Конец войне

Военно-исторический очерк

Главным военно-политическим событием конца, да и всего 1917 года стала, несомненно, Великая октябрьская социалистическая революция в России, которую сейчас больше называют большевистским переворотом, и многие солидные историки, в основном в нашей стране, считают вообще случайностью. Не буду вступать в политическую полемику, дабы не отклоняться от основной темы. Замечу лишь одно. Без сомнения это был Божий промысел, помните лермонтовское «не будь на то Господня воля…», который, в конечном счете, спас русское государство от исчезновения с лица земли. По воле Божией рухнула православная империя, а пришедшая на смену демократия, конечно, не спасла бы огромную страну от развала. Представим себе только на мгновение, что власть осталась бы у Временного правительства и Учредительного собрания. Предположение нереальное, ибо низы — 90% населения страны, требовали мира и земли. Ни того, ни другого демократы давать не желали. Но, представим все же. Демократическая Россия победила бы вместе с Антантой. Но это была бы уже другая Россия без Прибалтики, Украины. Закавказья и Средней Азии. Я уж не говорю о Польше и Финляндии. И началось бы то, что мы с вами наблюдаем сейчас уже более 20 лет. Ни о какой индустриализации, ликвидации нищеты и безграмотности не могло быть и речи. Как и о политической самостоятельности. Верхи грызлись бы из-за своих и чужих денег, делили победные репарации из Германии и неограниченные недра земли российской. Впрочем, и недра надо было бы еще разработать. Мы бы уже в 20 году превратились бы в сырьевой придаток, а то и негласную колонию Западной Европы и США. Не было бы никакого собственного машиностроения, авиации, танков и далее по списку. Процветала бы бешеная торговля сырьем, чужим ширпотребом и продовольствием. И голод двадцатых годов бы возник. И Гитлер бы возник, как неизбежная отрыжка Первой мировой войны, неизбежный посланец сатаны. И неизбежно бы полез он на Россию за жизненным пространством и рабами. Ну, и как мы смогли бы ему противостоять, находясь в тех же границах, что и сейчас, да еще и с несравнимо худшим потенциалом? Все-таки наша нынешняя демократия покоится на огромном, хотя и прожигаемом и разрушаемом экономическом потенциале Советского Союза — второй державы мира. А демократия того времени сидела бы на жалких останках лапотной, крестьянской, разрушенной войной царской империи. Ответ, по-моему, понятен. Не было бы сейчас никакой царской, социалистической, демократической России. На этом и закончу краткий экскурс в политику и вернусь к событиям Первой мировой войны конца 1917 года. Хотя совсем уж без политики тут не обойтись. Один только выход России из войны уже политика, да еще какая.

Политика политикой, а боевые действия на фронтах продолжались по своему плану. В конце года главный акцент вооруженной борьбы вновь сместился на Запад. Мы уже говорили, что наши западные союзники, особенно французы, приняли на вооружение новый принцип — борьба на истощение противника и накопления собственных сил до окончательной победы. Это по определению отвергало какую бы то ни было активность, но начатые летом наступательные операции оказалось не просто остановить. Заряженные винтовки, пулеметы, пушки должны были дострелять, хотя бы по инерции, и таких зарядов оставалось еще много. Вот так по инерции наши союзники и воевал, не ставя перед войсками никаких стратегических задач. У германцев же со товарищи оставалась одна задача — удержать линию фронта и стратегическую стабильность, сохранить ничтожно малый резервный потенциал для возможных решающих битв. Правда, состоялась одна битва со стратегическими результатами. Но произойдет она все-таки на периферийном театре военных действий в Италии. Были и весьма любопытные операции на, казалось бы, совсем затухающем русском фронте под Ригой. О них поговорим позже, а сейчас вернемся во Францию.

Первыми после летнего тактического успеха зашевелились французы, организовав наступательную операцию у Мальмезона силами своей 6-й армии генерала Метра (3 корпуса по 4 дивизии в каждом). Задача стояла простая — срезать занятый германцами выступ, образованный треугольником высот у селенья Мальмезон, так как с этих высот противник контролировал всю долину реки Эллет. На 10-км. участке атаки Метр сосредоточил целых 12 дивизий, да еще 1878 орудий, в том числе 1000 тяжелых, 300 самолетов и 63 танка. На одном километре фронта стояло почти 20 орудий ( через каждые 4 метра орудие). Сразу отметим важнейшую особенность этой операции — самую высокую плотность артиллерии за всю войну на французском фронте! Это и решило участь сражения, несмотря на то, что у германцев здесь было 12 пехотных дивизий 7-й армии, 580 орудий, в том числе 225 тяжелых, 200 самолетов, и они знали о намерениях французов и готовились к отражению атаки. Атака началась 23 октября после 6-дневной артиллерийской подготовки, ужасной, ибо на погонный метр французы выпустили 8 тонн снарядов! Как всегда краток и точен А. Зайончковский. Ему и дадим слово:

«Ввиду возможности для германцев точно узнать день и час атаки таковая началась на полчаса раньше. Батальоны первой линии были расположены в 350м. от неприятеля. В 5 ч. 15 мин. утра 23 октября эти батальоны, предшествуемые танками, двинулись в атаку и одним махом захватили три линии неприятельских сравненных с землей траншей. В 6 ч. 45 мин. первая задача была выполнена, и батальоны второй линии выдвинулись перед первой, как на маневрах. Чистка первой позиции заняла свыше 3 часов, и только в 10 ч. 30 мин. утра началось продвижение ко второй позиции; оно было сопряжено с большими трудностями движения по пересеченной местности. В 14 час. Были взяты Шавиньон и Вандесон. Из числа танков только несколько достигло своей цели и помогало пехоте.

24 октября германцы начали очищать гору Санж, а 25-го французы продолжили свое наступление и 1 ноября, заняв лес Пинон, окончательно отбросили германцев к северу от ручья Элет и завладели всем плато Шмен-де-Дам. Это, по словам французов, была блестящая победа, позволившая им в 4 дня продвинуться на фронте в 12 км. на глубину 6 км. Операция у Мальмезона считается ими образцом прорыва с ограниченной целью. Они определяют потери германцев в 50000, а свои высчитывают в 8,5% наличного состава. Командование французской армии рассчитывало этим успехом поднять настроение армии».

Зайончковский специально дает французскую оценку итогов операции. Не все оказалось так радужно. Во-первых, затрата огромного количества артиллерийских боеприпасов все-таки не обеспечило им полного прорыва германской обороны с первой атаки. Во-вторых, из 63 танков «Шнейдер» и «Шамон», предназначенных для атаки 24 не прошли исходной позиции пехоты, 19 остановились между исходной позицией и первым рубежом противника, и лишь 20 выполнили свою задачу. На мой взгляд, единственно, что можно включить в актив французов, это минимальные по сравнению с противником потери — 8 тыс. человек. В то время, как германцы, по французским же данным, потеряли только пленными 11 тыс. человек, более 30 тыс. убитыми и ранеными, 200 орудий, 220 минометов, 700 пулеметов. На этот факт следует обратить особое внимание. Впервые за войну наступающая сторона несла меньшие потери, чем оборонительная! Очень важный момент, так что настроение у французских войск, несомненно, поднялось.

Как раз в конце этой победной для поднятия настроения операции началось давно подготавливаемое сражение в Италии у селения Капоретто. Сразу отметим, что это было самое значительное сражение всей кампании 1917 года по целям, задачам, привлекаемым силам и средствам. Германцы, начиная наступление в Италии, исходили из необходимости придать бодрости своему слабому союзнику, чтобы удержать его в союзе. Кроме того, решительное победоносное наступление в Италии обязательно бы отвлекло союзников от активных действий во Франции. Наконец, у них освободились силы после Рижской операции в России, да и не мешало бы на практике еще раз применить новые тактические наработки, использованные под Ригой. Удивительно, но Гинденбург отказался наносить удар по итальянцам в Трентино, несмотря на самое выгодное положение и конфигурацию фронта. Удар здесь в направлении Венеции и Падуи, несмотря на альпийские трудности сразу же рассекал и ставил в критическое положение весь Итальянский фронт. Как это не похоже на «спасителя Германии и первого воина рейха» Он предпочел ударить в самом левом фланге в долине многострадальной реки Изонцо в районе Капоретто. Хотя местность здесь тоже считалась труднопроходимой, но обороняли ее измотанные предыдущими боями, как писали потом французы «наиболее развращенные германской пропагандой», войска. Куда делось преклонение Гинденбурга перед Каннами. Его верный чичероне Людендорф, впрочем, объясняет это усталостью австрийской армии и невозможностью Германии предоставить для операции более 6 — 8 дивизий. Во всяком случае, Гинденбург принял, наконец, решение.

В районе Плеццо, Тольмино создается ударная группировка из 7-ми лучших австрийских и 8-ми наиболее крепких германских дивизий, объединенных в 14 армию под командованием очень энергичного генерала Белова. Армия должна была неожиданно прорвать фронт между Плеццо и Тольмино, и, увлекая за собой остальные австрийские армии, нанести итальянцам решительное поражение. Армию поддерживали войска 10-й австрийской армии в Карнийских Альпах и 2-я Изонцская армия. Армия насыщалась значительной артиллерией: 1621 орудие, 301 миномет и 1000 газометов. Огромнейшая сила. Но не это главное. Генерал Белов, оперативно построив атакующие группы в одну линию, на направлении главного удара у Тольмино выделил каждой наступающей дивизии всего от 1,2 до 1,8 км фронта. Дивизия имела на 1км. фронта 287 орудий и 24 миномета, по сути дела стоявшие через каждые 3 метра. Такая плотность артиллерии была самой высокой в истории первой мировой войны! Другим важнейшим моментом стало решение германского командования сократить время артиллерийской подготовки с привычных нескольких суток до нескольких часов, чтобы лишить противника возможности перегруппировать свои силы. Такую артподготовку они успешно применили на русском фронте под Ригой. Удивительно в этой связи поведение итальянцев. О готовящемся наступлении они знали заранее, разведка установила прибытие германских дивизий и их продвижение к фронту. Перебежчики сообщили примерную дату возможного наступления. И никакой реакции. Итальянский главком Кодорна мечтал об очередном, двенадцатом наступлении у реки Изонцо.

Дождливой беспросветной ночью 24 октября в 2 часа Белов приказал открыть артиллерийский огонь. Для начала химическими боеприпасами по итальянским окопам второй линии, командным пунктам, артиллерийским позициям и путям сообщений. Химическая атака удалась полностью, дезорганизовав и без того слабые линии связи итальянцев и артиллерийские НП. Поэтому, когда ударила вся артиллерия огнем невиданной силы, итальянцам нечем было ей ответить. В 8 часов утра после взрыва двух огромных мин поднялась в атаку пехоты, и через полтора часа итальянские позиции оказались прорваны сразу на двух участках. На тольминском направлении германцы захватили Капоретто, давшее потом название всей операции. 26 октября прорыв достиг ширины 28 — 30 км., 10 — 15 км. в глубину, и итальянцы, попросту говоря, побежали. Причем бежали не только войска, но мирное население. Число беженцев скоро достигло 400 тыс. человек. Кодорна еще пытался руководить армиями. 27 октября он приказал начать отход 3-й армии, которая ценой больших потерь удерживала занятые позиции. Ибо противник выходил ей в тыл. Долина реки Изонцо при этом отходе оказалась затоплена, тяжелые орудия так и остались на позициях. Огромные массы людей, лошадей, орудий, обозов всех родов, отмечает итальянский военный историк Л. Виллари, устремились в направлении реки Тальяменто. «Многие части шли спокойно и в порядке при полном вооружении и снаряжении, сохраняя дисциплину до конца… Другие части превратились в толпы распущенного сброда, потеряли всякое подобие дисциплины и всякое чувство воинского долга, требовали заключения мира или всячески ругали воображаемых предателей. Вместе с войсками шли толпы граждан — мужчин, женщин и детей, бегущих от врага, от жестокости которого пришлось пострадать тем, кто остался в занятых им районах; эти беженцы вносили в ряды отходивших еще больший беспорядок». Да, уж! Австро-германские войска впервые за всю войну вторглись на итальянскую землю. 29 октября перешла в наступление и 11-я австрийская армия в Альпах. Командовал ею бывший начальник австрийского генерального штаба генерал Конрад, тот самый который составлял у австрийцев планы ведения всей войны и в начале которой числился первым полководцем. Что поделаешь, не он первый оказывается в опале. Война всех расставляет на свои места.

Как бы то ни было, а итальянские войска не удержались у реки Тальяменто и катились дальше к реке Пьяве, от которой до Венеции рукой подать. В Риме немедленно пало правительство Бизелли. На его место заступил такой же серый чиновник Орландо. Что он мог сделать? Только что заменить провинившегося Кадорну на генерала Армандо Диаца, тем более этого требовали не только взбешенные итальянцы, но и союзники. Еще бы, если по словам самого Ллойд Джорджа итальянская армия «была оглушена и в беспорядке ринулась назад… Высшее командование было совершенно оглушено катастрофой… Штаб окончательно потерял голову от этого удара. Он стал давать дикие приказы частям, местопребывание которых ему было совершенно неизвестно и в самом существовании которых он сомневался… Целые дивизии рассыпались на блуждающие атомы, гонимые бурей по долинам Ломбардии». А вот союзники могли помочь и, слава Богу, помогли 30 октября в Тревизо в штаб итальянского командования прибывают лучшие французский и английский генералы Фош и Робертсон, а за ними двигались 6 французских и 5 английских дивизий. Любопытно то, что для ускорения они перебрасывались из южной Франции в основном автомобильным транспортом. К середине ноября итальянские войска отошли за реку Пьяве. Германо-австрийские армии углубились на итальянскую территорию больше чем на 100 км. Но дальше не продвинулись. Не было больше сил, но достигнутого успеха хватило, чтобы поднять боевой дух австрийцев и заставить их воевать дальше. Да и во Франции вновь активизировались боевые действия, и надо было срочно перебрасывать туда войска.

У Капаретто итальянцы потерпели сокрушительное поражение. Только убитыми и ранеными они потеряли более 135 тыс. человек, более 335 тыс. попали в плен, 300 тыс. солдат отбились от своих частей или просто дезертировали. Противнику досталось 3152 орудия (почти половина всей итальянской артиллерии. – С.К.), 1732 миномета, 3000 пулеметов, 22 авиационных парка, 300 автомобилей, огромное количество различного военного имущества и всевозможных запасов.

Нам же следует отметить несколько других важных моментов. Прежде всего, то, что операция у Капоретто, в которой участвовало свыше 2,5 млн. человек с обеих сторон является одной из самых значительных в истории первой мировой войны. Эта операция была единственной в 1917 году, сумевшая привести к стратегическому результату. В этой операции отмечается самая большая за всю войну концентрация артиллерийских сил на участке прорыва при короткой 6-часовой артподготовке. Наконец, эта операция опять подтолкнула военное командование стран Антанты к тесному объединению своих планов и сил. На совещании в Рапалло 5–7 ноября принимается решение создать Высший военный совет, в который вошли главы союзных правительств и представители генеральных штабов Франции, Англии, Италии и США. Понятное дело, русских представителей в нем уже не было

А нам предстоит вернуться во Францию, где наш другой союзник по Антанте Великобритания не уступала в активности французам. Более того, не трудно отметить, что именно в 1917 году английские войска проявили на Западном фронте наивысшую активность и были главным противником Германии. Тактические победы у Мессин и Ипра, которые уже знакомый нам Лиддел Гарт назвал «укрепляющим лекарством, совершенно необходимым после депрессии, вызванных печальным концом весенних наступлений у Арраса и на реке Эн», вдохновили англичан на новые подвиги. Рвался в бой и их, несомненно, лучший полководец новоиспеченный фельдмаршал Дуглас Хэйг. В самой Англии отношение к нему было неоднозначно. Достаточно сказать, что после полного разгрома Германии главнокомандующий английскими войсками во Франции, герой войны фельдмаршал Хэйг не получил никакой работы и в возрасте всего 56 лет ушел в частную жизнь. Впрочем, это в английской традиции. Вспомним, как ушел из политики на самом пике славы в 1945 году Уинстон Черчилль. Хэйг все же получил свою долю славы, наград и почестей. И если в мире мало кто помнит фельдмаршала Хэйга, то уж миллионы людей до сих пор любят виски знаменитой марки «Хэйг анд Хэйг». А это ведь наш фельдмаршал и его отец. Кроме шуток Хэйг был действительно выдающимся военачальником и пользовался заслуженным авторитетом и в войсках и в кабинетах британского истеблишмента. Согласимся все с тем же Черчиллем: «Могут найтись те, кто оспорит право Хэйга стоять рядом с Веллингтоном в английских военных анналах, но не найдется никого, кто сможет отрицать, что его качества и манера солдата и патриота будут еще долго служить примером нам всем». Так что Хэйг без труда убедил Лондон в необходимости нового наступления во Франции, хотя бы для того, чтобы помочь терпящим бедствие итальянцам. Да и поднимать боевой дух английским войскам требовалось постоянно.

Хэйг решил наступать несколько южнее участка предыдущей Фландрской операции. Участок он выбрал не случайно, ибо там, у узла железных дорог Камбре, местность полностью соответствовала интересной задумке английского фельдмаршала. Не ставя перед собой никаких стратегических целей, он решил прорвать германские позиции линии Зигфрида, ввести в прорыв кавалерию, захватить Камбре, лес Бурлон, переправы через реку Сансэ и выйти в тыл противнику к югу от Сансэ. Цели самые прозаические. Изюминка состояла в том, что фронт Хэйг решил прорывать массированной танковой атакой без длительной артиллерийской подготовки, а только взаимодействуя с пехотой, артиллерией и авиацией. В своем докладе правительству Хэйг объяснял, что основной замысел наступления «заключается в полном отказе от предварительной артиллерийской подготовки и перекладывании на танки работы по разрушению проволочных заграждений противника. Как только начнется наступление танков и пехоты, действующей в тесном взаимодействии с танками, артиллерия огневым валом и контрбатарейной стрельбой поддерживает наступление». Именно поэтому, в сущности, рядовая операция у Камбре вошла в военную историю особой страницей.

Для наступления привлекалась полнокровная 3-я английская армия генерал Бинга (8 пехотных и 3 кавалерийские дивизии) и совершенная новинка — впервые в мире сформированный танковый корпус под командованием генерала Эллиса. Корпус состоял из 3-х танковых бригад по 3 танковых батальона в каждой. Всего 468 танков. Само собой привлекались большие силы артиллерии — 1000 орудий и авиации — 1000 самолетов, 1536 пулеметов. 72 тыс. штыков и 20 тыс. сабель имел в своем распоряжении генерал Бинг. В резерве у Хэйга оставалось 3 пехотные дивизии и 3 французские пехотные дивизии перебрасывались на автомобилях в ближние тылы армии Бинга. Противостояли ему всего 2 германские дивизии — 54-я пехотная и 20-я ландверная, да с русского фронта подвозилась для смены 107-я пехотная дивизия. Сидели эти войска на внушительных позициях глубиной до 9 км. Насчитывали 36 тыс. штыков, 900 пулеметов, 224 орудия и 272 миномета. Силы значительные, но, конечно, уступающие английским по всем параметрам.

К подготовке первого массированного танкового наступления англичане подошли весьма продумано и творчески. Генерал Эллис приказал своему начальнику штаба полковнику Фуллеру (будущему танковому теоретику. — С.К.) выяснить отношение пехоты к танкам. Ответ оказался неутешительным: «Плохое. Пехота думает, что танки себя не оправдали. Даже команды танков обескуражены». Эллис принимает решение провести в тылу на старых укреплениях в районе Ла-Флак, напоминающих линию Зигфрида (англичане называли ее линией Гинденбурга. — С.К.), провести тренировки и совместные учения пехоты и танков. Танки на глазах изумленных пехотинцев брали рвы шириной более 3-х метров и вертикальные препятствия высотой более 1 метра, рвали и растаскивали проволочные заграждения четырехлапными якорями, которые крепились за корму. Сами новейшие танки марки «4» тоже впечатляли Хвостов, как в первых танках они не имели. При длине 8 метров ширина пулеметного танка типа «самка» составляла 3,2 метра, а пушечного танка типа «самец» — 4,1 метра. Высота равнялась 2,5 метра, а вес — 28 тонн. У пушечного танка было 2 шестифунтовые пушки и 4 пулемета, у пулеметного — 6 пулеметов. На каждом имелись танковые фашины (всего 75 связок хвороста, скрепленных цепями) для преодоления широких германских окопов. Фашины крепились наверху танка и при подходе к окопу сбрасывались в него. Не танки, а настоящие монстры. На учениях отрабатывался и порядок взаимодействия этих монстров с пехотой. И хотя срок обучения 8 суток был явно мал, английская пехота поверила в танки и психологически настроилась на совместную борьбу.

Следует отметить еще одну важную деталь. Германцы не ожидали наступления у Камбре. Англичане блестяще скрыли свои приготовления к операции. Танки подвозились на железнодорожных платформах в ночное время и своим ходом шли на исходные позиции в 1 км. от переднего края. Шум танковых двигателей заглушали минометной и пулеметной стрельбой. Любопытно и то, что германцы, взяв в плен двух ирландцев, которые, пылая ненавистью к Англии, назвали даже дату начала наступления 20 ноября, не придали этому никакого значения.

20 ноября наступило. За час до рассвета в 6 часов 10 минут в густом тумане танки в сопровождении пехоты пошли на штурм линии Зигфрида. Через 10 минут открыла огонь артиллерия, и в 200 метрах впереди себя танкисты увидели взрывы, образующие огневой вал. Поднялась в воздух и авиация, но без особого эффекта. При нулевой видимости самолеты теряли ориентировку. 2 самолета вообще врезались в деревья при налете на германский аэродром. Германцы тоже подняли в воздух свои самолеты, но они вообще затерялись в тумане и не долетели до передовой. Однако, не это главное. Германцы вообще не ожидали такой атаки в такое время и такими необычными силами.

«Германские посты с тревогой вглядывались в сплошную стену серого тумана, прислушиваясь к сильному грохоту, надвигающемуся на них. Вышедшие из тумана стальные колоссы весом в 28 т. обрушились на германские окопы. При атаке танками англичане применили следующий боевой порядок; один танк шел впереди, за ним на дистанции 180 — 250 шагов следовали два танка с интервалом в 225 — 350 шагов. Все три танка имели фашины. Головной танк разворачивался вдоль неприятельского окопа и открывал огонь, второй танк подходил к окопу противника и сбрасывал фашину, по которой третий танк переходил окоп и в свою очередь сбрасывал фашину во второй окоп. Головной танк беспрепятственно проходил по фашинам два окопа и сбрасывал свою фашину в третий окоп. Пехота, которая шла за двумя танками второй линии по колее гусениц, разделялась на три группы. Первая группа была чистильщиками окопов, вторая блокировала окопы и третья была группой поддержки. Внезапная атака танков и пехоты произвела панику в рядах германских солдат. Одну за другой они теряли свои позиции. 20 ноября к 11 часам 30 минутам англичане продвинулись на глубину 6 — 8км., захватив первую и вторую линию Зигфрида… К 13 часам германский фронт был прорван по ширине в 12 км., и англичане готовились ввести в брешь кавалерию». В первый день наступления англичане взяли в плен 8000 германских солдат, 160 офицеров, 100 орудий и 100 пулеметов. Сами потеряли при этом 1500 человек. Вот она победа в руках. Как этот прорыв напоминает только что рассмотренный нами прорыв у Капаретто. Но наступали у Камбре не германцы, а англичане и что самое главное — оборонялись не итальянцы, а немцы

Линия фронта была прорвана в 13 часов, а 3-й английский кавалерийский корпус зашевелился только через полтора часа, да и то двигался вперед даже не дивизиями, а отдельными эскадронами, которые немецкая пехота без труда рассеивала пулеметным огнем, как это случилось с эскадроном канадской конницы, вышедшей уже на окраины Камбре. Да и не везде линия фронта оказалась прорванной. У местечка Флескьер английские танки попали под сосредоточенный огонь артиллерии с близкой дистанции. Танки здесь переваливали через гребень горы и становились отличной мишенью. Только 27-й резервный пехотный полк германцев сжег 18 танков, из 20 принимавших участие в атаке. Все вместе взятое привело к тому, что англичане остановились, чтобы привести в порядок свои войска. Возобновили боевые действия только к обеду 21 ноября. Но было уже поздно. В борьбе с танками следующие трое суток германцы очень умело применяли полевые орудия установленные на грузовиках и зенитные батареи, которые тоже состояли из подвижных групп — 77-мм пушки на автомобилях. Применялись огнеметы и минометы. Пехота вела огонь бронебойными пулями со стальным сердечником, бросала связки гранат. Выше всяких похвал действовали германские летчики, которые не только отбивались в воздушных боях от превосходящих сил противника, но и, пикируя, атаковали танки сверху огнем фосфорных пуль. Так зародилась впервые противотанковая оборона. Это вам не итальянцы. К тому же командующий 2-й германской армией генерал фон Марвиц сумел в самый короткий срок на автомобилях перебросить в район боев значительные резервы. 29 ноября германцы окончательно остановили продвижение английских войск.

На этом и могла закончиться последняя операция кампании 1917 года на Западном фронте. Но у англичан осталось 10 дивизий и меньше половины танков, а Марвиц подтянул целых 16 дивизий, которые имели 160 тыс. штыков, 3600 пулеметов, 1700 орудий, 1088 минометов, более 1000 самолетов. Не родился еще такой германский военачальник, который бы не воспользовался таким преимуществом, и фон Марвиц не исключение. К тому же из Берлина покрикивал сам Гинденбург, упрямый фанатик всяческих Канн. Понятное дело, Марвиц нацелил против правого фланга прорвавшихся англичан 7 пехотных дивизий, против левого — 4 дивизии с задачей концентрической атакой окружить все английские войска. Атаку поддерживали все 1000 самолетов и 1000 орудий, на 75% тяжелых. А далее произошло то, что так часто происходило с германскими стратегами. Наступление длилось с 30 ноября по 6 декабря. А. Зайончковский пишет: «Германский удар, построенный на основах внезапности, удался в полной мере. Здесь впервые на Западном театре была применена система короткой артиллерийской подготовки по методу уточненной стрельбы. Атака имела успех, особенно на южном фланге выступа. Англичане с большими потерями были отброшены почти в свое исходное положение, но окружить их не удалось» В результате контрудара англичане потеряли 9000 пленными, 716 пулеметов, 148 орудий и 100 танков, но с помощью оставшихся 73 боеспособных танков остановили-таки германцев.

Ну, и кто, спрашивается, победил в этой в сущности рядовой армейской операции. По всему никто. Линия фронта не изменилась, потери равнозначные. И все-таки отдадим предпочтение англичанам. Камбре — первое танковое сражение в истории войн, первое массированное использование танков во взаимодействии с пехотой артиллерией и авиацией, первый прорыв обороны бронетанковым ударом. А это дорогого стоит. Танк из экзотической игрушки превратился в грозную боевую силу, которая вскоре будет определять успех любого сражения.

Французы до конца года отказались от всякой активности, несмотря на приход в кабинет министров 16 ноября нового премьера Клемансо ярого сторонника решительной борьбы с германцами.

То, что на Салоникском фронте ничего не происходило и в конце 1917 года перестает вызывать удивление. Всегда, во всех войнах существовал, существует, и будет существовать такой театр военных действий, такой участок фронта, который какое-то время, нередко длительное, остается как бы вне борьбы, даже при явном преимуществе сил одной из сторон. В 1917 году это был Салоникский фронт. Хотя о нем не забывали. 22 декабря был наконец отстранен от командования генерал Саррайль, запомнившийся только склочной борьбой с знаменитым Жоффром. Его заменил генерал Гильом, то самый, который в августе успешно вернул французам первоначальные позиции у многострадального Вердена. Салоникский фронт он принял в составе 23 пехотных дивизий (8 французских, 6 сербских, 4 английские, 3 греческие, 1 итальянская и 1 русская) общей численностью более 600 тыс. человек. Однако, по решению Высшего военного, о котором мы уже упоминали, и этому боевому генералу предписывалось «направить усилия на укрепление обороны, не прекращая подготовки к возможному наступлению». Принимались меры по повышению боевой готовности войск, дисциплины, реорганизовывалась тыловая служба, был создан общесоюзный штаб главнокомандующего. Вот и вся «гигантская» боевая работа.

На Ближнем Востоке, как и в Европе, наибольшую активность осенью 1917 года показали англичане, особенно на Сирийском фронте, а точнее в Палестине. Здесь после памятных нам весенних неудач вместо генерала Моррея был назначен амбициозный генерал Алленби, который сразу предпринял ряд мер по усилению боеготовности войск. Полковник Лоуренс Аравийский посылается к арабам с задачей склонить их к восстанию против турок. Лоуренс получает право использовать все способы — шантаж, подкуп, угрозы, обещание независимости будущим арабским государствам. Знаменитый разведчик и авантюрист с блеском справляется со своей задачей. Алленби собирает армию в составе 7 пехотных дивизий и конного корпуса. А это, без малого, 80 тыс. штыков, 15 тыс. сабель 350 орудий и 800 пулеметов. Задача одна — завоевать Палестину. Любопытно то, что противостоял Алленби не менее амбициозный и талантливый военачальник хорошо нам знакомый германский фельдмаршал Фальенгайн. Да, да именно туда военная судьба забросила в 1917 году некогда всесильного германского верховного главнокомандующего. Да и в подчинении у него были не прусские гвардейцы и резервисты ландвера, а 7-я и 8-я турецкие армии. Армии две, а численность их не превысила 45 тыс. штыков, 2.5 тыс. сабель, 308 орудий и 526 пулеметов. Этот недостаток в силах и средствах не позволил даже такому талантливому, опытному военачальнику, как Фалькенгайн сдержать натиск англичан, хотя он и спас турецкие войска от окончательного разгрома.

Операция в Палестине не представляет особого интереса для истории военного искусства и вполне справедливо считается обычной, проходной. Алленби решил наносить два удара — основной на правом фланге от Беершебы на Иерусалим, и вспомогательный на левом фланге в районе Газы вдоль побережья на Хайфу. В ночь на 31 октября ударила вся английская артиллерия, в том числе корабельные орудия англо-французского флота, и английские войска пошли вперед. 1 ноября турецкие позиции у Беершебы оказались в руках англичан, и их кавалерия, обойдя левый фланг турок, перерезала дорогу на Хеврон. 6 ноября фронт турок был прорван, их 8-я армия откатилась вдоль побережья на Яффу, а 7-я на Иерусалим. Английская кавалерия не успевала в преследовании по прозаическим причинам — нехватке воды.

Алленби проводит перегруппировку и 9 дивизий бросает теперь на левый фланг, и 17 ноября англичане занимают Яффу важнейший стратегический порт на всем театре военных действий. Затем он поворачивает свои силы, и совместно с центральной группировкой 9 декабря берет коротким боем Иерусалим. На этом и заканчивается успех англичан. Не надеясь больше на турецкие войска, Фалькенгайн подтягивает в Палестину германский азиатский корпус, контратакует и останавливает наступление Алленби на линии Яффа — Иерусалим. Фалькенгайн даже попытается вернуть столицу древней Иудеи, но начавшиеся дожди и бездорожье заставили прекратить активные действия обе противоборствующие стороны. В Лондоне отмечали победу, хотя уже знакомый нам Лиддел Гарт справедливо заметит, что победа англичан в Палестине имела лишь большое моральное значение. Со стратегической же точки зрения она являлась «кружным путем к цели».

Англичане продолжали удивлять своей активностью, выбив германские отряды из германской Восточной Африки — последнего оплота империи Вильгельма на Африканском материке. Однако и здесь им не удалось окружить 2 тысячный германский отряд, который 25 ноября перешел в Португальскую Африку и продолжал партизанскую борьбу до конца войны.

На море союзники заканчивали год вообще-то в минорном настроении: «Несмотря на использование громадных боевых сил и средств для борьбы германскими лодками, Англия оказалась в тяжелом положении. За 11 месяцев неограниченной подводной войны она потеряла только в Северном море и Атлантическом океане 1037 судов общим тоннажем 2 млн.600 тыс. тонн. Кроме того, союзники и нейтральные страны лишились 1085 судов вместимостью 1 млн. 647 тыс. тонн. Потери союзных держав и нейтральных стран в средиземном море — 651 судно водоизмещением 1 млн. 630 тыс. тонн. От мин, поставленных немецкими лодками, погибло судов водоизмещением около 330 тыс. тонн. Итоговая цифра потерь в тоннаже составляла более 6 млн. тонн. В 1917 году Англия построила новых судов водоизмещением 1 млн. 160 тыс. тонн, что составляло примерно одну треть от потерянного ею тоннажа. На выручку Англии пришли США, развернув во второй половине 1917 года крупное судостроение, но их помощь стала сказываться только в 1918 году. В течение 1917 года Германия построила 103 новые лодки, а потеряла 72 лодки, из них 61 в Северном море и Атлантике».

Боевые действия на Западе конца 1917 года, как и летние, легко сравнимы с кампанией осени 1944 года. Союзник воевали всерьез и под Камбре и соответственно под Страсбургом, под Капаретто и на Филиппинах. Позволю себе напомнить об операциях 1944 года. 3 сентября войска союзников вступают в Брюссель, а на следующий день в Антверпен. 18 сентября войска союзников освобождают французский Брест. 17 октября начинается операция вооруженных сил США и их союзников по овладению Филиппинами. 21 октября американские войска вступают на территорию Германии, заняв город Ахен. 22 ноября войска союзников занимают Мец, а 28-го Страсбург.

Любопытно, что осенью 1917 года союзники потерпели серьезное поражение на севере Италии, а 16 декабря 1944 года началось знаменитое наступление эсэсовских танковых войск в Арденнах, едва не приведшее к крушению всего Западного фронта. Осенью же, 8 сентября 1944 года состоялся первый обстрел Лондона знаменитыми ракетами Фау-2 со стартовых позиций в Нидерландах. Обстрел продолжался до 25 марта 1945 года. Всего на Англию было запущено 1403 ракеты. Из них 1115 достигли английской территории, в том числе 517 упали на Лондон. Но это были последние успехи гитлеровцев на Западе.

На море же в конце 1944 года союзники не просто доминировали, но полностью подавили противника. К примеру, 12 сентября английская авиация потопила-таки знаменитый немецкий линкор «Тирпиц». Соотношение сил американского и японского флотов к началу Филиппинского морского сражения говорит само за себя: Авианосцы (США — 35, Япония — 4, то есть 8,8:1), линкоры (12 и 9 соответственно, то есть 1,3:1) эсминцы (144 и 35, то есть 4,1:1), самолеты авианосные (1350 и 116, то есть 11,6:1).

Авиация союзников просто размазывала по земле германские города, независимо от их оборонного значения. Командующий бомбардировочной авиацией Великобритании главный маршал авиации А. Гаррис, не смущаясь, заявлял: «Целью наших бомбардировок было остановить военное производство. Мы надеялись достигнуть этого с таким же успехом путем косвенного воздействия, то есть разрушением жилых помещений и жизненно важных учреждений, а также и путем уничтожения и самих заводов». Так называемое косвенное воздействие распространялось на неограниченные территории и объекты. Гуманисты и общечеловеки! Но это вопросы морали и двойных стандартов, а в целом дыхание победы на Западе осенью 1944 года чувствовалось сильнее, чем осенью 1917 года. Факт!

Восточный фронт после неудачных летних наступлений русской армии, последних в ее истории, впал в летаргический сон. С нашей стороны все поглотила развивающаяся вглубь революция, которая буквально ежедневно ускоряла движение России к перемирию, миру, окончанию ненавистной войны. Боеготовность фронта, да и сам он трещали по швам. В Берлине же и Вене воспринимали это с пониманием и не скрываемым удовлетворением. Россия фактически выходила из войны, и уже никак не мешала принципиальной борьбе на Западе. В этих условиях последние германские наступательные операции на северном участке русского фронта и последние оборонительные сражения русской армии и флота в Первой мировой войне вызывают у исследователей интерес больше любопытными моментами, сопровождающими эти операции, чем их итогами. Речь идет о Рижской операции 1 — 6 сентября и Моозундской операции 12 — 20 октября 1917 года. Итог операций известен и понятен. Русские войска оставили Ригу, большую часть Прибалтики, а русский флот был выбит из Рижского залива. Ну, что тут непонятного? И все же, все же.

Прежде всего, удивляет недоделанность, недосказанность в планах германского командования. Германцы в этой войне, даже решая тактические задачи, всегда ставили перед собой стратегические цели, в той или иной степени влияющие на ход войны в целом. Подготовку к наступлению на Ригу начали давно. Гинденбург позднее признается: «Мы уже в 1915 и 1916 годах строили планы о том, как мы прорвем эту позицию». Совершенно естественно было бы ожидать после тактического прорыва развитие наступления прямо на Петроград. Но Гинденбург сам же признается, что это затронуло бы не только военные, но и политические интересы России, а этого то и не хотелось. У нас, признается Гинденбург, «возникают иллюзии о походе на Петербург. Откровенно говоря, я с большим бы удовольствием исполнил это… Однако мы должны были от этого отказаться, нам мерещился урок канонады Вальми, которая много лет назад снова спаяла разрозненные французские народные силы». Германцы никак не могли допустить нового сплочения русской армии и свели задачи Рижской операции к оперативно-тактическому маневру по окружению и уничтожению 12-й армии русских с овладением Риги. В ходе подготовки и ведения операции предполагалось проверить новые тактические новинки для будущих сражений на Западе. А Зайончковский справедливо отметит: «Рижская операция германцев, руководимая генералом Гутьером, как известно, послужила опытом, на котором проверялись тактические положения, вошедшие впоследствии в инструкцию «Наступление в позиционной войне», по которой германские войска готовились к наступлению 1918 года во Франции». Это многое проясняет в планах и действиях германского верховного командования.

Вызывает недоумение практически открытая подготовка операции такого масштаба и действия русского командования. А. Зайончковский пишет: «Подготовка наступления на Ригу велась германцами давно. Уже в начале августа летчиками было замечено, что германцы производят усиленные инженерные работы на левом берегу Западной Двины против Икскюля: в лесах были замечены многочисленные бивачные огни. Агентурные сведения и перебежчики указывали, что наступление противника ожидается в конце августа или в начале сентября». О наступлении знали и довольно точно в Ставке, штабе фронта, и штабе 12-й армии, но особых средств усиления обороны не выделялось. Кстати, германцы знали, что русские знают об их планах и тоже относились к этому весьма спокойно. Складывалось впечатление, что операция вообще пускается на самотек обеими сторонами, и преследует не столько военные, сколько какие-то политические цели. Командующий 12 армией генерал-лейтенант Д.П. Парский потом будет обвинен во всех мыслимых и немыслимых промахах и станет объектом весьма предвзятой критики многих исследователей. Почти все они отметят, прежде всего, тот момент, что армия Парского была самым революционизированным объединением русских войск с большевистским влиянием, а сам Парский якобы объявил себя эсером. Точного подтверждения этому нет, но совершенно ясно, что политические соображения имели существенное влияние на действия русского командования. Собственно ни для кого не было секретом, что Верховный Главнокомандующий Корнилов, шантажируя Временное правительство, на государственном совещании 26 августа в Москве в открытую угрожал падением Риги и намекал на то, что откроет германцам дорогу к революционному Петрограду. Румынский посол Диаманди телеграфировал с совещания в Бухарест: «Генерал прибавил, что войска оставят Ригу по его приказанию…». Запомним эту телеграмму.

Еще большее удивление вызывает тот факт, что в 1917 году только под Ригой и Моозундом главные пораженцы — большевики агитировали и настраивали войска на решительную борьбу, стойкость. Не могу не привести некогда хрестоматийную цитату из сочинений В.И.Ленина: «…Помещики и буржуазия с партией кадетов во главе, и стоящие на их стороне генералы и офицеры организовались, они готовы совершить и совершают самые неслыханные преступления, отдать Ригу (а затем и Петроград) немцам, открыть им фронт, отдать под расстрел большевистские полки…». И солдаты, мечтающие о немедленном мире, откликнулись на призыв большевиков. Сложился удивительный и единственный за это лихое время симбиоз революционеров и контрреволюционеров для отпора общему врагу.

Но какими бы не казались странными наступление германцев и оборона русских по Ригой, это была, прежде всего, боевая операция, которая готовилась и проводилась по законам вооруженной борьбы. Для наступления назначалась полнокровная опытная 8-я германская армия генерала Гутьера в составе 3-х корпусов и 2-х кавалерийских дивизий. Главный удар предполагался на узком участке севернее станции Икскюль с форсированием Западной Двины и дальнейшем развитием наступления в направлении Реденпойс, Хинценбарг. Предполагалось окружение и уничтожение главных сил нашей 12-й армии в районе Риги. Три лучшие германские дивизии 19-я резервная, 14-я баварская и 2-я гвардейская несколько месяцев готовились к форсированию реки и атаке укрепленной позиции. Для огневой поддержки прорыва Гутьер сформировал специальную артиллерийскую группу под командованием лучшего практического артиллериста германской армии подполковника Г. Брухмюллера. А это 170 батарей (более 600 орудий и 230 минометов). Брухмюллер готовил артподготовку, как внезапный, краткосрочный, массированный огневой удар, осуществляемый по заранее подготовленным данным на всю тактическую глубину обороны. Начинался огонь химическими боеприпасами для нейтрализации русской артиллерии. Вот и вся изюминка, которую стоит отметить во всей германской идее Рижской операции. «Рижская операция явилась первым опытом замены срывающей элементы внезапности длительной (несколько дней) подготовки более короткой (несколько часов), основанной на принципе огня по методу уточненной стрельбы и отказа от уничтожения неприятельской артиллерии в пользу ее нейтрализации путем массового применения химических снарядов.

Германцы рассчитывали встретить морально и физически ослабленного противника, которого они без труда с помощью тактических новинок могут окружить и уничтожить. Действительно, русская армия осенью 1917 года представляла из себя жалкое зрелище. Командный состав утратил прежнее влияние на солдатскую массу, правили всяческие комитеты, в нашем случае Исполнительный комитет солдатских депутатов 12-й армии. Пополнение из тыла не пребывало. Уже убыли домой солдаты старших возрастов, украинцы просто ушли с позиций на Украину, где начался передел земли. Роты заметно поредели. Но в поредевших ротах остались самые стойкие солдаты и офицеры, совсем не желающие отдаваться на милость германцев. Побережье Рижского залива занимали части 13-го армейского корпуса. Рижский плацдарм обороняли 6-й и 2-й Сибирские корпуса. Южнее, на восточном берегу Западной Двины, где немцы и готовили главный удар стояли 43-й и 21-й армейские корпуса. В резерве у генерала Парского имелись 4 пехотные дивизии и 2 латышские стрелковые бригады, каждая из которых стоила дивизии. Да еще в резерве командующего фронтом в полосе армии располагались 2 пехотные дивизии и одна бригада. А это 161 тыс. человек и 1149 орудий. Сила вполне достаточная для успешной обороны. Германцы, просто не могли и подумать, что перед ними вполне боеспособный противник. А зря! Зря не обращали внимания и на скрытность своих планов. Главный удар готовился принять наш 43-й корпус генерала В.Г. Болдырева, его 186 пехотная дивизия, к сожалению только недавно сформированная. Болдырев и Парский знали не только место, но и время германской атаки. Накануне наступления, свидетельствует комиссар Северного фронта Станкевич, от перебежчика эльзасца стало известно о приготовлениях противника « с такими подробностями, что штаб армии еще накануне послал предупреждение войскам быть готовыми к тому, что ночью противник начнет артиллерийский обстрел, с химическими боеприпасами, чтобы утром перейти в наступление». Первая полоса русской обороны пролегала вдоль берега Западной Двины, вторая — по реке Малый Егель на удалении 4 км от первой, в тылу по реке Большой Егель — третья оборонительная полоса. Но германцы не хотели всего этого видеть, знать и самоуверенно надеялись на быстрый успех. Формально они его добились. Но полностью ли, и какой ценой?

В 4 часа утра 1 сентября артиллерия Брухмюллера открыла огонь химическими боеприпасами по русским позициям в районе Икскюля. Через два часа ударила остальная артиллерия. Снаряды тяжелых орудий громили укрепления первой полосы, русские батареи и склады боеприпасов. Новая, но не такая уж фантастическая картина. К сожалению, пехота 186 дивизии, сидевшая на крайне заболоченной местности, попала под шрапнельный огонь, находясь не в траншеях, а в палаточном лагере. И, конечно дрогнула, начала отход, местами беспорядочный. Отходила пока не наткнулась на стоящий в резерве развернутый 130-й Херсонский полк. И только тут начала приводить себя в порядок. Это не так и печально, ибо, как пишет А. Зайончковский: «Артиллерийская канонада продолжалась; германские батареи выбрасывали по опустевшим окопам 186-й дивизии десятки тысяч пудов металла и отравляющих веществ». Печально, что с пехотой отошла артиллерия и в 9 часов утра началась без всяких препятствий переправляться через Западную Двину 2-я гвардейская германская дивизия. К полудню через реку двинулись артиллерия и артиллерийские парки, но расширить плацдарм германцам так и не удалась. Попытка 14-й баварской дивизии переправиться в полосе 21-го корпуса провалилась, а успешно переправившаяся 2-я гвардейская дивизия встретила более чем достойный отпор на второй полосе обороны на реке Малый Егель от 2-й латышской стрелковой бригады, переброшенной из армейского резерва.

Германцы несли большие потери и в полном недоумении встали. Озадаченный Гутьер получил из Берлина указание перенести главный удар на другое направление, и 2 сентября, наряду с боями южнее Риги, он бросает в наступление 205-ю дивизию на своем крайнем левом фланге. Дивизия наступает по двум направлениям севернее и южнее озера Бабит также после глубоко продуманной и организованной огневой подготовки. Противостояли здесь немцам на северном фасе 6-й Сибирский корпус, на южном 2-й Сибирский корпус. Наступление принесло еще меньше успеха, чем под Икскюлем. На северном фасе русские организованно отошли на вторую позицию и с помощью вступившей в бой артиллерии Усть-Двинской крепости не только остановили врага, но и контратакой заставили его самого отойти на 2-3 км. Южнее в районе Митавского шоссе германцы вообще не продвинулись ни на шаг, под огнем сибирских гренадер и подошедших им на помощь латышских стрелков 1-й латышской стрелковой бригады. Наши 43-й и 21-й корпуса продолжали уверенно держать немцев и на вторых позициях под Икскюлем.

Ни о каком окружение и уничтожении 12-й армии Гутьер и Гинденбург уже не думали. В пору было готовиться к отражению русского контрудара, а он казался, и вполне справедливо, неминуемым. Парский действительно предполагал 3 сентября, перейдя к жесткой обороне на севере на Рижском плацдарме, а на Икскюльском участке перейти в контрнаступление и отбросить германцев на левый берег Западной Двины. Готовит приказ, но рано утром получает директиву Корнилова, которая предписывает ему отвести войска армии на Венденские позиции. А это означало не только оставление Риги, но и всего укрепленного района. Парский отдает другой приказ, и начинается отступление армии к Вендену. Уже в ночь на 3 сентября русские войска оставили Ригу и Усть-Двинск. Отходили и части 43-го и 21-го корпусов. Отходили может быть поспешно, не всегда организованно, оставив на рубеже реки Большой Эгель лишь латышские бригады. Но так ли уж виноват командующий 12-й армией, который всего несколько часов назад и не думал отступать, имея все основания и силы к дальнейшей, успешной обороне? Ему же поставят в пику все, даже то, что держал до последнего в Риге штаб армии и командный пункт. Но, повторяю, Парский готовился контратаковать, а не отступать, а ему приказывают немедленно отойти и сразу на сто с лишним верст. Отступление вообще самый сложный вид боевых действий, а когда его ускоряет не только противник, но и свое командование, редко проходит без сучка и задоринки. К тому же, приходилось отступать не только войскам, штабам, но и тысячам беженцев, запрудивших единственное шоссе на Венден. Кстати, противник, имея свежие пехотные и кавалерийские части, вел себя крайне робко. Позднее Гинденбург будет оправдывать пассивность германцев необходимостью срочной переброски части дивизий 8-й армии на Западный фронт и в Италию. Доля правды тут есть, но только доля

С 3 по 6 сентября 12-я армия отходила к Вендену, теряя людей, артиллерию, военное имущество в основном из-за беспощадных бомбардировок германской авиации. Командование Северным фронтом даже не удосужилось подтянуть сюда хотя бы 1 авиационный отряд. К концу дня 6 сентября соединения 12-й армии достигли Венденской позиции и остановились на линии устья реки Потерупе, Контегааузен. Русские войска оторвались от противника, потеряли с ним всякое соприкосновение, и только 9 сентября высланные вперед авангарды 12-й армии, продвинулись на 15 км на рубеж устья реки Лиелупе, Лембург, Лайскали.

Конечно, Рижская операция 1917 года окончилась неудачей русских войск. 12-я армия потеряла около 25 тыс. человек, и которых 15 тыс. пленных и пропавших без вести, 273 орудия, 256 пулеметов, 48 минометов, массу другого имущества. Но так ли уж виноват в этом генерал Парский и его солдаты, офицеры, воевавшие более чем достойно. Кстати, как никто в 1917 году! Да и германцы скромно умалчивают о своих потерях, а их по послевоенным данным союзников было не менее 20 тыс. человек, сотни орудий и пулеметов. К тому же германцы не решили даже тактическую, главную задачу — окружение и уничтожение 12-й армии русских. В стратегическом отношении наступление у Риги не оказало никакого влияния на ход войны. Единственным его результатом стало распыление германских сил и совершенно ненужные потери. Успешный, новый метод артиллерийской подготовки, сразу же примененный ими в Италии — вот все, что мог записать себе в актив Гинденбург. Но разве ж он мог с этим согласиться, и понеслась утка о полном разгроме русских под Ригой.

Сразу после занятия Риги германская ставка приступила к подготовке операции по захвату Моозундских островов. Операция также не совсем понятная в свете будущих стратегических планов Берлина. Вытеснение русских из Рижского залива, с островов мало, что давало в стратегическом плане ведения войны, как и уничтожение русских морских сил в заливе, но германские полководцы и флотоводцы решили еще раз продемонстрировать свою силу, пусть и на чрезвычайно ослабленных русских. И опять переоценили себя. Но начали, как всегда уверенно.

Оперативным планом Моозундской операции предусматривалось занятие в первую очередь острова Эзель, а затем островов Моон и Даго. Так как у русских особенно тщательно был укреплен южный фронт Эзеля для отражения германской атаки из Курляндии, главные силы десанта предполагалось высадить на севре в бухте Тагалахт, вспомогательные у полуострова Памерат. После успешной высадки предполагалось начать наступление на юг в трех направлениях: на полуостров Сворбе, на Ариенсбург и Ориссар. Поскольку предстояло проводить десантную операцию, то уже в начале сентября в район Либавы стал стягиваться предназначенный для этого 23-й резервный корпус генерала Катена. Корпус насчитывал 24600 человек, 40 орудий, 80 минометов и 220 пулеметов. Для перевозки его готовился 21 транспорт, общим водоизмещением 150 тыс. тонн. 20 дней Катен тренировал свои войска навыкам посадки на транспорты и высадки на неподготовленное побережье. Все это проделывалось в режиме строгой секретности. Разведывалась и русская оборона главным образом с помощью авиации. Для обеспечения высадки и преодоления противодесантной обороны привлекались небывалые военно-морские силы — Морской отряд особого назначения под командованием командира 1-й эскадры линкоров флота Открытого моря вице-адмирала Шмидта. А это более 300 кораблей и судов различного назначения, в том числе 10 новейших линкоров-дредноутов, 10 крейсеров, 123 эсминца и миноносца, 6 подводных лодок. 6 дирижаблей и 94 самолета. Общее руководство операцией возлагалось на уже знакомого нам по Риге командующего 8-й армией генерала Гутьера. Любопытно, что вся эта морская армада выделялась из флота Открытого моря, противостоящего главному противнику — Британскому флоту, а наш ближайший союзник по Антанте даже не почесался. Немецкий флагман адмирал Шеер позднее запишет: «Факт посылки столь значительной части флота далеко на восток и его пребывание там в течение недели должен был со всей ясностью показать всем, намерен ли был английский флот помешать этой операции или же он воспользуется отсутствием кораблей для энергичного нападения в Северном море… Если же английский флот попытался бы, со своей стороны, предпринять демонстрацию в Балтийском море и выделил для этого крупные силы, то мы были бы поставлены перед дилеммой — либо прервать нашу операцию на востоке, либо выйти навстречу английскому флоту в западную часть Балтийского моря, но лишь со слабыми силами. Однако английский флот не высказал склонности предпринять ни ту, ни другую операцию и отвлечь нас от захвата островов». Ну, что ту еще комментировать!? Союзникам и в лучшие-то времена не спешили со своей помощью, а уж осенью 1917 года окончательно перестали принимать Россию всерьез.

А что же мы? Вопреки всем германским мерам секретности и предосторожности русскому командованию были хорошо известны не только планы германцев десанта на Моозунд и уничтожения русских морских сил в Рижском заливе, но и время высадки (по времени ошиблись всего на сутки, да и то из-за задержки самих германцев. — С.К.). Но так ли уж нам важно было удерживать острова после падения Риги и рисковать потерей кораблей? К тому же сил для отражения столь масштабного десанта явно не хватало. С весны 1915 года эта передовая позиция Балтийского флота постоянно укреплялась и довооружалась дальнобойной флотской артиллерией, минированием проливов и подходов к батареям. Но к осени 1917 года на островах базировалась только 107-я пехотная дивизия и части Балтийской морской дивизии (около 15 тыс. человек с 80 полевыми орудиями и 140 пулеметами). Береговая артиллерия имела на вооружении 44 орудия калибром от 152 до 305 мм, 44 зенитных малокалиберных орудия. На острове Эзель базировался авиационный отряд морской авиации — 30 давно устаревших аппаратов, которые не смогли оказать существенного противодействия германской авиации и во время нашего отступления от Риги. В распоряжении командующего морскими силами Рижского залива вице-адмирала Бахирева имелось всего 2 устаревших линкора «Слава» и «Гражданин», 3 крейсера, 34 эсминца и миноносца, 3 канонерские лодки, 3 подводные лодки и до 100 судов вспомогательного назначения. Количественно мы уступали германским силам по всем параметрам.

С качеством дело обстояло не лучше. Пехота ранее в боевых действиях не участвовала и боевого опыта не имела. По давней русской традиции (Севастополь, Порт-Артур. — С.К.) сухопутная оборона побережья, за исключением береговых батарей, находилась в зачаточном состоянии. Даже окопы не имели полного профиля и были отрыты только для стрельбы с колена. Это после трех лет позиционной войны. Да и эти окопы располагались большей частью на юге. А германцы готовились атаковать с севера. Там 4 береговые батареи входили в передовую минно-артиллерийскую позицию, защищавшую вход в Финской залив, и не могли принять участие в отражении десанта. На юге наиболее мощными являлись батарея из 4-х 305-мм орудий на мысе Церель, перекрывавшая своим огнем весь Ирбенский пролив, и батарея из 5-и 254 мм орудий на острове Моон, но и они в противодесантном отношении оборудовались слабо, ибо предназначались в основном для уничтожения кораблей противника. Вход в бухту Тагелахт, где и ожидался десант, защищал только 2 береговые не самые сильные батареи. В относительно лучшем состоянии находилась минная оборона островов. Здесь было выставлено более 11 тыс. мин. Особенно мощная линия ирбенская около церельской 305-мм батареи и южная, закрывающая пролив Моозунд. Эти минно-артиллерийские позиции давали возможность русским кораблям вести оборонительные бои даже с превосходящими морскими силами противника, но не с предполагаемым значительно севернее десантом.

И все-таки с этими силами и в этой обстановке можно было оборонять острова достаточно долго и уверенно, если бы не одно существенное но. Ни ставка Верховного главнокомандования во главе теперь уже с Керенским, ни командование Балтийским флотом делать этого не хотело. Прямого приказа о сдаче островов не было, но и мер к организации настоящей обороны не принималось. Более того, 21 сентября за неделю до начала германского десанта, о котором все знали, командующий морскими силами вице-адмирал Бахирев и начальник минной дивизии контр-адмирал Старк подают рапорт об отставке, а начальник дивизии подводных лодок контр-адмирал Владиславлев вообще покидает дивизию без разрешения. Адмиралы отказывались воевать командуя окончательно разложившимися судовыми комитетами командами кораблей. Резон в этом был, так как не Балтийском флоте уже давно правил большевистский Центробалт и началось открытое избиение и уничтожение офицеров. Отставка, конечно, не состоялась, но о каком боевом братстве можно было говорить накануне тяжелейших боев? Не лучше обстояли дела и на суше. Командующий сухопутными силами контр-адмирал Свешников вместе со своим штабом убыл с командного пункта в Аренсбурге на материк.

Так что, предстояло обороняться разрозненными силами, без единого командования. Поэтому удивительны, как и в боях за Ригу, единодушие и сплоченность, оставшихся верными воинскому долгу моряков и пехотинцев, защищавших острова осенью 1917 года и навсегда покрывших себя неувядаемой славой. А ведь на кораблях, батареях и в окопах находились и кадровые офицеры монархисты и комиссары Центробалта, и уже созданного Военно-революционного комитета. Они, в, сущности, преследуя разные политические цели; кто-то боялся сдачи революционного Петрограда, кто-то спасал свою честь и верность присяге, кто-то по инерции, очень и очень разочаровали германцев, рассчитывавших на легкую прогулку против недобитых русских варваров. Гутьер помнил это еще по Рижской операции. Остальным предстояло узнать очень скоро. Разочарование началось с первых часов так хорошо продуманной и подготовленной операции.

11 октября транспорты с десантом в сопровождении главных сил германского флота вышли из Либавы и направились к месту высадки в бухту Тагалахт на северо-западе острова Эзель. В авангарде шли тральщики и морские охотники за подводными лодками. В воздухе висели дирижабли и самолеты. Но никто им не мешал. Препятствий к походу вообще не было. Корабли и суда шли, как на военном параде. Тем не менее, вся эта армада умудрилась выйти из Либавы на сутки позже намеченного срока. Это первое разочарование. В 4 часа утра следующего дня корабли сопровождения вышли на траверс бухты Тагалахт и начали занимать огневые позиции для обстрела русских береговых батарей. При этом подорвались на минах у Памеррота 2 линкора, да так, что более не смогли участвовать в операции. Второе разочарование. Наконец, только в 5 часов 30 минут германские линкоры выстроились в правильную огневую линию и открыли огонь по двум русским батареям, защищавшим вход в бухту. 70 305-мм. орудий били по 8 русским орудиям калибра 152-мм, почувствуйте разницу! Но русские артиллеристы не смутились. Весь свой ответный огонь они сосредоточили на флагманском линейном крейсере «Мольтке». С третьего залпа крейсер накрыли, и тот ушел в открытое море, боле неспособный к ведению боевых действий. Какое разочарование для вице-адмирала Шмидта. Понятное дело, при таком подавляющем преимуществе, русские батареи долго не могли держаться, но они держались, пока не расстреляли весь боезапас. Только тогда десант приступил к высадке, и только через 3 часа на берегу оказалась большая часть первого эшелона корпуса Катена. При высадке еще одна потеря. Транспорт подорвался на мине и выбросился на мель. Погибли несколько десятков моряков и десантников. Береговые батареи, наконец, смяли, но их личный состав присоединился к двум полевым трехдюймовым батареям, пулеметной команде и еще несколько часов сдерживал атаки германских самокатчиков (велосипедистов) и пехотинцев. Расстреляв все боеприпасы, они начали отходить вглубь острова, а германцы двинулись-таки вперед. Обстреляли немецкие миноносцы и нашу авиабазу в Кильконде. Когда выяснилось, что десант двинулся вглубь острова, самолеты перелетели в Аренсбург. Кто скажет, что это не победа. Части высадились, береговые батареи подавлены, наступление развивается. Но в Берлине уже забеспокоились. Да и было отчего. Уж очень медленно шло дело, и уж очень были обидны совершенно непредвиденные потери.

Через час после высадки основного десанта в бухте Тагалахт началась высадка вспомогательного десанта севернее у полуострова Памерорт. Здесь все происходило, как на показных учениях, так как кроме конных пограничников никаких русских войск не было. Самокатчики оседлали велосипеды и рассыпались веером на Аренсбург и Оррисар. На Оррисар на Коссарский плес и Малый Моозунд устремился и отряд германских кораблей в составе 1-го линкора, 1-го крейсера и 15 миноносцев для оказания помощи пехоте и самокатчикам в штурме Оррисарской дамбы, соединяющей острова Эзель и Моон. И опять начались непредвиденные неприятности. В пролив корабли не пускала всего-то одна русская 120-мм. батарея с острова Даго. Батарея держала 17 германских кораблей до тех пор пока не израсходовала весь боезапас, не получив практически ни одного повреждения. А уж стреляли по ней германцы из всех стволов. Моряки батарейцы разбили 2 германских эсминца и ушли, взорвав батарею. Только через несколько часов немецкие корабли двинулись вперед и под прикрытием легкого крейсера и тральщиков вошли на Кассарский плес, но здесь их уже ждали русские миноносцы и канонерская лодка «Грозящий». Плотным пристреленным огнем наши моряки в течение двух часов повредили сразу 3 германских эсминца, и германский отряд, прикрывшись дымовой завесой, отошел из пролива. А между тем их пехота подошла к Оррисарской дамбе и попала под жесточайший артиллерийско-пулеметный огонь наших войск. Немцы никак не предполагали встретить здесь достойный отпор. Из агентурных данных и авиаразведки они знали, что на косе русских войск немного. Но не знали, что к дамбе вместе с ними спешило и наше подкрепление — отряд морской пехоты, сформированный большевистским комитетом морских сил Рижского залива и Ревельский ударный батальон корниловцев. Странный симбиоз не только остановил самокатчиков, но отбросил их далеко на запад. У дамбы развернулись ожесточенные бои, которые длились до конца обороны Моозунда до 17 октября. Это уже выходило из всех рамок. Нагоняй из Риги от командующего Гутьера получили и генерал Катен и адмирал Шмидт.

Первый, пополнив ударную группу, перешел в наступление, но русские вновь контратаковали. Второй для прорыва на Кассарский плес и Малый Моозунд 14 октября направляет новый отряд из 17 эсминцев, крейсера «Эмден» и линкора «Кайзер». Сразу же в узкой части пролива 4 эсминца выскакивают на камни. Ну, что за невезуха! А на Кассарском плесе их опять поджидает отряд русских кораблей. Всего-то 4 эсминца и канонерка «Храбрый». Ну, это ли не наглость? Мощнейший дредноут «Кайзер» ударил всеми калибрами и один его 305-мм. снаряд угодил-таки в машинное отделение эсминца «Гром», который потерял ход, накренившись на левый борт. Канонерка «Храбрый» взяла его на буксир. К линкору присоединились подошедшие германские эсминцы и тоже открыли огонь с расстояния 65 кабельтовых. Но русских казалось, ничего не смущало. Они приняли артиллерийский бой, причем участвовали в нем и поврежденный эсминец «Гром», и буксирующая его канонерка «Храбрый». Это был более чем удивительный бой, навеки вошедший в историю русского флота. Первыми же залпами наши миноносцы повредили 2 эсминца противника. «Гром», получив еще одну пробоину, загорелся и начал тонуть. Под огнем германцев моряки канонерки сняли с тонущего эсминца личный состав и начали уже отход, когда на палубу «Грома» перепрыгнул минный старшина Федор Самончук. Он решил торпедировать подходивший близко к «Грому» германский миноносец, и взорвать свой корабль, чтобы он не достался врагу. Самончук успел выпустить бортовую торпеду по германскому миноносцу практически в упор, и тот пошел ко дну. Затем бросил горящий факел в артиллерийский погреб «Грома». А канонерская лодка «Храбрый» при отходе потопила еще один германский эсминец и нанесла тяжелые повреждения другому. Чудеса героизма! Но на этом дело не кончилось. В район боя из Куйваста подошли еще 8 наших эсминцев и канонерская лодка «Хивинец», которые сосредоточенным огнем вообще отогнали германскую эскадру к Соэлозонду. В ночь на 15 октября минный заградитель «Припять» поставил на месте боя заграждение из 135 мин. Через несколько часов германцы направили сюда разведывательный отряд из трех миноносцев. Один из них тут же подорвался на минной банке, а два других, пытаясь обойти заграждение, сели на камни. Вот так «победоносно» германский флот действовал на северо-западе от острова Эзель.

На юге германскому командованию тоже разочарований хватало и на суше и на море. Здесь одновременно с основным десантом германцы прорывались в Рижский залив, да мешала этому лучшая на Моозунде 305-мм. береговая батарея мыса Церель. Германские линкоры обстреливали ее давно и постоянно, но прямых попаданий так и не добились. А батарея била точно и пройти в Рижский залив оказалось не простой задачей. Даже 152-мм. пушки в бухте Тагалахт держали германские корабли довольно долго. А тут 305-мм. Думаю, немецкие корабли вообще не вошли бы в Рижский залив, если бы не угроза захвата батареи с тыла по суше. Там, к сожалению, не было никаких серьезных сил. 15 октября защитники батареи взорвали орудия и погреба, а линейный корабль «Гражданин» для страховки ударил по взорванной батарее главным калибром. Моряки и солдаты, защищавшие батарею, ушли на транспортах и миноносцах на остров Моон в Куйваст. И тут победа оказалась, прямо скажем, с душком.

16 октября в Рижский залив вошла-таки мощная германская эскадра под командованием вице-адмирала Бенке. Подгоняли из Берлина и Риги. Эскадра на много мощнее той, что пробивалась на другом побережье острова к Кассарскому плесу. 2 линкора «Кенинг» и «Кронпринц», 2 крейсера «Кольберг» и «Страсбург», 17 эсминцев, 2 прерывателя минных заграждений, 20 тральщиков и 16 специальных искателей мин, несколько вспомогательных судов. Эта эскадра вообще-то должна была обеспечить высадку второго эшелона десанта в Аренсбурге, но он к тому времени был уже занят самокатчиками, и Бенке получил приказ атаковать и уничтожить русские морские силы в Моозундском проливе. Русские дозорные миноносцы обнаружили подход германской эскадры утром 17 октября, и балтийские моряки решили дать свой последний и решительный бой превосходящему противнику на минно-артиллерийских позициях, прикрывающих вход в Моозундский пролив. Навстречу врагу вышли линкоры «Слава» и «Гражданин», крейсер «Баян» и 8 эсминцев. Остальные силы охраняли Кассарский плес и фарватер в Моозунде. Ну что тут говорить о соотношении сил, если на каждом новейшем германском дредноуте было двадцать 305-мм и двадцать восемь 150-мм орудий, а на линкоре «Слава» только восемь 305-мм и двадцать четыре 152-мм орудия, да и дальность стрельбы германских орудий превышала наши чуть ли не в два раза. О победе мечтать не приходилось, но нанести врагу максимальный урон должно.

Бенеке решил прорываться в Моозунд западнее минного заграждения и выслал туда бригаду тральщиков с миноносцами. По ним в 10 часов утра и ударили наши линкоры и крейсер «Баян». Третьим залпом они накрыли германский авангард, потопили один тральщик и миноносец. Один миноносец подорвался на мине и затонул. Передовой немецкий отряд окутался дымовой завесой и отошел к югу. Когда в 11 часов дымовая завеса рассеялась, тральщики проявились и получили новую порцию снарядов еще и с батарей острова Моон. Эти же батареи не подпускали германские линкоры на выгодные для них дистанции стрельбы. Бенеке отвел всю эскадру и решил теперь прорываться справа от минного заграждения, но и там его ждали сместившиеся на юг русские корабли. Тральщики они отогнали с тем же успехом, но здесь германские линкоры подошли-таки на выгодные дистанции и дальше было дело техники. Артиллерийская дуэль продолжалась недолго. За 37 минут боя «Слава» получила 7 попаданий, 3 подводные пробоины, «Гражданин» — 2 попадания, «Баян» — 1 и русские корабли начали отход в северную часть Моозунда за остров Шильдау. Отходили под огнем, с боем, уничтожая вражеские миноносцы и сметая с палуб дредноутов орудия и личный состав. Особенно отважно отбивался линкор «Слава» под командованием капитана 1-го ранга Антонова, повредивший значительно дредноут «Кениг», потопивший два тральщика и сбивший один самолет. 6 германских самолетов-бомбардировщиков атаковали наши корабли, но ни одна из 40 бомб в цель не попала, а ниши зенитчики сбили 2 самолета. Моозундское сражение заканчивалось.

Береговые батареи на острове Моон, отстреляв свой боезапас, были взорваны своими командами 18 октября. В тот же день немцы заняли остров Моон по дамбе и высадились на остров Даго, где их тоже ожидали взорванные батареи. Но еще сутки назад командование Балтийским флотом совместно с Центробалтом отдает приказ об эвакуации Моозундского архипелага. Во второй половине дня 19 октября все корабли Морских сил Рижского залива с оставшимися войсками гарнизонов островов ушли в базы Финского залива. На Моозундском фарватере подорвали и затопили неспособный далее двигаться геройский линкор «Слава», 3 транспорта и лоцманское судно. Напоследок минные заградители в разных местах пролива выставили более 400 мин. В Берлине, наконец, поняли всю тщетность своих попыток уничтожения русского флота и в тот же день германский морской генеральный штаб принимает решение прекратить операцию.

Ну и как тут не разочароваться, если для взятия теперь уже совершенно ненужных островов пришлось угробить более 5 тыс. солдат и матросов, да еще и упустить во много раз слабый русский флот с такими потерями. Германский флот потерял 26 боевых кораблей, в том числе 15 эсминцев. 25 кораблей (5 линкоров,1 легкий крейсер, 14 миноносцев и 5 других кораблей) получили повреждения различной степени. Наши потери — линкор «Слава» и миноносец «Гром», потопленные собственными руками.

Вообще на удивление о, в сущности рядовых, Рижской и Моозундской операциях рассказано очень много и очень подробно, написаны книги, поставлены пьесы, сняты кинофильмы. Нам же важно будет отметить, что и в конце 1917 года прямо накануне большевистской революции в русской армии и на флоте еще оставался значительный боевой потенциал. Было бы желание и единение сил. А их-то как раз и не хватало.

На этом боевые действия на всех русских фронтах фактически прекратились. Да и о каких действиях могла идти речь, если революция развивалась просто стремительно. Мы не будем вдаваться в подробности этого главного, судьбоносного для России события, но отметим буквально фрагментарно, как оно сказалось на русской армии, как вообще закончилась для России война.

Выступление Корнилова против Временного правительства в разгар сражения за Ригу будут характеризовать по-разному — мятеж, путч, контрреволюция. Нам лишь важно отметить, что это была явно проигрышная авантюра, не имевшая ни малейшего шанса на успех. Корнилову вскружила голову атмосфера московского совещания, с которого его вынесли на руках восторженные офицеры. Он даже не понял, насколько ничтожно было число его сторонников, а основная солдатская масса не принимала его планов на корню. 3-й конный корпус генерала Крымова, направленный Корниловым 8 сентября на Петроград, оставался, даже при наличии в нем так называемой «туземной», или «дикой» дивизии, типичной частью той самой армии, которая всеми силами рвалась к миру и которой, в сущности, было совершенно наплевать, кто там сидит в Петрограде на месте царя. После крушения монархии власть вообще потеряла для большей части народа свою сакральную сущность. Мятеж провалился, Крымов рванул в Петроград и погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Керенский же приписал фиаско Корнилова своей популярности в народе и войсках, и чувствовал себя, как никогда «орлом».

Он объявляет Корнилова вне закона, и через три дня 12 сентября торжественно провозглашает Россию демократической республикой, а себя верховным главнокомандующим сухопутными и морскими силами. Военным министром назначает новоиспеченного генерал-майора А.И. Верховского, до этого времени знаменитого лишь исключением в 1905 году из Пажеского корпуса, служившего в русско-японскую войну нижним чином в артиллерии и за боевые отличия произведенного в подпоручики. Императорскую Николаевскую академию генерального штаба он окончит, но в мировую войну будет занимать незначительные должности начальника отделения, старшего адъютанта, и только революция 5 мая 1917 года выдвинет его прямо в командующие войсками Московского военного округа. Начальником штаба к себе Керенский берет уже заматеревшего на этой работе генерала от инфантерии М.В. Алексеева. И все бы ничего, но наш «орел» приказывает арестовать теперь ненавистного ему Корнилова с компанией, то есть с преданными Корнилову генералами Лукомским, Деникиным, Марковым, Эрдели, и далее по списку. Алексееву ничего не остается сделать, как уйти в отставку в знак протеста. Но он успеет настоять на том, чтобы охрану заключенных в быховской тюрьме осуществляли текинцы — личная гвардия Корнилова. Это уж совсем необъяснимо, но события осени 1917 года несут в себе много необъяснимого. Место Алексеева, а фактически верховного главнокомандующего занимает начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Николай Николаевич Духонин. Вот так, командующий фронтом Деникин идет в тюрьму, а его начальник штаба возглавляет Ставку, хотя разницы по взглядам и политической ориентации между ними нет никакой. Керенский таких мелочей не замечал. Получил полную отставку и недавний любимчик Савинков. Но, повторяю, на дворе стояла осень 1917 года. Не замечал Керенский и положения на фронте, в действующей армии и в тылу.

Между тем, новый военный министр докладывал: «Численность штыков во всей армии при ее фронте в 1800 верст — 1500 тыс. пехоты и 500 тыс. бойцов в артиллерии и других специальных частях боевого назначения, как-то: в инженерных, авиационных и пр.; 3500 считается в тыловых учреждениях армии: парки, обозы, хлебопекарни и т. п. Во всевозможных организациях, как-то: Красный Крест, Земгор, Земсоюз, на постройке дорог, позиций и пр. — 2900 тыс. человек и в тыловых округах — 1500 тыс. человек, из которых только около 400 тыс. человек, зачисленных в маршевые роты, т.е. годных к отправке на фронт, а все остальные, так или иначе, обслуживают их. Словом, на каждого бойца приходится почти 4 человека в тылу, обслуживающих их». Не забудем и о 2 млн.700 тыс. дезертировавших к концу года из армии нижних чинов и офицеров. А вот как оценивал состояние вооруженных сил прямо накануне октябрьской революции военно-политический отдел штаба верховного главнокомандующего: «Общее настроение армии продолжает быть напряженным, нервно-выжидательным. Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, по-прежнему является неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-нибудь развязке. Кроме того, недостаток обмундирования и продовольствия, отсутствие каких-либо занятий ввиду ненужности и бесполезности их, по мнению солдат, накануне мира, угнетающе действует на настроение солдат и приводит к разочарованию». Знакомый нам командарм Парский докладывает о свой 12-й армии, так и не оправившейся от отступления из-под Риги: «Армия представляет из себя огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием. Такая характеристика без особой натяжки может быть применена ко всему фронту вообще».

На этой всеобщей «жажде мира» и сыграла небольшая, но очень сплоченная, самая радикальная партия большевиков. Как и на лозунге «земля крестьянам». Великая Октябрьская Социалистическая революция, которую ныне модно называть путчем, большевистским переворотом и т.д. — явилась логическим итогом всех безобразий 1917 года. А, по-моему, так Божиим промыслом. Не вдаваясь в подробности и полемику, отметим действительно триумфальное шествие по стране советской власти в конце 1917 года. Шествие в основном мирное, кроме Москвы, Киева, казачьих войск Дона и Оренбурга. Да и там это были скорее боестолкновения, а не настоящие боевые действия недалекой гражданской войны. Поход Керенского с Красновым на Петроград не подходят даже к вышеперечисленным характеристикам. В большей части губерний, городов и сел, особенно центральной России, смену власти почти не заметили. Одни комиссары заменили других — «хрен редьки не слаще».

Мы же вернемся к главному, интересующему нас моменту — первому декрету советской власти — Декрету о мире. С текстом декрета ознакомиться не трудно, нам же важно отметить, что декрет предлагал немедленно заключить трехмесячное перемирие, чтобы за это время завершить переговоры о мире. Большевистское правительство в первый же день своего существования обратилось со специальной нотой к правительствам Британии, Франции, США, Италии, Сербии и Бельгии, в которой предлагало рассматривать Декрет о мире, как формальное предложение заключить перемирие на всех фронтах и немедленно приступить к мирным переговорам. Через три дня 28 октября (10 ноября) такая же нота через нейтральные страны была отправлена воюющему Четверному союзу.

Пока союзники и противники недоумевали от столь ошеломляющей новости 7(20) ноября недавно созданный Совет Народных Комиссаров направляет в Ставку генералу Духонину телеграмму с предписанием немедленно начать переговоры с военными властями неприятельских армий о перемирии. В телеграмме прямо указывалось: «Возлагая на вас ведение этих предварительных переговоров, Совет Народных Комиссаров приказывает вам: 1) непрерывно докладывать Совету по прямому проводу о ходе ваших переговоров с представителями неприятельских армий; 2) подписать акт перемирия только с предварительного согласия Совета Народных Комиссаров». Понятное дело, для Духонина смена власти в Петрограде, Декрет о мире стали такой же ошеломляющей новостью, как и для миллионов людей, тем более как для фактического главнокомандующего воюющей армии. Кто такие большевики, Совет Народных Комиссаров он представлял с трудом. Какие полномочия есть у этого Совета, и долго ли вообще он будет у власти? Поставьте себя на место Духонина и поймете, в каком положении оказался боевой генерал, патриот, человек долга и чести. Да и по своему внутреннему убеждению он никак не хотел никакого мира ввиду неизбежной, близкой победы над врагом. Ради чего же было пролито море крови?

Не будем подробно останавливаться на общеизвестной миссии в Ставку немедленно назначенного большевистского главкома прапорщика Н.В. Крыленко и расправе над Николаем Николаевичем Духониным. Он станет одним из первых мучеников недалекой Гражданской войны. Отметим появившуюся, наконец, реакцию союзников по Антанте и противников по Четверному блоку. Союзники еще больше Духонина жаждали близкой победы и, также, не понимая прочности и силы новой российской власти, все-таки напомнили об обязательствах России. 10 (23) ноября начальники союзных военных миссий, аккредитованных при русской Ставке направляют на имя уже смещенного Духонина протест против нарушения договора от 23 августа (3 сентября) 1914 года, в котором говорилось: «союзники, включая Россию, торжественно согласились не заключать сепаратного перемирия и не прекращать боевых действий». Напоминали и об обязательствах Временного правительства.

Другое дело страны Четверного союза. Здесь сразу оценили громадные перспективы сепаратного мира с Россией. Тут и освобождение огромного количества войск для использования их на других фронтах, и возможность улучшить положение с сырьем, продовольствием и многое другое, о чем хотелось помечтать. Но, главное измученные войной державы избавлялись от войны на два фронта. Настроения, царившие в правящих кругах Австро-Венгрии, Германии, Турции и Болгарии очень хорошо выразил министр иностранных дел Австро-Венгрии уже известный нам О. Черни. В ноябре 1917 года он заявил: «Для нашего спасения необходимо возможно скорее достигнуть мира; он не мыслим без взятия Парижа, а для этого опять-таки необходимо очистить весь Восточный фронт».

Новый русский верховный главнокомандующий Крыленко не откладывал дела в долгий ящик. 13 (26) ноября он отправляет союзные миссии из Двинска в Петроград, а парламентеров к немецкому командованию с предложением начать переговоры о перемирии. Парламентеры также немедленно получают ответ главнокомандующего войсками немецкого Восточного фронта принца Леопольда Баварского с согласием начать переговоры. Буквально через день рейхсканцлер Г. Гертлинг заявляет в рейхстаге, что «в известных предложениях русского правительства могут быть усмотрены такие основы, которые дают возможность приступить к переговорам. Я готов приступить к таким переговорам, как только русское правительство пришлет уполномоченных на то представителей». Немцы спешили, со своими союзниками не считали нужным советоваться, а легитимность и долговечность Совета Народных Комиссаров их мало беспокоила. Все упиралось в быстроту решения вопроса.

И машина закрутилась. Совнарком еще раз предупредил мир 15 (28) ноября по радио, и 1 декабря дипломатической нотой о начале переговоров и 19 ноября (2 декабря) к месту переговоров в Брест-Литовск прибыла советская делегация во главе с членом ВРК и ВЦИК А.А. Иоффе. В состав делегации вошли другие новые властители России Л.Б. Каменев. Л.М. Карахан, Г.Я. Сокольников и др. Нас больше всего интересует военная часть делегации, ибо в это время найти среди военных профессионалов ревнителей мира с германцами было весьма трудно. Но нашлись. Прежде всего, знакомая нам фигура некогда всесильного генерала-квартирмейстера Ставки генерала от инфантерии Ю.Н. Данилова. Это генерал-квартирмейстер при штабе Ставки генерал-майор В.Е Скалон, помощник начальника морского генерального штаба контр-адмирал В.М. Альфатер, начальник Николаевской академии генерального штаба генерал А.И. Андотский, генерал-квартирмейстер при штабе 10-й армии генерал А.А. Самойло, полковник Д.Г. Фокке, капитан В.В. Липский, подпоручик И.Я. Цеплит. Особо можно отметить солдата Н.К. Белякова и матроса Ф.В. Олича, но они вместе рабочим Н.А. Обуховым и крестьянином Р.Н. Сташковым представляли скорее не практическую, а экзотическую часть советской делегации. Немецкую делегацию возглавил статс-секретарь МИД Р. фон Кюлеман, австрийскую глава МИД О. Черни, болгарскую Министр Попов и турецкую председатель меджлиса Такет-Бей. Военную составляющую представляли начальник штаба Восточного фронта генерал Гофман, австрийский подполковник Покорный, болгарский полковник Ганчев и турецкий генерал Зекки.

Переговоры начались 20 ноября (3 декабря) и со стороны Четверного союза их вела только военная делегация во главе с Гофманом. Наши сразу же предложили обратиться к державам Антанты с предложением принять участие в переговорах. Гофман отказался, сославшись на отсутствие полномочий. На следующий день мы предложили свой проект перемирия. Он предусматривал: прекращение военных действий на всех фронтах с прохождением демаркационной линии по существующим позициям. Германские войска оставляли Моозундский архипелаг. Запрещалась всякая переброска сил с Восточного на Западный фронт. Перемирие заключалось на 6 месяцев. Особенно наша делегация настаивала на пункте о переброске войск с Востока на Запад. Но немецкую делегацию именно этот пункт не устраивал. Нам важно это отметить, чтобы напомнить западным историкам — мы до конца принципиально отстаивали недопущения возможности усиления германских сил на западе за счет переброски их с Востока на Запад. Переговоры застопорились на целых десять дней. К этому времени подтянулись основные полномочные силы Четверного союза в лице фон Кюлемана и Черни. Тянуть с перемирием больше было нельзя. 2 (15) декабря совещание открыл сам Леопольд Баварский и в тот день договор о перемирии был заключен. Оно устанавливалось с 4 (17) декабря 1917 года по 1 (14) января 1918 года. Договаривающиеся стороны могли прервать перемирие, только сделав предупреждение за 7 дней, в противном случае перемирие действовало автоматически, «пока одна из сторон не откажется от него с предупреждением за 7 дней». Скользкая формулировка. К чему это приведет, станет ясно позднее. Да и как можно было прогнозировать события в условиях полной неопределенности политической, военной, социальной, психологической. Никто в мире пока не представлял, что такое Совет Народных Комиссаров, что такое Советская власть!

Как бы то ни было, а вся огромная масса вооруженных сил России начала потихоньку движение по домам на основе официальной и неофициальной демобилизации. На передовой оставалось очень немного частей — так называемые отряды завесы. Навоевались! Все спешили к началу весеннего сева поделить вожделенную землю, отданную, наконец, крестьянам вторым декретом Советской власти — Декретом о земле. Вот что было главным в умах, сердцах и душах миллионов солдат двинувшихся домой, а не какие-то призывы Каледина, Корнилова, Дутова. Двинулись, как и воевали целыми полками, в которых уже были выборные командиры всех степеней. Кто-то сдавал оружие каким-то неведомым отрядам завесы. Кто-то разгонял эти отряды пулеметным и артиллерийским огнем и являлся в родные хаты, избы, станицы, села, хутора при полном вооружении. Очень важный момент для будущих событий, вскоре охвативших всю страну. Весь этот исход и дележ земли, собственности постепенно превращался в русский бунт «бессмысленный и беспощадный» с избиением, убиением вмиг ставших ненавистными офицеров, генералов, бар, господ и всех к ним относящихся. Бывшие фронтовики первой мировой войны крови и жестокости насмотрелись и давно потеряли настоящую цену человеческой жизни.

Сравнивать русскую армию осени 1917 года с Красной Армией осени 1944 года — пустая трата времени. Я лишь приведу, как всегда краткий перечень победоносных операций Красной Армии и этого достаточно для любого думающего читателя. 8 сентября советские войска вступили в Болгарию, и уже 15 сентября была освобождена София. В этот же день Финляндия объявила войну Германии. 20 сентября наши войска вступили на территорию Чехословакии. 28 сентября началась и 20 октября закончилась Белградская наступательная операция. Осенью 1917 года мы отдавали Прибалтику, осенью 1944 года началось ее освобождение. С 27 сентября по 24 ноября — Моозундская десантная операция Ленинградского фронта. С 5 по 22 октября — Мемельская наступательная операция наших войск. 10 октября войска 1-го Прибалтийского фронта вышли к побережью Балтийского моря южнее Лиепаи. 13 октября войска 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов освободили Ригу. 28 октября советские войска завершили освобождение Закарпатской Украины. 29 октября началась одна из кровопролитнейших операций конца войны по уничтожению миллионной будапештской группировки. Красная армия побеждала, а русская армия демократической республики Россия заключала, в сущности, позорное перемирие.

Итак, подведем итоги всего 1917 года. Главным военно-политическим итогом кампании 1917 года, несомненно, явились две революции в России, в результате которых Россия вышла из войны. Надо сказать, что эти события, приход к власти большевиков и даже заключение ими сепаратного мира с Четверным союзом союзников особенно не напрягли. Во-первых, о большевиках пока было мало что известно, они тоже говорили о демократических преобразованиях, готовили выборы Учредительного собрания, то есть оставались темной лошадкой, с которой возможно в будущем делать большую политику и, главное, делить ее богатства. Во-вторых, само собой отпадал вопрос о дележе с ней будущих победных трофеев, о проливах и т.д. В-третьих, в Европу высаживалось более миллиона американцев, которые вместе с громадной мощью США легко заменяли ушедшую Россию.

Вторым важным итогом стало то, что в кампании 1917 года вновь не были достигнуты поставленные стратегические цели. Война не была окончена, на что рассчитывали воюющие стороны. Самым слабым местом стратегии союзников стало отсутствие даже былой согласованности, стратегического взаимодействия фронтов. Наступательные операции велись разрозненно, и германцы успевали перебрасывать силы с других фронтов. Германский стратегический план добиться победы успешным отражением наступательных операций врага и тотальной подводной войной тоже провалился. Те же наступательные операции, которые проводил Четверной союз, включая победную операцию в Италии, только ухудшили его общее стратегическое положение. Тысячу раз прав А. Заончковский, который писал: «Гинденбург, забывая заветы всех великих учителей войны, увлекся и в этом году второстепенной задачей, погнался с кругозором прусского юнкера на завоевание Курляндского герцогства и в течение 1917 года оставил в покое главный театр и наиболее мощных врагов — Англию и Францию. Раздробив свои и без того слабые по сравнению с Антантой силы между Востоком и Западом, Гинденбург истощил свои войска на Западе, передал там инициативу в руки Антанты и упустил время, дав возможность Америке подготовить и перекинуть свои силы на европейский материк».

В операциях 1917 года получил общее признание способ ведения боевых действий нанесением одновременных ударов на нескольких участках фронта (Брусиловский прорыв. — С.К.). Правда, удары эти так и не достигли стратегических целей, за исключением прорыва у Капаретто.

В тактическом плане обращает на себя внимание применение группового боевого порядка в наступление вместо цепей и волн пехоты. Тесное взаимодействие пехоты с танками, особенно в операции при Камбре. Наконец, прорыв обороны бронетанковым ударом и появление противотанковой артиллерии и нового вида обороны — противотанковой. Обращает на себя такой факт, что наступление в тактическом плане оказалось сильнее обороны. Потери атакующих при широком снабжении их техникой и принадлежащем ее использовании были во много раз меньше потерь обороняющихся.

Артиллерия в 1917 году продолжала оставаться главным огневым средством поражения, как в стратегическом, так и в тактическом плане. Росла ее численность, особенно тяжелой, создаются специальные артиллерийские соединения резерва главного командования (АРГК) в России (ТАОН). На вооружение войск поступают газометы. Возросла и плотность артиллерийских группировок. В сражении у Капоретто наибольшая плотность артиллерии за всю войну. Артиллерийская подготовка стала кратковременной, но более мощной и эффективной, не позволяющей противнику подготовиться к результативным контратакам. Увеличилось количество автоматического оружия. В дивизиях стало насчитываться до 108 станковых пулеметов — основного истребительного оружия первой мировой.

Число авиации в 1917 году возросло только у одной Антанты более чем в два раза. Авиация окончательно перешла из разряда разведывательной в ударную. Бомбардировочная, штурмовая, истребительная авиация окончательно утвердилась на поле боя. В этой связи появилась и получила развитие зенитная артиллерия, зенитные прожекторы, аэростаты заграждения, оформляется служба ВНОС (сеть постов наблюдения и оповещения о воздушной опасности). Создается и организационно оформляется противовоздушная оборона.

На флоте все большее значение принимают подводные лодки различных классов и авианесущие корабли. Классический надводный артиллерийский флот стремительно теряет былое значение.

Об итогах участия России в первой мировой войне поговорим позже, ибо, несмотря на формальный выход из войны, потери от войск Четверного союза мы несли еще весь 1918 год, то есть до фактического окончания войны.

Что касается персоналий последней кампании 1917 года, то наиболее колоритные фигуранты в боевых действиях не участвовали по тем или иным причинам. Одни, как Брусилов, Клембовский, Лечицкий, Гутор и др. были уволены из армии или находились в резерве Временного правительства. Другие, как Корнилов, Деникин, Лукомский, Марков, Эрдели сидели в быховской тюрьме, из которой благополучно под конвоем конвоиров-текинцев из личного конвоя Корнилова перебрались на Дон. Но засветились другие имена.

Генерал-лейтенант Дмитрий Павлович Парский командовал в Рижской операции 12-й армией и, по-моему, подвергся незаслуженной критики. В чем его только не обвиняли. И в том, что неправильно оценивал сложившуюся обстановку. И в том, что потерял управление войсками. И в том, что очень долго держал штаб армии в Риге, и тем самым превратил отступление в паническое бегство. Наконец, в том, что объявил себя эсером и полностью подчинился солдатским комитетам. Если же отбросить предвзятость, в том числе и политическую, то нетрудно доказать — Парский командовал войсками армии грамотно, уверенно и в тяжелейших условиях всеобщего разложения сумел достойно противостоять ударам превосходящих сил противника и отступил только по приказу свыше и довольно организованно. Во всяком случае, германцам не удалось окружить и уничтожить 12-ю армию, как они замышляли. Обстановку он оценивал правильно, да и как могло быть по-другому, если знал все о силах противостоящего противника, месте и времени начала операции, направлении главного удара. На первоначальном этапе его войска, отошли в тактической зоне обороны, но быстро пришли в себя и воевали выше всяких похвал, сдержав германцев и остро контратакуя. Особенно удачно действовали латышские стрелки. Не убирал он штаб армии из Риги, поскольку вовсе не думал ее оставлять на третий день боев, и мог бы еще успешно держать город и тактические рубежи обороны, не будь совершенно неожиданного распоряжения о сдаче города. Я не хочу сказать, что положение наших войск было блестящим, но при соответствующей поддержке фронта и Ставки Ригу можно было оборонять дольше и отход провести более организованно. Парский в условиях всеобщей деморализации русских вооруженных сил, сумел-таки отвести армию на заранее подготовленную Винденскую позицию. Отступать вообще всегда трудно, а отступать с такими войсками, которые остались у Парского, было труднее вдвойне. Что касается его принадлежности к партии эсеров, то столбовой дворянин Дмитрий Павлович Парский был типичным генералом русской армии, и не о каких политических партиях понятия не имел, и не хотел иметь. Он прошел все ступени военной карьеры. Окончил Орловский Бахтина кадетский корпус, 2-е Константиновское военное училище, Николаевскую академию Генерального штаба. Мировую войну начал командиром бригады в 46-й пехотной дивизии, затем командовал 80-й и 55-й пехотными дивизиями. Прославился уже будучи командиром геройского Гренадерского корпуса в 1916 году в Галиции, за что и получил орден Св. Георгия 4-й степени. В июле 1917 года принял 12-ю армию, с которой через полтора месяца и отбивал немецкое наступление под Ригой. После этого командовал 3-й армией, которая после перемирия превратилась в те самые отряды завесы под его же командованием. Парский ни на час не покидал армейских рядов. В начале 18-го года с отрядами завесы, теперь уж красногвардейскими он встретит германцев под Нарвой, и будет держать фронт. Именно там по большевистской легенде родилась в боях Красная Армия. Именно в ней окажется бывший царский генерал и герой мировой войны. В Красной Армии он будет командовать Северным фронтом, станет ответственным редактором «Военно-исторической комиссии по исследованию и использованию опыта первой мировой войны», председателем комиссии по разработке уставов, как и Брусилов членом Особого совещания при главкоме ВС РСФР. Умрет от тифа в 1921 году.

Любопытна судьба еще одного героя осенних последних боев на русском фронте. Отважный минный старшина Федор Самончук с эсминца «Гром», о котором мы уже говорили по ходу Моозундской операции, не погиб при взрыве вместе с «Громом». Взрывной волной выбросило за борт и контуженного его подобрали германские моряки. В плену он не задержался, успел сбежать еще до перемирия. Повоюет в Гражданскую войну добровольцем Красной Армии и Великую Отечественную войну партизаном знаменитого партизанского соединения С.А. Ковпака. Не менее любопытно и то, что уже в 1955 году Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и героизм, проявленные в бою на Кассарском плесе 1(14) октября 1917 года, он будет награжден орденом Красного Знамени.

Впервые в конце 1917 года засветилось имя генерал-лейтенанта П.Н. Краснова, тоже дворянина, казака, будущего генерала от кавалерии, атамана Всевеликого войска Донского, одного из руководителей Белого движения на Дону. Фигура легендарная, запомнившаяся своими деяниями, вплоть до смерти на виселице по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17 января 1947 года за активное сотрудничество с гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны. А осенью 1917 года он командир 3-го конного корпуса, вместо пропавшего Крымова, кавалер орденов Св. Георгия 4-й и 3-й степени, золотого георгиевского оружия, лучших российских орденов, вплоть до ордена Св. Владимира 2-й степени. Несомненный герой боев в Галиции, под Ивангородом и Лодзей, в Брусиловском прорыве и на Западном Буге, Днестре. Бывший лейб-гвардеец Атаманец, начавший войну командиром 10-го Донского казачьего полка, талантливый журналист, писатель, дипломат вынуждено стал последней надеждой Керенского вернуть себе власть. Петроград он не возьмет, будет арестован, освобожден под честное слово не воевать против Советской власти. Видимо честно слово для нашего героя было пустым звуком, если все-таки начавшаяся его борьба с Советской властью приведет Краснова уже глубоким стариком на виселицу за предательство. Чтобы не говорили нынешние адвокаты генерала-писателя, а в Великую Отечественную войну он сражался не против Советов, а против России и русского народа. Уж, какой был антисоветчик Деникин, а не пошел на поклон к немцам, хотя и приглашали не раз. Кстати, противник Краснова в том деле под Петроградом революционный матрос и будущий красный командарм Павел Дыбенко тоже получит свою пулю от Советской власти. Но это уже другая история.

Вообще судьба главных фигурантов революционной осени 1917 года в большинстве случаев трагична. Самоубийство Донского атамана, героя первой мировой войны генерала от кавалерии А.М. Каледина. Его коллега, пожалуй, первый давший отпор Советам, Оренбургский атаман А.И. Дутов, в мировую войну геройски командовавший казачьим полком, провоюет против Советов всю Гражданскую войну атаманом оренбургским казаков и командующим Отдельной Оренбургской армии. С ней и окажется сначала в Туркестане, а потом в Китае, где в городе Сайдуне в 1921 году его найдут и застрелят чекисты.

Любопытна судьба военных специалистов, входивших в нашу делегацию на Брест-Литовских переговорах. Самый известный генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов. Уже то, что один из авторов плана первых кампаний русской армии в 1914 году, генерал-квартирмейстер штаба Ставки окажется среди консультантов позорного Брест-Литовского мира говорит о многом. Дворянин Юрий Никифорович Данилов послужит Советской власти и в 1918 году в комиссии по реорганизации армии, но не добьется там славы, сбежит на Юг России к Деникину, где тоже окажется невостребованным. В 1920 году он будет всего лишь помощником начальника военного управления в Правительстве Юга России. Эмигрирует вместе с Белой армией в Константинополь. Затем Париж и «мирная, непостыдная смерть» в 1937 году. Впрочем, его мемуары весьма познавательны и увлекательны.

Военно-морской эксперт контр-адмирал Василий Михайлович Альфатер окончил Морскую академию, минный офицер.В годы войны принимал самое активное участие в разработке планов обороны морского побережья, помощник начальника Морского Генштаба. После Брест-Литовских переговоров займет такую же должность в Морском Генштабе РККФ, а с октября 1918 года станет первым командующим Морскими Силами Республики и организатором советского ВМФ и обороны Петрограда от Юденича. Там же 20 апреля 1919 года умрет от инфаркта.

И уж совсем любопытен жизненный путь тогдашнего генерал-майора Александра Александровича Самойло. Проживет он без малого сто лет. В русской армии дослужится от юнкера Московского юнкерского училища до генерал-майора, генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии. После Бреста, как и Парский перейдет в отряды завесы, а во время Гражданской войны будет командовать 6-й Отдельной армией на Севере, Восточным фронтом, но скоро вернется в 6-ю Отдельную армию, с которой и освободит весь север России Архангельск, Онегу, Мурманск от белогвардейцев. В 1920 году он очень короткое время даже поруководит главным штабом РВСР, а в марте 1921 года, наверно вспомнив дипломатические опыты боевого генерала в Брест-Литовске, большевики направят его в делегацию по мирным переговорам с Турцией. Дальше судьба отправит Самойло в военную науку. В 1922 году он руководит военно-учебными заведениями Московского округа. В 1923 году инспектор Главного управления военно-учебных заведений РККА. В 1926 году военный руководитель МГУ и начальник военной кафедры в Московском гидрометеорологическом институте. Сталинские чистки его не коснулись, но именно из-за них в 1940 году он с присвоением звания генерал-лейтенанта авиации попадает начальником оперативного отдела Главного управления штаба ВВС. И это в возрасте 71 года. Что уж он понимал в современной авиации сказать трудно, однако через год перейдет на преподавательскую работу в академию командного и штурманского состава ВВС, станет в 1943 году профессором и уволится из армии только в 1948 году в возрасте 79 лет с полным набором российских и советских орденов. Умрет же вообще в другую эпоху 8 ноября 1963 года. Да, уж!

А вот его коллега по делегации в Брест-Литовске генерал-майор В.Е. Скалон даже не успеет принять участие в переговорах. Подавленное состояние, обида за русскую армию, Россию довели его нервного срыва. После очередного спора в делегации по совершенно частному вопросу, прямо накануне переговоров вечером 2 декабря он застрелился на глазах товарищей.

А сколько еще судеб возвысит или покалечит обрушившаяся на Россию братоубийственная Гражданская война.


 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру