«Евгений Онегин» роман А. С. П у ш к и н а (По материалам 6-го издания: М., 2005) Составитель А.А. Аникин. Текст публикуется с сокращениями Продолжение: глава вторая

                                   O rus!
                                            Hor.
                                  О Русь!

О rus! буквально — "О деревня!" Выражение взято из VI сатиры римского поэта Горация (65-8 гг. до н. э. ) и в сопоставлении с созвучным русским словом представляет игру слов, дающую намек на те впечатления, которые выносил поэт от русской жизни за годы ссылки в деревню (с 9 августа 1824 г. по 4 сентября 1826 г.) В письме от 13 августа 1824 г. кн. П. Вяземский так писал А. И. Тургеневу о ссылке Пушкина: "Как можно такими крутыми мерами поддразнивать и вызывать отчаяние человека! Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство — заточить пылкого юношу в деревне русской?.. Неужели в столицах нет людей более виновных Пушкина? Сколько вижу из них обрызганных грязью и кровью? А тут за необдуманное слово, за неосторожный стих предают человека на жертву... Да и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? Должно точно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина!"

                                  
                Деревня, где скучал Евгений,
                Была прелестный уголок;
                Там друг невинных наслаждений
                Благословить бы небо мог.

Д р у г  н е в и н н ы х  н а с л а ж д е н и й  — опять-таки (как и в эпиграфе) ироническое отношение к сентиментально-идиллическим зарисовкам деревенской природы и жизни, характерным для дворянско-усадебной лирики конца XVIII и начала XIX века. Пушкин и сам отдал дань этим настроениям. См., например, стихотворение "Дубравы, где в тиши свободы…" (1818); или послание В. В. Энгельгардту (1819):

                          Меня зовут холмы, луга,
                          Тенисты клены огорода,
                          Пустынной речки берега
                          [вариант "Озер пустынных берега"]
                          И деревенская свобода.

Еще: "Орлову" (1819), "Домовому" (1819), "Деревня" (1819)  — первая половина стихотворения.

Усадебный пейзаж этой строфы несомненен, он отражает впечатления поэта от "владений дедовских" — с. Михайловского. Так как II глава была окончена в южной ссылке Пушкина в Одессе 8 декабря 1823 г., то это, несомненно, впечатления от посещений Михайловского в 1817 г. (лето по окончании лицея) и в 1819 г. (28 дней после горячки — тифа). Ср. пейзаж в стих. "Деревня"; сходную картину, дает Н.М. Языков в стих. "На смерть няни Пушкина" (1830):

                Там, где на дол с горы отлогой
                Разнообразно сходит бор
                В виду реки и двух озер
                И нив с извилистой дорогой,
                Где, древним садом окружен,
                Господский дом уединенный
                Дряхлеет, памятник почтенный
                Елизаветинских времен, —
                Нас полных юности и вольных
                Там было трое...

"С площади [где стоял прежде барский дом] открывается прекрасный вид, километроd, на долину, по которой вьется серебристая лента реки... Прямо перед зрителем, на противоположном берегу Сороти, на холмах — деревня Зимари, левее на плоском месте — Дедовцы..."

Пушкин очень любил свой "малый сад" (см. стих. "Домовому", где также отразились черты Михайловского пейзажа), огромный парк (10 десятин). "Замечательна въездная аллея из гигантских елей, которым в среднем 200-250 лет" (Устимович). В 1825 г. на прогулке из Тригорского в Михайловское Пушкин ведет А.П. Керн, не входя в дом, "прямо в старый, запущенный сад, "приют задумчивых дриад" с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетаясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника [Пушкина] вздрагивать. Тетушка [П.А. Осипова, владелица Тригорского], приехавши туда вслед за нами, сказала: "Mon cher Pouchkin, faites les honneurs de votre jardin a Madame" [Милый Пушкин, будьте любезны показать ваш сад госпоже Керн]".

О с. Михайловском и Тригорском см. также пропущенные строфы из "Путешествия Онегина" и стих. "Вновь я посетил..." (1835).

                                       II

             Почтенный замок был построен,
             Как замки строиться должны:
             Отменно прочен и спокоен
             Во вкусе умной старины.

В июньском письме 1825 г. Пушкин пишет П. А. Осиповой, уехавшей из своего имения Тригорского: "Вчера я посетил Три-горский замок, сад и библиотеку..." Возможно, что, описывая "почтенный замок", Пушкин имел в виду именно Тригорский барский дом, но тогда название  з а м к а,  примененное к деревянному дому из 10 комнат с 32 окнами, надо рассматривать только как отзвук феодальной фразеологии. "Господский дом" Плюшкина был назван так же: "дряхлым инвалидом глядел сей странный  з а м о к,  длинный непомерно" ("Мертвые души", глава VI).

                                       III

             Он в том покое поселился,
             Где деревенский старожил
             Лет сорок с ключницей бранился,
             В окно смотрел и мух давил.

"Деревенский старожил", волей или неволей засевший в своей крепостной вотчине, после манифеста Петра III (18 февраля 1762 г.), давшего служащим дворянам право отставки по их усмотрению, становился явлением типическим, надолго сохранившимся в барской усадебной жизни (ср. Обломов-отец у Гончарова). Позднее (в 30-х годах) Пушкин выдвигал положительные стороны этого образа (старик Дубровский, Андрей Петрович Гринев); здесь же им дана сатирическая зарисовка "скупого дяди-богача", давно бросившего чтение. Трудно сказать, какими непосредственными впечатлениями подсказывался поэту этот художественно обобщенный образ.

               И календарь осьмого года...

Возможно, что это "Месяцеслов на лето от Р. Хр. 1808, которое есть высокосное, содержащее в себе 366 дней, сочиненный на знатнейшие места Российской Империи в СПб при имп. Акад. Наук". Кроме общекалендарных сведений, содержал в себе подробный перечень "достопамятнейших происшествий в 1806 и 1807 годах". Ср. Гринева-отца, который "по целым часам" читал "Придворный календарь" издания Академии наук; в нем печатался список кавалеров всех российских орденов.

                                     IV

            Ярем он барщины старинной
                  Оброком легким заменил...

Барщина — одна из форм крепостнической организации крестьянского труда: крестьянин был обязан часть своего времени затрачивать в барском производстве, на барской "хлебной фабрике". Так как закон долгое время не определял точно ни рода работы, ни числа рабочих дней, то все зависело от произвола помещика; даже после закона 1797 г. (о трехдневной барщине и досуге в праздничные дни) крестьяне иногда работали на помещика целую неделю, а в страдную пору и по ночам.

При оброчной системе крестьянин обязывался вносить помещику или известное количество продуктов своего хозяйства или определенную сумму денег. При полной беззащитности крестьян перед законом ("крестьянин в законе мертв", — говорил ещё Радищев в "Путешествии из Петербурга в Москву") и здесь не было границ произволу барина-крепостника.

Барщина и оброк как формы эксплуатации помещиком крепостного хозяйства противопоставляются в этой строфе романа. Дядя Онегина обрабатывал землю даровым крепостным трудом в форме барщины. В конце XVIII и в начале XIX в. в помещичьих имениях барщина была господствующей формой эксплуатации земледельческого труда, как наиболее доходная сравнительно с оброчной (в последней четверти XVIII в. оброк — 7 руб. серебром, барщина — 14 руб. серебром). Но барщинное хозяйство, вызывая крестьянское малоземелье, толкает крепостных крестьян к отходу на сторону, к заведению разных промыслов, словом, обусловливает развитие другой формы — крестьянской промышленности. "С ростом барщинного хозяйства число отходящих на промыслы, по статистическим данным, непрерывно растет. Помещик и сам это поощряет как новую доходную статью в своем хозяйстве. Оброк в крепостном хозяйстве становится формой обложения промышленной деятельности крестьянства".

Дядя Онегина применял крепостной труд на своей дворянской фабрике (у него были "заводы"). Но с течением времени дворянская фабрика не могла уже конкурировать с крестьянской промышленностью; из крестьянской мастерки и крестьянского торга вырастал молодой русский капитализм, требовавший "освобождения от социальных и политических феодальных пут, искавший оформления в капиталистическом буржуазном строе".

Евгений, некогда читавший Адама Смита, своей аграрной реформой осуществлял интересы нового класса, молодой буржуазии. Его "расчетливый сосед", увидевший "страшный вред" в учреждении Онегиным "нового порядка" эксплуатации крепостного труда, принадлежал к той помещичьей группе, которая защищала систему дворянского натурального хозяйства, требовала от правительства дальнейшего упрочения крепостного права, добивалась дворянского главенства в разнообразных областях экономической деятельности. Евгений был в глазах соседей-помещиков "опаснейшим чудаком", так как его реформа раскрепощения крестьянского промысла (ср. "И раб судьбу благословил"), клонившаяся к освобождению личности крестьянина, подтачивала феодальные основы помещичьего хозяйства, стояла в противоречии с крепостнически-дворянскими интересами.

Итак, дворянин Евгений Онегин осуществлял недворянскую программу? Как могло это случиться? Применяя этот вопрос к декабристам, которые, будучи дворянскими революционерами, выражали программу нарождавшегося промышленного капитализма, стали носителями как будто социально чуждой программы, Н. Рубинштейн дал ответ, объясняющий и общественное поведение Евгения в IV строфе: "В процессе хозяйственного кризиса и эволюции новых социально-экономических отношений исторически изживающий себя класс переживает процесс внутреннего разложения и распада. В этом процессе передовые группы постепенно отходят от своей классовой позиции и, подчиняясь историческому движению эпохи, начинают осуществлять программу нового, грядущего класса"

По словам Пушкина, Евгений, "порядка враг и расточитель", учреждает "новый порядок",  "ч т о б  т о л ь к о  в р е м я   п р о в о д и т ь",  но это не исключает возможности считать пушкинского героя примыкающим к либеральным течениям в дворянстве 20-х годов (см. комментарий к I и X главам).

Либеральный опыт дворянина-помещика Онегина и отношение к нему помещичьей среды находят аналогии в близком Пушкину кругу дворянской интеллигенции. Николай Тургенев, подавший в 1819 г. Александру I записку о крепостном праве "Нечто о крепостном состоянии в России", еще в сентябре 1818 г. уничтожил у себя в имении барщину и посадил крестьян на оброк, о чем брат его, Александр, писал П. Вяземскому 18 сентября того же года: "Брат возвратился из деревни и тебе кланяется. Он привел там в действие либерализм свой: уничтожил барщину и посадил на оброк мужиков наших, уменьшил через то доходы наши. Но поступил справедливо, следовательно, и согласно с нашею пользою".

В мае 1818 г. Н.И. Тургенев, посылая П. Вяземскому журнал "Сын отечества", обращал его внимание на № 17, где была напечатана статья Куницына (лицейского учителя Пушкина) против крепостного права. Вяземский "тотчас бросился на указанную статью и прочел ее с удовольствием". Поддерживаемый "судорожными порывами либеральности" передовых слоев дворянства, Вяземский стал обдумывать план освобождения своих крестьян. В начале 1819 г. он встречается в Петербурге с Н.И. Тургеневым и заводит с ним разговор о попытке литовских дворян освободить крепостных, а в январе 1820 г. он уже сообщает брату Николая Тургенева, Сергею Ивановичу, свой план освобождения крестьян. Так в кругу Тургеневых и Вяземского возникла идея составить "общество помещиков разного мнения, но единодушного стремления к добру и пользе" и при содействии правительства приступить к "уничтожению рабства".

Чрезвычайно характерны мотивы, которые привели князя Вяземского к идее подобной организации: страх перед крестьянским восстанием, желание сохранить свои классовые привилегии в будущем, "свободном" общественном строе, реформированном "по манию царя", опирающегося на просвещенную верхушку дворянства10. Вот что он писал 6 февраля 1820 г. Александру Тургеневу: "Святое и великое дело было бы собраться помещикам разного мнения, но единодушного стремления к добру и пользе, и, без всякой огласки, без всяких наступательных предположений, рассмотреть и развить подробно сей важный запрос, домогаться средств к лучшему приступу к действию и тогда уже, так или сяк, обнародовать его и мысль поставить на ноги. Правительство не могло бы видеть худым оком такое намерение, ибо в состав такого общества вошли бы люди и ему приверженные, и неприметным образом имели бы мы свое правое, левое и среднее отделение. Подумайте об этом, а я взялся бы пояснить свою мысль и постановить некоторые основы, на коих должно бы утвердиться такое общество; означить грани, за кои не могло бы оно видов своих перенести, и прочее. Поверьте, если мы чего-нибудь такого не сделаем, то придется нам отвечать перед совестью. Мы призваны, по крайней мере, слегка перебрать стихии, в коих таится наше будущее. Такое приготовление умерит стремительность и свирепость их опрокидания. Правительство не дает ни привета, ни ответа; народ завсегда, пока не взбесится, дремлет. Кому же, как не тем, которым дано прозрение неминуемого и средства действовать в смысле этого грядущего и тем самым угладить ему дороги и устранить препятствия, пагубные и для ездоков и для пешеходов, кому же, как не тем, приступить к делу или, по крайности, к рассмотрению дела, коего событие неотменно и, так сказать, в естественном ходе вещей? Ибо там, где учат грамоте, там от большого количества народа не скроешь, что рабство — уродливость и что свобода, коей они лишены, так же неотъемлемая собственность человека, как воздух, вода и солнце. Тиранство могло пустить по миру одного Велизария, но выколоть глаза целому народу — вещь невозможная… Рабство на теле государства российского нарост; не закидывая взоров вдаль, положим за истину, что нарост этот подлежит срезанию, и начнем толковать о средствах, как его срезать вернейшим образом, и так, чтобы рана затянулась скорее... Рабство — одна революционная стихия, которую имеем в России. Уничтожим его, уничтожим всякие предбудущие замыслы.

Кому же, как не нам, приступить к этому делу?.. Корысть наличная, обеспечение настоящего, польза будущего, — все от этой меры зависит. Без сомнения, начнем разом, более пятидесяти человек, которые охотно запишутся в это общество.

Против молодых "либералистов" дружно восстали крепостники-помещики: "Со всех сторон все на нас вооружились, одержимые хамобесием, — записывает в дневнике Н. Тургенев 7 июня 1820 г., — публика восстает в особенности против наших имён. Претекст ее — небогатство наше, малое число наших крестьян. Я полагал, что этого претекста недостаточно. Искал его в аристократическом образе мыслей наших богатых или знатных людей — если, впрочем, эти архи-хамы имеют что-нибудь общего с какою бы то ни было аристократией. Наконец, слышав и то, и другое, я покуда уверился, что негодование против нас происходит от того, что о нас разумеет эта публика как  о  л ю д я х  о п а с н ы х,  о  я к о б и н ц а х.  Вот, как мне теперь кажется, вся загадка".

                                       V

             "Сосед наш неуч, сумасбродит,
             Он фармазон; он пьет одно
             Стаканом красное вино..."

Таков был "общий глас" соседей Евгения Онегина. Ср. голоса московского дворянства о Чацком: 

        Что? к фармазонам в клоб? Пошел он в бусурманы?..
        ...В его лета с ума спрыгнул!..
       Шампанское стаканами тянул.
       — Бутылками-с — и пребольшими.
       ¾ Нет-с, бочками сороковыми...

Ф а р м а з о н  — искаженное  ф р а н к м а с о н,  член тайной ложи масонов. Масонство — социально-консервативное, на религиозно-мистической основе, течение среди русского барства XVIII в., слагавшееся под воздействием западноевропейских образцов. и служившее своеобразным протестом против поверхностных проявлений французской просветительной мысли на русской почве. Обывательская масса соединяла в одном лице масона и вольтерьянца, а последний казался разрушителем всего священного. Графиня-бабушка так обеими кличками и называет Чацкого: "окаянный вольтерьянец", он в то же время "фармазон". В 10-х годах XIX в. либерально настроенная дворянская молодежь пыталась использовать в своих целях масонские ложи. Многие из будущих декабристов прошли через эту форму организации собирания общественных сил. Пушкин состоял членом кишиневской ложи Овидия, память о которой звучит в его послании к П.С. Пущину (1821):

                И скоро, скоро смолкнет брань
                Средь рабского народа,
                Ты молоток13 возьмешь во длань
                И воззовешь: "Свобода!"
                Хвалю тебя, о верный брат,
                О каменщик почтенный!
                О Кишинев, о темный град!
                Ликуй, им просвещенный!

В 1821 г. масонские ложи были запрещены императором Александром.

Уточним: запрет масонских лож был провозглашен указом Александра I первого августа 1822 г. – А.А.