Лексикографическое наследие Б. А. Ларина

Актуальные проблемы изучения и издания

Имя крупнейшего отечественного ученого Бориса Александровича Ларина прочно вошло в лексикон русской и мировой науки, а его труды и сейчас находятся на передовых рубежах современной филологии, истории, культурологии. Однако до последнего времени, как это ни прискорбно, наследие Б. А. Ларина, столь ценное для практики в работе в вузе и школе и подготовки исследовательских кадров, все же оставалось под архивным гнетом: многое, что он создавал в 1910–1930-е гг., до сих пор почти неизвестно нынешнему поколению ученых, а его классические, образцовые с точки зрения лингвистической методологии диссертации и труды 1940–1960-х гг., имеющие непреходящее значение, также лежали под спудом истории долгие годы.

Наконец, многочисленные замыслы Б. А. Ларина (и в их числе было немало реализованных проектов), главным образом касавшиеся лексикографической работы, тоже испытали на себе нелегкое знамение времени и его идеологических приоритетов (мы имеем в виду судьбу картотеки Древнерусского словаря)^[i].

Историкам языка хорошо известны жизненный путь и научная деятельность талантливейшего представителя русской академической школы филологии — Бориса Александровича Ларина, и те события, которые повлекли за собой вынужденную остановку в работе над Древнерусским словарем. Позднее, в 1950-е гг., ученый вновь предпринимает попытку организации серии исторических словарей по памятникам литературы Древней Руси и региональным данным, которым была уготована, к счастью, лучшая участь (см., например, «Словарь-справочник “Слова о полку Игореве”», «Псковский областной словарь с историческими данными» и др.).

Концепция «Словаря обиходного русского языка Московской Руси (XVI–XVII вв.)» развивает традиции исторических словарей Средневековья и выделяет очень важный в культурно-историческом и лингвистическом отношении хронологический период образования русского национального языка, а именно: исследует ту его часть — обиходную речь, которая была одним из важнейших и недостаточно оцененных в современной науке компонентов литературного и разговорного языка той эпохи. Вот как Б. А. Ларин разъясняет само понятие «обиходный язык»: «Обиходный язык… — это язык устного общения и частных деловых документов, лишенных политического, общегосударственного значения. Труднее отграничить обиходный язык от областных крестьянских диалектов. Мы имеем в виду ту наддиалектную систему разговорной речи, какая постепенно складывалась с XV по XVII вв. и именовалась в эту эпоху “просторечием”»^[ii].

Но в последние годы стараниями учеников Б. А. Ларина — сотрудниками его Межкафедрального словарного кабинета при Санкт-Петербургском государственном университете и Института лингвистических исследований РАН предприняты активные действия по изданию и пропаганде наследия ученого, по реализации его замыслов. Научная жизнь и учебная практика показали, что идеи, выдвинутые Б. А. Лариным на заре «лингвистического века», оказались востребованными и в начале XXI столетия, что проблемы, которые он исследовал, занимают особую нишу в языковедческих работах, не восполненную с надлежащей тщательностью до сих пор никем^[iii].

Итак, значительным событием в научной жизни стал выход пробного выпуска «Словаря обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII вв. А–Биться» (СПб., 2003), которому предшествовали «Проект» издания этого современного исторического лексикона и его обсуждение на круглых столах и специальных заседаниях, в научных журналах^[iv], на ежегодных конференциях филологического факультета СПбГУ (наш журнал не раз об этом делал сообщения в разделе «Хроника»).

Надо заметить, что в 1980–1990-е гг. в лексикографическую работу по написанию исторических словарей, на которые отчасти полагались и составители СОРЯ, были активно вовлечены региональные центры, подготовившие к изданию ценные словари памятников местной письменной культуры и подтвердившие на своем опыте необходимость более углубленного изучения региональной традиции словотворчества, живой речи и всего письменно-делового и бытового обихода, который богатыми россыпями сохранился в рукописных текстах прошлых эпох. Таковы, например, «Словарь пермских памятников XVI – начала XVIII века» (вып. 1–4, издание продолжается) под редакцией проф. Е. Н. Поляковой, «Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII – первой половины XVIII в.», «Материалы для исторического словаря томского говора (первая половина XVII–XVIII в.) В. В. Палагиной, «Региональный исторический словарь нерчинских деловых документов XVII–XVIII вв.» (вып. 1–5, издание продолжается) Г. А. Христосенко и Л. М. Любимовой и многие другие лексикографические труды. В их числе необходимо отметить только что вышедший из печати «Региональный исторический словарь XVI—XVIII вв. (по памятникам письменности Смоленского края)» (отв. ред. — проф. Е.Н.Борисова, Смоленск, 2000), объединивший в своей структуре серьезную теоретическую базу и разнообразные источники.

Таким образом Проект «Словаря обиходного русского языка Московской Руси (XVI–XVII вв.)» влился в общий поток современных изданий, использовал их опыт, несмотря на то, что в течение более чем 40 лет готовился коллективом учеников Б. А. Ларина.

В представленном на обсуждение Проекте «Словаря» содержались необходимое теоретическое обоснование предпринимаемого издания, аргументировались базовые положения в области исторической лексикографии (см. § 1 Из истории создания Словаря. Концепция Б. А. Ларина). В шести пунктах (мы обозначили их знаком «§») программы обозначены основные положения авторского коллектива, на которых строится концепция издания. Обратимся подробнее к некоторым, на наш взгляд, принципиальным моментам.

Прежде всего это — § 2 Источники «Словаря» и его картотека, основную часть которых составили рукописные тексты и опубликованные документы, представляющие собой многожанровую частно-деловую и бытовую письменность XVI—XVII вв. В словарный фонд вошли разнообразные документы делопроизводства, Вести-куранты, посольские статейные списки и т.д., т. е. памятники официально-деловой письменности. Наибольшую ценность, как мы полагаем, имеют документальные материалы, отражающие личную переписку, имеющие частно-бытовой характер — прежде всего потому, что этот пласт является носителем обиходного языка, разговорной стихии и представлен разнообразными в жанрово-типологическом и стилистическом отношениях текстах.

Далее, весьма ценными источниками «Словаря» являются русские повести XVI–XVII вв., особенно посадская литература, и сборники пословиц XVII в. Авторы не избегают и такого очень информативного и достоверного источника, как данные иностранцев, представленные в разговорниках и словарях XVI–XVII вв. Именно эта часть, с известной опаской и недоверием оцененная историками языка советского периода, по мнению Б. А. Ларина, исключительно полезна для воссоздания реальной картины языка и должна всесторонне исследоваться.

Существенным фактом представляется и количественный состав лексических единиц — «объем картотеки СОРЯ достиг примерно 400000 карточек» (Проект СОРЯ, с. 7), причем составители опираются в том числе и на региональные источники, а также многочисленные исследования, диссертации и монографии, содержащие поуровневый анализ лексики XVI–XVII вв.

В § 4 Задачи Словаря, хронологические принципы уточняются основные концептуальные положения издания, среди которых стоит важная задача — «выявить элементы народно-разговорной речи на протяжении периода времени, весьма существенного для формирования современного национального русского языка» (Проект СОРЯ, с. 11). Существенно и то, что авторы строго относятся к хронологии текстов, но в ряде случаев делают некоторые исключения и используют сочинения XV и XVIII вв. Обусловлено это отчасти и тем фактом, что они не нашли отражения в лексикографических источниках, в частности в «Словаре русского языка XVIII века».

§ 5 Словник и проблема тождества слова освещает вопросы лексического насыщения СОРЯ. Среди отличий данного Словаря от других авторы отмечают включение таких единиц, как названия народов и племен, собственных имен и прозвищ, мелких географических объектов и нек. др. Важно, что словник имеет отсылочные строки для вариантов, а каждая словарная статья снабжена фонетическими, фономорфологическими и орфографическими написаниями, отражающими «процесс их освоения в языке» (Проект СОРЯ, с. 13).

Это последнее замечание нам представляется принципиальным еще и потому, что часто данный пункт опускается, а фиксируется только «окончательная» форма; здесь же делается попытка в рамках даже отдельной статьи проследить динамику развития формальной и в то же время содержательной структуры слова, что значительно расширяет наши представления о его жизни в языке и культуре того времени, позволяет адекватно оценивать границы и способы освоения слова, его стилистические характеристики и многое другое.

§ 6 Словарная статья и ее части дает характеристику элементов основной единицы Словаря, в которой авторы выделяют и подробно расшифровывают следующие компоненты: заголовочное слово, грамматическая характеристика, семантическое описание, фразеологизмы и их семантизация, стилистические пометы, иллюстрации. В целом следует отметить, что построение словарной статьи дается в традиционном, уже устоявшемся и проверенном временем ключе (как это применяется в наших исторических словарях). Однако есть и некоторые дополнения: так, «значения слова располагаются в статье в том порядке, который на основании имеющегося материала может свидетельствовать о развитии одного значения из другого» (Проект СОРЯ, с. 17–18); сохранена орфография источника, которую все же для лексикографических источников диахронического характера, но нашему мнению, не следовало бы упрощать. Конечно, это связано со сложностями набора текстов и без того кропотливой, титанической работой по сбору и характеристике материала, но графическая сторона проблемы в данном случае не основная, а сопутствующая.

В заключительной части Проекта даются образцы словарных статей и приводится список сокращенных обозначений источников.

Даже из нашего небольшого обзора понятно, какая кропотливая подготовительная работа проводилась составителями СОРЯ, как тщательно они подошли к детищу Б. А. Ларина, как корректно «осовременили» его, сохранив все акценты учителя, его теоретические разработки.

Наконец, в 2004 г. из печати вышел первый выпуск СОРЯ^[v], собравший все дополнения, замечания и предложения, которые были высказаны в дискуссиях последних лет^[vi]. Теперь он в полном виде реализовал концепцию Б. А. Ларина и во многом раздвинул сами рамки представления об историческом толковом словаре русского языка.

В чем же его особенности и отличительные черты от подобных изданий?

«Словарь обиходного языка Московской Руси» — особый труд и не только по уровню подготовки и охвата материала, но и по тем действительно историческим задачам, которые последовательно проводят в жизнь ученики Б. А. Ларина. Он стоит несколько особняком в ряду исторических словарей, так как основной акцент сделан не на описании лексики церковнославянского языка, а на иной, живой, разговорной, обиходной стороне русской культуры, которая занимала общечеловеческий «домострой» и простолюдина, и священника — словом, представителей разных сословий. Причем авторы Словаря используют широкую жанровую палитру источников — и книжных, и деловых, показывая тем самым, что общенародная обиходно-разговорная речь была естественным и даже в чем-то знаковым компонентом словарного состава литературного языка национальной эпохи. Значит, она выступала одним из основных формирующих звеньев нашего языка и наряду с книжной (церковной) культурой содействовала развитию и уточнению нормативных основ будущего национального языка.

Примечателен такой факт, «обиходные» слова встречаются и в грамотах, и в челобитных, и в дружеской переписке, и в так называемой посадской литературе, в русской демократической сатире, былинах, пословицах и иных источниках, но впервые в таком объеме и комплексе задач представлены только в обсуждаемом издании. Причем, сложность подготовки и семантической оценки таких текстов очевидна: с одной стороны, они представляют собой разные пласты обиходной и книжной культуры, имеют несхожий генезис и по-разному реализуются в социолингвистическом отношении, с другой — надо было выделить и выяснить как раз лексическую специфику таких слов указанного времени (XVI-XVII вв.). И это очень непростая задача: изучение языка переходного периода, смена литературных, ментальных, исторических приоритетов в указанное время — все это и многое другое обусловило очень непростой и неоднородный состав обиходных речений. Описать его, проанализировать этот слой лексического фонда, определить его семантико-стилистические и исторические границы — вот эти задачи решает СОРЯ.

Другой вопрос, который был четко поставлен Б. А. Лариным и развит его учениками и последователями и вызывал в свое время ожесточенные споры, касается самого статуса обиходного языка (мы имеем в данном случае не только границы термина, но и функциональные особенности обиходной словесности: ее то относили к деловой письменности и сознательно принижали роль в книжной культуре, то вовсе не фиксировали как значимую социокультурную прослойку языка).

На наш взгляд, работа над этим Словарем показала, что не может быть единого решения проблемы развития литературного языка в период Московской Руси, а известная и почти повсеместно признанная формула «сакральное-профанное» едва ли здесь применима. Не только на языковом и культурном антагонизме строились основы будущего литературного языка, а значит, не только противопоставление и всякого рода «дуализмы» были двигателями лингвистического прогресса в то время. СОРЯ заставляет задуматься исследователей над прежде выработанными схемами истории русского литературного языка и концепциями, но делает это очень деликатно, не напористо и только для тех, кто не живет пресловутыми авторитетами, а мыслит и развивается.

Одно обстоятельство в этой связи пришло на память, когда мы знакомились со словарными статьями 1-го выпуска СОРЯ: деловые источники, которые послужили лексической основой Словаря, не выглядят просто «гражданским посредственным наречием» (выражение Г. О. Винокура) и нашли реализацию в разных семантических, стилистических и жанровых пластах. Здесь представлена не только исконно русская лексика (что вполне естественно для Словаря обиходно-делового языка), но и заимствования из европейских и восточных языков, которые в то время уже обильно встречаются в деловых и иных источниках. Например, слово аманат — ‘вещь, отданная для передачи другому’ (с. 47). Словарь фиксирует и фонетико-орфографические разновидности иноязычных слов, представленные, в частности, в ряде географических наименований (амбургский, амбуржцы).

Мы уже говорили об обширном составе источников этого издания, что позволило с большой долей объективности описать и проанализировать развитие обиходно-деловой речи в XVI–XVII вв. Иногда эти источники, как может показаться излишне амбициозным исследователям, выходят за рамки «дозволенного». Так, Словарь включил в их число иностранные разговорники и посольские речи. Полагаем, что этот исследовательский и методологический прием составителей данного издания вполне обоснован.

Первые содержат исключительно ценную информацию о быте и культуре Московской Руси того времени глазами иностранцев, которые подмечали иногда более колоритные «обиходные словечки», чем то, что фиксировалось в официальных источниках. Кроме того (что также важно при оценке семантической истории слова), они могли показывать нерегулярные оттенки смыслов и употребление слов в иных контекстах и ситуативно-коммуникативных пластах — а это живая жизнь слова в его обиходно-деловом, разговорном поле. Такие дополнения, наряду с источниками традиционного характера, только украсят Словарь и обогатят наши познания в области исторической лексикологии.

Вторые — статейные списки и посольские речи — демонстрируют иной уровень обиходной культуры — дипломатический быт, словесный этикет, выраженные в докладах московскому царю. Известно, что это были не всегда официальные записи; они нередко представляли собой дневники, могли содержать описания и личные размышления авторов — словом, несли в себе обиходную культуру Московской Руси, по-особому представленную деловыми людьми (послами). Эта степень «обиходности» еще недостаточно изучена — и как факт литературных традиций, и как материал для истории русского общенародного языка. Но не подлежит сомнению, что, например, «Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией» или «Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию» отражают обиходную речь того времени, быть может, даже в более ярких и индивидуальных чертах, чем статичные источники. В выявлении подобной «обиходной оригинальности», свойственной и эпохе XVI–XVII вв., состоит отчасти задача ученых-лексикографов. Здесь, как, в частности, нами уже отмечалось^[vii], особое место принадлежит деловой словесности, через посредство которой и происходило расширение обиходных функций русского языка при его выходе на международную арену. Статейные списки позволили в науке поставить «вопрос о социальных стилях светско-деловой речи…»^[viii] — значит, показали и то, в каком направлении идет развитие обиходного русского языка, на какие факты он опирается в период формирования новых литературно-языковых отношений. Все это исключительно важно и при лексикографической оценке письменно-речевой ситуации Московской Руси XVI–XVII вв.

Итак, словарные статьи и концепция 1-го выпуска СОРЯ показали, насколько высока и существенна роль делового и обиходного языка в культурной жизни Московской Руси. Он обладал не только юридическими функциями и, следовательно, обслуживал не только административный аппарат, — он имел и иное культурное наполнение и занимал особую нишу в «Вавилонской башне» письменных языков Московской Руси. Занижавшаяся десятилетиями функция делового языка в социокультурном пространстве на страницах СОРЯ вновь засияла изумрудными россыпями словесных миниатюр. Таким образом, показана иная жизнь «делового наречия» — не утилитарная и «посредственная», а насыщенная богатой традицией и живо воспринимающая книжные инновации эпохи. И в этом объективно верном, на наш взгляд, возвышении делового языка — еще одна заслуга Словаря.

Кончено, жизнь СОРЯ только начинается, его еще будут не раз обсуждать, появятся в печати обстоятельные рецензии и обзоры, но одно несомненно: в копилку научных знаний вошло уникальное лексикографическое издание, своего рода энциклопедия бытового домостроя Московской Руси, сделанная с любовью и пониманием дела, подкрепленная памятью к легендарному и живущему ныне в идеях своих учеников Борису Александровичу Ларину. А без этих качеств невозможно составлять никакой словарь.

В заключение необходимо отметить еще две книги Б. А. Ларина, которые удачно вписались в современный облик классического наследия отечественной филологии. Это переиздание его докторской диссертации «Три источника по разговорной речи Московской Руси XVI–XVII веков», представленной в трех ранее выпущенных и давно ставших библиографической редкостью монографиях: «Парижский словарь московитов» (1937), «Русско-английский словарь Ричарда Джемса» (1948) и «Русская грамматика Генриха Лудольфа» (1959). Ценность этих трудов, теперь собранных в одном переплете, состоит в том, что «Б. А. Лариным была разработана новая (курсив наш. — О. Н.) и оригинальная методика изучения и описания бытового языка XVI–XVII вв. в Московской Руси, которая состояла в реконструкции русской речи по записям иностранных путешественников того времени»^[ix]. Ученому на большом фактическом материале удалось исследовать ранее не подвергавшийся анализу пласт письменной культуры и открыто заявить о том, что «наиболее существенной и определяющей основой национального языка является разговорная речь в отличие от традиционного книжно-славянского языка»^[x].

Настоящее издание сопровождают и другие редкие материалы: тезисы докторской диссертации, статья «О записях иностранцев как источнике по истории русского языка» и — что очень существенно для практической работы книгой — «Сводный словоуказатель» (составители С. Св. Волков, Л. С. Ковтун, И. С. Лутовинова, О. С. Мжельская, Д. М. Поцепня, В. П. Фелицына).

Другая книга, изданная также усилиями Санкт-Петербургского государственного университета, — Б. А. Ларин. Филологическое наследие: Сборник статей (СПб., 2003), — приоткрывает завесу «потаенного» творчества Б. А. Ларина и впервые представляет на суд публики все его значимые работы, начиная с первых публикаций 1910-х гг. Редколлегия книги (Г. А. Лилич, И. С. Лутовинова, Д. М. Поцепня) включила в издание такие разделы: «История языка: историческая лексикология и лексикография», «Диалектология славянских и балтийских языков», «Разговорная речь: история и современность», «Художественная речь», «О теории перевода», «Лексикография», «История науки», «Разное». Вторая часть книги «Борис Александрович Ларин — ученый и человек» содержит его автобиографию, памятные статьи Н. И. Толстого, Н. Н. Розова, Б. Л. Богородского, Е. М. Иссерлин и др. о жизни и деятельности ученого, юбилейные очерки и воспоминания, интереснейший фотоархив и, наконец, библиографию трудов Б. А. Ларина и Б. А. Ларине. Таким образом, в настоящем издании дается практически полный и объективный портрет не только самого ученого, но и развития филологии XX века. А имя Б. А. Ларина — одного из основоположников Ленинградской – Петербургской лингвистической школы — снова зазвучало в современном ритме филологических разысканий.

Как мы видим, наследие Бориса Александровича Ларина из прошлого вернулось в настоящий день науки и стало доступно новому поколению исследователей, студентов, учителей, которые, не сомневаемся, почерпнут немало полезного в его книгах и не раз будут возвращаться к идеям подвижника русской словесности.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru