Пушкин и салонная культура его времени: заметки к теме

Законодатель


Амплуа законодателя светского поведения и светского вкуса было одним из наиболее сложных. С одной стороны, законодатель выступал как хранитель определенной традиции, определенной нормы или системы норм. С другой стороны, именно законодатель первым порывает с традицией, предлагая что-то новое. При этом законодатель воздействует на окружающих не каким-то словесным заявлением, а прежде всего собственным примером; какие-то перемены (например, в костюме) происходят как бы сами собой: имеет значение, конечно, не стремление того или иного светского человека к роли законодателя, а решение общего мнения, которое одно способно закрепить за кем-то эту роль. Таким образом, законодатель, собственно, оказывается лицом относительно пассивным: не он выбирает эту свою роль, а она выбирает его, не он сам решает, как долго ему исполнять эту роль, а общество, его окружающее.

В этом отношении весьма показателен следующий отрывок из воспоминаний князя Вяземского:

«Особенно памятна мне одна зима или две, когда не было бала в Москве, на который не приглашали бы его <И.И.Дмитриева> и меня. После пристал к нам и Пушкин... Скажу о себе без особенного самолюбия и честолюбия, но и не без чувства благодарности, что репутация моя по сей части была беспрекословно и подачею общих голосов утверждена. Вот этому доказательство. На одном бале, не помню по какому случаю устроенном в Благородном собрании, один из старшин просил меня руководствовать или, скорее, новогодствовать танцами, прибавив без всякого лукавого и насмешливого умысла: “Мы все на вас надеемся: ведь вы наша примадонна”. Чистосердечие и смирение вынуждают меня сознаться, что тогда нас было три примадонны». Итак, Вяземский не без легкой иронии говорит о присвоенной ему роли законодателя («примадонны») в московском обществе; при этом он, однако, испытывает к тем, кто его на эту роль «назначил», «чувство благодарности».

Но если амплуа законодателя определяется обществом, то тесно связанная с ней роль блюстителя светских правил и обычаев, конечно, избирается вполне сознательно. При этом она в принципе может оцениваться двояко – как вполне серьезно, так и иронически, как забавная «мелочность». В этом отношении характерен рассказ Вяземского о своем знакомстве с К.Н.Батюшковым: «Жуковский привез его к Карамзину с которым тогда жил и я. Он был во фраке и в сапогах и вероятно для большей почтительности и официальности при треугольной шляпе. Я тогда Московский львенок, еще до изобретения львиной породы, был возмущен этою неловкостию и нарушением туалетного уложения. Я заметил о том Жуковскому, который крепко сердился на меня и пенял мне за мою мелочность и малодушие» (из письма Вяземского к Бартеневу от 22 апреля 1869 г.). В скобках заметим, что «нарушение туалетного уложения», о котором говорит Вяземский, заключалась в том, что в наряде Батюшкова детали «официальные» (треуголка) сочетаются с «частными» и даже домашними (фрак в это время еще воспринимается как костюм для верховой езды).


Страница 5 - 5 из 9
Начало | Пред. | 3 4 5 6 7 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру