе сумел воспользоваться этим и вплоть до самоубийства в 1935 г. участвовал в других антисталинских группах. В октябре 1932 г. была вскрыта т.н. “бухаринская школа”, в которую входило около четырёх десятков молодых последователей Бухарина. Участники группы стояли на тех же позициях, что и группа Рютина, в контакте с которой они находились.

Насильственные методы в экономике, политике и социальной сфере, которые применялись в годы первой пятилетки во всё возрастающем объёме, доказывали свою порочность. В этих условиях сталинское руководство берёт курс на некоторую демократизацию советской политической системы. Так, уже в 1931 г. секретным решением ограничивались гонения на беспартийных специалистов. Отныне по отношению к инженерному персоналу, говоря словами Сталина, стала осуществляться политика привлечения и заботы. Ещё более масштабные мероприятия в этом направлении начали проводиться с 1933—1934 года, что совпало с переходом ко второй пятилетке и серьёзными сдвигами во внешней политике. Начало работы по второму пятилетнему плану ознаменовалось переориентацией от насильственных к экономическим методам руководства экономикой. На международной арене начинается сближение со странами “Западной демократии”, что диктовалось установлением в 1933 г. фашистской диктатуры в Германии и необходимостью поиска союзников в предстоящей войне.

В рамках нового курса, например, 27 мая 1934 г. была объявлена частичная амнистия и возвращение прав бывшим "кулакам". Год спустя справедливость восстанавливается в отношении детей раскулаченных. В середине тридцатых годов упраздняются введенные Октябрём социальные ограничения в области образования для выходцев из бывших господствовавших классов. Принимаются законы, восстанавливавшие право на наследство и право на имущество по завещанию. Большой резонанс в обществе получило восстановление в правах казачества. Им разрешалось не только самобытное обустройство быта, но и ношение казачьей формы. Социальную базу режима расширяли и другие внутриполитические акции советского руководства. В частности идёт постепенное возрождение традиционной российской морали, восстановление в правах русского патриотизма. Соответствующие коррективы вносились в учебные программы, в которые после десятилетия замалчивания исторического прошлого страны возвращается изучение Отечественной истории. После десятилетий гонений восстанавливаются в правах историки-патриоты С. Платонов, Е. Тарле, Ю. Готье и др. Изменения коснулись быта. По мнению русского философа-эмигранта Г. Федотова, это проявилось в запрещении абортов и реанимации отрицавшихся прежней революционной моралью семейных ценностей. Ведётся решительная борьба с доставшимся от революционной поры правовым нигилизмом, а так же, как показывает в своём исследовании современный канадский историк П. Соломон, элементарной юридической безграмотностью не только рядовых граждан, но даже работников судов и прокуратуры. Радикально видоизменяется природа общности, с которой должны были идентифицировать себя советские гражданине. Если раньше такой общностью были “рабочий класс” и “международное революционное движение”, то теперь ими становятся Родина, Отечество, нация, которые теперь провозглашаются священными.

В конечном итоге политика сталинского руководства в середине 1930-х гг. внутри страны была направлена на демократизацию советской политической системы и расширение её социальной базы. Она имела свои подъёмы и спады, однако, если говорить в целом, — безусловно способствовала консолидации самых разных социальных групп, объективно вела к преодолению многих негативных моментов предшествующего времени, связанных с разрушением отечественной государственности и расколом общества на победителей и побеждённых в годы революции, гражданской войны и нэпа.

Закономерным продолжением демократизации политического режима СССР в годы "сталинского неонэпа" становится принятие новой советской Конституции. Она была призвана не только подвести итог произошедшим в советском обществе переменам, но и обрисовать перспективы его развития. Направляющей целью грядущей конституционной реформы было создать и укоренить в советскую действительность устойчивый механизм ненасильственного обновления правящего слоя. В последующие годы этот механизм должен был стать гарантией мирного динамичного развития страны. А в самое ближайшее время Сталин предполагал использовать этот механизм для решительной ротации существовавшей элиты, показавшей в годы первой пятилетки свою некомпетентность, закостенелость, неспособность справляться с задачами ускоренного социально-экономического переустройства страны.

Подготовка Конституции началась ещё в 1935 г. Для работы над ней была создана специальная конституционная комиссия во главе со Сталиным. Проект Конституции был вынесен на всенародное обсуждение. Около 2 млн. писем по проекту Конституции пришло в журналы, газеты, партийные и Советские органы. Всего в обсуждении Конституции приняло участия 55% взрослого населения страны. Наибольшее число предложений от населения касалось таких вопросов, как определение общественного устройства, прав и обязанностей граждан, принципов избирательной системы, решения национального вопроса, а так же религиозной свободы и положения церкви. Немалое количество поступивших предложений касалось устройства высших органов власти СССР и их деятельности. Новая Конституция СССР была утверждена Чрезвычайным VIII съездом Советов 5 декабря 1936 г.

Принятие Конституции 1936 г. ознаменовало самые крупные с момента прихода большевиков к управлению страной изменения в общественном и политическом строе страны. По сравнению с нормами, сохранявшимися в советском законодательстве с революционной поры, новый основной закон серьёзно расширял общедемократические права граждан. К прежнему набору традиционных прав и свобод, таких как свобода совести, слова, собраний, союзов и пр., добавляются новые. Важнейшими среди них можно назвать право на труд, на отдых, социальное обеспечение, образование и др. Впервые в практике российского законодательства конституционно признавалась неприкосновенность личности. В Конституции 1936 г. по-новому трактовалось само понятие демократии. Если раньше советская демократия была демократией только для трудящегося большинства, то теперь она распространялась на всех граждан СССР.

Новая Конституция упростила и повысила эффективность высших органов власти. Прежде всего, изменилась структура представительных органов. Вместо Всесоюзного съезда Советов, двухпалатного ЦИК СССР и его Президиума новый основной закон предусматривал образование Верховного Совета СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Но, что ещё более важно, теперь происходит чёткое размежевание исполнительных и законодательных ветвей власти. Прежде законы могли издавать как исполнительные, так и законодательные органы — ЦИК и их Президиумы, даже Совнаркомы. Это вело к бюрократизации органов власти, их отрыву от населения. Теперь законодательные права принадлежали исключительно Верховным Советам. Функции Совнаркома были сохранены и расширены, но исключительно в сфере исполнительной власти. Тем самым была реализована сталинская идея отказа от прежней, рождённой революцией, практики и перейти к классической демократической схеме, в основе которой лежит разделения ветвей власти.

Самой серьёзной реформе подверглась избирательная система, которая так же была максимально приближена к избирательной системе западных демократических государств. В прошлое отходила порождённая революцией практика, когда избирательных прав лишались целые социальные группы. По новой Конституции избирательное право становилось всеобщим: теперь право голоса имели все граждане СССР за исключением умалишённых и лиц, осуждённых судом с лишением избирательных прав. Вплоть до 1936 г. сохранялось неравное представительство от жителей города и села. Реально один голос горожанина “весил” три голоса, поданных на выборах в деревне. Теперь избирательная система строилась по принципу один человек — один голос, т. е. на основе равного избирательного права. Отменялись существовавшие долгие годы многоступенчатые выборы. Вводились прямые выборы во все звенья системы Советов — от сельсовета до Верховного Совета СССР. С принятием новой Конституции происходит полный отказ от производственных выборных округов. Теперь выборы должны были проходить только в округах по месту жительства. Наконец, открытое голосование было заменено тайным.

Конституция 1936 г. была встречена неоднозначно. Достаточно благосклонно её оценивали общественные деятели на Западе. Так, уже в день опубликования проекта Конституции в советской прессе 12 июня 1936 г. посольство США в Москве направило в Вашингтон телеграмму, в которой подчёркивалось, что проект новой советской Конституции создаёт впечатление наиболее либерально окрашенного документа по сравнению с конституциями всех прочих стран. Известный французский писатель-гуманист Р. Ролан полагал, что новая Конституция СССР является воплощением в жизнь великих лозунгов, до сих пор являвшихся только лишь мечтой человечества.

Совершенно иначе, буквально в штыки восприняли принятие новой Конституции многие старые революционеры. К примеру, Троцкий увидел в ней отход от коммунистических принципов Октября. И в таких оценках он был не одинок. Так с резкой критикой выступил бывший подпольщик, участник Октябрьской революции А. Спундэ. В письме своей жене он осмелился поделиться теми соображениями, которые не решался произносить вслух: “большевики … конституцией 1936 года совсем убили Советскую власть, т. е. сами в области общеполитической опустились ниже лучших буржуазных государств, но для обмана оставили название Советов”.

Возникновение противоположных, часто взаимоисключающих мнений о советской Конституции 1936 г. вполне объяснимо: противоречивая эпоха объективно порождала противоречивые законы. С одной стороны, Сталинская (как её часто называют) Конституция по-прежнему несла в себе многие социалистические принципы. С другой стороны, в ней делались существенные уступки принципам либерализма. Всё это превращало её в своеобразный “конституционный Брест”, оставляло сталинскому руководству возможность манёвра. В то же время известная половинчатость конституционной реформы могла создать ситуацию неопределённости и обострить политическую борьбу. Именно по такому, негативному варианту, пошло советское общество в 1937—1938 гг. Сердцевинной всех разногласий в этот период становится стремление Сталина углубить демократические преобразования и дополнить только что принятую Конституцию реформой избирательного законодательства, по которому в конце 1937 г. должны были проходить выборы в новые органы власти СССР.

Впервые цель предстоящей реформы избирательной системы была сформулирована Сталиным в начале марта 1936 г. в беседе с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говардньюспейперс» Р. Говардом. Советский лидер показал, что видит предстоящие выборы не только всеобщими, равными, прямыми и тайными, но и альтернативными. На недоуменнее американца, каким образом можно будет обеспечить альтернативность выборов в условиях однопартийности, Сталин разъяснил, что на выборах избирательные списки станут выставлять не только партия, но и общественные организации: “а их у нас сотни”, — подчеркнул он. Таким образом, Сталин дал понять, что в избирательные бюллетени будет вноситься несколько альтернативных кандидатов. В дальнейшем, развивая свою мысль о роли общественных организациях в задуманной им избирательной реформе, Сталин указывал, что не партии, а именно им будет предоставлена возможность контролировать прозрачность выборов и честный подсчёт голосов. По его убеждению, такие выборы “будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти”.

У руководства СССР не было никакого сомнения, что в условиях новой избирательной системы многие прежние региональные лидеры, т.н. “вожди второго плана”, могут провалиться на выборах и не пройдут в новые органы власти. Это позволит мирно, законно, без применения насилия обновить правящую элиту, очистить её от скомпрометировавших себя руководителей и заменить их талантливой молодёжью. Работавшие на местах партийные и советские руководители увидели в такой возможности угрозу лично для себя. Они прекрасно понимали, что при тайном и альтернативном голосовании им почти наверняка грозит оказаться забаллотированными, что обернётся потерей власти и привилегий. Тем самым эта часть номенклатурных работников объективно превращалась в противников реформ. Не случайно, по мнению ряда современных историков, именно в 1933—1936 гг. часть бывших сторонников Сталина начинает искать пути сближения с прежними деятелями оппозиции. Помимо демократизации советской политической системы их, так же как и троцкистов, не устраивала коррекция советской внешней политики и сближение со странами “буржуазной демократии”.

Поскольку оппозиция преследовалась, противники реформ не могли высказывать свою позицию открыто. Так, в январе 1935 г. альтернативную сталинской концепцию конституционной реформы высказал в прошлом близкий друг советского лидера А. Енукидзе, занимавший на тот момент пост секретаря Президиума ЦИК СССР. Он был против отказа от порождённых революцией принципов политического устройства и против перехода к тайным выборам. Вскоре будут преданы гласности факты морального разложения Енукидзе, а он сам перемещён на менее влиятельные посты. В таких условиях перед всеми, кто был недоволен курсом реформ, оставалась лишь одна возможность: использовать тактику саботажа и нелегальных оппозиционных групп. Неминуемость выборов 1937 г. должна была заставить противников альтернативных состязательных выборов предпринимать срочные шаги, которые либо сорвали бы реформу, либо решительно исказили её суть.

Время подготовки новой Конституции и выборов 1937 г. поэтому характеризовалось не только некоторой демократизацией советского общества, но и обострением закулисной борьбы в верхах. Её проявлением становится вторая волна массовых репрессий, начало которой принято связывать с убийством в Ленинграде 1 декабря 1934 г. ближайшего соратника Сталина С. Кирова. Троцкий обвинил в убийстве Кирова Сталина. Сталин, наоборот, утверждал, что за убийством Кирова стоят деятели левой оппозиции. Историки до сих пор не пришли к общему мнению, кто же был прав в этом споре или убийство Кирова вообще было лишено политического мотива? В любом случае Сталин, когда получил данные о возможном заговоре в партийной верхушке против проводимого им курса, получил возможность воспользоваться создавшейся ситуацией для вполне конкретных целей дискредитации и разгрома своих оппонентов. В СССР начинается целая череда судебных политических процессов по различным делам бывших большевистских руководителей среднего и самого высшего ранга.

Первоначально, в 1935—1936 гг. репрессии имели относительно ограниченные масштабы и нацеливались преимущественно против представителей прежних оппозиционных блоков. Но после назначения 26 сентября 1936 г. на пост Наркома внутренних дел Н. Ежова, удары стали наносить преимущественно по действующим политическим фигурам: членам ЦК, руководителям отдельных ведомств и регионов, военачальникам. Имя наркома превратилось в нарицательное — “ежовщиной” стали называть весь период массовых репрессий 1937—1938 гг. Тон политике репрессий задавался при помощи открытых судебных процессов, широко освещавшихся в советской печати. За несколько лет с момента убийства Кирова до начала II Мировой войны состоялось несколько подобных судебных процессов, среди них процессы по делу “Московской контрреволюционной организации”, “Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы”, “Московского центра”, “Антисоветского объединённого троцкистско-зиновьевского центра”, “Параллельного антисоветского троцкистского центра”, “Антисоветского правотроцкистского блока”, “Антисоветской троцкистской организации в Красной Армии”. В числе подсудимых на них оказывались такие видные деятели советской истории, как Г. Зиновьев, Л. Каменев, Х. Раковский, Я. Рудзутак, М. Тухачевский, И. Уборевич, И. Якир и многие другие. Общественным обвинителем на многих этих выступал генеральный прокурор СССР А.Вышинский. Так, на процессе по делу Г. Сокольникова, Г.Л. Пятакова и К. Радека в 1937 г. он завершил обвинительную речь словами: “Я обвиняю не один! Я обвиняю со всем нашим народом, обвиняю тягчайших паразитов, достойных одной только меры наказания — расстрела”. А в 1938 г. на процессе по Делу Бухарина и Рыкова он призывал: “Требует наш народ одного — раздавите проклятую гадину!”.

Публичные политические процессы 1930-х гг. ударили по судьбам множества людей. Но репрессии далеко не ограничивались перечисленными громкими процессами. После XX съезда КПСС и в годы “горбачёвской перестройке” авторы попытались оценить масштабы репрессий. Были озвучены самые разные цифры. Так, сам Н. Хрущёв привёл цифру в 10 млн. человек. Старая большевичка, в своё время сама отсидевшая за троцкистскую контрреволюционную деятельность, О. Шатуновская настаивала на цифре 19 млн. 840 тыс. репрессированных. Историк-диссидент Р. Медведев увеличил это число вдвое и заявлял о 40 млн. жертв сталинского произвола. Позже А. Антонов-Овсеенко, сын известного троцкиста В. Антонова-Овсеенко, писал уже о 80 млн. уничтоженных в годы террора. Наконец, в работах таких писателей, как И. Бунич и А Солженицын говорится о 100—110 млн. человек, потерянных нашей страной в годы социализма.

Высокие цифры потерь называли и многие авторы на Западе. Так, по подсчётам Р. Конквеста, общий итог смертности в результате политических репрессий оценивал в 20 млн. человек. Схожие цифры называли другие авторы, такие как Р. Такер, М. Малия и некоторые подобные им. Как подчёркивает современная исследовательница ВендиГолдман, когда стали доступны архивы, все эти данные оказались “сильно завышенными”. Даже Р. Конквест, который, собственно, и является автором понятия “большой террор”, отказался от своих прежних подсчётов. В свою очередь некоторые отечественные авторы, в частности И. Пыхалов, Д. Лысков и др. прямо заявляют о серьёзных фальсификациях данного вопроса в прошлые годы у нас и за рубежом.

Сегодня общее количество репрессированных может быть названо достаточно точно. В 1934 г. в СССР было осуждено 78 999, в 1935 — 267 076, в 1936 г. — 274 670, в 1937 г. — 790 258 человек. Всего за годы репрессий пострадало около полутора — двух с половиной млн. человек. Из них — около 700 тыс. были приговорены к высшей мере наказания. При этом, как свидетельствуют данные современных историков, из числа обитателей тюрем и лагерей число осуждённых “за контрреволюционную деятельность”, т.е. политических заключённыхбылооколо трети, остальные сидели за уголовные преступления разной степени тяжести. Таким образом, 1937 г. стал годом самых масштабных репрессий. По мнению историков М. Юнге и Р. Биннера, по настоящему “большим”, террор становится после принятия 30 июля 1937 г. оперативного приказа Народного комиссара внутренних дел Н. Ежова за номером 00447 “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов”. По одному этому приказу репрессиям подверглось более половины осуждённых в рассматриваемое время. Чуть позже началось преследование т.н. “контрреволюционных национальных контингентов”. В частности, 11 августа 1937 г. принимается приказ НКВД № 00485 “О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР”. По мнению историков, этот приказ стал своего рода «модельным» для всех остальных национальных операций НКВД — латышской, немецкой, финской и др.

В чём же заключались причины такого резкого увеличения масштабов репрессий именно в 1937 г.? Ведь, по справедливому замечанию историка Л. Наумова, надо понимать, что приказ № 00447 означал радикальный поворот во всей системе взаимоотношений между властью и обществом? Если прежде власть проводила последовательную политику расширения демократических прав и свобод, то теперь она заговорила с обществом языком террора. Причём преследованию подверглись как раз те слои населения, которые были частично реабилитированы в 1933—1936 гг. и получили равные со всеми права по новой советской Конституции! “Зачем возвращать гражданские права и разрешать покидать ссылку тем, кого ты собираешься уничтожить?” — задаёт вопрос Наумов.

Существует несколько объяснений данного феномена. В прошлом такие авторы, как Р. Таккер, А. Антонов-Овсеенко и др. видели чуть ли не единственную причину в жестокости и подозрительности Сталина, везде искавшего врагов. В новейшей исторической литературе существуют другие ответы на этот вопрос. Так, названные выше М. Юнге и Р. Биннер, шведский специалист по истории советского Военно-промышленного комплекса Л. Самуэльсон, а так же некоторые российские авторы видят в “кулацкой операции” попытку окончательно «зачистить» советское общество от “врагов рабочего класса”, называя эту политику своего рода «социальной инженерией», целью которой являлась большая социальная однородность населения СССР. Другая версия принадлежит О. Хлевнюку и некоторым другим авторам, которые видят в политике репрессий действия по подготовке к войне. Это означает, что террор был нацелен на уничтожение т.н. “пятой колоны”, т.е. тех групп населения, которые в случае нападения на СССР потенциально могли перекинутся на сторону врага.

Наконец, весьма интересна и перспективна с научной точки зрения трактовка причин 1937 г., которую сформулировал известный западный исследователь Дж. Арч Гетти, а в нашей стране — крупнейший отечественный специалист по политической истории сталинской эпохи Ю. Жуков. Историки полагают, что местные партийные руководители не просто боялись всеобщих, равных, прямых, тайных, да ещё альтернативных и состязательных выборов, которые планировал провести Сталин, но и хотели запугать народ репрессиями. Как доказывают приводимые ими факты, именно деятели этого звена партийного руководства требовали от сталинской группы санкционировать начало массовых компаний. По справедливому замечанию многих историков, в частности В. Курицына, в период наивысшего всплеска репрессий важным элементом избирательной компании становится страх. Хотя переоценивать его масштабы и степень воздействия не следует, но в обстановке массовых репрессий о реальной состязательности выборов говорить уже не приходилось. В таком противоречивом, “усечённом” виде советская избирательная система сохранилась вплоть до второй половины 1980-х гг.

Одной из ключевых фигур коалиции местных вождей – сторонников террора выступил старый революционер, руководитель Западно-Сибирского крайкома ВКП (б) Р. Эйхе. 29 июня 1937 г. он добился от Политбюро право создать у себя в крае чрезвычайную тройку по образцу периода коллективизации для внесудебных расправ с “контрреволюционными элементами” среди крестьян. 1—2 июля у Сталина в кабинете побывало ещё несколько региональных лидеров, которые, как полагают некоторые авторы, поставили перед руководством страны вопрос о наделении их такими же чрезвычайными полномочиями, как и Эйхе. Результатом состоявшихся переговоров становится решение Политбюро от 2 июля 1937 г., послужившее причиной появления приказа Ежова № 00447. Тем самым не Сталин, а местные руководители, которые боялись в ходе выборов потерять власть, стали инициаторами “большого террора”.

Высказанные Гетти, Ю Жуковым и другими авторами соображения позволили современной историографии прийти к ещё более неожиданным выводам. Так, по мнению Л. Наумова, нам следует чётко разграничить два совершенно разных явления, которые условно можно обозначить как «большой террор» и «большая чистка». Историк показывает, что если за “большой чисткой” контроль со стороны Политбюро осуществлялся реально, то за “большим террором” контроль был сугубо формальным, реального контроля не существовало. Тем самым, можно предположить, что “большая чистка” являлась орудием внутрипартийной борьбы, тогда как “большой террор” проводился “вождями второго плана” у себя на местах с целью давления на всё общество — только так они могли выхолостить курс реформ советской политической системы и попытаться удержаться у власти. Но проводимая Сталиным “большая чистка” на практике, часто не оставляла им шансов сохранить не только своё былое могущество, но и саму жизнь: под ударом репрессий пали почти все большевики-радикалы, которые в период коллективизации и летом 1937 г. подталкивали Сталина к ужесточению внутриполитического курса и к отказу от изменений избирательного законодательства в направлении альтернативных состязательных выборов. Исключение составили лишь те из них, кто, подобно Н. Хрущёву, вовремя поменял лагерь и примкнул к побеждавшей к осени 1938 г. сталинской группе.

Почему историки в наши дни не могут прийти к общему мнению о том, кто же стал инициатором перехода от широких, но всё же ограниченных репрессий к проведению массовых операций? Был ли это сам “вождь всех времён и народов” или он выступал против такого поворота, а к практике “большого террора” страну подталкивали вожди рангом пониже? На первый взгляд, кажется, что причина разногласий исключительно в противоположных идеологических симпатиях, которых придерживаются представители разных исторических течений. Однако почву для дискуссий создаёт так же сам механизм “большого террора”, который современные исследователи уже могут реконструировать по множеству архивных документов. Поскольку в его осуществлении было задействовано сразу несколько сторон, то у историков оставалось некоторое пространство для разных интерпретаций их поступков, степени вовлечённости и самостоятельности.

Постановление Политбюро 2 июля, которое последовало за двухдневными консультациями Сталина с региональными руководителями, предписывало местным органам власти представить в ЦК составы троек и свои соображения по количеству лиц, подлежавших преследованиям. Так же, как и в период коллективизации, их предполагалось разделять на категории по степени жёсткости применяемых к ним мер. В 1930 г. таких категорий было три, теперь — две. Проходившие по первой категории подлежали расстрелу, по второй — высылке. Поступившие с мест предложения и легли в основу лимитов на репрессии, установленные приказом № 00447. В некоторых случаях Центр пошёл на серьёзное снижение лимитов. Так, в приказе 00447 почти на 20% были уменьшены плановые цифры, которые для Московской области предлагал Н. Хрущёв. То же было сделано в отношении Белоруссии, Узбекистана, Мордовской АССР, Западно-Сибирского края, Дальневосточного края, Горьковской, Саратовской, Свердловской, Челябинской областей и других регионов. Всего предусматривалось репрессировать 268 950 человек:75 950 — по 1-й и 193 000 — по второй категории. По приказу 00447 компанию репрессий требовалось завершить в декабре 1937 г., т.е. фактически вскоре после выборов в Верховный Совет. Однако этого не произошло. Наоборот, регионы требовали увеличения для них лимитов на репрессии и продления сроков массовых операций. В результате политика “большого террора” продлевалась дважды и завершилась только в конце 1938 г., а число пострадавших увеличилось до 767 397 человек (по 1-й категории — 386 798; по 2-й категории — 380 599).

Важным направлением изучения политического развития СССР в 1930-е гг. является деятельности НКВД и существовавших в нём противоборствовавших кланов. Часть авторов проводит мысль, что органы государственной безопасности являлись лишь пассивными участниками политики репрессий и ограничивались исключительно исполнением партийных директив. Другие исследователи, наоборот, доказывают значительную самостоятельную роль НКВД и его лидеров в политической борьбе того времени. В авторитарном государстве такая позиция руководства НКВД не могла восприниматься партийной верхушкой иначе, как заговор. В партийном руководстве никто не мог чувствовать себя спокойно, даже сам Сталин: когда был арестован Нарком внутренних дел Ежов, у него оказалось обнаружено подробное досье на главу партии. Для чего Ежов собирал компрометирующие сведения на Сталина, в целях личного продвижения по службе или у него были более серьёзные политические мотивы, так и не выяснено до сих пор.

Помимо исполнения своих прямых функций охраны общественного порядка, органы НКВД постепенно обрастают мощной хозяйственной империей, разраставшейся за счёт использования принудительного труда заключённых. 7 апреля 1930 г. принимается указ, о расширении трудовых лагерей: сосредоточенные до 1928 г. в основном вокруг побережья Белого моря, они перехотят теперь в ведение Главного управления лагерей (ГУЛАГа), находящегося в прямом подчинении ОГПУ. Когда в результате реорганизации, предпринятой Г. Ягодой, 10 июля 1934 г. функции ОГПУ переходят к Народному комиссариату внутренних дел, система лагерей так же переподчиняется этому ведомству. Всего на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний (ИТК), 50 колоний несовершеннолетних. Формируется упоминаемая в публицистике «индустрия страха», ставшая одной из черт той противоречивой эпохи. Труд заключённых применялся в строительстве, на лесозаготовках, частично в промышленности и т.д. Силами узников были возведены Беломорско-Балтийский канал, канал Москва — Волга, другие стратегические объекты. Всего к концу форсированной индустриализации в местах лишения свободы содержалось 1.668.200 заключённых. Кроме того, в сельском хозяйстве, на осушении болот, в сельскохозяйственных артелях работало около миллиона спецпереселенцев.

Последствия репрессий не могут быть оценены только количественными показателями. Как справедливо В. Голдман, являясь следствием острой политической борьбы, они серьёзно сказывались на всех сторонах жизни общества. Неслучайно поэтому в период острой военной угрозы в 1938—1939 гг. государство делает очередной разворот и берёт курс ликвидацию последствий “большого террора”. Аресты и применение “мер физического воздействия” к “подозреваемым” продолжались, но всё явственней становится проявление иной тенденции: 17 ноября 1938 г. было принято постановление Совета народных комиссаров СССР и ЦК ВКП (б) “Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия”, подписанное Сталиным и Молотовым. В нём подчёркивалось, что “массовые операции по разгрому и выкорчёвыванию враждебных элементов, проведённые органами НКВД в 1937—38 годах при упрощённом ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений”. В постановлении так же отмечалось, что ситуацией неразберихи и бесконтрольности пользовались не только нечистые на руку карьеристы, но и “враги народа”, которые продолжали “вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, производили массовые и необоснованные аресты”.

После смены руководства правоохранительных органов и назначения на должность наркома внутренних дел Л. Берии (перед этим занимавшего пост руководителя партийной организации Грузии) осуществлялось смягчение внутренней политики. Перестали практиковаться открытые политические судебные процессы. Резко снижается количество осужденных, в 1939 г. их было 63 889 человек против 554 258 в 1938 г. Более того, начинается процесс частичной реабилитации. Так, из мест заключения освобождались многие офицеры, пострадавшие в годы “ежовщины”. Перед войной в армию было возвращено из числа “несправедливо уволенных” 12 461 человек. В целом в этот период из лагерей на свободу вышло 223,6 тыс. невинно осуждённых и ещё 103,8 тыс. — из колоний. С реабилитацией предвоенного так же связана деятельность И.Т. Голякова, ставшего в августе 1938 г. председателем Верховного суда СССР, а так же руководителя советской прокуратуры Вышинского, добивавшегося в этот период возвращения прокурорским работникам самостоятельности от НКВД и местных партийных органов.

Подводя общие итоги общественно-политического развития СССР в 1930-е гг. следует ещё раз выделить ключевое значение принятия новой Конституции 1936 г. Это событие стало действительной переломной вехой в эволюции советского режима. С момента принятия Конституции 1936 г. начинается медленный, противоречивый, но неуклонный процесс перемещения центра власти от партийных к советским (государственным) органам. Прежде всего, это коснулось высшего эшелона власти, где в конце 1930-х гг. происходит определённое перераспределение полномочий между прежде всесильным Политбюро и Советом Народных Комиссаров, который всё в большей степени обретает значимость реального, полноценного правительства, формирующего политический и экономический курс страны. Об этой метаморфозе советской политической системы в предвоенные годы историки заговорили только в последнее время, после открытия архивных документов, ранее хранившихся под грифом секретно. К аналогичным выводам по этому вопросу пришли современные авторы самых разных направлений, в частности такой либеральные историки, как Хлевнюк, Н. Ломагин или такие исследователи-почвенники, как В. Кожанов, Ю. Жуков и др. Отмечают парадоксальное двоевластие между Политбюро и Совнаркомом так же современные западные учёные, в частности Т. Ригби, С. Коткин и др.

Происходящие в этот период перемены историки не в последнюю очередь связывают с тем, что в годы сталинских репрессий отмечается резкое ослабление партии и партийных органов (т.н. разгром “ленинской гвардии”), в том числе погибают некоторые партийные функционеры, в прошлом видные члены Политбюро. Но только этим усиление государственных органов в противовес партийным объяснить невозможно, поскольку их кадры, в том числе кадры правительства так же пострадали в годы “большой чистки”. Очевидно, что в основе перераспределения властных полномочий между государственными и партийными структурами лежали всё те же процессы, которые вызвали потребность в принятии новой советской Конституции, т.е. процессы стабилизации того политического режима, который возник на базе революции 1917 года. Своеобразным внешним проявлением укрепления роли советского правительства при одновременном снижении властных полномочий партийных органов становится отказ Сталина на XVII съезде ВКП (б) в 1934 г. занять пост генсека и назначение его на пост Председателя Совнаркома, что произошло в самый канун войны с фашистской Германией — 4 мая 1941 года.

ЗАВЕРШЕНИЕ “КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ”

Громадные преобразования в сфере экономики требовали всё большее количество грамотных специалистов. Поэтому основной задачей культурного строительства в 30-е гг. XX в. оставалось расширение рядов советской интеллигенции, главными качествами тогда считались не только профессиональная подготовка, но и преданность большевистскому режиму. Именно на подготовку таких кадров была ориентирована вся система образования в СССР. В 1930 г. было введено всеобщее начальное образование. Системой всеобуча с этого момента были охвачены миллионы детей в возрасте от 8 до 11 лет. В те же годы на базе старших классов идёт создание специализированных учебных заведений: школ фабрично-заводского ученичества (ФЗУ) и школы крестьянской молодёжи (ШКМ). Расширяется система вузов. Растёт количество студентов, их подготовка. В 1935 г. были отменены все социальные ограничения на поступления в вузы, введённые в период революции. К концу 1930-х гг. до 80—90% от общего числа специалистов составляли специалисты, получившие высшее образование уже за годы советской власти. Советский народ становится наиболее образованным народом, а советская система образования — одной из лучших в мире.

Быстрыми темпами развивается и советская наука, особенно те области знания, которые были связаны с индустриализацией страны. В 1930-е гг. продолжили свою научную работу такие выдающиеся учёные, как естествоиспытатели И.П. Павлов и В.И. Вернадский, физик А.И. Иоффе и др. На мировом уровне развивались в СССР ядерные исследования. Построенный в 1936 г. циклотрон в Радиевом институте на то время был самым крупным в Европе. Уже в 1930-е гг. в Советском Союзе начинаются работы по подготовке космических полётов, теоретическое обоснование которых принадлежит выдающемуся отечественному мыслителю К.Э. Циолковскому. Развитие советской науки сделало в те годы возможным освоение севера, изучение Антарктики. Выдающийся вклад внесли советские учёные в развитие самой передовой для того времени техники.

В период развёрнутого социального переустройства советского общества своё развитие продолжают литература, живопись, театр и другие существовавшие прежде виды искусства, появляются новые. Так, особенно бурный рост в эти годы переживает кинематограф, возникает и развивается детский театр. В 1930-е гг. были созданы многочисленные произведения, вошедшие в золотой фонд не только отечественного, но и мирового искусства. Культурную жизнь в эти годы определялась сложными, противоречивыми процессами. Творческая инициатива, вызванная революцией, породила множество новых направлений во всех областях культуры. Нередко новое развивалось за счёт уничтожения прежнего реалистического искусства. В тридцатые годы процессы развивались в ином русле. То новое, что не выдержало испытание временем, отмирало и в литературе, и в драматургии, и в театральном искусстве, и в живописи, и в градостроительстве. Ушло в прошлое одиозное детище эпохи революционного разрушения “Пролеткульт”: в 1932 г. была расформирована ассоциация пролетарский писателей (РАПП), а в 1934 г. вместо него и других подобных организаций был образован объединённый Союз Советских Писателей. Во главе ССП стал всемирно-известный писатель М. Горький. На своём I съезде ССП в качестве метода советского искусства провозгласил “социалистический реализм”. В дальнейшем возникли союзы художников, музыкантов и другие творческие ассоциации.

Похожие процессы возврата к традиционализму были отмечены и в науке. Так, в начале 1930-х гг. в исторической науке подверглась настоящему разгрому так называемая “школа Покровского”. Эта школа стояла на позициях догматического марксизма, административным путём изгоняла из исторической науки представителей всех прочих школ и направлений, прежде всего историков с досоветским прошлым. Когда официальный курс был изменён в сторону признания не только революционного, но и всего прошлого России, подходы и методы “школы Покровского” были отвергнуты. Сам М.Н. Покровский, крупнейший советский историк в годы революции и НЭПа, до этого времени не дожил, но пострадали многие его ученики, вынужденные публично отмежеваться от взглядов своего учителя. В школах было восстановлено преподавание обычной истории русского государства, а в 1938 г. под редакцией И.В. Сталина был выпущен “Краткий курс истории ВКП (б)”, что означало установление полного контроля над исторической наукой со стороны властей. В те же годы была прекращена деятельность так называемых педологов, а педология запрещена. Вне закона оказалась и евгеника — дисциплина, обосновавшая различия в умственных возможностях ребёнка в зависимости от происхождения, а так же занимавшаяся вопросами “улучшения рас”.

Тридцатые годы становится временем резкого усиления государственного вмешательства во все сферы жизни общества, в том числе искусства. Усиливается репрессивность государства, а так же роль в нём карательных органов. Перемены самым непосредственным образом сказались на развитии искусства, а так же на судьбах многих деятелей культуры. Уже в начале 1930-х гг. репрессиям подверглись многие учёные, боровшиеся с большевистским режимом. Среди них, например, были такие известные экономисты как А.В. Чаянов и Н.Д. Кондратьев. В дальнейшем жертвами репрессий стали такие крупные исследователи, как микробиолог Г.А. Натансон, востоковед А.Н. Самойлович, естествоиспытатель Н.И. Вавилов и многие другие. Та же участь ждала и многих деятелей искусства. Трудно перечислить всех литераторов, композиторов, музыкантов, художников и других деятелей культуры, которые были уничтожены в годы “большого террора”. Среди них Н.А. Клюев, О. Мандельштам, И.И. Катаев, Б.П. Корнилов, Н.А. Заболоцкий, А.К. Воронский, В. Мейерхольд и многие другие. Суровым преследованиям подверглась Русская Православная Церковь. Тысячи священников оказались узниками ГУЛАГа, многие погибли. До середины 1930-х гг. проводилась политика разрушения церквей. Именно в те годы был разрушен Храм Христа Спасителя в Москве, закрыты и разрушены сотни других храмов и монастырей.

Вопросы и задания

· Можно ли назвать политику, проводимую в 1930-е гг. “сталинской модернизацией” или СССР шёл своим, самобытным путём развития?

· Можно ли назвать в политике 30-х гг. XX века элементы преемственности по отношению к предшествующим периодам российской и советской истории?

Чем определялись изменения внешнеполитического курса Советского Союза на протяжении 1930-х годов?


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру