Слово на Рождество Христово

И се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех (Лк. 2, 12)

Третий день, как славословящая Церковь и при Олтарях и в домах возвещает нам сие знамение родившегося Спасителя (Лк. 2, 11). Вифлеемские пастыри, может быть не более трех мгновений слышавшие небесную о Нем весть и славословие, в ту же нощь поспешили обрести Его по данному им знамению: Реша друг ко другу: прейдем до Вифлеема и видим глагол сей бывший, егоже Господь сказа нам (Лк. 2, 15). Мы, столь долго и многократно уже оглашаемые славою и сами призываемые к прославлению рождающегося Христа: Христос рождается, славите, — мы, почти влекомые во сретение нисходящему с небес: Христос с небес, срящите, — прешли ли наконец до Вифлеема и видели ли глагол сей бывший, его же Господь сказал нам?

Но как можно нам прейти до Вифлеема, скажут те, которые не имеют ни простосердечной веры пастырей вифлеемских, ни мудрости волхвов, сущих от восток? А разве можно нам, Христиане, оставаться в большем удалении от родившегося Спаса нашего, нежели языческие мудрецы, и в большем неведении о нем, нежели пастыри обращающиеся токмо с несмысленными? Церковь, конечно, не обманывается, когда вопиет во уши наши: Христос с небес, срящите! Конечно, Христос доселе нисходит с небес, и в такой близости к нам, что мы, подобно пастырям или волхвам, благовременно можем приспеть на место его Божестенного явления. Прейдем до Вифлеема.

Вифлеем значит "дом хлеба" — какого, если не хлеба живого, сходящего с небес? (Ин. 6, 51) Прейти в сей Вифлеем или, паче, соделаться сим Вифлеемом долженствует каждая Христианская душа, дабы внити потом и преобразиться самой в Иерусалим новый, в скинию Божию (Апок. 21, 2, 3). Бог хочет во всех нас открыть Сына Своего (Гал. 1, 16) посредством нашего благодатного рождения.

Дабы путь к родившемуся Спасителю не оставался для нас неизвестным или сомнительным и дабы вместо Вифлеема нового рождения не закоснеть нам в том ветхом Иерусалиме, который в день спасения на пагубу свою мятется со своим народом, отважимся испытать, какое бы знамение могло нас удостоверить в нашем приближении ко Христу, в истине нашего возрождения?

В Евангелии мы видим два пути к рождающемуся Христу: путь волхвов и путь пастырей. Путь волхвов есть путь света и ведения, управляемый ясным знамением звезды, которую они видели на востоке и которая предводила их до Иерусалима и Вифлеема. Путь пастырей есть путь сени и тайны, путь веры, а не видения, который по кратковременном осиянии славою Господнею предприемлется в стражу нощную, совершается без руководителя и не обеспечивается никаким особенным знамением, кроме удобопререкаемого знамения младенца повита, лежаща во яслех. Кто бы не подумал, что светлый путь волхвов должен быть безопаснее, удобнее и кратче? Напротив, он был и продолжительнее, и труднее, и опаснее, нежели темный путь пастырей. Вместо Вифлеема мудрецы являются прежде в Иерусалиме — здесь проповеданные ими ведения ни к чему не служат, разве ко всеобщему смятению; они впадают в недоумение о продолжении пути своего; наставление небесного знамения становится невнятно для них, и Божественное Отроча, пред которым они желали повергнуться в благоговении, едва не повергается ими в руки нечестия. Пастыри преходят поприще мрака и, достигнув Вифлеема, достигают того, что слава Господня, единожды осиявшая их с небес, теперь невидимо вселяется в них самих: Возвратились пастухи, славя и хваля Бога (Лк. 2, 20).

Прославим прославившего путь волхвов, не презрим пути пастырей. Если светлый путь ведения привлекает наши взоры, не забудем, что мы должны быть не путешествующими зрителями, но осмотрительными путешественниками. Между тем как очи наши теряются в созерцании величественных видов, нам представляющихся, легко статься может, что мы не приметим под ногами нашими камней, сетей и пропастей или остановимся на пути нашем, тогда как надлежало бы простираться в предняя. И потому яркие озарения ума не всегда можно принимать за непреложные знамения приближения ко Христу и за верные указания истинного пути возрождения. Есть просвещенные духи, подобные прозрачным телам, которые приемлют и передают свет, но сами его не чувствуют и даже производят в других пламя, но сами остаются хладны и мертвы. Самая высокая мудрость человеческая есть такое светило, которое поколику само идет неопределенным еще путем, потолику и не может быть надежным путеводителем и которое, чем славнее в своем сиянии, тем страшнее в своем затмении. Как можно и желать лучшего? Истинное и живое видение, собственно, не есть удел настоящей жизни нашей — самое блаженство ее состоит в веровании: Верою ходим, а не видением (2 Кор. 5, 7), блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). Снидем же по следам пастырей вифлеемских на сеннотаинственный путь веры и, чем более он сокровен и невидим, тем более потщимся его заметить осязательным знамением, ему свойственным.

Токмо тот может оставить странствующим ясные и несомнительные знамения на новом и неизвестном для них пути, кто его прошел, изведал, измерил. И кто может совершеннее и ведать, и открыть, и назнаменовать ход чистого рождения, еже не от крове и плоти (Ин. 1, 13), как не Тот, Который един не родился во гресех, но наитием Святаго Духа и осенением силы Вышняго (Лк. 1, 35) и Который един всем Его приемлющим дает область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12)? Для сего-то, слушатели, Он и родился на земли, чтобы явить здесь небесное рождение, родился видимо, дабы положить пред очи рождение невидимое, и поелику рождаемый в чистоте и святости не имел нужды восходить к иному, лучшему рождению, то самое рождение свое по плоти соделал токмо прозрачною завесою (Евр. 10, 20), сквозь которую мы можем презирать на новый и живой путь нашего духовного рождения. Не вопрошайте убо, вземлющие души ваши ко Господу, не вопрошайте более с Давидом: Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду (Пс. 142, 8) — сей недоведомый путь во услышание самой плоти ныне изглаголан воплощенным Словом Божиим: Аз семь путь (Ин. 14, 6). Мудрствующие горняя! Не полагайте в сердце вашем иных восхождений к Богу, кроме степеней, по которым Сын Божий нисходит к человеку: В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек (Флп. 2, 5-7). Не преходите спешно мимо знамения, с такою неукрашенною простотою открывшегося в Вифлееме Иудейском — сею самою простотою запечатлена тайна вашего собственного Вифлеема: во внешнем знамении родившегося Спасителя заключено внутреннее знамение спасительного возрождения.

И во-первых, се вам знамение: обрящете младенца. Гордость денницы, воплотясь в человека, возрастила его в исполина, для которого узкие врата и тесный путь вводящие в жизнь (Мф. 7, 14) соделались непроходимыми. Сын Божий, дабы обновить сей путь своею плотью, стесняет Свое необъятное величие в скудный возраст младенчества и полагает его мерою, в которую бы мы приходили, вступая на путь жизни и приближаясь ко вратам Царствия. То, что некогда сказал Он ученикам своим на их вопрос: Кто есть болий в Царствии Небесном, еще прежде проповедано было немотствующим Его младенчеством: Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 1, 3). Итак, кто хощет обрести путь Иисуса, тот да взыщет Его младенчества. Младенец почивает на руках своей матери, мыслит ее умом, управляется ее волею, питается ее пищею, живет ее жизнью, если вы в детской простоте успокаиваетесь на руках Провидения, если ум ваш забывает себя в благоговейном смирении пред судьбами Премудрости Божией, если вы совершаете волю Божию так, как бы она была вашею волею, если вы возлюбили словесное и нелестное млеко (1 Петр. 2, 2) не токмо яко услаждение, но и яко пищу, возращение и оживление духа, — то благословите Бога, который утвердил в вас живое знамение Спасова рождения.

Во-вторых, се вам знамение: обрящете младенца повита. Знамение повития пеленами нам изъясняет один из древних учителей Церкви (Tertullian. Adversus Marcionem, cap.IV). В повитии пеленами, говорит он, Иисус предначинает свое погребение. В самом деле, пелены младенца и плащаница умершего вначале истканы одним художником, колыбель и Гроб имеют одного изобретателя. Если бы грех не изобрел гроба и плащаницы, то не было бы также пелен и колыбели. Как немощи рождения суть начатки смерти, так колыбель — предтеча гроба и пелены — первый край постепенно развиваемой погребальной плащаницы. Почему Сын Божий, благоволив быть повит пеленами, предобразует ими жизнь непрестанного умерщвления. Кто бы вы ни были, желающие ходить во след Иисуса, вы также должны проходить сень смертную на пути рождения в живот вечный. Каждое орудие соблазна должно быть усечено (Мф. 18, 8), каждое движение собственности удержано и прекращено, каждое земное вожделение связано и умерщвлено: Умертвите уды ваша, яже на земли (Кол. 3, 5). Вы должны, подобно повитому пеленами, сохранить свободу, отверзать очи ваши токмо для того, чтобы приобвыкнуть спокойно взирать на узы вашего ветхого человека и таким образом умертвить самое зрение; должны сохранить уста ваши токмо для того, чтобы дышать воздыханиями молитвы. Так верные последователи Господа носили мертвость его в теле своем, и умирали по вся дни (2 Кор. 4, 10; 1 Кор. 15, 31), но в сей самой смерти почерпали новую жизнь: нас почитают умершими, но вот, мы живы (2 Кор. 6, 9). Жизнь умерщвления есть непререкаемое знамение пути Христова, и гроб ветхого есть истинная колыбель нового человека.

Наконец, се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех. Если младенчество и пелены Богочеловека суть знамения глубокого смирения Его и умерщвления, то ясли его суть изображение непостижимого истощения. Уже Он умалил себя пред Ангелами своим человечеством, своим младенчеством и пеленами восприял на себя то, что есть уничиженнейшего в человеках: Он нисходит еще, и Слово неразлучно сущее у Бога (Ин. 1, 1) вменяется с бессловесными. О, как пред сим знамением Божественного истощения все превознесенное в человеках, все славное в мире не унижается и умаляется, но рушится, исчезает и скрывается в естественном своем ничтожестве! И блажен, кто благоговеет пред яслями Богочеловека так же, как и пред Престолом Его Величествия, — кто, повергаясь пред ними, видит их над собою в такой же высоте, как небо! Пусть он теряет весь мир, теряет себя самого в беспредельной глубине своего ничтожества. Сия беспредельность есть предел сообщения с беспредельным Божеством. Пусть, по изречению Псалмопевца, исчезает душа его: она исчезает во спасение (Пс. 118, 81).

Вы видите, слушатели, каким образом Вифлеемское знамение родившегося Спаса дано не одним Вифлеемским пастырям, но и каждому из нас, дабы управлять нашим духовным путем ко Христу Спасителю. Вопросим еще единожды, прешли ли мы до Вифлеема и то, чего естественно ищет душа наша, обрели ли столь же неукоснительно, беспрепятственно, верно, как сии верные в простоте своей пастыри поспешив, пришли и нашли (Лк. 2, 16)? О, Иисусе младенчествующий! Как трудно нам кажется сократиться в сию скудную меру Твою! Мы любим не малитися с Тобою, но расти в себе самих, — расти своемудрием, расти вожделениями, расти ложною славою. О, животе, повитый в погребение! Как часто мы без внимания попираем и дерзновенно раздираем пелены Твои! Мы желаем лучше жить, дабы умереть, нежели умирать, дабы жить! О, мудросте и Слове Божий, поучающий нас ныне из яслей Твоих! Как мало мы внимаем великой проповеди Твоего немотствования! Как будто знамения Сына Божия на земли для нас малы и низки, как будто мы ждем, чтобы для нас явилось знамение Сына человеческаго на небеси. Оно явится, но тогда уже не время будет ни праздновать, ни поучаться — тогда восплачутся вся колена земная (Мф. 24, 30).

Поспешим, Христиане, проходить примрачный путь веры, дабы свет судного дня внезапно не ослепил нас. Сретим любовью Христа, нисходящего с небес, дабы Он сретил нас милосердием, восходящих на Небо. И если кто уже пришел к нему с пастырями, да возвращается тот всегда с ними от славных знамений к простоте верования, восписуя славу единому Богу. Если же кто с волхвами притек в сокровенный Вифлеем от шумного Иерусалима, да не возвратится тот ко Ироду (Мф. 2, 12) похвалиться своим обретением — да не соделается тайна Царя славы оружием миродержителя тмы века сего, который ищет Младенца, чтобы погубить Его (Мф. 2, 13). Аминь.

1812 год.