История античного платонизма (в извлечениях)

Предыстория и начало античной философии. Пифагорейская философия: открытие школьного знания

Обретение полноты пребывания античной философии в Платоновской Академии

Платон — представитель старинного аристократического афинского семейства, исконно связанного с политикой. В "Хармиде" (155f) и "Тимее" (20 d-e) он сам припоминает своего предка Солона, законодателя и поэта; его дядя Критий, также участник ряда платоновских диалогов, софист и поэт, приверженец олигархии, стоял во главе "тридцати тираннов" в 404–403 годах. Но Платон попадает под влияние нищего разговорщика Сократа и вопреки семейной традиции отказывается от активной политической деятельности, хотя и не теряет интереса к политике.

Когда вернувшиеся к власти демократы казнили Сократа, Платон на некоторое время уезжает в Мегары, затем возвращается в Афины и, вероятно, принимает участие в Коринфской войне. За пределы Греции Платон выбирается в 388 году, возможно, — в Кирену, во всяком случае — в Южную Италию (в Локры [1], славные благодаря первым записанным законам Залевка, хранившие аристократическую ориентацию, имевшие политическое влияние в Южной Италии и тесно связанные с Сицилией) и в Сицилию (в Сиракузы), где знакомится с Дионом, приближенным правителя Сиракуз Дионисия I. Знакомство с Дионом, попавшим под обаяние личности Платона и его образа мыслей, предопределило впоследствии еще две поездки Платона в Сицилию, — своеобразный эрзац политической деятельности. А Дион, занимавшийся политикой реально, был убит своими политическими соперниками в 354 году.

Не рассматривая подробно биографию Платона [2], отметим только, что вскоре после I-й Сицилийской поездки Платон приобретает участок близ общественного гимнасия Академия, где постепенно формируется кружок интеллектуалов, ставший в скором времени тем, что мы привыкли называть Академией [3], то есть школой Платона.

Начало литературного творчества: речи, в которых Платон-литератор демонстрирует свое владение существующими жанрами и темами "Апология Сократа"

Платон начинает писать в том жанре прозаических сочинений, который в его время был наиболее развит и распространен: он пишет речи. Во второй половине 90-х годов Платон пишет защитительную судебную речь "Апология Сократа", где использует целый ряд штампов, применявшихся в судебных речах того времени логографами (профессиональными литераторами, писавшими на заказ речи для неискушенных в красноречии граждан, которым предстояло выступать перед судом присяжных). Один из логографов, наиболее прославившихся как раз благодаря воспроизведению индивидуального стиля, — Лисий; другой, переставший писать речи на заказ и основавший в конце 90-х собственную школу риторики, — Исократ (первый недаром привлекается в качестве автора первой речи в "Федре", а второй цитируется в середине и многозначительно упоминается в конце диалога).

Когда Сократ в "Апологии" предупреждает о своем неумении говорить, о том, что он произносит речь без подготовки, когда он зачитывает текст своих старинных обвинителей (в числе которых Аристофан), задает вопросы реальному обвинителю Мелету и пр., — все эти моменты его речи абсолютно традиционны. Живость воспроизведения стиля Сократа, его абсолютная узнаваемость и правдоподобие также сами по себе не были чем-то исключительным. Исключительной была литературная одаренность Платона, а также то, что он пишет судебную речь для процесса, который состоялся семь лет назад и завершился казнью подсудимого.

Парадоксальное воскрешение Сократа, сделанное с таким литературным блеском, очевидно имело успех у публики, подготовленной к восприятию этого литературного жанра. Для самого Платона это имело чрезвычайно важное значение: фигура Сократа оказалась удобной для проведения собственных взглядов. Но творчество Платона-литератора, сделавшего Сократа главным действующим лицом своих диалогов, постепенно обрело и более общее значение: благодаря сочинениям Платона — начиная уже с "Апологии" — становится очевидным и все более уясняется, что Сократ возвратил философию к ее первоначальной установке: философия есть человеческое стремление к божественной мудрости, открываемой Богом через избранных представителей рода человеческого [4]. Но это Платон оценивает не сразу, а поначалу продолжает писать речи, явно соревнуясь с наиболее известными ораторами того времени.

Помимо этого до основания собственной школы Платон так или иначе публикует первый очерк "Государства": как и "Апологию", Платон создает его во второй половине девяностых годов [5], поскольку отклик на него мы находим у Аристофана в "Экклесиазусах" ("Женщины в народном собрании"), поставленных в 392 году и, вероятно, подтолкнувших Платона к написанию "Апологии". Исходный интерес Платона к политике и законодательству определяет все его творчество (над "Законами" Платон работает до последних дней своей жизни). Но с того момента, как Платон приобрел после возвращения из Сицилии небольшое имение рядом со знаменитым общественным гимнасием, носившим имя героя Академа, и начал вести беседы в кругу учеников и единомышленников, его размышления над проблемами государства и права сопровождались активным литературным творчеством: к нему Платон-схоларх был постоянно подвигаем как внешними обстоятельствами школьной жизни и межшкольной полемики в Афинах, так и внутришкольными задачами.

"Менексен"

Едва ли "школа Платона" сложилась к моменту создания политической речи в "Менексене", написанной в распространенном жанре надгробной речи в связи с конкретным поводом: заключением осенью 386 года т.н. Анталкидова мира — позорного для греков в целом и для афинян в частности соглашения с персидским царем. Согласно этому соглашению малоазийские греки и киприоты должны были признать власть персов, а над городами материковой Греции, которые признавались свободными, в том числе над Афинами, устанавливалось главенство Спарты. В написанной Платоном речи восхваляется доблесть павших афинян и припоминается славная история Афин. В связи с недавними событиями эти хвалы и прославления звучат несколько саркастически, но сарказм относится скорее не к Афинам, а к риторам, не к месту использовавшим свое искусство: "они превозносят на все лады наш город...", так что и самим афинянам, и чужеземцам "наш город представляется... более чудесным, чем раньше" (235а–b, перев. С. Я. Шейнман-Топштейн).

Традиция состязания в произнесении речей во время своего рода поминальных торжеств, установленных в Афинах в середине V века и проходивших во второй половине октября даже в дни мира, способствовала популярности этого жанра, образцы которого дошли до нас: знаменитая речь Перикла у Фукидида и речь Лисия, написанная, вероятнее всего, после второго поражения Афин в Коринфской войне [6]. Отметим кстати, что эти состязания проходили в Академии. Ко времени написания "Менексена" речь Лисия была еще у всех на памяти. Таким образом, хотя тема речи-пародии в "Менексене" прямо определялась политическими событиями, поводом для ее написания для Платона послужило также стремление вступить в состязание с одним из сильнейших ораторов ближайшего прошлого [7].
Помимо этого Платон не забывает указать, что "государство растит людей, прекрасное — хороших, противоположное — дурных" (238b), а также делает замечание, весьма знаменательное в свете его общих политических воззрений и пифагорейской ориентации: "само наше государственное устройство и тогда, и ныне называется аристократией... Одни называют ее демократией, другие — кто во что горазд, на самом же деле это правление лучших с одобрения народа" (238c-d). Не забывает Платон сказать и о неправильных видах государственных устройств: тирании и олигархии (238е).

"Федр"

Итак, в "Апологии" Платон отдал дань судебным речам, в "Менексене" — политическим. К третьему основному роду красноречия относятся три эпидиктические, или показательные, речи в "Федре", разрабатывавшие парадоксальную тему — восхваление невлюбленного поклонника и божественного безумия. Сама эта тема была удобна и привлекательна для литературной игры потому, что уже получила разработку в предшествующей традиции в связи с образом Елены: об этом писал Стесихор, у Еврипида есть разработка этой темы в "Троянках" и "Елене", знаменитая показательная речь "Апология Елены" принадлежала Горгию, наконец, ученик Горгия ритор Исократ написал в середине 480-х годов свою "Елену", которая как раз и стала поводом для пародии Платона. Помимо этого в содержательном плане Платон сделал предметом пародии сократика Антисфена с его грубо утилитарным подходом к красоте и любви. Поэтому в целом три речи, содержащиеся в известном нам варианте "Федра", представляли собой сложную литературную игру, демонстрировали необыкновенную литературную одаренность Платона и свидетельствовали об его готовности к содержательной полемике по отдельным вопросам, непосредственно не связанным с основным направлением его мысли (то есть с проблемой добродетели и справедливого государства), как то было в "Менексене", в котором рассматривались виды государственных устройств. Главный из этих получающих разработку вопросов — человеческая душа, ее бессмертие и ее место в универсуме, разные уровни которого оказываются доступны для души в силу свойственной ей любви к разным видам прекрасного.

"Пир"
В конце "Пира" Сократ заставляет Агафона и Аристофана признать, "что один и тот же человек должен уметь сочинить и комедию и трагедию, и что искусный трагический поэт также является и поэтом комическим" (223 в). В этом замечании давно усматривали намек на то, что Платон писал параллельно диалоги "Пир" и "Федон", или на то, что "Пир" был создан после "Федона". Безусловно следует согласиться с мнением Теслефа об обратной последовательности [8] более того, "Пир" знаменует явственный перелом в творчестве Платона, причем как с литературной, так и с содержательной стороны.

С точки зрения литературной, мы должны отметить, что это последний диалог, в котором речи, написанные в традиционных жанрах, играют совершенно самостоятельную, причем ведущую, роль (например, протрептическая речь в более позднем "Евтидеме" написана исходя из требований, выработанных уже внутри школы; монолог Тимея в одноименном диалоге позднего периода также нельзя отнести к традиционным речам etc.).

В "Пире" — семь речей в жанре энкомия: шесть представляют собой похвалу божеству Эроту и седьмая — Сократу. Но из них традиционны только шесть, потому что речь Сократа, в структуре текста функционирующая так же, как и прочие похвальные речи Эроту, уже представляет собой диалог. И есть еще один важный момент: эти семь речей могут быть сведены воедино только при наличии той рамки, которая позволяет объединить тех, в чьи уста эти речи вложены.

О содержательной специфике этого диалога речь пойдет в следующем разделе. Здесь отмечу только следующее. С "Федром" и "Пиром" в поле зрения Платона и всей последующей (причем не только платоновской) философской традиции входит тема красоты и любви, которую она вызывает. Мы до такой степени привыкли к этой теме как к собственно платоновской, что почти не вспоминаем о том, что Платон в этих двух диалогах взялся разработать одну из тем эпидиктического красноречия, уже получившую разработку у Горгия в "Похвале Елене" и в "Елене" Исократа, с оглядкой на которого Платон писал вторую и значительную часть третьей речи "Федра", а самое тему любви и красоты специально разработал в "Пире". Эта тема, войдя в поле зрения Платона-литератора, соперничавшего с ведущими и признанными мастерами и образцами прежнего и современного красноречия, стала одной из важнейших тем Платона-философа.

Платон, таким образом, написал в общей сложности 12 речей, представляющих собой осмысленные построения независимо от общего контекста диалога, частью которого они являются в дошедшем до нас издании Трасилла. Но к моменту создания речей "Пира" им уже явственно эксплуатируются и диалоги, имеющие рамку: одни из них пересказаны самим Сократом, другие — его учениками.

80-е — середина 70-х годов: рамка пересказанных
диалогов как симптом начала регламентации
школьной жизни

"Протагор"

Я полагаю, что пересказанным диалогом Платона был уже первый вариант "Федра": желание сочетать в одно целое три речи наряду с уяснением того, что Сократ может служить объединяющим принципом всего литературного творчества, провоцировало создание общей рамки, представляющей собою беседу, пересказанную самим Сократом; резоны для такой точки зрения приведены мной в издании этого диалога 1989 года, а также в "Эпистрофе" [9]. В сохранившемся корпусе текстов первым пересказанным диалогом является "Протагор". И если стремление создать общую рамку для трех речей в "Федре" носило чисто формальный характер, в "Протагоре" роль рамки отражает тенденции совсем другого рода. На мой взгляд, "Протагор" показывает, что Платон впервые решил всерьез организовать свою школу и найти некоторые стилистические ограничения, способствующие ее объединению и провоцирующие в рамках школы самостоятельное творчество, в том числе литературное.

Такой стилистической приметой оказалась подчеркнутая обращенность Платона ко времени его юности при жизни Сократа, а затем шире — ко времени жизни Сократа, — ради чего ситуации, в которых находились беседующие, задавались в артистическом воспроизведении этого ушедшего времени. Современное оказалось под запретом, на него можно было откликаться только в игровом намеке. Таким образом, основное правило игры формулировалось очень просто — не выходить за хронологические рамки жизни Сократа, но для того, чтобы побудить к этой игре, нужны были образцы, и первым серьезным образцом как раз и стал "Протагор".

Сократ подробно рассказывает о том, как к нему пришел Гиппократ, вместе с которым они отправляются в дом Каллия, где остановился Протагор, а также Гиппий из Элиды и Продик Кеосский и множество других, хорошо знакомых Платону, в числе которых его родственники Хармид и Критий, — всего названо и так или иначе описано 20 человек.

Несмотря на то что в "Протагоре" мы встречаемся с длинными монологами (Протагор пространно рассказывает о своей профессии, излагает миф о возникновении справедливости и доказательство возможности научить добродетели; Сократ пространно толкует стихи Симонида), они в отличие от "Федра" представляют часть единой беседы. Сама основная тема — возможность научить добродетели — представляет собой разработку традиционной софистической проблематики, которой неизбежно приходилось касаться при изложении программы своей школы всякому, кто намеревался ее открыть. Такова, например, речь Исократа "Против софистов", написанная им, по-видимому, как раз при открытии школы в конце 90-х годов.

"Пир" и "Федон"

После "Протагора", пересказанного самим Сократом, Платон создает два блестящих диалога "Пир" и "Федон", пересказанных учениками Сократа: что касается последнего, Сократ не мог ни пересказать энкомий себе, ни рассказать о дне своей смерти. Если в "Пире" великолепно выписанная рамка все еще служит преимущественно объединению речей (как это было и в "Федре"), то в "Федоне" речи уже органично связаны с самим существом ситуации: в диалоге описаны последние часы жизни Сократа, и естественным образом обсуждается проблема бессмертия души [10]. Помимо этого в "Федоне" рассказать о дне казни Сократа просит Эхекрат, ученик Филолая и Эврита, а среди активных участников последней беседы Сократа — пифагорейцы Симон и Кебет. Это также задает естественную и необходимую тональность диалога, поскольку одним из его отправных пунктов оказывается пифагорейская идея "ноэма")

Наконец, "Федон" примечателен также и тем, что здесь впервые усматривается реальное развитие в Академии стихии диспутов: в отличие от "Пира" с его речами на одну тему, "Федон" дает четыре варианта доказательства утверждения душа бессмертна. При этом второй аргумент (знание-припоминание) сопровождается замечанием: "Поставь человека перед чертежом или чем-нибудь еще в таком же роде — и ты с полнейшей очевидностью убедишься, что так оно и есть", то есть, что при соответствующих вопросах он "припомнит", как нужно доказывать (73b). Отсюда мы с очевидностью заключаем, что математические занятия вошли в кругозор Академии, что подтверждается развитой сценой из позднейшего "Менона", где этот самый опыт проведен и подробно описан.

"Государство": школа как освоенное пространство мысленного эксперимента

Уже в "Апологии" Платон определил основные интересующие его темы и выявил тот движущий механизм развития идей, который продолжал работать на протяжении всего его творчества: им стало противоречие между индивидуальной добродетелью и несовершенным государственным устройством, которое привело к гибели, как пишет сам Платон в VII Письме (324е), "старшего моего друга, дорогого мне Сократа, которого я, не обинуясь, могу назвать справедливейшим из живших тогда людей". Поэтому в течение всей своей жизни Платон работает над двумя беспрецедентно огромными произведениями, "Государством" и "Законами", которые были призваны разрешить это противоречие в принципиальном плане и в конкретном приложении к реальному человеческому бытию. Более того, в практическом плане Платон, вобрав все реальные достижения предшествующей философии и ее институционального развития, нашел способ до известной степени снять этот противоречие, организовав свою собственную школу, где идеальные нормы воспитания могли быть продуманы, обсуждены и мысленно проиграны.

С этой точки зрения показателен жанр "Государства". Это диалог, пересказанный самим Сократом, причем в нем есть специальная часть, посвященная жанровой природе предлагаемого рассуждения: Главкон, отмечая, что нет ничего более приятного, нежели "возможность почаще беседовать о таком предмете", то есть о справедливости, предлагает Сократу вести беседу на примере мысленно заданных образцовых представителей законченной справедливости и несправедливости; Адимант дополняет это требование совершенного мысленного эксперимента другим — предположить, что речь идет о справедливости и несправедливости как таковых, и рассуждать о том, как они сами по себе воздействуют на душу человека, — безотносительно от того, как оценивают это не только люди, но и боги.

Сократ, принципиально принимая предложение провести этот мысленный эксперимент, дополняет его еще одним: рассматривать не отдельного человека и его душу, а "прочесть сперва крупное, а затем разобрать и мелкое, если только это одно и то же" (369d); поэтому необходимо разобрать сперва справедливость и несправедливость в государстве, а затем уже — и в отдельном человеке, то есть подметить "в идее меньшего подобие большего" (369f). "Если мы мысленно представим себе возникающее государство, мы, не правда ли, увидим там зачатки справедливости и несправедливости?" — спрашивает Сократ и начинает этот поразительный по размаху мысленный эксперимент (там же).

Проблемы педагогические и политические рассматриваются в "Государстве" до такой степени слитно потому, что само государство, по Платону, отражает строение нашей души с ее вожделеющим, пылким и разумным началом, которым в государстве соответствуют сословия ремесленников, воинов и философов-правителей.

Воспитание отдельной души, каковым занята философская школа, и построение истинного государственного устройства совпадают по существу, поскольку, правильно установив способности и потребности людей, распределив все население государства по сословиям, дав представителям каждого сословия соответствующее воспитание и приобщив к соответствующему образу жизни, мы и получаем совершенное государственное устройство: здесь воины и правители суть философы, для которых при извращенном государственном устройстве не находится должного места. Его высшими типами оказываются монархия и аристократия, а низшими — олигархия (власть немногих богатых) и демократия (власть народа, то есть всех полноправных граждан), которая слишком легко превращается в охлократию (власть толпы), а та, в свою очередь, неизбежно скатывается к тирании. И если подлинный правитель — философ — строит всю свою деятельность на основе созерцания подлинного бытия и умения согласовывать ее с общим божественным замыслом мироздания, то тиранн является символом нарушения всех божественных и человеческих законов и установлений.

Этот необыкновенно детализированный и мощный мысленный эксперимент представляет собой абсолютно беспрецедентную новость, потому что сама возможность такого мысленного эксперимента обеспечивается только наличием определенной среды, подготовленной к его восприятию, и установлением некоего общего мысленного поля, на котором можно не только спорить по определенным правилам, но и строить такого рода обширные мысленные конструкции. Итак, само появление "Государства" оказалось возможным потому, что платоновская школа как работающая институция стала реальностью.

Диалоги 70-х — начала 60-х гг., писавшиеся
на фоне "Государства"

Итак, "Государство" Платон завершает как схоларх Академии, школьный быт которой уже устоялся. Об этом не в последнюю очередь свидетельствует то исключительное внимание, которое Платон уделяет в этом диалоге проблеме воспитания и образования. Впрочем, не следует забывать, что исходной предпосылкой размышлений такого рода были еще концепции образования и воспитания первых профессиональных педагогов — софистов. Совершенно очевидно, что Платон в своем творчестве с самого его начала неизбежно откликается не только на литературные формы, культивируемые в предшествующей и современной ему традиции, но и на традиционную "софистическую" [11] проблематику: воспитание благородного юноши, возможность научить добродетели, возникновение справедливости в обществе и в отдельном человеке.

Правда, уже в самом раннем "Горгии" Платон ниспровергает риторику, отказывая ей в праве называться искусством. Но "софистическая" проблематика остается и в более поздних диалогах рассматриваемого периода, где Платон также дает частную разработку более общих проблем, параллельно рассматриваемых в "Государстве".

Для развития этой проблематики и тем самым для сочинения соответствующих диалогов были и внутришкольные стимулы, из которых прежде всего следует назвать все более развивавшуюся в школе Платона стихию диспутов, которая провоцирует написание "Евтидема". О том, какие темы обсуждались в Академии, дает представление "Хармид" (предметом которого является одна из главных добродетелей — здравомыслие) и "Лисид" (рассуждающий о дружбе). Все три диалога, написанные примерно в одно время (середина 70 х), принадлежат к поре расцвета литературного мастерства Платона, который использует совершенную литературную форму для того, чтобы задать правильный тон и стилистику этих обсуждений: Сократ подчеркнуто заботится о том, чтобы ход беседы не травмировал благородного юношу, чтобы он получил правильные установки не технического, а содержательного характера. А чтобы юноша был правильно обращен к философии, Платон дает в "Евтидеме" образец протрептического жанра, а в "Хармиде" проводит обстоятельное рассуждение о невозможности подлинного воздействия на тело без воздействия на душу, а также опровергает и просто высмеивает традиционные софистические или эристические подходы.

По "Менону" мы можем судить о том, что математика постепенно занимает в Академии все большее место. Решение задачи удвоения квадрата, которую Платон доверяет в этом диалоге мальчику-рабу, свидетельствует о том минимальном уровне знакомстве с геометрией, ниже которого не мог стоять адепт платоновской школы.

Раскрытие этих и ряда других тем доверяет Сократу не только Платон: постепенно и неведомые нам другие представители Академии по образцу и при вероятном непосредственном участии самого Платона входят в литературную игру воссоздания жизни ушедшего V века, когда Сократ мог вести подобного рода беседы. Как и Платон, авторы этих диалогов подробно описывают действующих лиц и прежде всего самого Сократа, место и характер ведения беседы, состояние духа ее участников, постоянное внимание Сократа к достодолжному ведению беседы, учитывающему запросы серьезного и искреннего благородного юноши, стремящегося развить добродетели и правильно сформировать свою душу.

Так, по образцу и при участии Платона неведомыми нам участниками платоновского кружка создаются знаменитый диалог "Критон", а также диалоги "Лахет", "Алкивиад I", "Гиппий меньший", "Ион" и др. По этим диалогам мы видим, что школа Платона этого период стилистически сплочена некоим консервативным и реакционно-аристократическим пафосом. Ясно также, что именно в этот период постепенно определяется круг проблем, подходов и понятий, которые со времен Платона и до сего дня считаются главными для философии.

Само слово "философия" во времена Платона употреблялось в довольно широком значении: им, в частности, пользуется знаменитый оратор и политический мыслитель Исократ для того, чтобы обозначить то, чем он сам занимался в своей риторической школе, которая одновременно была — подобно Академии и даже в более высокой степени — своего рода политическим клубом. Платон, отстаивая позиции своей школы, постепенно переходит от более общего значения слова "философия" — стремление к учению, страсть к знанию, с какими мы встречаемся, например, в диалогах "Горгий" (484с), "Федр" (239b), "Евтидем" (288d) и др., к подчеркиванию в нем совершенно определенного аспекта.

В VII книге "Государства" (521с) Платон рассуждает об образе жизни, посвященном истинной философии, и замечает, что именно он позволяет возвести душу к истинному бытию. Вслед за этим Платон разбирает, какие науки позволяют душе ученика постепенно отвлечься от мира зыбкого мнения и перейти к истине и бытию: ими оказываются прежде всего арифметика, геометрия, астрономия и музыка, а венчает все науки диалектика, то есть искусство рассуждать, благодаря которому человек, "минуя ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага" (532а).

Эта простая и прекрасная формула позволяет Платону вместить в понятие философии все основные черты ее предшествующего развития: завещанная пифагорейцами любовь к мудрости, проявляющаяся прежде всего в изучении математических наук; парменидовское стремление освободиться от мира мнения и подняться к миру подлинного бытия, которое совпадает с подлинной мыслью; а осознанная и сформулированная софистами необходимость воспитывать людей трансформируется в стройную систему формирования совершенной добродетели, явленной в полноте Сократом.

Однако, когда Платон продумывает принципы и содержание образования подлинного философа, то есть по существу — программу обучения в философской школе, и в ходе этих размышлений выстраивает свое идеальное государство, он одновременно оказывается перед необходимостью понять место государства и образования [12] внутри человеческой истории и укоренить социум в космосе. Так Платон постепенно обретает и подготавливает почву для диалогов более позднего периода, прежде всего "Тимея", где будет дана величественная картина мироздания в целом — макрокосма, и описание человека — микрокосма — во всей его психофизической определенности.

Замечательным образом решение всех этих проблем оказывается значимым прежде всего для расширения кругозора философской школы и тем самым для расширения компетенции философии как таковой и сферы философского знания. Однако здесь же встает вопрос и том, как мы получаем те или иные знания вообще, как их следует излагать и как доказать истинность или обнаружить ложность тех или иных философских построений.