Эволюционный миф и современная наука

Содержанием вселенной является один великий механизм. Повседневная жизнь, страдания и радость человека протекают так, как предвычислено в этом часовом механизме"(22). Такое понимание мира зарождалось в бессознательных глубинах европейского общества где-то за сто лет до работ Ньютона (1642 – 1727), законы которого можно было бы использовать в виде некоего научного основания для подобного механистического понимания мироустроения. В полотнах Брейгеля мы, судя по всему, сталкиваемся с художественным выражением процессов, происходящих в "коллективном бессознательном" семнадцатого столетия. В дальнейшем эти процессы оформились в виде механистических представлений о мире – первого варианта "научно-обоснованного" материалистического учения.

Такое механистическое понимание действительности, несомненно, сыграло определяющую роль и в становлении эволюционных идей. Еще в XIX столетии русский мыслитель Николай Яковлевич Данилевский писал, что теория эволюции есть "купол на здании механистического материализма, чем только можно объяснить ее фантастический успех, никак не связанный с научными достижениями"(23).

В самом деле, если живые организмы – это некие механизмы, то более “простые” из них должны были появиться раньше, чем более “сложные”. Также и мельчайший “узел” этих “механизмов” – живая клетка – должна была в какой-то момент времени “самособраться” из своих "деталей" – биологических молекул. В таком понимании сначала должен был появиться некий "первичный бульон" из органических молекул, а затем уже простейшее живое существо. Здесь мы сталкиваемся с взаимодействием околонаучных мифов и с подчинением их определенным рациональным условиям, обязательным для всякой идеи, претендующей на статус научной теории. Но, при этом, идея о возникновении жизни из неорганического вещества зарождается в европейском обществе прошлых столетий все же в иррациональном, поэтическом, явно связанном с "коллективным бессознательным".

Речь идет о стихах, сочиненных "философствующим" эволюционистом Эразмом Дарвином (1731 – 1802) – дедом Чарльза Дарвина. В этих стихах говорилось о "самозарождении миниатюрных крохотных форм органической жизни в волнах океана", о том, что "эти формы становились все сложнее и сложнее"(24). Исследователи отмечают, что в детстве Чарльз часто слушал обсуждение взглядов своего деда(25). Можно предположить, что это во многом способствовало формированию его мировоззрения.

Весьма симптоматично, что первое художественное изображение "обезьяночеловека", выполненное в свое время профессором Эрнстом Геккелем, также появилось задолго до того, как на суд общественности были предъявлены первые “вещественные доказательства” его существования – кость бедра и верхняя часть черепа(26).

 “Питекантроп” Геккеля – первое звено в длинной цепи мифических “обезьянолюдей”.

Потом, правда, специалисты определили, что кость бедра принадлежала просто человеку, а верхняя часть черепа – просто обезьяне(27). Однако, найденные кости до сих пор встречаются в некоторых учебниках, как свидетельства в пользу существования нашего обезьяноподобного предка. Другие свидетельства по этому поводу, как показывает беспристрастное расследование, имеют аналогичную степень достоверности(28). Но вера в то, что “обезьяночеловек” когда-то существовал, от этого нисколько не умаляется.

Почему же околонаучный миф о “питекантропе” оказал гораздо более сильное воздействие на жизнь человечества, чем, к примеру, не связанный с наукой миф о Змие Горыныче. Что же заставляет следовать этой вере самих ученых, у которых, казалось бы, есть возможность во всем разобраться?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить об одном эксперименте, проведенном учеными-психологами. “Группе испытуемых были предъявлены две палки – одна несколько длиннее другой. При этом всех, кроме одного, заранее попросили дать неправильный ответ. И когда очередь дошла до человека ничего об этом не знавшего, то он, не раздумывая, присоединился к общему мнению, поверив ему больше, нежели своим глазам”(29).

Разобраться в сути этого опыта, а вслед за этим и в проблемах распространения околонаучных мифов нам также поможет психология – прежде всего взгляды известного русского ученого Владимира Михайловича Бехтерева.

Еще в самом начале ХХ столетия Бехтерев призывал очень внимательно отнестись к фактору внушения, "иначе целый ряд исторических и социальных явлений получает неполное, недостаточное и частью даже несоответствующее освещение"(30). Такое же несоответствующее освещение получают в сознании ученых, педагогов, а вслед за ними и всего общества, околонаучные мифы. Их широкое распространение, как принято считать, обусловлено их научной обоснованностью. На самом же деле, роль науки здесь  косвенная и связана с особенностями действия механизма внушения. Как утверждают специалисты-психологи, внушение наиболее успешно действует тогда, когда человек испытывает  "доверие к тому, кто внушает"(31). Доверие же современное общество испытывает к тому, кто выступает от лица науки, практические успехи которой для всех очевидны. Один исследователь писал по этому поводу следующее: “...мы часто не в силах сбросить иго чужого мнения и власть особого внушения, которое я бы назвал гипнозом  научной терминологии.

"Пусть нам предъявляют непонятные и невероятные вещи, но, если говорят с учёным пафосом, да еще облекают его в форму латинских или греческих терминов, мы уже слепо верим, боясь быть изобличёнными в невежестве"(32).

Во всем этом и сокрыта внутренняя сила околонаучного мифотворчества, успешно реализующаяся не только в малообразованном обществе, но и в высокоинтеллектуальной среде.   Ведь, как писал Бехтерев, "сила личности обратно пропорциональна числу соединенных людей. Этот закон верен не только для толпы, но и для высокоорганизованных масс"(33), к которым, в частности, можно отнести учебные аудитории самого разного уровня.

Относительно высокий интеллектуальный уровень отдельно взятых представителей этих аудиторий не является препятствием для распространения околонаучных мифов, поскольку “сила внушения возрастает в коллективе”(34) и “при проведении внушения его действенность тем более разительна, чем к большему количеству лиц оно одновременно обращено”(35). Еще в античные времена бытовало мнение: "один отдельно взятый афинянин – это хитрая лисица, но когда афиняне собираются на народные собрания... уже имеешь дело со стадом баранов"(36).

Современные психологи также утверждают, что "чем больше организация, тем неизбежнее ее спутниками выступают безнравственность и не желающая ничего видеть глупость"(37). Что же касается научных и образовательных организаций, ответственных за распространение околонаучных мифов, то здесь мы сталкиваемся с инфраструктурами не просто большого, но гигантского масштаба.

Особенностью функционирования этих инфраструктур является охват ими фактически всего детского населения. В то же время несформировавшееся детское сознание, как писал Бехтерев, обладает поразительной внушаемостью(38), которая усиливается авторитетом учителя, играющим в деле внушения огромную роль(39), а так же, как уже указывалось, – авторитетом науки, от лица которой учитель якобы выступает. Учащиеся средней школы большей частью впитывают содержание околонаучных мифов, глубоко о нем не задумываясь, доверяя во всем педагогу.

В то же время результатом подобного бесконтрольного вторжения в сознание человека внушаемой установки, является, по утверждению Бехтерева, то, что личность ее практически не в состоянии отвергнуть, даже когда видна ее нелепость(40). Приведем лишь один пример внушения подобных нелепых идей чрез современные учебники естествознания.

"В результате многолетних исследований, которые проводили ученые самых разных профессий, было выяснено: нет ни одного химического элемента, который был бы в космических телах и отсутствовал бы на Земле; нет ни одного химического элемента, который был бы найден в живых телах и отсутствовал бы в неживых. Это говорит о единстве вещества живых и неживых тел, о единстве природы"(41).

"Таким образом, в клетке нет каких-нибудь особенных элементов, характерных только для живой природы. Это указывает на связь и единство живой и неживой природы."(42).

Задумаемся о смысле приведенных фраз. Могли ли в клетке вообще быть обнаружены какие-либо химические элементы, которые бы "отсутствовали в неживых телах"?

Уже за несколько тысяч лет до того, как были получены "результаты многолетних исследований",  можно было бы догадаться о том, что таких элементов в живом организме в принципе быть не может. Ведь любое живое существо после своей гибели разлагается и превращается в вещество неживой природы. И можно ли ожидать, что продукты естественного разложения будут как-то отличаться от продуктов искусственного разложения – того, что является объектом "многолетних исследований ученых"?

Очевидно, что приведенные фразы из учебных пособий не несут в себе положительной смысловой нагрузки, и не связаны с научными представлениями о мире. И, тем не менее, через них, несомненно, оказывается определенное мировоззренческое воздействие на сознание учащихся. В них чувствуется стремление сгладить различие между живой и неживой природой. Не зря ведь продолжение второй  фразы выглядит следующим образом:

"На атомном уровне различий между химическим составом органического и неорганического мира нет. Различия обнаруживаются на более высоком уровне организации – молекулярном"(43).

Истоки этих различий, при таком подходе, связываются лишь с одним – с возможностями разнопланового "конструирования" молекулярных и надмолекулярных образований из одного и того же элементарного материала по аналогии с тем, как из одних и тех же деталей можно конструировать разные механизмы, или же создавать конструкции, не обладающие свойствами механизмов (неживое вещество).

Такой подход диаметрально противоположен традиционным христианским представлениям о запредельных, внепространственно-вневременных истоках тварного мира, связанных с Божественными энергиями. В этих запредельных истоках христианская мысль видела основу особых свойств всех жизненных явлений, в частности – открытой современной наукой колоссальной динамической сложности живой материи. Св. Дионисий Ареопагит писал по поводу всего этого следующее: "любое живое существо и любое жизненное явление исходят из Жизни, превосходящей и жизнь, и любое основание всего живого. Из нее души человеческие улучают бессмертие, а в животных и растениях жизнь проявляется, словно отдаленное эхо Жизни. И если какое-либо существо по немощи своей лишится сопричастности к ней, то в отлученном от Жизни прекратится всякая жизненная деятельность"(44).

Умалчивая о возможности существования принципиально недоступных для научного метода внепространственно-вневременных истоков жизни, учебник подталкивает ум учащихся к однозначному принятию механистических представлений о сущности живой материи, стирающих коренное различие между живым и неживым.

На фоне подобного "естественнонаучного" объяснения становятся бессмысленными дальнейшие размышления о каких-либо духовных проблемах. Эти проблемы будут связываться в сознании (даже скорее в бессознательных глубинах) учащегося с чем-то "ненастоящим", вторичным, производным от более фундаментальных физико-химических законов, где никаких нравственных проблем не существует.

Такая мировоззренческая установка закладывается не прямо, но косвенно, через изложение якобы научных представлений. И такой образ действия, пожалуй, эффективнее, чем более прямые формы влияния на человека. Как утверждал Бехтерев, внушение "может проявляться легче всего в том случае, когда оно проникает в психическую сферу незаметно, вкрадчиво, при отсутствии сопротивления со стороны личной сферы"(45).

Этим и объясняется неспособность многих бывших школьников, ставших позднее деятелями науки и образования, отказаться как от материалистических взглядов, так и от органически связанных с ними эволюционных представлений. Внушению этих представлений способствует, в частности, и школьный курс биологии.

22. Цит: там же, с. 21.

23. Московский А.В. Платон, Флоренский и современная наука// Сознание и физическая реальность.– Т. 1, № 1 - 2, 1996, с. 36.

24. Окленд Р. Креационная модель и естественнонаучное образование. Доклад на 2-ом Московском Международном Симпозиуме по Креационной Теории. М. 1994.

25. Маклин Дж., Окленд Р., Маклин Л. Очевидность сотворения.– М.: Триада. 1993, с. 78.

26. Бауден,, с. 121 – 122.

27. Там же, с. 126 – 129.

28. Бауден М. Обезьянообразный человек – факт или заблуждение? – Симферополь. 1996.

29. Комаров В.Н. Вселенная видимая и невидимая.– М.: Знание. 1979, с. 157.

30. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни.– СПб.: 1908, с. 175.

31. Шингаров Г.Х. О В.М.Бехтереве – ученом и враче гипнологе// Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия.– М.: Мысль. 1994, с. 30.

32. Марцинковский В.Ф. Наука и религия.– Изд. Свет на Востоке. 1989, с. 15.

33.Бехтерв (1908),, с. 157.

35. Неманов И.Н.; Рожнова М.А.; Рожнов В.Е. Когда духи показывают когти.– М.: Издание политической литературы. 1969, с. 251.

36.Там же, с. 251.

37.Цит. по: Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс.– М.: Центр психологии и психотерапии. 1998, с. 37.

38.Одайник В. Психология политики.– "Ювента". 1996, с. 52.

39.Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия.– М.: Мысль. 1994, с. 174, 182.

40.Там же, с. 188.

41.Бехтерев (1908),, с. 13.

42.Естествознание. Учебное пособие для учащихся 5-го класса. Отв. ред. – Суравегина И.Т. М.: 1993, с. 84 – 85.

43.Общая биология. Учебник для 10 – 11 классов средней школы. Под редакцией члена-корреспондента АН СССР Ю.И.Полянского. М.: 1991, с. 146.

44.Дионисий Ареопагит. Божественные имена// Мистическое богословие.– Киев. 1991, с. 66.

45.Бехтерев (1908), с. 19.