Пайдейя. Воспитание античного грека Книга вторая. Вершина и кризис аттического духа Перевод с немецкого А. И. Любжина. М., Греко-латинский кабинет® Ю. А. Шичалина, 2001, 393 с. Публикуется с сокращениями

Драма Эсхила. ТРагический человек Софокла

Комментарии

3. F. G. Welcker, Die äschylische Trilogie Prometheus und die Kabirenweihe zu Lemnos, Darmstadt, 1824.

9. Это вполне достоверно, поскольку мы можем обнаружить дух Тиртея — и судить о его воздействии на афинских граждан в течение всего V века —по стилю и характеру многочисленных эпитафий, посвященных афинским воинам, погибшим во время какой-либо из многочисленных войн, которые вело их отечество, а также в надгробных речах, публично произнесенных в их честь. См. моего "Тиртея" в Sitz. Berl. Akad., 1932, S. 561–565.

9a. Папирус, по которому мы в первый раз познакомились с фрагментом александрийского аргумента к Supplices, подтвердил мои сомнения: эта трагедия с высокой религиозной настроенностью ее хоровых партий несомненно относится к раннему периоду творчества Эсхила. Она, должно быть, была создана во второй половине десятилетия между 470 и 460 годами до Р. Х., несколько раньше, чем "Орестея". Истинный источник всех дат в аргументах александрийских критиков — фундаментальный труд Аристотеля о дидаскалиях (записях постановок драматургичесмких произведений).

13. Montesquieu, L’esprit des lois, III, chap. 3.

14. Ср. то ударение, которое делает на понятии дике Агамемнон в своем большом монологе, произнесенном в момент возвращения к родному очагу, Aesch. Ag., 810 слл.; сходным образом хор в Ag. 249 et passim. Драма "Эвмениды" полностью посвящена этой проблеме и ее важности для полиса. Дике устанавливает высшую норму поведения, утвержденною самой богиней Афиной для ее города, Eum., 691. О страхе перед законом как основе афинской демократии см. Eum., 698. Ср. Перикла у Фукидида, II, 37, 3, и прим. 59.

17. Это очень хорошо видел Аристотель, поскольку в "Поэтике" он обращается только к двум формам греческой поэзии, к эпосу и драме.

18. См. главы этой книги о послегомеровской поэзии — Гесиоде, Тиртее, лирических, ямбических и элегических поэтах.

19. См. монографию Robert Oeler’а, приведеную в прим. 68 к главе II этой книги, и работы Л. Иллига и Фера о мифах у Пиндара в прим. 106 к главе, посвященной этому автору.

20. Так обстоит дело с поэмой о свадьбе Гектора и Андромахи, открытой несколько десятилетий тому назад (см. frg. 55 a, Diehl).

21. Wilamowitz, Einleitung in die attische Tragödie, Berlin, 1907, S. 107.

22. По той же причине наша работа не ставит перед собой задачу рассматривать современную литературу, посвященную проблеме возникновения греческой трагедии, начиная с "Рождения трагедии" Фридриха Ницше вплоть до фантастических теорий современных историков религии. С исчерпывающей подробностью и полной объективностью весь корпус сохранившихся свидетельств рассмотрен в труде A. W. Pickard-Cambridge — Dithyramb, Tragedy and Comedy, Oxford, 1927. Ср. W. Kranz, Stasimon, Berlin, 1933.

23. Величайшим гением сатирического фарса был Пратин Флиунтский (Пелопоннес), позднее переехавший в Афины. Его античная традиция называет царем сатиры. Мы не располагали никакими реальными сведениями об Эсхиле как авторе сатировых драм до недавнего открытия египетского папируса с большими фрагментами одной из них. Они были опубликованы в XVIII томе Oxyrhynchus Papyri. См. первую оценку этих памятных открытий: Ed. Fränkel, Aeschylus: New Texts and Old Problems в Proceedings of the British Academy XXVIII.

24. Это очень хорошо видел Платон, поскольку в "Законах" он пытался воскресить изначальную форму греческой пайдейи, вводя в жизнь своей эпохи хоровую поэзию и танцы архаического периода. См. Paideia III, 228 слл.

25. Особое слово для "трагедии" и "комедии" в греческом языке — "хорос". У Платона (Prot., 327 D) "хорос" означает не "в этом хоре", а "в этой драме". Действительно, лица, на которых намекает Платон в этом отрывке, не могли бы принадлежать к хору, но были актерами. Этот смысл слова "хорос" подтверждает, что, даже когда классическая драма обрела свою окончательную форму, сохранялось живое воспоминание о предыдущей стадии ее развития, когда драма и хор представляли собой одно и то же. Даже во время Аристофана вестник возглашал в начале трагического представления: "Феогнид, выводи хор" (Ach., 11).

28a. В первом издании "Пайдейи" "Просительницы" были названы старейшей драмой Эсхила. С этой общепринятой гипотезой теперь предстоит расстаться (ср. прим. 9a). Архаическую технику этой драмы следует объяснять как один из примеров возвращения к манере начала творческого пути, столь характерного для жизненного заката многих знаменитых поэтов и художников. В этой трагедии Эсхил смешивает архаизирующую драматическую технику с ораторской стилистикой, свойственной его последнему произведению, "Орестее".

30. Гёте, "Ифигения в Тавриде".

31. См. работу W. C. Greene, Moira: Fate, Good, and Evil in Greek Thought, Cambridge, Mass., 1944, где история проблемы рассматривается во всей греческой литературе.

32. Блестящий опыт ответа на вопрос, что такое трагическое в греческой трагедии, был сделан P. Friedländer’ом в Die Antike, I и II. Остается только выяснить, соответствуют ли категории, в рамках которых автор пытается рассмотреть этот феномен, греческому духу в той же мере, что и современному. M. Pohlenz пытается ответить на тот же вопрос в Die griechische Tragödie, Leipzig, Berlin, 1930.

33. Решение этого вопроса Гесиодом, Архилохом, Семонидом Аморгским, Солоном, Феогнидом, Симонидом Кеосским и Пиндаром было рассмотрено в предшествующих главах, при рассмотрении каждого конкретного автора. Это лучшая отправная точка для анализа данной проблематики в греческой трагедии.

34. Знаменитое аристотелевское определение трагедии и впечатления, которое она производит на зрителей, упоминает два эти эффекта — "сострадание" и "страх" — которые суть наиболее важные "претерпевания" (страсти, аффекты), произведеные трагедией и подлежащие трагическому катарсису. Если эти термины приведены в моем тексте в том же самом смысле, это не потому, что я правоверный аристотелик; но после долгого и детального изучения эсхиловских драм я пришел к заключению, что эти категории превосходно согласуются с фактами — гораздо лучше, чем всякие другие. Аристотель должен был к ним обратиться в результате последовательно эмпирического исследования самих трагедий, а не каких-либо отвлеченных соображений. Любая современная попытка обратиться к греческой драме без предвзятых идей должна привести к тем же или сходным выводам; она должна была бы руководствоваться настроением, господствующим, среди прочих, в монографии Бруно Снелля (Bruno Snell, Aischylos und das Handeln im Drama, Philologus, suppl. vol. XX, 1928), где автор обсуждает важность трагического страха для структуры античной драмы.

35. Проводя конкретное исследование отдельных греческих трагедий, разумеется, невозможно отделить их чисто художественный аспект от религиозной и человеческой функции (некоторые сказали бы — от их "нравственного учения", что крайне ограничивает эту сторону их воздействия). В аристофановской комедии Еврипид и Эсхил говорят и о своей "техне", и о своей "софиа". Недавняя книга H. D. F. Kitto, Greek Tragedy, London, 1939, вносит ценный вклад в исследование первого из этих аспектов. Ernst Howald, Die griechische Tragödie, München, Berlin, 1930, также настаивает на поэтическом воздействии греческой трагедии. Но я предпочел бы включить в концепцию "искусства" тот подход, который Китто называет "исторической образованностью", — в той мере, в какой она позволяет нам понять всеохватный духовный характер греческого искусства ("софиа"), который сделал из его великих мастеров, не только побочно, но и по существу, "ваятелей" Эллады. В беглом обзоре трагедии, который мы делаем в такой книге, нельзя избежать того, что детальный художественный анализ отойдет на второй план перед исследованием творческой роли, которую это великое искусство сыграло в формировании эллинской культуры. Точно так же мы не сможем детально рассмотреть диалектическую структуру платоновской философии, удовольствовавшись исследованием того, в какой мере она отвечает своим притязаниям и представляет истинное осуществление воспитательного призвания греческой классической поэзии. Это призвание было признано первыми литературными критиками Греции, которые и сами были поэтами; см. Alfonso Reyes, La critica en la edad Ateniense, Mexico, 1940, 111 слл.

40. Nauck, Tragicorum Graecorum Fragmenta, 2, эсхиловский "Паламед"; ср. frg. adesp. 470.

41. В рассказе Прометея о тягостном пути Ио и его этапах, 790 слл., приводятся названия отдаленных стран, гор, рек, племен; точно так же в "Прометее освобожденном", frg. 192–199 Nauck. Поэт заимствует свои сведения из ученого источника, возможно, из "Описания земли"  Гекатея Милетского.

42. В сходной с диатрибой речи Океана, Prom., 307 слл., Эсхил очевидным образом вдохновляется традицией древней гномической поэзии.

43. Впервые это было установлено в монументальном издании эсхиловских "Эвменид" К. О. Мюллера (K. O. Müller, 1833), где драма была истолкована в свете афинского уголовного законодательства и местной религиозной традиции, послуживших ее основой. Ср. также editio maior "Орестеи" (Thomson, Cambridge, 1938).

44. У Эсхила хоры Eum., 916 и Suppl., 625, — и тот, и другой представляют собой торжественную молитву о спасении города, Афин и Аргоса соответственно, — дают нам сведения о формах обряда и о природе общественной молитвы, причем в отсутствие какой бы то ни было прямой традиции по этому поводу.

46. См. его труд, приведенный выше, в прим. 3. Ср. также недавнюю попытку реконструкции трилогий Эсхила: Franz Stoessl, Die Trilogie des Aischylos, Baden-Wien, 1937.

47. Что касается восстановления последовательности драм в утраченной эсхиловской трилогии, я следую за мнением Вестфаля: Westphal, Prolegomena zu Aeschylus Tragödien, Leipzig, 1869, где доказано, что "Пюрфорос" (огненосец, огненный) был не на первом, а на последнем месте.

59. Роль полиса в эсхиловской драме — исключительной важности, как свидетельствует его прославление в конце "Орестеи". Здесь полис предстает как необходимый элемент божественного миропорядка, этой идеи космоса, чьим земным прототипом он был. Недавно обретенная свобода индивидуума во времена Эсхила означала освобождение от клановых власти и правосудия. Сильный централизованный город-государство, основанный на строгом общественном порядке и на письменных законах, был гарантом этой свободы в глазах поколений, чьи жизненные идеалы отражает искусство Эсхила. С точки зрения современного либерализма, который рассматривает ту самую государственную власть, которая изначально была наиболее надежным защитником индивидуальной свободы, как угрозу для нее, трудно понять то уважение, с каким юная аттическая демократия в эсхиловской трагедии говорит о государстве. Тем не менее "Антигона" Софокла раскрывает перед нами другую сторону проблемы, показывая возможность тяжкого конфликта между государством и индивидуальностью. Здесь государство препятствует исполнению священных обязанностей индивидуума по отношению к семье и клану и само предстает как тираническая сила. Проблема была предвосхищена уже в последней сцене "Семерых против Фив" Эсхила (если она подлинна). Но уже в сцене этой трагедии, где политическая власть царя сталкивается с религиозным пылом женщин, который в момент тяжелого кризиса грозит опрокинуть государственный порядок, можно найти следы подобного конфликта. Этот конфликт должен был быть описан в дионисийской трилогии Эсхила, не дошедшей до нас "Ликургии", как он предстает в ее еврипидовском варианте — "Вакханках".

60. Подобный конфликт изображается в трилогии о Данаидах, из которой до нас дошли "Просительницы", в трилогии о Прометее, а может быть, и в "Ликургии".

62. О гипотетической реконструкции двух пьес, предшествовавших "Семерым против Фив" в фиванской трилогии, см. Karl Robert, Oidipus; Geschichte eines poetischen Stoffs, Berlin, 1915, 252, и Franz Stoessl, op. cit. в прим. 46.

63. Острый взгляд Еврипида также не упустил этой возможности. В своих "Финикиянках" поэт придает Полинику привлекательный характер, значительно более симпатичный, чем мрачный и тиранический характер Этеокла. Этот последний описан как властолюбивая и демоническая фигура, горящая жаждой власти, не отступающая даже перед преступлением для достижения своей высшей цели. Ср. Eur. Phoen., 521–525. У Эсхила Этеокл, напротив, истинный патриот и бескорыстный защитник своего отечества.

64. "Антигона" Софокла содержит знаменитый хор (585 слл.), который частично как будто отражает эсхиловскую трагедию об Этеокле. Здесь юная героиня, а не ее брат, умерший прежде нее, предстает как последняя жертва проклятия дома Лабдакидов. Такие стихи, как 593 слл., звучат истинно по-эсхиловски.

65. Ср. ликующие слова в начале рассказа вестника, Sept., 792 слл., где Эсхил повествует о бессмертных заслугах Этеокла перед Фивами.

66. "Прометей" — другая драма, которую следует иметь в виду в данном случае; но хронологическая последовательность этих трагедий неясна. Тем не менее некоторые соображения позволяют предположить, что "Прометей" был первым.

67. По поводу характера Этеокла как правителя ср. исследование, проведенное по моему совету: Virginia Woods, Types of Rulers in the Tragedies of Aeschylus, Чикагский университет, диссертация, 1941, гл. IV.

69. Прометей — идеальный представитель творческой техне на всем протяжении драмы Эсхила; см. Prom., 254, 441 слл., прежде всего 506.

70. Hes. Theog., 521, 616. В истории в том виде, в каком мы с ней знакомы сегодня, возмездие прекращает Геракл, освобождающий Прометея от орла; но этот эпизод "Теогонии" — очевидная позднейшая вставка, обязанная своим появлением рапсоду и внушенная иной концепцией образа Геракла, восходящей к эпической традиции. В Theog., 616 наказанию не положен предел, и оно продолжается вечно.

73. Hom. Hymn., XX, 4 (in Hephaestum), если, конечно, мы не сталкиваемся здесь с отражением "Прометея" Эсхила. См. также Xenoph. frg. 18 Diels.

76. Это справедливо и для Гёте и Шелли.


Страница 5 - 5 из 8
Начало | Пред. | 3 4 5 6 7 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру