Народный характер в русской литературе XIX века

Причины возникновения интереса в русском обществе к духовному и материальному проявлению национального своеобразия, "духа народа" достаточно хорошо известны и подробно описаны в специальной литературе: крах философии рационализма в последних десятилетиях XVIII века предопределил переход к новым, "идеалистическим" мировоззренческим системам, открывшим самоценность явлений сиюминутного и их постоянный динамизм; утверждение романтического способа творческого осмысления действительности позволило обнаружить несомненную эстетическую ценность народного начала, а Отечественная война 1812г., с очевидностью доказала, что понятия "народ", "народный характер" – вовсе не выдумка, философская или эстетическая абстракция, а явление вполне реальное, имеющее интереснейшую и драматичную историю.

Неудивительно, что именно под знаком "народности", поисков форм её выражения проходит практически весь "золотой век" русской литературы.

Если рассматривать русскую литературу XIX – начала XX вв. (хотя бы на примере творчества авторов, неизменно составлявших костяк школьной программы) применительно к понятию "народный характер", необходимо отметить следующее.

1. Для русских художников XIX - начала XX вв. народный характер – вполне объективное явление реальной жизни, а не просто художественное обобщение, символ, красивый миф, а потому народный характер заслуживает внимательного и подробного изучения.

2. Как и всякое явление реальной жизни, народный характер сложен и противоречив, обладает как привлекательными, так и отталкивающими чертами, включает в себя драматические противоречия окружающей действительности, острейшие духовные проблемы. Это заставляет отказаться от школярского взгляда на народный характер в русской литературе как на нечто абсолютно положительное, цельное, имеющее значение образца, идеала, близостью или удалённостью от которого измеряется состоятельность тех или иных персонажей. Так, в драме А.Н. Островского "Гроза" Кабаниха, Дикой, Катерина, Варвара, Ваня Кудряш – характеры очень разные и содержательно, и в идейно-смысловом отношении, но, безусловно, "народные".

3. Следствием первых двух положений является то, что в произведениях русской классической литературы понятие и само "явление", изображение народного характера лишено, по сути, чёткой социально-классовой отнесенности (что также является прочно укоренённой в практике школьного преподавания идеологемой): проявления "народности", "народного духа" равным образом могут быть присущи и дворянину (как Андрей Болконский, Пьер Безухов,  М.И. Кутузов), и купцу, и крестьянину, и представителю "среднего класса", интеллигенции (например, Осипа Степановича Дымова в "Попрыгунье" А.П. Чехова). Поэтому, думается, глубокомысленные споры о том, можно ли слугу рассматривать как типичного представителя народа (например, Петрушку и Селифана в "Мёртвых душах", Захара в "Обломове"), или же на эту роль может претендовать лишь потомственный хлебопашец, не имеют смысла.

Такой подход позволяет, различить понятия "народный характер" и "народность". Народный характер – частное, индивидуальное проявление народности, тех самых общих религиозных, бытовых, нравственных, эстетических установок, которые объективно существуют в народной среде и, по сути, образуют из последней "народ". Однако как эстетическая категория в литературе народность вторична по отношению к народному характеру, выводится из него и не может служить изначальным мерилом его же оценки. Тот или иной литературный характер "народен", поскольку художник верно изобразил его объективные, реально существующие народные черты, но не потому, что последние уже были заданы так или иначе понимаемой "народностью". Вместе с тем, изложенные выше положения позволяют уйти и от отождествления понятий "народный" и "простонародный", и от модного ныне понимания народного характера исключительно в его национальной русской специфике.

Рассмотрим более подробно особенности художественного воплощения и роль народного характера в произведениях русских классиков XIX века.

В комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" единственный сценический характер, который можно считать собственно народным, – Лиза. Если оставить в стороне ее амплуа субретки, восходящее к западноевропейской комедии, то функции данного персонажа, особенно в плане выражения авторской идеи, чрезвычайно интересны. По А. С. Грибоедову, мир "глуп", то есть управляется законами, нелепыми с точки зрения здравого смысла: обществом фактически правят не мужчины, а женщины; в глазах людей ценятся не гражданские или личные добродетели, а жизненный успех – и неважно, какой ценой он достигнут; частные эгоистические интересы всегда будут доминировать над "общественными"; любить "разумно"  невозможно, но ведь и любовь - цель и смысл жизни человеческой, поэтому влюблённый всегда "глуп", и даже если человек расчётлив и осторожен, чувство заставит-таки его сделать опрометчивый, поистине глупый шаг. Иными словами, "дуракам счастье", или - "Молчалины блаженствуют на свете!"

В этой связи весьма показательно, что Лиза как раз и высказывает те сугубо практические, трезвые, отчасти даже несколько циничные взгляды на жизнь, которые принимаются как должное большинством, по сути – народом, и далеко не всегда совпадают с требованиями рационалиста (и, следовательно, максималиста) Чацкого: "И слышат, не хотят понять, Ну что бы ставни им отнять?", "Грех не беда, молва нехороша".

Она прекрасно разбирается в обыденной психологии людей ("Когда нам скажут, что хотим, Куда как верится охотно!", "Улыбочка и пара слов, И кто влюблён - на всё готов"). Советуя Софье принять вид (совсем по-молчалински) веселья и беззаботности перед отцом и Чацким, а тому же Молчалину напоминая, как именно должен вести себя  "искатель невест" ("А вам, искателям невест, Не нежиться и не зевать бы; Пригож и мил, кто не доест И не доспит до свадьбы"). Она наблюдательна и практична в своих оценках ("Желал бы зятя он с звездами да с чинами, А при звездах не все богаты, между нами", "И золотой мешок, и метит в генералы", "...Речист, а больно не хитёр"). Она нисколько не заблуждается относительно истинной природы отношений между мужчиной и женщиной, особенно если они занимают в обществе разное положение (как тётушка Софьи чернила волосы для "молодого француза", так и Молчалин принимает вид томного и нежного влюблённого для дочери своего начальника: в любви каждый старается для себя). Несмотря на свою преданность, она не забывает о себе. Отнюдь не пренебрегая своим нынешним достаточно комфортным положением наперсницы молодой дочери богатого и влиятельного хозяина, Лиза предпочитает не ввязываться в опасные авантюры ("Не наблюдайте, ваша власть, А что в ответ за вас, конечно, мне попасть", "Запрёт он вас,- добро, ещё со мной, А то, помилуй бог, как разом Меня, Молчалина и всех с двора долой", "...Ах! от господ подалей, У них беды себе на всякий час готовь...", "Ну! люди в здешней стороне! Она к нему, а он ко мне. А я... одна лишь я любви до смерти трушу. - А как не полюбить буфетчика Петрушу!"). Лиза находчива ("Да-с, барышнин несчастен нрав: Со стороны смотреть не может, Как люди падают стремглав"? – говорит она, ловко скрывая истинную причину обморока Софьи), весела, остра на язычок (Чацкий: Желал бы с ним убиться... Лиза: Для компаньи?..; Молчалин: Её по должности, тебя... Лиза: От скуки! Прошу подальше руки!..; "Сказать, сударь, у вас огромная опека!"), восхищается Чацким ("Кто так чувствителен, и весел, и остёр!.."), но нисколько не понимает того, что он говорит (София: Смесь языков? Чацкий: Да, двух, без этого нельзя ж. Лиза: Но мудрено из них один скроить, как ваш"). Этот образ играет чрезвычайно важную роль в выражении основной авторской мысли: мир управляется отнюдь не законами "ума", и воистину безумен тот, кто судит его с точки зрения разума.

В творчестве А. С. Пушкина ("Евгений Онегин", "Станционный смотритель", "Дубровский", "Капитанская дочка") народный характер приобретает те изобразительные и идейные качества, которые на долгие годы определят его бытие в русской литературе.

С одной стороны, народный характер интересен А.С. Пушкину в плане эстетическом: его удивительная цельность при кажущейся внешней противоречивости в добре и зле, жестокости и милосердии. Характерный пример – кузнец Архип в "Дубровском", намеренно запирающий барский дом и "со злобной улыбкой взирающий на пожар" и на пытающихся спастись приказных, рискуя жизнью, спасает из огня кошку, упрекая при этом деревенских мальчишек: "Бога вы не боитесь: Божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь". Присущая ему сила и непосредственность чувств, проявляющаяся в самых драматических ситуациях, – словом, качества народного характера именно как достойного объекта внимания высокого искусства, представляются А. С. Пушкину интересными и находят в его произведениях свое совершенное эстетическое воплощение.

С другой стороны, "народ" (и, соответственно, "народный характер") – это явление, существующее объективно, вне зависимости от наших представлений или принимаемых за истину условностей, это то, что есть в действительности и на деле (например, в 1812 г.) доказало свое бытие, – а значит, есть нечто, что незримо присутствует в душе каждого русского человека и находит свое проявление во всем укладе, духовном и материальном строе русской жизни.

А. С. Пушкин приходит к изображению и художественному анализу всего того, что объединяет барина и крепостного мужика ("Дубровский", "Капитанская дочка"), дворянина и беглого казака ("Капитанская дочка"), помещиц – мать и дочь – и их крепостную, старую няню ("Евгений Онегин"), проезжего чиновника в невысоком чине титулярного советника, старого отставного солдата - смотрителя почтовой станции и богатого красавца гусара ("Станционный смотритель"). Они равно способны любить, одинаково воспринимают это чувство и одинаково беспомощны перед ним, и, фактически, одинаковую роль любовь играет в их судьбе. Например, рассказ старой няни в "Евгении Онегине": история её жизни и любви – точная аналогия жизни и любви и Татьяны Лариной, и её матери, ибо судьба женщины – крестьянки или дворянки – одна и та же: те же девические мечты о суженом и о счастье, тот же брак не по любви, а по принципу "стерпится - слюбится", тот же уход в бытовые хлопоты и честное исполнение долга супруги и матери; показательна роль фольклорных эпиграфов в "Капитанской дочке": о невозможности соединиться в браке с любимым человеком без благословения его родителей (дело не в "обычаях", а в понимании того, что любовь – от Бога) Маша Миронова говорит почти что словами народной песни.

В "Станционном смотрителе" ради столь естественного права на любовь, на право сделать счастливым любимого человека, все отдать для него и обрести в этом собственное счастье ни дворянин, ни человек из народа не пощадят ни себя, ни близких тех, кого полюбили, ни даже самих своих любимых. Блестящий гусарский ротмистр обманом увезёт Дуню в город, выбросит за порог Вырина – и при всем этом сдержит данное тому честное слово, что Дуня будет счастлива. Дуня же охотно уедет с молодым дворянином ("Дуня плакала, хотя, казалось, ехала по своей охоте") и действительно "отвыкнет от прежнего своего состояния", настолько, что лишится чувств при виде отца. Самсон Вырин в ослеплении отцовской любви будет пытаться вернуть красавицу дочь – трогательно, самоотверженно, не щадя ни себя, ни нынешнего ее счастья и положения, ибо любовь жестока, а счастье эгоистично что для барина, что для мужика, и недаром ещё древние называли бога любви Эрота злым, жестоким и безжалостным. И дворянин, и простолюдин знают, что такое "честь" – не формальная, а настоящая, естественная, синонимичная понятию "совесть": справедливость, благодарность, милосердие, верность – присяге ли, слову или любимому человеку. По чести, по совести поступают столь непохожие ни по положению, ни по возрасту герои, как Петр Гринёв, его родители, Савельич, супруги Мироновы и их дочь, старый поручик Иван Игнатьевич, Пугачёв, государыня – перечень можно продолжить. Даже такой отталкивающий персонаж, как Хлопуша, не лишён ни милосердия, ни благородства: "Полно, Наумыч... Тебе бы все душить да резать... Сам в могилу смотришь, а других губишь. Разве мало крови на твоей совести?.. Я губил супротивника, а не гостя; на вольном перепутье да в тёмном лесу, не дома, сидя за печью; кистенём да обухом, а не бабьим наговором". Даже говорят и пишут они практически на одном языке. Так, в повести "Дубровский" речь "старинного русского барина" Кирилы Петровича Троекурова в высшей степени народна, изобилует характерными разговорными (а иногда и грубыми) просторечиями: "Здорово, как бишь тебя зовут", "мне до тебя нужда", "Врёшь, братец, какие тебе документы", "Скажи ты этому мусье... чтобы он у меня за моими девушками не смел волочиться, не то я его, собачьего сына...", "Этот был не промах, не разиня", "Полно врать, Антон Пафнутьич. Знаем мы вас... дома живёшь свинья свиньёй...". В повести "Капитанская дочка" письмо строгого и требовательного барина и достойный ответ верного и почтительного слуги стилистически однотипны: то же смешение грубых просторечий и канцеляризмов "высокого штиля" с "низким", почти что разговорным, вплоть до поговорок: "Стыдно тебе, старый пёс,  ...что ты не донес о сыне моем... Я тебя, старого пса! пошлю свиней пасти за утайку правды и за потворство к молодому человеку...", – также: "...проучить тебя путём, как мальчишку, перевести тебя из Белогорской крепости куда-нибудь подальше, где бы дурь у тебя прошла".

Вместе с тем, эти объединительные черты могут иметь не только положительные, но и отрицательные качества, это, так сказать, единство и в добре, и в зле. Так, Кирила Петрович Троекуров, богатейший и влиятельнейший помещик, как и положено  в представлении народа  человеку его положения и состояния, крут, деспотичен, горд, надменен, своеволен и упрям. Однако его крестьяне и дворня – точное подобие своего барина: "С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно, но они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседям, надеясь на его сильное покровительство". Характерно, что ссора между Троекуровым и его единственным близким другом Андреем Гавриловичем Дубровским начинается из-за дерзости троекуровского псаря, обращенной к бедному дворянину, хотя последний высказывается вроде бы в пользу "угнетённого" холопа: "Нет, - отвечал он (Дубровский - А.Ф.) сурово, - псарня чудная, вряд людям вашим житьё такое ж, как вашим собакам". Один из псарей обиделся. "Мы на своё житьё, - сказал он, - благодаря Бога и барина не жалуемся, а что правда, то правда, иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку. Ему было б и сытнее и теплее". Любопытно, что Савельич ("Капитанская дочка"), сокрушаясь о глупо проигранных молодым барином деньгах и упрекая в этом себя самого, неожиданно признается: "Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашёл к куме, да засел в тюрьме", – ведь это точное резюме всего того, что произошло и с Петром Гринёвым, и с его верным слугой.
 Показательно также, что А. С. Пушкин, особенно к концу творческого пути, в изображении народного характера все более и более отходит от традиционного карамзинского "и крестьянки любить умеют", то есть от простого признания за народным характером права на сильные и глубокие переживания и богатый внутренний мир. А.С. Пушкин обнаруживает мировоззренческое и нравственное тождество дворянина и крестьянина: в сходных понятиях о добре и зле, о прекрасном и безобразном, об истинном и ложном, о возможном и должном, о грехе и воздаянии.

Безусловно, сам по себе народный характер не является абсолютным выражением эстетического идеала автора, отнюдь не все его стороны симпатичны А. С. Пушкину (хотя все интересны ему как художнику): его отталкивает то, что Ф. М. Достоевский назовёт впоследствии "безудержем" - бесконечностью и безоглядностью собственных проявлений и в добре, и в зле. Услышав калмыцкую сказку, рассказанную Пугачёвым: "Лучше раз напиться живой крови, а там что Бог даст!", Гринёв не соглашается с ним из чисто нравственных оснований: "..Жить убийством и разбоем, значит, по мне, клевать мертвечину". Характерно и то, что "старинный русский барин" Кирила Петрович Троекуров, временами жестоко – вполне в духе "народных потех" – трунивший над своими гостями и воочию убедившийся в смелости и хладнокровии молодого учителя, не только его после этого "полюбил и не думал уж ... пробовать", но безапелляционно защищает Дефоржа от подозрений исправника: "Эх, братец, ... убирайся, знаешь куда, со своими приметами. Я тебе моего француза не выдам, покамест сам не разберу дела. Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу и лгуну…".

А. С. Пушкин не приемлет народные черты – наглое плебейство, прагматизм, грубость и жестокость (в "Капитанской дочке" несчастную Василису Егоровну по приказу Пугачёва – "Унять старую ведьму!" – тотчас "унимает" саблей по голове молодой казак), противопоставляя им нечто, что отличает дворянина от мужика, что обязывает  первого быть выше второго, предводительствовать и направлять последнего. Даже добрый и самоотверженный Савельич ("Капитанская дочка") уговаривает молодого офицера ради спасения жизни подвергнуться "подлому унижению": "Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод... (тьфу!) поцелуй у него ручку".

В творчестве А. С. Пушкина народный характер впервые получает самостоятельное значение как полноценный предмет творческого исследования, а не просто иллюстрация к тем или иным этическим, социально-политическим, философским идеям.

Народный характер в изображении М. Ю.Лермонтова ("Герой нашего времени") несет на себе явственный отпечаток мировоззренческих и собственно эстетических исканий автора; он глубок, искренен, бескомпромиссен, откровенен в своих желаниях, прям и непреклонен в достижении поставленных целей, - и поэтому, с обыденной, житейской точки зрения, зачастую безнравствен (Янко, "ундина", Азамат, Казбич). Народный характер "приземлен", его желания и цели подчинены тривиальным потребностям обыденного земного существования и обусловливаются действенными, но примитивными законами: если тебя обманули – отомсти, если кто-то проник в твою тайну – убей, если тебе что-то нравится – добейся обладания любыми средствами и за любую цену (ср. в этом плане Азамата и Печорина). То, что не изменит лично тебе, нельзя ни продавать, ни менять (Казбич и его Карагёз), но все остальное, в том числе и собственные жизнь, сила, сноровка, стоят денег, и продавать их надо подороже. Недаром пятнадцатилетний Азамат "ужасно падок на деньги", а бесстрашный Янко, вполне осознающий, что хозяину теперь "уж такого удальца не найти", говорит: "...Кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул...".

Однако М. Ю. Лермонтов, обращаясь к народному характеру и проводя излюбленное для романтиков противоположение между "дикарём", человеком, живущим по естественным законам – законам собственного сердца, и человеком "цивилизованным", наделенным всеми достоинствами и недостатками "современной культуры", фактически уравнивает их, делая основным предметом изображения не своеобразие национального характера (горцы – русские), а именно специфику характера человеческого, точнее, общечеловеческого, универсального. Интересно в этой связи замечание Печорина, что "в черкесском костюме верхом" он "более похож на кабардинца, чем многие кабардинцы": по сути, природа людей едина, а "костюм" - всего лишь перемена платья на маскараде жизни. Да, горцы-контрабандисты, те же казаки проще и откровеннее в выражении своих чувств и желаний, они ближе к природе и, как сама природа, они не умеют и не хотят лгать, они столь же естественны и внеморальны, как, например, таинственное, вечно волнующееся море ("Тамань"), могучие неприступные горы ("Бэла", "Княжна Мери") или столь же вечные и загадочные в своей недостижимости звезды ("Фаталист"). Они внутренне цельны и сильны духом и телом, их взгляд прост и ясен ("...- А если он утонет?" - "Ну что ж? в воскресенье ты пойдёшь в церковь без новой ленты…", –"Тамань". Их любовь (Бэла) или ненависть (Казбич, "ундина") непреходящи и не признают полутонов,  а значит, и сострадания к ближнему. Азамат готов за понравившуюся лошадь обокрасть отца или тайно продать родную сестру. Казбич, любя Бэлу, не задумается в критическую минуту убить ее. Их страсти неистовы ("..Как выпьет чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало..."). Но эти люди готовы отвечать собой за свои слова и дела, чувства и желания; сделав выбор, они не ищут оправдания и не дают никому – в том числе и себе – пощады: Бэла, раз полюбив Печорина, только в предсмертном бреду упрекнет его за то, что тот "разлюбил свою джанечку"; казак, в пьяном неистовстве зарубивший Вулича, на все примирительные уговоры и апелляции к его христианской совести "грозно" отвечает: "Не покорюсь!". Они живут честно, но и умирают тоже честно ("честные контрабандисты"). И поэтому они прекрасны, как прекрасна – вне зависимости от того, добро или зло несет она человеку, – сама природа, а следовательно, они ближе к истине, ближе к тому, что есть мир на самом деле и что на самом деле есть человек.

Простая, чистая душа Максим Максимович прекрасно понимает (и принимает!) этих людей, хотя и справедливо называет их "дикарями" за жестокость, лукавство, грязь и склонность к грабежу. "Конечно, по-ихнему он был совершенно прав", – говорит Максим Максимыч, повествуя о жестокой мести Казбича. Он отдает предпочтение оборванному удалъцу, абреку, перед "мирным" обывателем:"...Наши кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь", "Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре". Он простодушен и до конца верен дружбе: "Ведь сейчас прибежит!" – говорит он, ожидая встречи с Печориным). Он не прочь воспользоваться местными боевыми уловками, с точки зрения европейца коварными и жестокими: часовой по подсказке штабс-капитана попросил гарцующего на лошади Казбича остановиться и тут же выстрелил в него.

Но есть и еще одно качество, удивительно роднящее русского офицера с местными жителями, – то, что он давным-давно привык к окружающим его красотам, как и к свисту чеченских пуль: "И к свисту пули можно привыкнуть, то есть привыкнуть скрывать невольное биение сердца..." ("Бэла"). Он ясно, трезво и прагматично воспринимает действительность: его повозка движется быстрее; он знает, какие именно приметы говорят о приближающемся ненастье и какие – о хорошей погоде, и умеет рассчитать время выхода и скорость движения к перевалу; он знает, как вести себя с местными жителями, и даже будучи приглашен на свадьбу к своему "кунаку", предусмотрительно заметит, где поставили его лошадей, и вовремя исчезнет со ставшего опасным торжества ("Бэла") Его суждения просты, логичны и по-житейски понятны:"...А все, чай, французы ввели моду скучать?" - "Нет, англичане." - "А-га, вот что!... да ведь они всегда были отъявленные пьяницы!" И поэтому для главного героя лермонтовского романа (как, впрочем, и для самого автора) только лишь этого мало – ему мало просто жить, для него важно определить цель, смысл этой жизни.

Для М. Ю. Лермонтова народный характер является лучшим, наиболее точным и эстетически совершенным проявлением сущности человека вообще. Вот почему сходные страсти бушуют в душах представителей совершенно разных социальных и культурных слоев:  Мери, как и Бэла, хочет, чтобы Печорин принадлежал только ей, Грушницкий, заметив, что Мери увлеклась Печориным, распространяет порочащие сплетни о ней и о своём недавнем приятеле, но ведь и Казбич, точно так же, мстя, убьет женщину, которую, казалось, любил; тот же Грушницкий, опять-таки из чувства мести, не постесняется пойти на прямую подлость, вполне сопоставимую с разбойничьими "хитростями", и обратится к своему врагу со словами, достойными какого-нибудь дикаря, абрека, а не офицера императорской армии: "Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места..."

В свою очередь, Печорин ради удовлетворения собственных желаний  не остановится ни перед чем и ни перед кем, ибо он – человек, такой же, как все эти горцы, контрабандисты, офицеры и казаки, представители "водяного общества" и обитатели грязных дымных жилищ в горах ("Бэла"). Они одинаково несчастны, суетны и убоги, одинаково рабы своих страстей, одинаково далеки от Бога, от Истины и одинаково неспособны ее понять.

Таким образом, народный характер в изображении М. Ю. Лермонтова привлекателен, эстетичен, но не связан с авторским эстетическим идеалом, хотя было время, когда народный характер являлся прямым воплощением эстетического идеала писателя в таких произведениях, как "Бородино" и "Песня про царя Ивана Васильевича...").


Страница 1 - 1 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру