Таинственная поэтика «Сказания о Мамаевом побоище»

Части вторая и третья

Более ранняя "Повесть" содержит совершенно иную хронологическую и фактографическую интерпретацию хода сражения. Битва началась 8 же сентября, но в субботу. По истечении "третьаго часа" утра русские перешли через Дон. "В шестую годину дни" противники сошлись [32] и бились "от 6-го часа до 9-го". "В 9 час дни призри Господь… на вси князи рустии… видиша бо вернии, в 9 час бьющеся, ангели помагают крестьяном" — а именно святые Георгий Победоносец, Димитрий Солунский, Борис и Глеб во главе с архистратигом Михаилом. Одновременно в стане Мамая увидели "тресолнечный полк и пламенные их стрелы" [33]. Это и стало моментом победы для одних и поражения для других. Как видно, в "Повести" нет речи ни о поединке, ни о засадном полке, ожидающем "подобного" часа для выступления, нет указания на "дух южный", а также иначе рассказано о небесной помощи русичам. Содержательно сюжет "Повести" проще, и вместе с тем отличающие его хронометрические указания ассоциативно яснее в плане их соотнесённости с библейским контекстом (в 3-м часу Христа распяли, в 6-м внезапно наступила тьма на земле, в 9-м Спаситель "испустил дух" — Мк. 15: 25-37) и с литургическим временем (в частности, с последованием часов). Знаковая сила триады, прямо и прикровенно представляемой числовыми индексами (кроме 3, ещё 6 и 9 как кратные 3), весьма выразительно подчёркивается здесь также лексически, — образом небесного тресолнечного воинства. Такая организация повествовательных деталей определённо должна была и отражать и порождать единственно возможную мысль о законном, благодаря Божию заступлению, торжестве символизируемого тройкой христианства над "содомлянами". Аналогичное использование числа 3 можно наблюдать, например, в тексте "Девгениева деяния" [34].

Иносказательная семантика "осьмого часа" "Сказания" как мистического, "подобного" момента перелома в битве не столь прозрачна. Прежде всего, потому, что число 8 не ассоциируется с ритмом столь привычной для древнерусского общества богослужебной жизни. Тем интереснее раскрыть данную загадку.

К счастью, начало осмыслению указанного литературного факта уже положено. Его весьма интересно истолковал историк В. Н. Рудаков [35]. Исследователь семантически связал обе детали: и указание на "осьмый час", и указание на "дух южный" (которое не подразумевает движения попутного ветра, а есть метафора ниспослания русским Небесной помощи от пределов вселения Божественной Благодати). В таком случае "осьмый час" представляется знаменательным моментом разделения: он для Руси стал концом попущения и началом милосердия Божия. Это — "счастливый" час. Его знаковость определялась тем, что символическая семантика числа 8 была сопряжена с представлением о последнем веке как времени Царствия Божия, и усугублялась тем, что он пришёлся именно на год 6888-й от С. М. и именно на 8 сентября — праздник Рождества Богородицы, который замечу, согласно стихире "Службы Рождеству" трактовался как "начало спасения нашего" [36]). Таким образом, "осьмый час" "Сказания" в качестве знаковой детали усиливал и уточнял присущее произведению провиденциальное понимание победы на Куликовом поле, то есть интерпретацию таковой как "эсхатологического избавления православных христиан" [37].

Несомненно, и данные наблюдения и связанные с ними выводы верны. Тем не менее, ими проблема толкования обозначенного в подразумеваемом литературном памятнике победного рубежа не исчерпывается, ибо, на мой взгляд, размышление исследователя осталось несопряжённым, во-первых, с художественной структурой произведения в целом, а во-вторых, с возможными отвлечённо-идеальными и даже конкретно-реальными предпосылками, которые могли изначально повлиять на замысел его автора.

Надо сказать, взгляды В. Н. Рудакова недавно получили развитие в попытке другого историка, Р. А. Симонова, трактовать момент победы на Куликовом поле как час "добрый". Этот час был искусственно предложен составителем повествования, который, при эзотерической склонности к тайноведению, в своих хронократорных построениях вполне мог руководствоваться сведениями справочного трактата конца XV в. "Часы на седмь дней: добры, и средни, и злы". Однако при этом новый толкователь прямо признаёт недостаточную для каких-либо определённых выводов научную разработанность вопроса о степени влияния в древнерусском обществе математических (вернее, параматематических) знаний на духовно-художественную деятельность [38] и так же, кроме того, ограничивается фрагментарными наблюдениями над памятником.

Другими словами, ввиду стремления к максимальной завершённости и эффективности герменевтического дискурса относительно "Сказания о Мамаевом побоище" необходим масштаб его системного анализа.

В самом деле, оказывается, рассмотренная выше повествовательная деталь нумерологического свойства в изложении по варианту У вовсе и весьма не одинока. Во-первых, здесь (между прочим, в отличие от списка Основной редакции РНБ, О. IV, № 22, от Летописной [39] и Киприановской [40] редакций, но зато так же, как в Ермолаевском списке [41] Основной версии и в Распространённой редакции [42]) на "восьмый час" дважды обращено внимание читателя, — не только в эпизоде о выступлении засадного полка русских и победном переломе в битве, но и чуть ранее, при воспроизведении сдерживающего пыл Владимира Андреевича размышления Дмитрия Волынца: "Беда велика, княже, не уже приде година! Начиная бо без времени вред себе приимет. Мало убо потръпим, да время получим и отдадим въздание противником. Толико Бога призывайте! Осмаго же часа година приспе, в онь же имат Бог благодать свою подати христьаном" [43]. Во-вторых, свой очевидно специальный интерес к числу 8 автор варианта У являет и далее в других эпизодах. Так, по его интерпретации происшедшего, во время осмотра поля сражения после битвы князья Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич прежде всего останавливаются на месте, "иде же лежат осмеи князей белоозерскых вкупе побитых" [44] (это числовое уточнение отсутствует в варианте О и в Распространённой редакции [45], однако имеется в Ермолаевском списке [46] и в Киприановской редакции [47], а вот в Летописной редакции говорится о пятнадцати князьях [48]). Прощание с убитыми и их погребение продолжаются 8 дней: "Князь велики стоя на костех восмь дний, разгребаша христианскаа телеса" [49] (эта подробность имеется в Основной редакции по списку РНБ, О. IV, № 22 [50] и по Ермолаевскому списку [51], а также в редакциях Киприановской [52] и Распространённой [53], но отсутствует в Летописной редакции [54]). Наконец, число 8 оказывается связанным (причём только в варианте У) с возвращением победителей домой: "Прииде же князь велики на Коломну з Дону в осмый день" [55]. Но и это не всё. Замечательно, что о возвращении русских мистически провидел Сергий Радонежский. И рассказ, посвящённый данному чуду, будучи литературным фактом единственно версии У, вполне обличает весьма неравнодушное отношение автора последней к числу 8. Приведу его полностью:

"И в то время (то есть когда Дмитрий Иванович, совершив в Москве все свои молитвенные благодарения, "сяде не столе своем". — В. К.) преподобный Сергии з братиею вкуси брашна в трапези, не по обычаю въстав от стола и "Достойно" створив. И рече: "Весте ли, братиа моа, что се есть створих?" Не може ему ни един отвещати. И рече им: "Князь великый здрав есть, и пришел на свой стол, и победил своя враги". И въстав от трапезы и поиде в церковь з братиею, нача пети молебен за великаго князя Дмитриа Ивановича, и брата его князя Володимера Андриевича, и за литовские князи. И рече: "Братиа, силнии наши ветри на тихость преложишася!" И рече: "Аз есмь вам проповедах, пришла ко мне весть з Дону въ вторый день, яко победил князь великый своя супротивники. И опять пришла ко мне весть в осмый день, яко князь великый пошел з Дону на свою отчину и идет по Рязанскои земли. И услышал то князь Олег рязанскый, избегл отчины своея. Князь великый пришел на Коломну в осмый день, и был на Коломне 4 дни, и поиде с Коломны на 5 день, и пришел на Москву в осмый день". И скончав молебен изыде из церкви" [56].

Цитированный эпизод замыкает круг восьмеричных и явно условных деталей "Сказания" в версии У. Удивительно, но в этом тексте они выражены именно восемь раз повторенным числительным 8, при троекратном, как бы нарочито усиленном, его повторе в завершение! Особенно привлекает внимание хронология обратного движения Московского князя: победив Мамая 8 сентября в "осьмый час" дня, он 8 дней остается на месте битвы, затем 8 дней добирается до Коломны и на 8 день после этого прибывает в Москву.

Однако имеющиеся в эпизоде знаки таинственности ещё не исчерпаны. Составитель повествовательного варианта У отмечает, что из-за трапезного стола преподобный Сергий встал как-то странно, "не по обычаю", будто поражённый чем-то, и совершенно не к случаю прочитал славословие Богоматери (напомню: при этом надлежало читать благодарственную молитву). Текст славословия в "Сказании" опущен, — несомненно, как слишком хорошо всем известный. Однако следует подчеркнуть, что по весьма уместному совпадению в нём содержатся как раз восемь богословских именований восхваляемого адресата: "Достойно есть, яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную, и Пренепорочную, и Матерь Бога нашего! Честнейшую херувим и славнейшую серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем!" [57].

Под впечатлением от указанных совпадений, и в частности от столь красноречивого умолчания, у древнерусского читателя поневоле должно было возникнуть ощущение тайны, а у современного исследователя — убеждение в каком-то умысле автора. Но, к счастью, нет ничего тайного, что бы ни стало явным!

Между прочим, только версия У Основной редакции "Сказания о Мамаевом побоище" отличается полной обратной повторяемостью сюжетного построения, или симметрией архитектоники рассказа о военной кампании во главе с Дмитрием Ивановичем. В ней, как и в других версиях произведения, великий князь показан в действии. При этом главным индексом его активности является движение, — сначала перед битвой, затем после.

И вновь поражает последовательность книжника!

Например, в контексте повествования о событиях, происшедших с момента получения Дмитрием Ивановичем вести о выступлении Мамая против него и до выхода русских войск из Коломны навстречу Мамаю, определённую роль играют глаголы движения. Основанные на них предложения построены трафаретно и синтаксически единообразно, если не принимать во внимание различий по степени распространённости. И все они касаются личной — индивидуальной — духовной подготовки великого князя к отпору врагам, к которой он приступил, призвав русичей собираться с силами в Москве: "И посла по брата своего, князя Володимера Андреевича, в своей бо бяше отчины в Боровци, и по все князи руские розосла и по вся воеводы местныя, повели им скоро к себе быти на Москву" [58]. Почти аналогичный текст читается в Ермолаевском списке [59], но отсутствует в Киприановской редакции [60] и сокращенно передаётся Летописной [61] и Распространённой [62] редакциями. Наиболее же развито это чтение в варианте О Основной редакции [63].

Разумеется, в рассказе о последовательности событий, предшествующих походу, Дмитрий Иванович как главный действующий персонаж (получающий известия, размышляющий, призывающий, повелевающий, прощающийся) упоминается неоднократно, но собственно история его личного — интимного — духовного укрепления неизменно отмечена глаголами движения. И при этом основанных на таковых предложений в тексте именно восемь! Их неизменное структурное подобие, замечу, создаёт некий повествовательный ритм:

1. По получении вести о выступлении Мамая, "князь же великый… поем с собою брата своего князя Владимера Андреевича и поидоша к преосвященному митрополиту Киприяну…" [64].

2. Узнав об измене Олега Рязанского, Дмитрий "паки поим брата своего князя Володимера и иде второе к преосвященному митрополиту и поведа ему, как Ольгерд литовскый и Олег рязянскый съвокупишася с Мамаем на ны" [65].

3. Повелев своим войскам собраться в Коломне, "князь же великый Дмитрий Иванович поим с собою брата своего князя Володимера и вси князи руские и поехаша к живоначальной Троици и к преподобному Сергию благословения получити…" [66].

4. Получив благословение радонежского подвижника, Дмитрий Иванович "приеха з братом своим с князем Володимером Андреевичем к преосвященному митрополиту Киприяну и поведа единому митрополиту, еже рече ему святый старец…" [67].

5. В Москве накануне выхода в Коломну он молится перед святынями. Три молитвы прочитаны им в Успенском соборе: "князь великый Дмитрий Иванович поим с собою брата своего князя Владимера Андреевича и став в церкви святыя Богородица пред образом Господним…" [68].

6. "И паки приде к чюдотворному образу Госпожи Царици, иже Лука евангелист написа…" [69].

7. "И паки иде къ гробу чюдотворному чюдотворца Петра преблаженнаго…" [70].

8. Четвёртая и последняя молитва прочитана в Архангельском соборе: "Князь же великий Дмитрий Иванович и со своим братом князем Владимером иде в церковь небеснаго въеводы архистратига Михаила и биша челом святому его образу…" [71].

Других сообщений, касающихся именно этой части поведения Московского князя в "Сказании" нет. И опять не могу не заметить: повествование о его передвижении с целью духовной подготовки для битвы с Мамаем содержится и в других вариантах Основной редакции "Сказания" — О и по Ермолаевскому списку. Имеется оно также, однако с иной предикативной структурой, разрушенной посредством сокращений или дополнений, в Летописной, Киприановской и Распространённой редакциях. А вот детальный рассказ о возвращении победителей домой наличествует только в тексте У. И структура этой повествовательной части знаменательнейшим образом аналогична — по числу дискретных акцентов и синтаксической организации — структуре рассказа о духовной подготовке перед выступлением на поле Куликово! При описании возвращения русских составитель данного текста так же скрупулезно сообщает о движении и церемониальных остановках Дмитрия Ивановича. Это либо преодоление им какого-то пространства, либо церемониальная остановка.

1. "И поиде князь великый по Рязанской земли…" [72].

2. "Поиде князь велики ко своему граду Коломне…" [73], где происходит его встреча с "архиепископом".

3. "Князь же великый приде в Коломенское село…" [74]. Здесь он встречается с братом Владимиром Андреевичем.

4. "И сам князь великий приде на заутрие, на праздник святей Богородици. Митрополит же Киприан срете великого князя в Ондриеве манастыре…" [75].

5. "Иде князь великый з братом своим с князем Володимером и с литовскыми князми на град Москву… Княгиня же великаа Евдокия срете своего государя во Фролскых вратах…" [76]. Москва, таким образом, является четвёртым пунктом торжественной остановки Дмитрия Ивановича после прохождения его войск через Рязанскую землю.

6. Далее отмечается движение князя в Кремле к княжескому дворцу с попутным молитвенным благодарением: а) "и поиде… вниде" в Архангельский собор для поклонения перед иконой Архангела Михаила; б) "и по сем иде к сродником своим" — в том же храме, то есть, видимо, к гробницам Ивана Даниловича Калиты и Симеона Ивановича Гордого; в) "и изыде из церкви со своим братом князем Володимером и с литовскими князьми, поиде" в Успенский собор для поклонения перед иконой Божией Матери; г) "и иде ко гробу преблаженнаго Петра"; д) "…изыде ис церкви и иде в свое место" . Знаменательно, что княжеский дворец оказывается в данном описании четвёртым пунктом движения князя внутри Кремля, а последнее при этом обозначено восьмикратным повтором этимона "идти".

7. Из Москвы князь отправляется в Троицкий монастырь. "И поиде князь велики к отцу преподобному Сергию и з братом своим и с литовскими князьми…" [78].

8. После этого Дмитрий Иванович возвращается в Москву, где прощается со своими литовскими союзниками. "Князь же великы поиде на Москву…" [79]. И это завершительное сообщение "Сказания".

Как видно, весь заключительный раздел рассматриваемого текста снова подчинён восьмеричному принципу построения. И опять-таки в данном случае необходимо чётко отличать описание именно личного движения Дмитрия Ивановича от описания прочих его поступков и связанных с ним событий.


Страница 2 - 2 из 8
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру