Неугасимая лампада. Антология русской религиозно-философской поэзии.Часть 3

Яков Петрович Полонский (1819 - 1898)

Яков Петрович Полонский родился в 1819 г. в Рязани, в семье мелкого чиновника. Атмосфера его семьи была патриархальной, мальчик воспитывался в духе веры. Писать стихи начал с детства, мечтал поступить на филологический факультет университета, но семейных средств недоставало, чтобы дать ему соответствующую подготовку по языкам, а кроме того, у него была плохая память. Однако в университет он все же поступил, правда, не на филологический, а на юридический факультет. Годы учебы были сопряжены с бедностью - как многие разночинцы, чтобы прокормиться, Полонский давал уроки в аристократических домах. Однако сближения с "демократической интеллигенцией" не получалось - молодой человек остро чувствовал, что в студенческих кружках попираются устои, заложенные в его душу с детства. Одиночество и чувство ущемленного самолюбия придали лирике Полонского характер грусти и неуверенности.

Несмотря на материальные затруднения, уже в 1844 г. Полонский издает первый сборник своих стихов. Критика встретила его благосклонно, однако существовать на литературный заработок Полонский не мог. Ему пришлось искать места. Некоторое время он служил в Одессе, затем в Тифлисе, в канцелярии наместника Грузии графа Воронцова. Впечатления Грузии отразились во втором сборнике его стихов - "Сазандар". Из Тифлиса Полонский вернулся в Москву, а затем переехал в Петербург.

В 1855 г. вышло собрание сочинений Полонского. Но и став уже довольно известным поэтом, он по-прежнему терпел материальные затруднения. Вскоре ему пришлось поступить домашним учителем в семью А.О. Смирновой-Россет. В этом качестве он выехал за границу и там расстался с подопечными, намереваясь заняться живописью, к которой имел большие способности. Но стать свободным художником Полонскому не удалось.

В 1858 г. он вернулся в Петербург, где занял место секретаря Комитета иностранной цензуры и наконец обрел относительно стабильное материальное положение.

Несмотря на постоянную житейскую неустроенность, необходимость вести борьбу за существование, Полонский не растерял своих природных качеств. В отношениях с людьми его отличала доброта и кротость. Не поколебалась и его вера. Уже незадолго до смерти Полонский писал Л.Н. Толстому, резко возражая против идей, содержащихся в его трактате "Что есть искусство": "Между нами пропасть, так как вы отрицали все для меня святое - все мои идеалы: Россию, как народ и как государство, Церковь и проповедь, таинство брака и семейную жизнь, искусство и присущую ему красоту".

В последние годы у Полонского на литературных "пятницах" собирались писатели разных поколений. Он обладал даром примирять людей разных убеждений. "Я всю жизнь был ничей, для того, чтобы принадлежать всем, кому я понадоблюсь" - писал поэт о себе.

* * *
О Боже. Боже!
Не Ты ль вещал,
Когда мне дал
Живую душу:
Любить - страдать -
Страдать и жить -
Одно и то же.

Но я роптал,
Когда страдал,
Я слезы лил,
Когда любил,
Негодовал,
Когда внимал
Суду глупцов
Иль подлецов...

И утомленный,
Как полусонный,
Я был готов
Борьбе тревожной
Предпочитать
Покой ничтожный,
Как благодать.

Прости! - И снова
Душа готова
Страдать и жить,
И за страданья
Отца созданья
Благодарить...
1840-1845

Молитва

Отче наш! сына моленью внемли!
Всепроникающую,
Всесозидающую,
Братскую дай нам любовь на земли!

Сыне, распятый во имя любви!
Ожесточаемое,
Оскудеваемое
Сердце Ты в нас освежи, обнови!

Дух Святый! Правды источник живой!
Дай силу страждущему!
Разуму жаждущему
Ты вожделенные тайны открой!

Боже, спаси Ты от всяких цепей
Душу проснувшуюся
И ужаснувшуюся
Мрака и зла, и неправды людей!

Вставших на глас Твой услыши мольбу,
И цепенеющую,
В лени коснеющую
Жизнь разбуди на святую борьбу!

Мировая ткань
Н.Н. Страхову

Ткань природы мировая -
Риза - Божья, может быть...
В этой ризе я - живая,
Я - непорванная нить.
Нить идет, трепещет, бьется,
И уж если оборвется,
Никакие мудрецы
Не сведут ее концы:
Вечный ткач их так запрячет,
Что (пускай кто хочет плачет!)
Нити порванной опять
Не найти и не связать...
Нити рвутся беспрестанно, -
Скоро, скоро мой черед! -
Ткач же вечный неустанно
Ткань звездистую ведет;
И выводит он узоры:
Голубые волны, горы,
Степи, пажити, леса,
Облака и небеса;
И куда мудрец ни взглянет,
Ни прорехи, ни узла нет:
Светозарна и ровна
Божьей ризы тонина.

* * *
(Гипотеза)

Из вечности музыка вдруг раздалась
И в бесконечность она полилась,
И хаос она на пути захватила, -
И в бездне, как вихрь, закружились светила:
Певучей струной каждый луч их дрожит.
И жизнь, пробужденная этою дрожью,
Лишь только тому и не кажется ложью,
Кто слышит порой эту музыку Божью,
Кто разумом светел, в ком сердце горит.

* * *
Что мне она? - не жена, не любовница,
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее доля проклятая
Спать не дает мне всю ночь!?

Спать не дает, оттого что мне грезится
Молодость в душной тюрьме:
Вижу я - своды... окно за решеткою...
Койку в сырой полутьме...

С койки глядят лихорадочно-знойные
Очи без мысли и слез,
С койки висят чуть не до полу темные
Космы тяжелых волос...

Не шевелятся ни губы, ни бледные
Руки на бледной груди,
Слабо прижатые к сердцу без трепета
И без надежд впереди...

Что мне она! - не жена, не любовница,
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее образ страдальческий
Спать не дает мне всю ночь?

* * *
Век девятнадцатый - мятежный, строгий век -
Идет и говорит: "Бедняжка-человек!
О чем задумался? бери перо, пиши:
В твореньях нет Творца, в природе нет души,
Твоя вселенная - броженье сил живых,
Но бессознательных, - творящих, но слепых,
Нет цели в вечности; жизнь льется на поток,
И, на ее волнах мелькнувший пузырек,
Ты лопнешь, падая в пространство без небес, -
Туда ж, куда упал и раб твой, и Зевес,
И червь, и твой кумир; фантазию твою
Я разбиваю в прах… покорствуй, я велю!"
Он пишет - век идет; он кончил - век проходит,
Сомненья вновь кипят, ум снова колобродит, -
И снова слушает бедняжка-человек,
Чтo будет диктовать ему грядущий век…

* * *
То в темную бездну, то в светлую бездну,
Крутясь, шар земли погружает меня:
Питают, пытают мой разум и веру
То призраки ночи, то призраки дня.
Не верю я мраку, не верю я свету, -
Они - грезы духа, в них ложь и обман...
О, вечная правда, откройся поэту,
Отвей от него разноцветный туман,
Чтоб мог он, великий, в сознанье обмана,
Ничтожный, как всплеск посреди океана,
Постичь, как сливаются вечность и миг,
И сердцем проникнуть в Святая Святых.

У храма

Душный день догорал,
Дальний звон меня звал,
И как в рай, в Божий храм
Запросилась душа.
И спеша, и дыша
Тяжело, по пескам,
По лесистым буграм
Шел я, бледен и хил,
Точно крест волочил,
И дошел до ворот,
Где теснится народ.

Жаждал видеть я ряд
Посребренных лампад,
Запрестольных свечей
Седмь горящих огней;
Созерцать в золотых
Ризах лики святых,
Певчим хором внимать
И блаженно вздыхать,
В теплом дыме кадил,
Чуя Господа сил.

Но я, хил и убог,
В храм пробраться не мог:
Суетливой толпой,
Теснотой, толкотней,
Я - безжалостно смят,
Я - отброшен назад,
И, как нищий старик,
У решетки поник.

Крест на храме сиял,
Он один затмевал
Сотни наших свечей,
Весь в багрянце лучей
Он сиял от зари,
Что твои алтари!
Там стрижи вверх и вниз
Чуть мелькая, вились,
И, забывчиво-тих, -
Я заслушался их.

Как над былием лес,
Над землей, надо мной,
Над церковной главой
Вековечных небес
Расстилалася высь.

"Маловерный, молись!"
Как журчанье волны,
Пронеслось с вышины...
И уж я сознавал,
Что я в храме стоял, -
В храме, полном огней,
Перелетных лучей,
И невидимых крыл,
И неведомых сил.

Светлое воскресенье
Для детского журнала

Весть, что люди стали мучить Бога,
К нам на север принесли грачи... -
Потемнели хвойные трущобы,
Тихие заплакали ключи...
На буграх каменья - обнажили
Лысины, прикрытые в мороз,
И на камни стали капать слезы
Злой зимой ощипанных, берез.

И другие вести, горше первой,
Принесли скворцы в лесную глушь:
На кресте распятый, всех прощая,
Умер - Бог, Спаситель наших душ.
От таких вестей сгустились тучи,
Воздух бурным зашумел дождем...
Поднялись - морями стали реки...
И в горах пронесся первый гром.

Третья весть была необычайна:
Бог воскрес, и смерть побеждена!!
Эту весть победную примчала
Богом воскрешенная весна... -
И кругом луга зазеленели,
И теплом дохнула грудь земли,
И, внимая трелям соловьиным,
Ландыши и розы расцвели.

15 июля 1888 года
В 900-летний юбилей крещения России

Жизнь без Христа - случайный сон.
Блажен, кому дано два слуха -
Кто и церковный слышит звон,
И слышит вещий голос Духа.
Тому лишь явны небеса,
Кто и в науке прозревает
Неведомые чудеса
И Бога в них подозревает… -
Как высочайший идеал,
Как истинный залог спасенья, -
Любовь и самоотверженье
Христос народам завещал.
В тот день, когда мы облечемся
Душой в нетление Христа,
От черных дел мы содрогнемся
И, обновленные, очнемся, -
И ложь не свяжет нам уста.
Сегодня, в первый день крещенья,
Быть может, в бедные селенья,
В обители труда и слез,
Не в нищем рубище Христос
Сойдет, а с ветвию оливы,
И скажет: "Будьте все счастливы,
Все - пожелайте всем добра!..
Сегодня день, когда впервые
Владимир и Мои святые
Крестили Русь в волнах Днепра!.."
Князь Киевский, когда-то гневный,
В союзе с греческой царевной
В златом венце и на своем
Великокняжеском престоле
Для пахаря в далеком поле,
Для гусляра на вольной воле
И для дружинника с копьем -
Для всех стал другом и отцом
И Красным Солнышком желанным…
Пришла Андреем Первозванным
Предвозвещенная пора:
Взыграли омуты Днепра,
Славян пугающие боги
Разбились об его пороги
И дрогнули богатыри,
И разбежались дикари…
О, как от утренней зари
Бегут, шатаясь, тени ночи,
И солнце радует нам очи
И озаряет алтари,
Так в день великого крещенья
Сияй нам, вера! Прочь сомненья!
Русь не была бы никогда
Такой великою Россией,
Когда б она была чужда
Любви, завещанной Мессией.
Пусть охлажденные умы
Все отрицать готовы, - мы
Не даром приняли с Востока
Святую веру, - видит око
И слышит ухо наше, - мы
Еще не оскудели сердцем;
Еще мы рады помогать
Разрозненным единоверцам
И пленных братьями считать:
Без нас не встала бы Эллада,
Ей не помог бы Римский трон,
Не рухнул бы Наполеон
И грозных войск его громада.
Под тяжким игом мусульман
Без нас забыли бы славян, -
Мы жизнь несли на их могилы…
Расшатывая вражьи силы,
Мы не считали наших ран…
Мы за геройские деянья
Не ждали злата и сребра…
За дело славы и добра
Мы не просили воздаянья…
И если перст Господний вновь
Нам цель высокую укажет, -
Чтo делать, сердце нам подскажет
И христианская любовь!
В сей день торжественный и славный
Россия, веру призови!
Нас бережет Отец Державный
Для новых подвигов любви…

Стансы

Не нужны Божьим небесам
Явленья призрачные… Вечность
Одно спасет и сохранит:
Божественную человечность.

Земля земную втянет плоть, -
В мрак унесет ее химеры, -
Одна бессмертная любовь
Нам оправдает силу веры.

Но вера скудная моя
Могучих крыл не отрастила:
Страшна ей вечность впереди
И омерзительна могила.

Быть человеком не легко, -
Труднее, чем создать поэму,
Сломить врага, воздвигнуть храм,
Надеть в алмазах диадему.

* * *
После зимы и разлива весеннего - лето,
После цветов, после свежих плодов - увяданье,
После ночной темноты - золотой час рассвета,
После беспечно-веселых ночей - ночь страданья...
После покоя душевного - бури и грозы,
Или томящие дни без надежды и ласки,
После паденья - раскаянья поздние слезы,
Или - все то, что в былом было сладко нам - сказки!
После великого подвига - смятая сила,
После горячего проблеска веры - сомненье,
После напрасных, последних усилий - могила,
"Вечная память" и - вечное в мире забвенье...
Жить нелегко... в жизни вечно есть что-то грозящее, -
Между прошедшим и будущим наше сознание
Ловит лишь то, что бросает нам время летящее...
Счастлив, кто ищет спасенья от зол и страдания
В лоне Того, Кто во веки веков - Настоящее.