О незамеченном библейском источнике поэмы М.Ю. Лермонтова «Демон»

Библейские и, в частности, ветхозаветные образы характерны для творчества М.Ю. Лермонтова [1] , для его лирики, драм, прозы и поэм, являются неотъемлемым компонентом его художественного стиля. И.Б. Роднянская отмечает: "Жизненно-поэтическое мышление Лермонтова, с детства соприкасавшегося с религиозно-молитвенным обиходом в доме бабушки, было приобщено к кругу образов "Писания" и христианского культа даже в большей мере, чем умозрение многих других крупных фигур романтизма".[2]  Наиболее показательные примеры роли библейской образности в творчестве поэта – поэмы "Мцыри" и "Демон", "Сказка для детей", его лирические шедевры, переосмысляющие молитву и т.п.

Тема и центральный образ поэмы М.Ю. Лермонтова "Демон" ориентирует читателя и исследователя на Библию, что и было неоднократно отражено в богатой научной литературе, посвященной поэме. "Поэма… основана на библейском мифе о падшем ангеле, восставшем против Бога… герой… как бы совмещает человеческие искания Фауста с мефистофельским отрицающим началом и с мятежностью героев Мильтона и Байрона"[3] . Такое видение опоры на Книгу книг (эпизоды о низвержении с Неба Денницы) и обозначенной литературной традиции (мистерии Мильтона и Байрона), безусловно, необходимо.

Однако существенно и иное. Собственно сюжетная основа, любовный конфликт не позволяют  рассматривать "Демона" как философскую поэму по преимуществу ][4], значительно обогащают схематически обрисованный выше мистериальный план. Достигнутый М.Ю. Лермонтовым многоплановый  жанровый синтез [5] характерен для его романтизма [6], что побуждает еще раз обратиться к собственно библейской основе поэмы, более детально определить круг ее источников и функционирование библейских образов.

Сюжет поэмы о любви демона к земной девушке трактовался по-разному. Отмечалось влияние горского фольклора [7], с чем далеко не все исследователи согласились [8]. Как один из возможных источников сюжета обозначим также имеющую как минимум тематическое сходство с поэмой распространенную балладу "Демон-любовник". "Согласно А.Б. Фридману, древнейшая из записанных версий баллады относится к 1675 г. Баллада известна во многих вариантах, иногда в качестве демона-любовника выступает сам дьявол" [9].

Не отрицая возможного влияния на замысел поэта такого рода "бродячих" европейских сюжетов, тем более значимых, учитывая шотландские корни М.Ю. Лермонтова и, прежде всего, ту роль, которую он сам им придавал, обратимся к авторским планам и наброскам. Для них принципиально значимыми оказываются сфера церковной жизни и Библия.

Отмечалось, что "фабула "Демона" формально наиболее близка" к средневековым "легендам о соблазнении монахинь дьяволом"[10] . В самом деле, "сначала намечен сюжет, в котором главную роль играет борьба демона с ангелом, влюбленным в одну смертную" [11]. На поиск собственно библейского варианта сюжета автор нацеливает в еще одном сохранившемся плане поэмы: "Демон. Сюжет. Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он первый раз видит ее спящую. Потом она поет отцу про старину и про близость ангела — как прежде. Еврей возвращается на родину. Ее могила остается на чужбине". По указанию комментаторов, "эта библейская интерпретация осталась неосуществленной" [12]. Как видно, сюжет написанной поэмы остался и здесь, в конечном счете, не проясненным.

Желание литературоведов и интерпретаторов непосредственно связать поэму с одним из библейских сюжетов иногда приводит к явным ошибкам. Так, в авторитетной "Лермонтовской энциклопедии" сообщается, что поэт использует мотив "любви "сынов Божиих", ангелов, к "дочерям человеческим" — Быт. 6:2" [13]. Речь идет об увеличении численности человеческого рода после рождения праведным Ноем сыновей Сима, Хама и Иафета. Как известно, "Сын Божий = второе лице св. Троицы, Господь Иисус Христос... В Писании сынами Божиими называются и все вообще верующие, христиане, разумеется, не по естеству, а по благодати" [14]. Таким образом, это никак не ангелы. Иначе все человечество – потомки не только Адама и, позже, Ноя, но и небесных бесплотных сил! Впрочем, оговоримся, что это место Библии традиционно считается одним из наиболее сложных для толкования. С ним связаны различного рода народные иудейские верования [15].

Между тем библейский сюжет о любви демона к девушке существует и содержится в книге Товúт (ударение дается согласно церковно-славянской Библии). "Книга эта, хотя и неканоническая, отличается особенною назидательностью. Здесь ясно открываются премудрые и благие пути промысла Божия в нашей жизни, которых часто мы не примечаем, или видим в них одно стечение случайных обстоятельств. Здесь мы видим не видимое для нас благодетельное служение нам ангелов Божиих. Здесь мы видим поучительнейшие примеры добродетелей" [16]. Книга Товит "известна на разных языках, но первоначальным текстом ее признается греческий, семидесяти толковников… Не усвояя книге Товит канонического достоинства, церковь признает ее, однако, полезною для нравственного назидания. Амвросий Медиоланский написал сочинение "De Tobia", в котором ставит эту книгу выше обыкновенных сочинений человеческих, как книгу пророческую (liber propheticus)" [17].

Подчеркнем, что неканоническая не значит апокрифическая. "Православная Церковь… почитает неканонические книги близкими по духу каноническим, составленными при свете книг богопросвещенных писателей, а потому высоко-важными и полезными; по св. Афанасию Великому, неканонические книги "назначены отцами для чтения новообращенным и желающим огласиться словом благочестия". Такой высокий авторитет издавна принадлежал и доселе принадлежит в Христианской Церкви, в частности, книге Товита. …в древней Христианской Церкви книга Товит пользовалась общею известностью и высоким уважением, а в отдельных церквах имела даже богослужебное употребление наравне с книгами Священного Писания" [18].

Книга Товит, как и некоторые другие библейские книги подобные ей по более позднему времени их написания, входит не только в Септугианту [19] и церковнославянскую Библию, но и в Вульгату [20]. Отсутствует она только в сокращенной Библии протестантской традиции [21].

Согласно книге Товит, архангел Рафаил [22] (под видом благочестивого путника Азарии) помогает юноше Товии, который должен жениться на девушке из своего рода, избавиться от демона и спасти едва не изгнанную дочь Рагуила Сарру, предназначенную ему в жены Провидением. Непосредственным орудием изгнания злого духа стала совместная молитва новобрачных и каждение внутренностями (сердцем и печенью) чудесно пойманной огромной рыбы.

"Тогда юноша сказал Ангелу: брат Азария, я слышал, что эту девицу отдавали семи мужам, но все они погибли в брачной комнате; а я один у отца и боюсь, как бы войдя к ней, не умереть, подобно прежним; ее любит демон, который никому не вредит, кроме приближающихся к ней… Ангел сказал ему: разве ты забыл слова, которые тебе заповедал отец твой, чтобы ты взял жену из рода твоего? Послушай меня, брат: ей следует быть твоею женою, а о демоне не беспокойся, в эту же ночь отдадут тебе ее в жену… Когда окончили ужин, ввели к ней Товию. Он же идя вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы, и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его Ангел" (Товит 6: 14-15, 16; 8: 1-2).

Книга Товит многообразно отразилась в европейской культуре, как церковной, так и светской, ее лица и события были вполне узнаваемы, их на протяжении столетий свободно интерпретировали (например, в живописи), применяли к новым контекстам. О ее роли в христианской культуре можно судить и по тому, что исключительно с ней связывается имя архангела Рафаила, "одного из семи высших ангелов, спутника Товии и благодетеля семейства Товита" [23].

Только там отмечается и имя "демона-ревнивца" — Асмодей (с евр. "губитель") [24]. "Не лишена… известной доли значения и попытка некоторых ученых… поставить в связь имя Асмодея с одним из злых духов или дев Авесты – aeshma – daeva, демоном плотской страсти, – так как именно таким, между прочим, выступает Асмодей в книге Товита" [25].

Напомним, что это библейское имя использовалось в русской литературе конца XVIII – начала XIX века, например, Д.П. Горчаковым, одним из ярких русских сатириков этой эпохи, членом "Беседы любителей русского слова". В сатире "Беспристрастный зритель нынешнего века" он пишет: "С болтливой госпожи пороков не снимай, А знай, Что врет она – пустые дудки; Бранить людей Из дружбы, ради шутки, То делает равно и дьявол Асмодей" [26]. Обобщающий смысл имя библейского демона приобретает в литературной критике середины XIX века, в статье М.А. Антоновича "Асмодей нашего времени", посвященной роману И.С. Тургенева "Отцы и дети". Асмодей у Антоновича, впрочем, – "поэтическое" именование дьявола [27], а по В.И. Далю, это "злой дух, соблазнитель, диавол, бес, сатана" [28]. В случаях, когда в культуре упоминается этот демон, оказывается востребованной, тем более для образованного и не в пример нашему времени знакомого с Библией читателя XIX века, и сама библейская книга Товит. Ср.: Асмодей, "по мнению позднейших евреев, главный из демонов, или царь демонов" [29].

Одна из важных молитв для келейного чтения православного христианина – о путешествующих – напрямую строится на обращении к книге Товит. "Путь и истина сый, Христе, спутника Ангела Твоего рабом Твоим ныне, якоже Товии иногда, посли сохраняюща…" [30] Значит, что о книге Товит, не представленной в современном богослужении, Лермонтову вполне могло быть известно и из церковных молитв, безусловно, интересовавших поэта, как в плане личностном вообще, так и в творческом в частности.