О языковой форме искусства.
М., "Университетскач книга", 2006

О языковой форме искусства. М., "Университетскач книга", 2006

К 80-летию со дня рождения Юрия Владимировича Рождественского, заслуженного профессора МГУ им. М. В. Ломоносова

В далекой древности возникло учение, согласно которому искусство есть познание мудрости. Это учение получило впоследствии широкое распространение и сохраняется фактически до настоящего времени в философии культуры в виде формулы, определяющей искусство как одну из форм познания, имеющую свои законы. При этом, однако, философской мысли до сих пор не удалось выработать единую точку зрения по вопросу об автономности искусства как формы познания. Русский философ Г. Г. Шпет, вице-президент Российской академии художеств (1923 – 1926 гг.), написал в своих "Эстетических фрагментах": "Поэтика <…> есть одна из проблем философии искусства"[1] . Г. Г. Шпет очень хорошо чувствовал это, так как он стоял у самых истоков русской семиотической школы. Современное состояние исследований в области семиотики и философии языка, в частности труды заслуженного профессора МГУ, академика РАО Ю.В. Рождественского [2] , позволяют утверждать, что поэтика есть одна из центральных проблем философии искусства, которая наряду с философией языка может стать основанием для построения общей теории искусства как научной дисциплины.

 Античная традиция теории подражания

Эта проблема уходит своими корнями в далекое прошлое, т. к. уже ранние античные мыслители задумывались над вопросом о сущности художественного творчества, и связана с общеантичным представлением об искусстве, подражающем жизни: "Искусство в античности обязательно подражает природе или жизни, подобно тому, как природа и жизнь подражают абсолютному, идеальному первообразу" [3] . Краткое рассмотрение истории этого вопроса в античности мы начнем с учения пифагорейцев о числе и подражании (греч. μίμησις – мимесис) всех вещей числам.

Пифагор и пифагореизм
Ямвлих пишет в сочинении "О пифагорейской жизни" о Пифагоре (ок. 540 г. – 500 г. до н.э.), что "под своим краткословием он прятал, словно сокровище, необозримое и неисчерпаемое по объему богатство умозрения, как, например, в изречении ‘Числу все вещи подобны’, которое он чаще всего повторял всем [своим ученикам]" [4] . А Стобей приводит свидетельство из книг Аристоксена "Об арифметике": "Судя по всему, больше всех [наук] Пифагор почитал науку о числах [=арифметику]; он продвинул ее вперед, выведя ее за пределы [практического] употребления в торговле и сравнивая все вещи с числами [возможно толкование "выражая, моделируя все вещи числами"]. По его мнению, все вещи имеют число и между всеми числами имеется отношение (логос)" [5] .

По вопросу об отношении чисел и вещей в пифагореизме разные философы древности высказывали разные точки зрения. С одной стороны, существует представление, что пифагорейцы фактически приравнивают вещи к числам. Аристотель в первой книге своей "Метафизики" (А 6. 987 b22) пишет о различии между Платоном и пифагорейцами, которое состояло в том, что "Платон полагает числа отличными от чувственных вещей, а они утверждают, что числа – это сами вещи" [6] . Он возвращается к критике этих взглядов пифагорейцев в последней книге "Метафизики" (Кн. 3. 1090 а20-а31): "Пифагорейцы, видя, что многие свойства чисел присущи чувственным телам, признали вещи числами, но не обособленными; по их мнению, вещи состоят из чисел. <…> [В отличие от Спевсиппа пифагорейцы не признают числа "отдельными" от вещей]. В этом отношении они вполне свободны от обвинений, но когда они полагают естественные тела состоящими из чисел, т.е. имеющие легкость и тяжесть из не имеющих ни легкости, ни тяжести, то создается впечатление, что они говорят об ином мире (ούρανός) и иных телах, но только не о чувственных" [7] .

Другая точка зрения состоит в том, что пифагорейцы учили о согласованности не только всех вещей, но и Вселенной с числами. Во-первых, это представление о том, что числа являются причиной всех вещей. В "Метафизике" (А 6. 987 b 22) Аристотель подчеркивает, что Платон сходился с пифагорейцами в том, что "числа – причина бытия других вещей". Комментатор Аристотеля Александр Афродис пишет о том, что пифагорейцы, находя сходства вещей с числами, "стали считать числа причинами вещей, утверждая, что все сущее состоит из чисел". И поясняет далее: "Считая числа первичными по отношению ко всей природе и всем естественным вещам (так как без числа ничто сущее не может ни быть, ни быть познаваемым, а числа познаваемы и сами по себе), они приняли элементы и начала чисел за начала всех вещей" [8] .

Кроме этого, очень важной в учении пифагорейцев представляется роль чисел в упорядочивании Вселенной. Стобей приводит свидетельство жены Пифагора Теано, также занимавшейся философией: "Из сочинения Теано ‘О благочестии’: И многие эллины, как мне известно, думают, будто Пифагор говорил, что все рождается из числа. Но это учение вызывает недоумение: каким образом то, что даже не существует, мыслится порождающим? Между тем он говорил, что все возникает не из числа, а согласно числу, так как в числе – первый порядок <...>" [9] . Александр Афродис пишет, комментируя соответствующий текст Аристотеля: "Они утверждали также, что вся Вселенная составлена согласно некоторому гармоническому отношению (таков смысл слов Аристотеля "и что вся Вселенная – число"), так как она состоит из чисел и согласно числовому и гармоническому отношению" [10] .

Пифагор был первым философом, который Вселенную назвал "космосом" по присущему ему порядку (таксис). Схолиаст к Платону считает, что именно к пифагорейцам относится утверждение Платона в "Горгии" (507 е 6): "Мудрецы говорят, Калликл, что и небо и земля, и боги и люди, связано в одно целое общностью, дружбой, благочинием (космиотес), целомудрием и справедливостью, и именно поэтому, друг мой, они называют весь этот видимый мир "космосом" (порядком), а не акосмией (беспорядком) и распущенностью" [11] .

Чрезвычайно важным для нашего рассмотрения представляется свидетельство Ямвлиха в Комментариях к "Арифметике" Никомаха: "Акусматики из школы Гиппаса определяли число как "первый прообраз (парадигма) творения мира" и "различительное орудие бога-творца" [12] .

Таким образом, в понимании пифагорейцев подражание вещей числам приводит к возникновению космоса (единого, состоящего из чисел, одушевленного, мыслительного). Космос и является у пифагорейцев, а также у других античных философов, самым главным, самым совершенным и самым прекрасным произведением искусства [13] .

Это описание мы привели с целью пояснения того, какому числу подражают вещи в понимании пифагорейцев, поскольку здесь проясняется сущность искусства как подражания: основой является число, упорядочивающее материю и создающее гармонию космоса; оно мыслится, по сути, как идеальная форма, противостоящая материи, а материя под воздействием разных форм создает разные вещи.

Аристотель утверждает, что учение Платона во многом примыкает к пифагорейцам, и проводит параллель между числами пифагорейцев как прообразами, сущностью всех вещей, и эйдосами, через причастность которым, согласно Платону, существует все множество одноименных с ними вещей. В "Метафизике" (А 6. 987 b 10) он пишет: "Что касается methexis ["причастности"], то [Платон] только изменил имя. Пифагорейцы говорят, что вещи существуют посредством "подражания" (мимесис) числам, а Платон – что посредством "причастности", [всего лишь] изменив имя" [14] . А Теофраст просто объединяет пифагорейцев и Платона в их понимании подражания вещей одному: "Платон и пифагорейцы, при[знавая] огромный разрыв [между чувственными вещами и одним, полагают, что] все вещи стремятся подражать [одному]" [15] .


Гераклит и гераклитизм

Следующий древнегреческий философ, которого нужно упомянуть в связи с подражанием, – это Гераклит (ок. 520 г. – ок. 460 г. до н.э.). В основе философского рассуждения Гераклита лежит мысль о нерушимой закономерности Вселенной: "Этот космос, тот же самый для всех, не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим". [16]

"Правителем" же Вселенной в понимании Гераклита является логос как созидающая сила, как смысл, пронизывающий своим действием все. По свидетельству Аэция, "Гераклит [учит], что вечный круговращающийся огонь [есть бог], судьба же – логос (разум), созидающий сущее из противоположных стремлений". [17]  Результатом созидающей силы и действия логоса является, согласно Гераклиту, возникновение прекрасного космоса: "Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию" (Аристотель, Никомахова этика VIII, 2) .

Опираясь на это учение, Псевдо-Аристотель приводит в своем сочинении "О мире" рассуждение об искусстве как подражании природе: "Вероятно, природа стремится к противоположностям и из них, а не из подобного создает согласие. Так, она свела мужчину с женщиной, а не с однополым существом (равно как и женщину) и сочетала первичное согласие из противоположных, а не подобных существ. Создается впечатление, что искусство делает то же самое в подражание природе: живопись, смешав белые и черные, желтые и красные краски, создает изображения, соответствующие оригиналам; музыка, смешав одновременно высокие и низкие, длительные и краткие звуки в различных голосах, создает единую гармонию; грамматика, смешав гласные и согласные буквы, создала из них все [словесное] искусство. Вероятно, именно в этом смысл изречения Гераклита Темного: ‘Сопряжения: целое и нецелое, сходящееся расходящееся, созвучное несозвучное, из всего – одно, из одного – все.’ Так и все мироздание, т.е. небо и землю, и весь космос в целом, упорядочила единая гармония через смешение противоположнейших начал" [19] .

Последователь Гераклита Псевдо-Гиппократ, интерпретируя и продолжая развивать взгляды Гераклита, указывает в своем трактате "О диете" (XXI, 1) на ограниченность и свободу художника в подражании природе: "Ваятели творят подражание тела, кроме души, а наделенных разумом [изваяний] не делают, из воды и земли, влажное высушивая, сухое увлажняя; где лишнее – отнимают, где не хватает – добавляют, наращивают от минимума до максимума" [20] . Иными словами, ограничение для художника состоит в невозможности одушевления своего творения, а свобода творчества – в использовании свойств природного материала, чтобы творить из него новые вещи.

Вместе с тем, художник, желающий подражать природе, создавая свое произведение, должен подражать, по сути, логосу, созидающим действием которого возникла природа. Он должен проникнуть в природу вещей, которым он подражает, и может сделать это посредством логоса. Гераклит утверждает, по свидетельству Секста, что человек становится разумным через участие в божественном логосе (разуме), являющемся критерием истины, и способен тем самым познавать природу вещей: "<…> человек обладает двумя средствами познания истины: чувственным восприятием и логосом". [21]  Одновременно эта способность связана с необходимостью познания самого логоса: Секст приводит мнение Гераклита о том, что "хотя этот логос существует вечно, недоступен он пониманию людей ни раньше, чем они услышат его, ни тогда, когда впервые коснется он их слуха. Ведь все совершается по этому логосу, и тем не менее они (люди) оказываются незнающими всякий раз, когда они приступают к таким словам и делам, каковы те, которые я излагаю, разъясняя каждую вещь согласно ее природе и показывая, какова она" [22] .


Страница 1 - 1 из 10
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру