Похвальное слово Празднику Пресвятой Богородицы неизвестного древнерусского автора

Особенности содержания, место и время составления

Что касается времени составления исследуемого памятника^[i], то оно не ясно. Во-первых, названные выше исследователи – архиепископ Сергий (Спасский), А. Гребенетский, Е. С. Медведева, Н. Н. Воронин, Е. А. Фет, – предложив разные гипотезы, не сумели обеспечить их доказательной и бесспорной аргументацией. Во-вторых, совсем не изучена рукописная традиция памятника. Наконец, его текст действительно, как справедливо отметили еще Горский и Невоструев, по отношению к реальному контексту породившей его эпохи крайне абстрактен.

И все же некоторые соображения предложить можно.

Несмотря на отвлеченность, в рассматриваемом Слове на Покров можно обнаружить фрагменты возможного актуального содержания, в частности:

1) «Се yбо, възлюблении, настоящемy праздникy вина, се таковомy торжествy притча, сего ради подобаше и намъ достойная таковомy праздникy торжествовати! Ибо сие чюдное празднество божественаго Покрова пречистыа Богородица сyгyбо таиньство в себе имать: торжествyюще же сие, обновляемъ древле бывшее схождение Богородица и чюдное видение Тоя; второе же, яко всегда требyемъ божественаго покрова Еа во всехъ советехъ вражиихъ; и всегда прибегати подъ сень крилy того нyждно намъ есть, яко же дыхание животy и страшное всемъ съпротивнымъ имя Ея призывати, еже защитити насъ божественымъ покровомъ Еа отъ стрелъ, летящихъ во тме разделениа нашего, и отъ сряща беса в полyдне yныниа нашего; осенити же и покрыти отъ мрачнаго събора страстьныхъ началникъ и всяко разрешение злымъ даровати намъ…»^[ii].

2) «Срадyйся yбо намъ и ты, великый граде, в нем же таковое таиньство съвершается! Срадyйтеся и прочая грады и страны православныхъ и в нихъ вся священныя церкви, празднyющеи таковое светлое торжество Богородица! Срадyй же ся и божественая Церкви, приемнице и вместилище Владычице и Богоматере в сyщихъ съ Нею ангельскаго събора и святыхъ ликостояниа!..»^[iii].

3) «Срадyйте же ся и все верныхъ совокyпление по всехъ градехъ и странахъ, любопразньствении и светлии торжественицы, царие и князи, и священноначалници, владyщии и владомии, мyжие и жены, юнии и старци, раби и свободнии, мыслене вземьшеся под божественыи покровъ Богородица…»^[iv].

4) «Радyйся, о царице Богородице Марие… вселеньскихъ церквей чюдная похвала, царемь православнымъ держава непобедимая, архиереимь светлыи венче, и всего православнаго христианьства божественыи покрове…»^[v].

Правда, данные цитации было бы весьма опрометчиво соотносить с какой-то определенной исторической конкретикой без риска оказаться в сетях иллюзионизма. Вряд ли, например, приемлемо утверждение владыки Сергия (Спасского), убежденного в раннем происхождении Анонимной похвалы, что слова «во тьме разделения нашего» – как в этом произведении, так и в Службе Покрову – непременно указывают на княжеские междоусобицы эпохи Киевской Руси^[vi]. Это выражение вполне могло означать и доктринальное разделение всего христианского народа («Великая схизма» 1054 г.), и юридическое разделение Русской Церкви на две митрополии – Московскую и Киевскую (1458 г.), и известное духовно-умственное разделение в русском обществе рубежа XV–XVI в. (ересь жидовствующих и борьба с ней), и разделение в смысле увещания Христа о том, что каждому человеку теперь, с Его приходом, предопределено сделать свой выбор: «Мните ли яко миръ приидохъ дати на землю? Ни, глаголю вамъ, но разделение…» (Лк 12: 51), и нечто иное. Тем не менее рассматриваемые пассажи наделены конкретикой. По крайней мере, они вполне позволяют судить об Анониме как о пропагандисте праздника Покрова. Ведь очевидны его усилия убедить своих слушателей-читателей в особенно почтительном отношении к означенному церковному торжеству. Действительно, отмеченный императив, помимо выражения «сего ради подобаше и нам достойная таковому празднику торжествовати», проявляется и в других авторских формулировках:

1) «Сего ради, о възлюблении, днесь азъ недостоиный предначинаю торжество страшнаго сего чюдесе желающимъ сие торжествовати светло …»^[vii].

2) «Сего должно есть намъ чюдный и красный праздникъ сей светло торжествовати божественаго покрова Еа… и достойная праздникy возглашати в веселии дyша …»^[viii].

То есть Аноним все-таки призывает. А это уже кое-что. И вот почему.

Прежде всего, нельзя оставить без внимания созвучность его усилий относительно пропаганды праздника Покрова восприятию этой же церковной памяти со стороны Пахомия Логофета, который в собственной гомилии рубежа 50–60-х годов XV в. прямо называл праздник «новейшим» и говорил о необходимости соблюдать его: «Ныне же приспе чьстнейший новейший Владычици и Богородици Покрова праздникъ»^[ix], «тем же убо и намъ откуду, празднолюбци, светлый сей и преславный новейший праздникъ Покрова Владычицы и Спасителницы граду же и людемь многою любовию почитати»^[x]. Факт, бесспорно, знаменательный.

При этом давно уже никто не спорит относительно русского происхождения праздника Покрова Пресвятой Богородицы^[xi] и его раннего общего признания на всем пространстве Русской Православной церкви. Научная литература отражает лишь разные мнения, касающиеся собственно истории его установления. Главным образом, конкурируют гипотеза архиепископа Сергия (Спасского), полагавшего, что праздник был установлен неизвестно кем в Киеве до 1157 г.^[xii], и гипотеза профессора Харьковского университета М. А. Остроумова, согласно которой местом установления праздника был Владимир-на-Клязьме, его инициатором являлся великий князь Андрей Боголюбский и, соответственно, начало празднику положено во второй половине XII в.^[xiii] Обе гипотезы, по справедливому наблюдению современной исследовательницы М. Б. Плюхановой, характеризуются внутренней противоречивостью обеспечивающих их фактов и аргументов^[xiv]. Видимо, ощущая это, не занял никакой четкой позиции по вопросу об истории праздника профессор МДА Е. Е. Голубинский, признав, однако, его древность^[xv]. Сравнительно недавно предложена альтернативная гипотеза – «новгородская», которой пока что придерживаются только два специалиста^[xvi].

Не могу умолчать здесь об особом научном мнении. В Национальном художественном музее Украины хранится икона Покрова Пресвятой Богородицы (И–14), найденная некогда в Галиции и потому определяемая как памятник «галицкой иконописи». Среди искусствоведов ведутся споры о времени ее написания: указывали на первую половину XIII в.^[xvii], на XIV в.^[xviii] Однако недавно осуществленный радиоуглеродный анализ иконной доски позволил сотрудникам музея отнести время ее создания к «концу ХІ – началу ХІІ века» и считать ее «самой древней украинской иконой»^[xix]. Эта новая датировка памятника, таким образом, подтверждает более раннюю датировку праздника Покрова и, естественно, лишает оснований гипотезу о его севернорусском происхождении.

Не возьму на себя смелость с уверенностью говорить о месте установления праздника и тем более сомневаться в правоте убеждения относительно его раннего, в домонгольское время, признания на Руси. Замечу только между прочим (раз уж упомянутая икона явилась теперь главным фокусом при решении этих вопросов), что датировка иконной доски должна быть принята, на мой взгляд, лишь как условная датировка собственно иконы, т. е. изображения, поскольку в данном случае важнее все-таки датировка красочного слоя; и еще: из того, что икона была найдена в Галиции, вовсе не обязательно следует, что и написана она была тоже в Галиции. Но пусть об этом спорят специалисты.

Предмет настоящего исследования иной. В общем-то ни разу еще в научной литературе не подвергались анализу факты, которые, думается, несколько приоткрывают свет на действительную историю признания праздника Покрова русским церковным обществом.

Итак, по порядку.

Все сохранившиеся до сего дня пергаменные списки русского Пролога за сентябрьское полугодие рубежа XII–XIII – первой трети XV в. (исключая 7 поврежденных списков и в отличие от списков южно-славянских) содержат в разделе на 1 октября уже упоминавшееся выше небольшое «Слово на Покров Пресвятой Богородицы»^[xx]. Это – 11 списков первоначальной пространной редакции Пролога и 13 списков вторичной краткой^[xxi].

Такое постоянство, в самом деле, как будто бы вполне определенно указывает на общецерковное почитание в Древней Руси праздника Покрова. Однако, полагаю, надлежало бы все-таки иметь в виду следующее.

В пространных Прологах означенное произведение расположено не в основном житийном разделе, приуроченном, в частности, к первому дню октября, а в учительном разделе, лишь дополняющем весь агиографический материал за октябрь, тогда как в Прологах краткой редакции оно, будучи приобщено к житийным текстам, которые читаются в первый день указанного месяца, находится обычно на пятом месте, после сообщений о святых апостоле Анании, Романе Сладкопевце, Михаиле Зовийском и Домнине Солунском^[xxii]. Это ли не является знаком подлинного отношения в Древней Руси к празднику Покрова? Иными словами, ему, по-видимому, придавалось все же второстепенное значение. Но вот в XIV в. (возможно, со второй половины) положение меняется, и, соответственно, Слово оказывается на первом месте, как, например, в рукописях: РГАДА. Типографское собр. № 153, кон. XIV – перв. пол. XV в., и РНБ. Собр. СПбДА. А.I.264. Т. 1, перв. четв. XV в.^[xxiii] Тем не менее позднейшие бумажные Прологи, переписываемые на Руси с XV столетия и сохранившиеся, кстати, в числе нескольких сотен, почему-то не закрепляют этой перемены. Более того, в них, в разделе на 1 октября, можно либо совсем не найти никакого указания на праздник Покрова, как, например, в рукописях из собрания Троице-Сергиевой лавры № 717 (1729) 1429 г. (Л. 343–345 об.) или № 718 (1739) XVI в. (Л. 541–545 об.); либо известный рассказ о видении блаженного Андрея по-прежнему находится после рассказов о вышеупомянутых древних святых, как, например, в рукописях из того же собрания № 725 (1728) 1562 г. (Л. 68 г. – 69 в.), № 726 (1727) XVI в. (Л. 78 об. – 79 об.), № 727 (1726) 1632 г. (Л. 112–113). Между прочим, аналогичный порядок текстов сохранен и в печатном Прологе, например в первом издании^[xxiv]. Уместно здесь отметить, что с конца XIV в. среди русских книжников в дополнение к простой версии Пролога получает известность «стишная», сербская по происхождению, в списках которой, естественно, поначалу отсутствовали сведения о празднике Покрова Пресвятой Богородицы^[xxv].

Так что Прологи (русские, простые) если и подтверждают широкую известность в Киевской, Северо-Восточной и Северо-Западной Руси праздника Покрова Пресвятой Богородицы, то вовсе не позволяют говорить о его начавшемся с древности именно общецерковном в рамках митрополии и именно нерядовом почитании.

Праздник Покрова зафиксирован и русскими богослужебными книгами, и также еще с эпохи пергамена. Например, самые ранние списки Службы Покрову содержатся в Обиходнике РНБ. F. п. I. 73, XIV в.^[xxvi], и Псалтири с шестодневом и избранными службами ГИМ. Синодальное собр. № 431 (325), не ранее 1340 г.^[xxvii], а самый ранний список стихир имеется в Стихираре РГБ. Иосифо-Волоколамское собр. № 3, кон. XIV в.^[xxviii]

При этом, однако, нельзя признать полностью верным утверждение, что «все (курсив мой. – В. К.) древнейшие стихирари включают» праздник Покрова^[xxix]. Так, в опубликованном автором приведенного утверждения перечне рукописных Стихирарей, в частности, относящихся к XIV – первой четверти XVI в. (№ 10–60)^[xxx], отмечены 17 рукописей из собрания Троице-Сергиевой лавры. Поскольку все Троицкое собрание представлено теперь в электронном виде^[xxxi], правильность заявленного вывода легко проверяется. Оказалось, что на самом деле в некоторых книгах названного типа все-таки отсутствуют стихиры Покрову. Нет последних, например, как и упоминания о празднике, в рукописях № 439 (1337) рубежа XIV–XV в. (Л. 19–19 об.) и № 422 (1360) XVI в. (Л. 11 об. – 12), а в рукописи № 22 (1999) 1303 г. отмечен только лишь праздник (Л. 26–27). Выяснилось также, что и богослужебное последование празднику Покрова вовсе не всегда можно найти в Служебных минеях за октябрь (в данном случае я имею в виду только Минеи, переписанные в пределах Северо-Восточной и Северо-Западной Руси). Так, его нет в троицких рукописях № 30 (1996) рубежа XIV–XV в. (Л. 1)^[xxxii] и № 480 (504) XV в. (Л. 1)^[xxxiii] в отличие от всех прочих миней XV–XVI в. из библиотеки Свято-Троицкой лавры, например под № 481–485^[xxxiv]. Замечу, кстати, что Служба на Покров, кажется естественно отсутствующей в Минеях молдавского происхождения^[xxxv] или же юго-западно-русского^[xxxvi].

Весьма репрезентативны древнерусские пергаменные месяцесловы XI – начала XV в. В самом деле, О. В. Лосевой изучены 190 источников^[xxxvii] – это месяцесловы при Евангелиях (140 ед.), Апостолах (26 ед.), а также в составе Обиходников и Часословов (12 ед.). Так вот, во всем этом массиве (не считая 13 самых ранних, до начала XIII в., книг) лишь в 41 источнике отмечена память праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Т. е. в подавляющем большинстве месяцесловов на период до начала XV в. данный праздник не отмечен. Этот факт, конечно же, можно объяснять по-разному, – в частности, тем, что источники означенного типа весьма консервативны в силу своей очень прочной связи с древнеславянской и греко-византийской архаикой. Но как бы то ни было, они, без сомнения, должны были активно использоваться в богослужебном обиходе на протяжении еще всего XV столетия, а может быть, и позднее и уж этим одним воздействовать на сознание людей. Вероятно, вообще не исключено значительное влияние древних месяцесловов в русском обществе на представления о церковных праздниках, если принять во внимание тот пиетет, с которым относились на Руси к харатейным, т. е. пергаменным, книгам. Кажется, отличным подтверждением данному выводу является знаменитая Геннадиевская Библия, составление и переписка которой были закончены в 1499 г. В имеющемся в ней указателе евангельских чтений – «главы» – «избраннымы свzтымы и праздникомы», против всяких ожиданий отсутствует чтение на праздник Покрова Пресвятой Богородицы^[xxxviii], хотя обозначены чтения на все издавна отмечаемые в Православной церкви великие недвунадесятые праздники (равно как двунадесятые, средние и малые). Уместно добавить, что, по странной закономерности, в данном месяцеслове вообще никак не учтены памятные дни славяно-русского происхождения. Применительно к древнерусским Евангелиям, Апостолам, Часословам и Святцам, переписывавшимся со второй половины XV в., подобное исключение уже очень редкий факт. Например, Геннадиевскому указателю аналогичны месяцесловы только двух Евангелий из библиотеки Троице-Сергиева монастыря – № 66 (14) 1472 г. и № 68 XVI в.: во всяком случае, в них также отсутствует покровская память (см., соответственно, л. 452 и 414).

Пищу для размышлений дают и богослужебные уставы, или типиконы, а точнее, содержащиеся в них календарные разделы.

Поскольку праздник Покрова установлен в XII в., особенно важны рукописи, созданные не ранее XIII в., прежде всего синаксари типиконов с сохранившимися октябрьскими богослужебными предписаниями. Подобных источников немного. Всего три рукописных Устава, относящихся к традиции Студийской (по Горскому/Невоструеву и Мансветову), или Алексеевской (по Лисицыну), или Студийско-Алексеевской (по Пентковскому)^[xxxix]: ГИМ. Синодальное собр. № 381 (333), 1398 г., и № 382 (905), XV в., а также РГАДА. Cобр. Синодальной типографии. № 144 (1236), втор. пол. XIV в. Любопытно, что только в последнем Уставе наличествует память Покрова Пресвятой Богородицы. Однако соответствующие ей указания содержатся здесь именно в дополнении к основному разделу памятей, приходящихся на 1 октября^[xl]. Думаю, данный факт можно считать квалифицирующим реальные эортологические предпочтения в сознании русских людей XIV и отчасти XV в. Т. е. его, как и показания месяцесловов, можно считать рефлексом постепенного и спорадического усвоения праздника церковным обиходом в указанный период времени. К сожалению, материала маловато. Еще большее сожаление вызывает отсутствие в научной литературе внятной информации о позднейшей рукописной истории Устава и конкретно синаксаря Студийско-Алексеевской традиции. Известные ученые описания древнерусских библиотек в этом отношении совсем бесполезны, ибо обычно лишены необходимой фиксации деталей календарного свойства. Эскизным характером отличаются и выводы исследователей, например, мнение о том, что означенная традиция, будучи с конца XIV в. вытесняема Иерусалимской^[xli], сохранялась в некоторых русских монастырях еще и в XVII в.^[xlii] При этом, однако, как теперь ясно, речь должна идти об устойчивости ее именно дисциплинарных заветов^[xliii], а не календарно-богослужебных, заметно менявшихся под влиянием автохтонных церковно-исторических реалий.

Применительно к XV–XVI столетиям вполне определенный материал предоставляют славяно-русские типиконы Иерусалимской традиции. Уставы данной группы весьма многочисленны, были очень широко распространены на Руси и отличаются разительной текстуальной подвижностью. В этом отношении особенно важны^[xliv]: 2-я редакция – переходная от Студийского (древнейшие рукописи: ГИМ. Синодальное собр. № 383 (328), XIV в., и № 384 (329), XIV в.^[xlv]); 3-я редакция, или «Око церковное», составленная преподобным Афанасием Высоцким Старшим в 1401 г. в Константинополе, компилятивная по составу (древнейшие рукописи: РНБ. F. № 25, 1409 г.; РГБ, собр. Н. П. Румянцева (ф. 256). № 445, 1428 г.; Науч. б-ка им. Н. И. Лобачевского № 4634, 1429 г.; ГИМ. Синодальное собр. № 385 (332), 1441 г., и № 386 (678), XV в.^[xlvi]), и 4-я редакция (древнейшие рукописи: ГИМ. Синодальное собр. № 387 (331), 1438 г.; РГБ. Собр. Троице-Сергиевой лавры. № 242 (1513), перв. пол. XVI в.^[xlvii]). Содержание указанных версий Иерусалимского устава претерпело последовательную русификацию^[xlviii]. Соответственно, синаксарь, начиная со второй редакции, неизменно включает литургические предписания относительно праздника Покрова Пресвятой Богородицы^[xlix] и вместе с тем неуклонно пополняется русскими памятями^[l]. Однако, во-первых, все-таки случались исключения. Так, Покров не отмечен в Синаксарях рукописей из собраний: Румянцева № 445 (поздняя приписка в самом конце книги не в счет), Синодального № 386 (678), Троице-Сергиева монастыря № 241 (1512). Л. 93 об. Во-вторых, статус праздника, судя по специальным символико-графическим пометам в тексте и на полях, колебался. Действительно, еще Мансветов обратил внимание на этот факт, приведя в пример Синодальные Уставы: по его наблюдению, в № 387 (331) праздник помечен как малый, в № 388 (336) и 390 (334) как великий, а в № 389 (337) оставлен без пометы^[li]. Т. е. с середины XV до середины XVI в. место Покрова в иерархии церковных торжеств не было окончательно определено. В подтверждение этого могу указать на Уставы Троице-Сергиева монастыря XVI в. № 242 (1513), 243 (1515), 244 (1514), в которых воспоминание об этом событии, согласно знаку «красный крест», отнесено к числу средних праздников второго разряда (см., соответственно, л. 132, 77, 105 об.), тогда как в Уставах XV в. № 239 (1523) и 240 (1521) оставлено без знака (соответственно, л. 77 об. – 79 и 96 об. – 98). В-третьих, богослужебные уставы в виде конкретных текстов или книг не обладали авторитетом инструкций, которым надлежит безусловно и неукоснительно следовать. Об этом сетовал в 1551 г. перед участниками Собора царь Иоанн Васильевич IV: «И ныне бо видимъ и слышимъ кроме божественного устава многия церковныя чины не сполна совершаются, не по священнымъ правиломъ и не по уставу»^[lii]. Действительно, русская Церковь никакими определениями никак не ограничивала полную свободу пользования тем или иным Уставом в той или иной его редакции. Последнее, по крайней мере до середины XVII в. и даже в ограде одного монастыря (например, Троице-Сергиева), оставалось рефлексом сугубо личного выбора, а не административно организованного сверху стремления к обязательному общецерковному единству в порядке и формах богослужения^[liii]. Так что наличие в каком-либо древнерусском экземпляре Устава (как и в экземпляре другой богослужебной книги) указания на праздник Покрова и особенности его литургического чествования, в силу всего сказанного выше, не должно ныне восприниматься как знак непременного соответствия данных предписаний реальной богослужебной практике русской средневековой Церкви.

Во всяком случае, и Прологи, и Месячные минеи, и Стихирари, и Месяцесловы, и Синаксари позволяют считать, что праздник Покрова Пресвятой Богородицы, будучи широко известным на Руси, все же в разных регионах отмечался по-разному, а то и вовсе не отмечался. Очевидно, единого отношения к нему не было еще в первой половине XVI в. Не исключено, что именно по этой причине сведения о нем отсутствуют в Месяцеслове Геннадиевской Библии. И вероятно, именно статус праздника, колеблющийся и в отношении широты его признания, и в отношении его календарной иерархии^[liv], праздника, который еще в 60-е годы XV в. воспринимался как «новый», побудил неизвестного русского оратора настоятельно и развернуто пропагандировать его важность в богословском и церковно-историческом аспектах, а также по связи с духовной жизнью человека.

Сказанное вполне обусловливает убеждение, что скорее всего действительно рассматриваемая здесь анонимная похвала празднику Покрова могла быть создана только в начале или в первой трети XVI в. Такой вывод, между прочим, косвенно подтверждают перечисленные выше списки произведения, самым ранним из которых, возможно, является октябрьский том Софийского комплекта ВМЧ, составленный, соответственно, между 1529 и 1541 г.^[lv] Такой вывод, кроме того, согласуется с недавно аргументированным положением о том, что исихазм в его паламитской интерпретации (а именно последний, как показано выше, повлиял на текст панегирика) начал утверждаться «в русском церковном обиходе» «со значительным (почти в столетие) временным интервалом»^[lvi], т. е. примерно с середины XV в.

Датировка памятника, пусть и недостаточно точная, сопряжена с вопросом о месте его создания. В самом деле, где Аноним написал свое произведение? И опять-таки, прежде всего, выявленные списки последнего подсказывают ответ. Как следует из вышеприведенного перечня, 4 списка хранились в библиотеке Софийского собора, а 6 списков – в библиотеке Соловецкого монастыря. Т. е. 10 из 17, причем самых ранних, списков бытовали в Новгородской земле. Кстати, и древнейшие списки Службы на праздник Покрова тоже отсюда^[lvii], и Пахомий Логофет некогда составил собственный панегирик празднику здесь же^[lviii]. Означенное обстоятельство определяет, на мой взгляд, весьма высокую вероятность того, что Аноним работал именно в Новгороде.

Поддержку данному предположению можно найти в известной по источникам истории освящения церковных престолов. Так, древнерусские летописи содержат упоминания о весьма небольшом числе существовавших в XII – первой трети XVI в. приходских и монастырских Покровских храмов. При этом возникает проблема, касающаяся самых древних по преданию церквей, посвященных Покрову, – 1) в Новгородском Зверине монастыре и 2) под Боголюбовом, в месте слияния рек Клязьмы и Нерли.

Первая церковь впервые упомянута в 1148 г., но как просто Богородичная, без каких-либо уточнений: «В лето 6656 бысть дыжгь съ градомь июня въ 27, в неделю, и зажьже гром церковь святыя Богородиця, въ Звериньци манастырь»^[lix]. Аналогично ее именуют и позднее – в статьях за 1192 (6700) и 1300 (6808) г.^[lx] Конкретно же Покровской она названа в первый раз лишь в 1398 г.: «Того же (6907. – В. К.) лета постави архиепископъ новгородчкый владыка Иоан съ своими детми, с новгородци, церковь камену святыа Богородица Покровы на Зверинци, и свяща ю сам владыка Иоан с попы и с клиросом святей Софеи, месяца октября въ 1 день, на Покровъ святыя Богородица»^[lxi].

Что же касается второй церкви, также монастырской, то первое упоминание о ней и тоже неопределенное относится к 1155–1156 г. и содержится в статье летописного типа «А се князи рустии», предваряющей текст Новгородской первой летописи в Комиссионном списке: «…И многа чюдеса бышя, идущемъ имъ до Володимеря, от чюдные иконы Матере Божии. И постави Ей (Андрей Боголюбский. – В. К.) храмъ на реце Клязме, 2 церкви каменнъ во имя святыя Богородица, и сътвори град и нарече ему имя: Се есть место Боголюбимое»^[lxii]. А вот первое именование подразумеваемой церкви как Покровской проникает в летопись только в XVI в.: «В лето 6666 (1154. – В. К.). Князь Андрей… градъ спомъ осыпа, постави ту церковь камену Рожество святей Богородици на Клязме реке, а другую Покровъ святей Богородици на Нерли, и устрои монастърь»^[lxiii].

Трудно с уверенностью утверждать, что отмеченные известия отражают реальный ход развития на Руси культа Покрова Пресвятой Богородицы, но очевидно, что хронологически они все же созвучны рассмотренным выше фактам из сферы богослужебной жизни, которые, бесспорно, коррелируют с означенным процессом. Здесь, кстати, уместно заметить, что вопрос о преемственности или же смене посвящения храма в случае его перестройки, когда, например, на месте старого возводился новый, специально в плане статистики, кажется, не изучался, хотя более или менее полная информация о всех православных храмах на территории бывшего СССР собрана^[lxiv]. Обычно прежнее посвящение сохранялось, но бывало все-таки, очень редко, и по-другому. Так, при царе Иване Грозном в Вологде, «на Числихе», появилась деревянная церковь во имя праведных Иоакима и Анны. Следующее деревянное строение храма возвели во второй половине XVII в., посвятив при этом главный престол празднику Покрова Пресвятой Богородицы, Иоакимо-Анновский же престол сохранился как придельный^[lxv].

В летописях обнаруживаются и другие указания на церкви в честь праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

3) В 1305 г. в Новгороде Великом над вратами Детинца был создан Покровский храм^[lxvi], перестроенный затем в 1389 г.^[lxvii] 4) В 1310 г. новгородцы возвели храм Покрова на реке Дубенке^[lxviii] (основав монастырь при нем – Шилов, или Щилов^[lxix]). 5) В 1352 г. одноименный храм появился в Пскове, в Довмонтовой стене^[lxx], перестроенный затем в 1398 г.^[lxxi] (при нем существовал монастырь до начала 40-х годов XVI в.^[lxxii]). 6) Храм аналогичного посвящения был основан в 1383 г. в Новгородской земле, на Кукове горе, на месте чудесного явления иконы Пресвятой Богородицы «Одигитрия»^[lxxiii]. 7) В 1391 г. на Софийской стороне при церкви святого апостола Иакова устроен придел в честь Покрова^[lxxiv]. Довольно поздно появляются еще две церкви Покрова: 8) в 1522 г. в Пскове, «у Мотыльной гридницы»^[lxxv], и 9) в 1526 г. в Новгороде Великом, в Детинце «у Иерусалима»^[lxxvi]. 10) Необходимо принять во внимание и известие о возведении Покровской церкви в Савво-Вишерской пустыни в 1522 г.^[lxxvii] Правда, в данном случае, вероятно, подразумевалось обновление более древнего храма, по преданию, основанного в XV в. святителем Ионой Новгородским над местом погребения преподобного Саввы^[lxxviii].

Кроме того, летописцы сообщают о Покровских храмах и монастырях, находившихся за пределами Новгородской области: 11) в Твери (статья за 1375 г.^[lxxix]); 12) в Ростовской земле, «в Скорятине» (статья за 1436 г.^[lxxx]); 13) около Устюга (статьи за 1438 и 1439 г.^[lxxxi]); 14) в Суздале (статья за 1525 г.^[lxxxii], здесь обитель с 1364 г.^[lxxxiii]); в Москве – 15) «в Садех» (статьи за 1479 и 1488 г.^[lxxxiv]) и 16) «в Новом» (статья за 1531 г.^[lxxxv]). Вот и все, что можно без тени недоверия найти в отдельных памятниках севернорусского летописания. Для полноты картины следует специально отметить, что в южнорусском летописании XII–XIII в., в частности в Галицко-Волынской летописи, совершенно отсутствуют какие-либо покровские реалии^[lxxxvi] (и это особенно важно в связи с новодатированной «галицкой» иконой Покрова «конца XI – начала XII в.», о которой речь шла выше); а в летописях, отражающих западнорусскую историю, храмы в честь Покрова, как и сам праздник, начинают упоминаться, и то единично, только со второй половины XVI в. (например, известие об основании в 1568 г. церкви Покрова в селе Вендорожи под Могилевом^[lxxxvii]).

Таким образом, древнерусские летописи применительно к периоду от XII до XIII в. не содержат ясного указания на такую реалию, как монастырские или приходские церкви, посвященные празднику Покрова Пресвятой Богородицы (см. сообщения о храмах в Зверине монастыре и на реке Нерли), а вот применительно к периоду от начала XIV до первой трети XVI в. в них упоминается о шестнадцати подобных местах.

Вполне понятно, что летописи не исчерпывающе фактографичны, и в действительности, по-видимому, Покровских храмов было больше. Вот, кстати, сведения, содержащиеся в других источниках.

Новгородская епархия. 17) Церковь 40 мучеников с Покровским приделом в самом Новгороде, на Ширкове улице, на Софийской стороне (когда возникла и упразднена, не известно)^[lxxxviii]. 18) Покровский монастырь на Волоке Ламском (упоминание относится к 1296 г.)^[lxxxix]. 19) Покровская Кириллова пустынь на Челмозере в Каргополье (основана в XIV в.)^[xc]. 20) Покровский монастырь на реке Желчи под Гдовом (основан в XV в.)^[xci]. 21) Покровский монастырь на реке Городенке под Лугой (упоминается в 1499 г.)^[xcii]. 22) Покровский храм в Карелии на Кижском погосте (существовал с XVI в.)^[xciii].

За пределами новгородской земли. 23) Покровский монастырь в Хотькове под Москвой (основан в 1308 г.)^[xciv]. 24) Покровский-Авраамиев монастырь на Чухломском озере (основан в середине XIV в.)^[xcv]. 25) Покровский Высокий монастырь под Боровском (упоминается в XV в.)^[xcvi]. 26) Покровский Паисиевский монастырь под Угличем (основан в XV в.^[xcvii]). 27) Покровский монастырь на реке Богон под Александровом (известен со второй половины XV в.)^[xcviii]. 28) Покровский Аграфенинский монастырь на Куцком озере под Рязанью (основан в начале XVI в.)^[xcix]. 29) Покровский Антонов монастырь во Владимирской епархии (известен с начала XVI в.)^[c]. 30) Покровский (затем Троицкий) собор в Александровой слободе (построен в 1513 г.^[ci]); 31) Покровский монастырь на реке Дубенке под Юрьевым (в 1521 г. уже был^[cii]); 32) Покровский Отмицкий монастырь на реке Тьме под Тверью (первое упоминание относится к 1524 г.^[ciii]); 33) Покровский монастырь в Балахне под Нижним Новгородом (основание относится к первой половине XVI в.^[civ]).

Как видно, приходские или монастырские храмы в честь праздника Покрова Пресвятой Богородицы, будучи сравнительно редким явлением для Руси эпохи монголо-татарского ига и становления централизованного государства, до первой трети XVI в. были преимущественно распространены на Северо-Западе. Во всяком случае, шестнадцать из тридцати трех Покровских храмов, известных по летописным и другим источникам, находились в Новгородской епархии. Кстати, уместно при этом отметить, что искусствоведы при изучении соответствующего иконографического материала (относящегося, правда, только к XVI в.) пришли к выводу о преобладании в Московской Руси в указанное время именно новгородской схемы изображения на сюжет видения блаженным Андреем Пресвятой Богородицы сравнительно с ростово-суздальской^[cv]. Полагаю, специального внимания заслуживает также хронология и топография всех летописных упоминаний собственно праздника Покрова в связи с известиями о событиях, произошедших либо незадолго до него, либо в самый его день, либо вскоре после него. Например, в летописях Киевской, Галицко-Волынской, Суздальской, Новгородской первой старшего извода, т. е. в рамках периода от XII до начала XV в., праздник Покрова не упоминается ни разу, а вот в Новгородской первой младшего извода самое раннее его упоминание относится к 1399 г. (см. выше).

Выявленная география Покровских храмов, полагаю, вполне красноречиво характеризует отличительно приязненное отношение новгородцев к празднику Покрова. Таковое выразилось не только в их последовательном интересе к Покровскому храмоздательству. Между прочим, новгородцы были до начала XVI в. еще и единственными в Русской митрополии обладателями икон на сюжет видения святого Андрея Юродивого, которые прославились чудесами. Одна такая икона пребывала в упоминавшейся уже церкви святого апостола Иакова и почиталась как чудотворная с XIII в. Впервые о ней сообщается в Новгородской первой летописи в статье за 1208 г.: «В лето 6716. Приде Лазорь… повеле убити Ольксу Събысловця на Ярославли дворе, и убиша и́ без вины въ суботу марта въ 17… а заутра плака святая Богородиця у святого Якова в Неревьскемь конци»^[cvi]. Много позднее составитель Новгородской третьей летописи уточнил: «…въ церкви у Иакова апостола, на Софийской стороне, плака святая Покровъ»^[cvii]. Он же поведал о другом чуде, произошедшем с этим образом в 1391 г.: «В лето 6899. Бысть знамение в Великомъ Новегороде, в Болшомъ Земляномъ валу, на Софийской стороне, в Неревскомъ конце: отъ иконы Пресвятыя Богородицы Покрова текоша слезы оты обою очию октября в 1 день, на обедни. Архиепископъ Иоаннъ, что с Хутыни взятъ, повеле строити полаты в той же церкви у Иакова апостола надъ дверми октября во 2 день и приделъ устроити Покрову Богородицы. И бысть отъ христианъ помету много Покрову Богородицы. И освятилъ ю́ владыка соборомъ освященнымъ, и устави ходъ со кресты по вся годы на праздникъ Покрова Богородицы»^[cviii]. Вторая икона прославилась, согласно Новгородской первой летописи, в 1418 г.: «В лето 6926. Знамение бысть въ церкви святей мученици Ностасьи: идяше от иконы святыя Богородица Покрова акы кровь по обе стороне ризы ея, месяца априля 19»^[cix]. Впоследствии (однако не известно, с какого времени) этот образ был помещен в качестве храмового в кремлевскую надвратную Покровскую церковь и еще в XIX в. новгородцы припадали к нему как к чудотворному^[cx]. Важно при этом специально отметить древний обычай крестохождения на праздник Покрова с иконой из Яковлевской церкви, ибо в XVI в. означенный обычай усугубился новым крестным ходом. Как указано выше, в 1526 г. в Новгородском кремле, у Входоиерусалимской церкви, был поставлен в один день деревянный Покровский храм. Дело это, побужденное моровым поветрием, пришлось на 21 ноября, т. е. на праздник Введения Пресвятой Богородицы. Тогда же был установлен крестный ход из Софийского собора в новую церковь с определением совершать его на праздник Покрова. Порядок этот сохранялся и в XIX в., правда, после того как деревянный Покровский храм разобрали, конечным пунктом крестохождения стала каменная церковь Покрова в стене Детинца^[cxi].

Таким образом, только в одном Новгороде и его ближайших предместьях к началу 30-х годов XVI в. имелось 8 престолов, освященных в честь праздника Покрова Пресвятой Богородицы, почитались 2 чудотворные иконы Покрова и в самый день праздника совершаемы бывали 2 крестных хода. Как позволяют судить источники, интерес к Покровской теме развивался здесь (и по епархии в целом) столь устойчиво и поступательно с XIV столетия, но вместе с тем до середины XVI в. был мало заметен или вовсе отсутствовал в других регионах средневековой Руси^[cxii]. Симптоматичным также представляется, что буквально поблизости от Новгорода, на реке Ситке, с 1371 г. стоял абсолютно уникальный для русского Средневековья в плане посвящения храм, – миниатюрная церковь св. Андрея Юродивого^[cxiii] (при этом храме был монастырь – вероятно, одноименный, – не раз упоминаемый летописцами и другими источниками и упраздненный после 1764 г.^[cxiv]). Несомненно, это тоже указывает на эортологические привязанности новгородцев. Ведь, скорее всего, в их восприятии праздник Покрова обладал специальной значимостью, ибо его мистико-исторический прообраз сопрягался с личностью и подвижничеством блаженного Андрея, который, согласно славянскому переводу Жития, был «словенином»^[cxv] (так переведено греческое слово Σκύθης^[cxvi]). Однако подобная констатация, надо думать, вполне могла быть интерпретирована именно в узко локальном смысле, поскольку термины «словенин», «словенский» в древнерусской литературно-речевой практике не только означали принадлежность к славянству вообще, но подразумевали, в частности, и этногеографическое отношение к Новгороду: «И тамо живяху словени, идеже ныне есть Великий Новград» (Степенная книга), «Король чясти их Римския… помысли в собе… Великий Новгород попленити и вся грады их и люди словенские в работу к собе привести» (Московская летопись)^[cxvii]. И действительно, по данным XVII в., новгородцы считали св. Андрея своим земляком^[cxviii]. Видимо, поэтому и служба ему была составлена именно в Новгороде в конце XVI в.^[cxix]

Итак, все сказанное приводит к выводу, что новгородское происхождение анонимной гомилии празднику Покрова Пресвятой Богородицы весьма и весьма возможно. Скорее всего, так и было. Новгород – это средоточие русской средневековой культуры, – был тем самым местом, где с особенным пиететом сохранялась память об истории жизни Андрея Блаженного, где сформировалось особенно почитательное отношение к Покрову как церковному торжеству и как, соответственно, богословской идее относительно небесного попечения Богоматери о роде человеческом и, в частности, о Русской земле. Вот здесь и вдохновился неизвестный русский грамотник на это пышное хвалебствие и славословие, сумев с незаурядным искусством словесного хитросплетения отобразить в нем и учение о духовном делании, и мысли о сути и значении горнего служения Богородицы, и назидание людям о необходимости ответного молитвенного благодарения.

При таком выводе далее, естественно, возникает желание определить время составления панегирика точнее. В самом деле, когда конкретно и в связи с чем было создано это творение? К сожалению, текст последнего, как отмечено выше, не содержит необходимых указаний, так что ответ на поставленный вопрос находится пока что в области домыслов и предположений. Очевидно только, что Похвала появилась до начала работы над Великими Минеями Четьими. Кроме того, очевидно, что ее поэтико-стилистическая специфика вполне соответствует отмеченной Д. С. Лихачевым^[cxx] общей тенденции развития русской литературы в первой половине XVI столетия в русле отхода от предметной образности и формализации экспрессивно-эмоциональной манеры построения художественной речи. Наконец, нельзя умолчать и о весьма сильном искушении как-то связать работу Анонима с деятельностью в Новгороде в качестве правящего архиерея святителя Макария, при котором (март 1526 – март 1542 г.) духовная, умственная и художественная жизнь новгородцев достигла подлинного расцвета, мощно повлияв вместе с тем на всю русскую культуру, и который, кстати, способствовал становлению вышеозначенной литературно-художественной тенденции^[cxxi] под пером нескольких писателей из своего окружения (в связи с чем обычно называют имена дьяка Дмитрия Герасимова, боярского сына Василия Тучкова, иеромонаха Илии, инока Досифея Топоркова, епископа Крутицкого Саввы Черного, игумена Иродиона Свирского, волоколамского старца Фотия^[cxxii]). Впрочем, это установление имени Анонима требует отдельных специальных изысканий и размышлений.
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru