О западных вероисповеданиях. Новые вероисповедания общества, образовавшиеся на христианском Западе с XVI века. Часть II

Кроме мормонов в Североамериканских Штатах распространилось в нынешнем веке много других, самых странных мистических сект, в роде, например, секты шэкеров, уже в этой жизни считающих себя воскресшими из мертвых. При неограниченной свободе мысли и верований и в реакцию господствующему материально-промышленному направлению американцев, секты эти привлекают многих последователей и производят сильный, хотя и кратковременный, энтузиазм. Отсюда религиозная жизнь в Северной Америке представляет весьма своеобразное и искусственное возбуждение (частые религиозные собрания-митинги, болезненно-нервные возбуждения и т. п.).

Но не столько образование новых сект является в последнее время в западно-христианском мире опасным для твердости христианства, сколько распространение повсюду того отрицательного рационалистического направления, которое достигло уже значительной степени в XVIII веке, и в XIX не перестает распространяться в новых формах: то в критицизме последователей кантовской философии, то в пантеизме Шеллинга и Гегеля, то в материализме Фейербаха, Бюхнера, Фохта и др., то в позитивизме Конта и Милля, то в эволюционизме Дарвина и Гэккеля, то в пессимизме Шопенгауэра и Гартмана, то, наконец, всего более в отрывочном, бессистемном, непоследовательном усвоении отрицательных идей из всех этих учений, слагающихся у очень многих поверхностно образованных и несамостоятельно мыслящих представителей нового общества. С особенным прискорбием нужно сказать, что рационализм в западно-христианских странах более и более начинает распространяться и в области самых богословских наук, и в трудах таких ученых, как Штраус, Баур, Ренан и др., доходит до крайне отрицательных результатов по отношению к христианской догматике и истории.

В практической же жизни христианским обществам угрожает в последнее время пропаганда социализма — учения, опирающегося по-видимому на высоких христианских принципах — на любви к человечеству, на участии к положению низших классов народа, на стремлении к полной свободе, всеобщему равенству и братскому общению, но в сущности проникнутого духом насилия, озлобления, разрушения, стремлением к ниспровержению всех существующих общественных порядков и отношений, — к ниспровержению самых основ общественной жизни, религии, семьи, собственности. Учение это в не очень продолжительное время ознаменовало себя неистовствами и злодействами всякого рода как над частными людьми, так и над целыми обществами.

Но Церковь христианская видела много опасных врагов и в прежние времена, и обетование Господа Спасителя Иисуса Христа, что врата адовы не одолеют ее — остается нерушимым навеки.

§ 27. Обнаруживающиеся в западно-христианском мире стремления к восстановлению, или, по крайней мере, к возможному сохранению древне-православных начал и к сближению с Восточной Церковью. Галликанские национально-церковные стремления

Среди множества западных вероисповедных направлений и обществ, более и более отклоняющихся от преданий древнего Православия, наибольшее сочувствие к себе возбуждают те, в которых по временам обнаруживаются стремления к восстановлению древнего Православия, или, по крайней мере, к удержанию остатков его, сохранившихся в том или другом месте, а также и более или менее определенные стремления к сближению с представительницей древнего Православия — Восточной Церковью. Такие стремления и сочувствия неоднократно обнаруживались во Франции, Англии, Северной Америке, и в новейшие времена с особенной силой высказываются в Германии, Швейцарии, Голландии и многих других западных странах.

Французская или галликанская Церковь, более других западных Церквей сохранившая преданий о своих связях с восточными Церквами по самому своему происхождению (так как начало свое во II веке она получила от малоазиатских миссионеров, а, может быть, еще и в I веке от греческих), и в дальнейшие века, при распространении по всем западным странам римских нововведений, французская Церковь более других старалась удерживать свои древние местные предания, сохраняла национальную галликанскую литургию и, сколько было возможно, защищала самостоятельность своего церковного управления от притязаний Римской Церкви.

В IX веке, при распространении на Западе лжеисидоровых декреталий, галликанская Церковь довольно сильно сопротивлялась церковным порядкам, утверждаемым этими декреталиями. В XIV и XV веках, при обнаружившемся нравственном расслаблении католической Церкви, из среды французского духовенства (из Парижского университета) по преимуществу распространилась идея о необходимости преобразования Церкви посредством Вселенских соборов. В XVII веке, когда после утверждения определений Тридентского собора и усиления иезуитского ордена в католических странах стала повсюду распространяться крайняя так называемая ультрамонтанская теория, доводившая до крайностей учение о неограниченном полновластии папства, это учение также встретило себе противодействие и ограничение главным образом во французском духовенстве (считавшемся тогда в Западной Европе самым образованным духовенством). Противодействие папскому абсолютизму и иезуитским доктринам прежде всего проявилось там со стороны приверженцев так называемого янсенизма (§ 25). Движения янсенистов во Франции к концу XVII века стали ослабевать, а в XVIII веке были здесь почти и совсем подавлены; остатки приверженцев этой партии, удалившись из Франции, могли найти себе прибежище в Голландии (в Утрехтской Церкви). Но дух церковной независимости, выразившийся в этой партии, удержался более или менее в большинстве французского духовенства.

В конце XVII века французское духовенство, имея главным руководителем своим ученого епископа Боссюэта и опираясь на сочувствие королевской власти, которая при Людовике XIV достигла наибольшей степени могущества, решилась формально закрепить свои автономно-национальные стремления. В 1682 году, собравшись на собор в Париже, оно выразило их в четырех так называемых декларациях, или заявлениях галликанского клира, направленных к тому, чтобы папы пользовались во Франции только признание духовной власти их и не мешались в светские дела, — чтобы самая духовная власть пап ограничивалась во Франции государственной властью и чтобы непогрешимость папская признавалась лишь в тех случаях, когда мнения папы согласны с верованиями всей Церкви (§ 5, примечание). Папы долго спорили против этих положений; но все-таки по временам должны были соглашаться на некоторые уступки галликанской Церкви и французскому правительству.

Впрочем, иезуитская и ультрамонтанская партия не переставала пользоваться в Франции всяким случаем, чтобы усиливать свое влияние. И уже в сороковых и пятидесятых годах XIX столетия влияние этой партии во Франции усилилось до того, что лучшие наиболее образованные и самостоятельные представители французского духовенства стали искать выхода из своего церковного положения в самых разнообразных направлениях. Аббат Шатель стремился к восстановлению независимой от папы галликанской Церкви. Ламеннэ, порвав связи с католицизмом, мечтал о распространении социалистической пропаганды на христианских началах. Аббат Геттэ, присоединившись к православной русской Церкви, своими учеными сочинениями и изданием православного журнала на французском языке старался раскрывать идею христианского единения (l’union chretienne) в духе древней Вселенской Церкви. Еще более усилилось это возбуждение во Франции около времени Ватиканского собора (1869–1870 гг.) и провозглашения на нем папской непогрешимости. Многие выдающиеся французские духовные протестовали против этих тенденций и прежде собора и во время собора (епископы Маре, Дюпанлу, аббат Гратри), а, по провозглашении соборных определений, даровитые и красноречивые французские ученые и проповедники (аббат Мишо, Гиацинт-Луазон) заявили открытый протест против него и пристали к новой образовавшейся против папства партии германских  швейцарских старо-католиков (§ 29). Впрочем, значительных последствий во Франции это движение пока еще не произвело, может быть — всего более потому, что крайнее распространение религиозного индифферентизма и прямо противохристианских тенденций во Франции вынуждает преданных Церкви людей, несмотря на все злоупотребления и искажения католицизма, все еще возможно крепче держаться за папский авторитет. Лишь в самое последнее время, при обнаруживающихся во Франции стремлениях к сближению с Россией, вновь как будто высказываются и сочувствия к Восточной Церкви.


§ 28. Стремления к сближению с Восточными Церквами в англиканской Церкви

Англиканское христианство и в Средние и Новые века также немало сохраняло остатков древне-церковного Предания и сочувствий к православному Востоку. И в Британии христианство с первых веков распространялось с Востока и поддерживалось с восточными обрядами. По усилении здесь римского влияния с VI века, восточные обряды были насильственно подавляемы и искореняемы; но сочувствие к ним держалось в народе. В XI–XIII веках католицизм укрепился в Англии; но английское правительство уже из политических побуждений старалось, сколько возможно, оберегать свою страну от римских притязаний и поборов. С распространением реформации, господствующим исповеданием в Англии сделалось протестантское с кальвинистским оттенком в учении и с некоторыми особенностями в управлении церковном (ср.: § 23): но частью неустойчивое положение самой англиканской Церкви, разделившейся на несколько разнообразных направлений и сект, частью удержавшиеся остатки сочувствий к древнему вселенскому христианству неоднократно возбуждали среди представителей англиканства стремления к сближению с православной Восточной Церковью.

Довольно сильно высказались эти стремления в начале XVIII века. Скоро по вступлении на английский престол новой династии Вильгельма Оранского, несколько епископов из партии неприсяжников (non jurans, то есть не желавших присягать новому монарху) вошли в сношения с Греческой и Русской Церковью (1722–1723 гг.) и послали на Восток свое исповедание веры в 12 членах, с изъявлением желания соединиться с православной Восточной Церковью. В исповедании, представленном британскими епископами, довольно смягчался смысл некоторых кальвинистских мнений, выраженных в 39 членах официально-признанного англиканской Церковью исповедания: но при этом церковное признание этого исповедания для членов англиканской Церкви все-таки оставлялось неприкосновенным, и высказывались еще некоторые сомнения относительно православного учения о почитании Божией Матери, святых ангелов и святых угодников Божиих, поклонения иконам, пресуществления Святых Даров в таинстве Евхаристии, значения Вселенских Соборов. Восточные патриархи и правительствующий Синод русский на эти заявления отвечали выражением искреннего сочувствия стремления  англиканцев к соединению Церквей: но при этом высказали, что такое соединение со стороны Восточной Церкви может быть допущено не иначе, как под условием полного соглашения в догматах веры. "Наши догматы, — писали восточные патриархи, — еще издревле исследованы, правильно и благочестиво определены и утверждены святыми и Вселенскими соборами; прибавлять к ним или отнимать от них что-либо непозволительно". Затем, чтобы на будущее время не оставалось места недоразумениям, послано было к англиканским епископам православное изложение веры, составленное еще прежде на Иерусалимской соборе 1672 года, в котором ясно определялось различие православного учения от кальвинистских мнений. На этом сношения англиканских епископов с восточными Церквами и должны были в то время остановиться — тем более, что возбуждались некоторые сомнения относительно того, насколько партия этих епископов в самой Англии может иметь влияния.

Более имели значения открывшиеся в нынешнем столетии сношения англиканцев с православной Церковью. В тридцатых годах среди ученых профессоров Оксфордского университета, принадлежавших к так называемой высоко-церковной англиканской партии (§ 23), образовался кружок лиц, которые в виду расшатанности англиканской Церкви и распространения в ней множества сект, стали стараться об укреплении ее восстановлением древних церковных преданий, очищением ее вероучения от средневековых католических примесей и протестантского вольномыслия, и сближением ее с другими Церквами, более сохранившими древний церковный строй. Они стали раскрывать свои церковные тенденции в особенных трактатах, а поэтому их стали называть трактарианцами или по имени главного вождя их (д-ра Пьюзея) пьюзеистами, и по их стремлению к восстановлению древнего церковного обряда — ритуалистами. В своих ученых исследованиях они пришли между прочим к тому убеждению, что в Восточной православной Церкви более, чем где-нибудь, сохранились древние предания в ее верованиях, церковном устройстве и самых обрядах, — что в этой Церкви поэтому более сохраняется залогов церковной крепости и единства, — и поэтому сближение с Восточной Церковью сделалось для этой партии, которая стала называть себя англо-кафолической, одной из главных задач. В сороковых годах (1842–1843) видный представитель этой партии архидиакон Пальмер несколько раз приезжал в Грецию и Россию, искал присоединения к Православию в Петербурге и Константинополе, заверяя при том от имени своего и нескольких сочувствующих ему духовных лиц англиканской Церкви, что и самая эта Церковь держится на православных началах, имеет правильную церковную иерархию и считает даже возможным установить с Восточной Церковью общение в таинствах. Но так как при этом оказалось, что Пальмер не имеет решимости отказаться от 39 членов англиканского исповедания, и сам желает изыскивать в практике Восточной Церкви поводы к нареканиям и недоразумениям: то и его присоединение к Православию не могло состояться. Он потом, вместе с другим видным представителем английского трактарианизма Ньюманом, присоединился к Римской Церкви, более равнодушной к особенностям церковных и личных догматических убеждений при внешнем подчинении папе.

Тем не менее, сочувственные отношения англиканской высокоцерковной партии к Восточной Церкви и после этого не переставали возобновляться. В шестидесятых годах, в виду усиленного влияния римской пропаганды, сочувствия эти выразительно стали высказываться и в англиканской Церкви и в северо-американской, которая во многих отношениях находилась в сходном с англиканской положении, и в которой возникли тогда сношения с русским правительством по поводу построения православных русских храмов в Нью-Йорке и Сан-Франциско. В Англии устроена тогда Восточная церковная ассоциация и в Америке особый Комитет для поддержания связей с Восточной Церковью. Устраиваемо было несколько митингов, конвокаций по этому вопросу, произошел обмен нескольких грамот  посланий. Североамериканские путешественники, являвшиеся для переговоров о церковных вопросах (Рольс, Юнг) радушно были принимаемы в России. Греческие епископы, появлявшиеся в Англии, восторженно принимались высшими официальными представителями англиканской Церкви. Но желаемое соединение все-таки не могло произойти по той причине, что в стремлениях англиканцев оставалось много неопределенного. Они готовы были признать Церковь Восточною православною, но далеки были от того, чтобы признать ее Единой православной. Они хотели считать такой же православной и свою англиканскую Церковь в настоящем ее состоянии, с примесью к ее вероучению кальвинистских мнений, — как будто могут стоять рядом две православные Церкви, имеющие различные мнения о существенных предметах. Поэтому они искали присоединения к православной Церкви, но без отречения от своих англиканских заблуждений. Они искали взаимообщения в таинствах с восточными христианами; а между тем держались своеобразных мнений о числе таинств и их значении. Главным образом они желали причащаться вместе с православными в православных Церквах, и чтобы православные причащались вместе с ними в их англиканских Церквах; а между тем самые понятия о причащении у них не те, как у нас (они не признают пресуществления Святых Даров в Евхаристии).

В последние времена англиканцы, оставив прямой путь сношений с восточными Церквами, хотят сблизиться с ними чрез посредство германских и швейцарских старокатоликов (§ 29), которые приняли их в свое общение, и к которым и восточные Церкви также относятся с сочувствием. Но, конечно, и этот путь не может привести к предполагаемой цели, если они по-прежнему будут удерживать неопределенные понятия о сущности Православия, о внутреннем единстве церковном.

Во всяком случае стремления англиканцев имели тот полезный и для них самих и для нас, православных, результат, что рассеяли на Западе много несправедливых предубеждений против восточного Православия и установили в самой англиканской богословской литературе более твердое, широкое и беспристрастное изучение древней церковной истории и вместе истории восточного христианства за новые века, — что и сказалось в трудах многих замечательных историков и богословов английских (например, Ниля, Робертсона, Фаррара и других), и в переводах православных богослужебных книг и богословских сочинений на английский язык.

§ 29. Стремление к восстановлению независимой от папы католической Церкви в Германии. Национальный немецкий католицизм XVIII века. Старокатолицизм XIX века. Протестантские мечтания о Церкви будущего

В Германии и прилежащих к ней странах средней и северной Европы в древние века было менее прямых соприкосновений с древними православными Церквами; потому здесь менее сохранилось и воспоминаний о древних православных преданиях и порядках.

Соприкосновение с соседними западными странами, с Чехией и Моравией, — где первоначально христианство распространено было православными миссионерами с восточными обрядами, — отзывалось иногда религиозными возбуждениями в Германии, но н довольно определенными и не получившими твердого направления, — как в гуситском влиянии на Германию (§ 12–24). Но с другой стороны, в Германии более чем в какой бы то ни было другой западно-христианской стране, сказались в Средние века тяжести и крайности римско-католической церковной системы, а в новые разнузданность и расшатанность протестантского религиозного разномыслия и произвола. Вместе с тем серьезное научное направление, преимущественно развившееся в Германии в XVIII и XIX веках, привело немецких ученых к ближайшему ознакомлению с древним церковным учением и строем; а возбудившиеся в то же время стремления к развитию национальной самостоятельности стали по временам выражаться в желаниях восстановить старый, более совершенный религиозный строй и в современной отечественной Церкви.

В семидесятых годах XVIII столетия викарный трирский епископ Николай Гонтгейм, под псевдонимом Юстин Феброний, издал сочинение о состоянии Церкви (De statu Ecclesiae), в котором развивал идеи об образовании в католической Германии самостоятельного церковного строя, с восстановлением значения местных епископов и соборного управления Церковью, с ограничением папской власти, с признанием за папой лишь первенства (а не главенства) между другими епископами и с отменой светских привилегий и притязаний папства. Сочинение это имело очень большой успех не только в Германии, но переведенное на другие языки распространилось и в других католических странах. Папы и иезуиты старались всячески противодействовать влиянию этого сочинения, и наконец принудили самого автора, одряхлевшего старца, отказаться от своих идей. Но его идеи тем не менее продолжали держаться в значительной части германского духовенства. В 1786 году старейшие духовные князья в Германии (курфюрсты) собрались на конгресс в Эмсе и на нем постановили устроить национальную немецко-католическую Церковь, независимую от Рима. Младшие епископы германские не захотели поддержать своих руководителей, опасаясь от них еще больших стеснений, чем от папы. Таким образом Риму удалось и на этот раз одолеть национальные стремления немецкого духовенства. Но эти стремления неоднократно высказывались и после того.

В восьмидесятых годах XVIII века в южной Германии (Австро-Венгрии, Баварии) на помощь этим церковным стремлениям пришло и светское правительство. Вступивший на престол в 1780 году император австрийский Иосиф II — предприимчивый и настойчивый реформатор, и за ним его братья — Максимилиан Кельнский, Леопольд Тосканский, решились в своих владениях католическое церковное управление более отделить от Рима и подчинить государственной власти, взять в свои руки образование духовенства, ввести народный язык в богослужение, упростить церковную обрядность, закрыть множество монастырей и имущество их отобрать в казну, уравнять гражданские права протестантов с католиками и т. д. Все эти реформы, хотя медленно и с большими противодействиями со стороны ультрамонтанской партии, постепенно стали входить в церковную жизнь католической Германии.

С тридцатых годов нынешнего столетия в самой германской церковной литературе стало развиваться новое направление. Лучшие католические богословы и церковные историки — Мёлер, Алльцог, Гефеле, Деллингер, хотя большею частью выступавшие на научное и литературное поприще с желанием восхвалять и защищать католическую Церковь, входя более и более в серьезное изучение духа и строя древней Церкви, постепенно проникались уважением к этому духу и строю и разочаровывались в позднейшем искаженном католицизме.
Еще более этому способствовало усиление крайних ультрамонтанских идей в новейшем католицизме, особенно при папе Пии IX (1846–1878 гг.). Когда этот папа в первые годы своего управления стоявший на стороне либеральной итальянской партии после революции 1848 года стал более и более сближаться с ультрамонтанами и иезуитами, провозглашать новые догматы (о непорочном зачатии Святой Девы в 1854 году), заявлять притязание на усиление церковного влияния в государственных и общественных делах (в энциклике 1864 года и изданном при ней силлабусе, и, наконец, в 1869 году созвал в Ватикане новый вселенский собор для утверждения догмата папской непогрешимости, наиболее образованные и искренние католики более и более стали расходиться с господствующим в Риме направлением. На самом Ватиканском соборе около 150 членов собора высказывались против провозглашения нового догмата. Когда же большинством членов собора ультрамонтан этот догмат был принят, оппозиционная партия была вынуждена смириться, и католические епископы в своих церквах стали требовать от духовных лиц и всех католиков исповедания нового догмата, — в Германии несколько профессоров Мюнхенского, а затем и других университетов (замечательнейшие католические германские богословы, канонисты и церковные историки — Деллингер, Фридрих, Губер, Ланген, Шульте, Рейнкенс, Михелис и другие) заявили открыто, что они не могут далее подчиняться Римской Церкви, что они желают восстановить истинную католическую Церковь старую, какою она была в период древних Вселенских соборов до разделения христиан западных от восточных. К ним примкнули многие согласные с ними католики из Швейцарии, Голландии, Франции, Италии, Испании, Англии и Северной Америки; сочувствие им высказывалось и в среде протестантов Англии и Германии. Пользуясь тогдашним настроением германского правительства, при канцлере Бисмарке (ведшем так называемую культурную борьбу с Римом и местными германскими ультрамонтанами) старокатолики успели устроить себе обеспеченное гражданское положение, — выхлопотать у правительства жалованье своему духовенству. Право организации для своих общин и приходов, признание официальных прав для епископов, имеющих управлять ими наряду с прежними римско-католическими епископами. Вслед затем они избрали себе особого епископа — профессора Райнкенса, получившего посвящение в независимой от Рима Утрехтской Церкви (§ 27). Затем и швейцарские старокатолики избрали себе епископа — ученого Герцога. Поставляя своей главной задачей восстановление древнего учения и устройства церковного, старокатолики мало-помалу в отдельных ученых исследованиях и на общих многочисленных съездах-конгрессах своих представителей (в Мюнхене, Кельне, Констансе, Бонне, Фрейбурге, Берне, Люцерне) решились отвергнуть многие произвольные средневековые изобретения и установления католицизма — и стали приходить к соглашению с православно-восточной Церковью. Они не только отвергли постановления Ватиканского, но и Тридентского и других средневековых соборов; отвергли ложные римские учения о верховенстве и непогрешимости папы, о непорочном зачатии Святой Девы, о чистилище, многие искажения в совершении церковных таинств и обрядов, пришли к признанию необходимости восстановления древнего Никейского символа, с исключением из него католического Filioque (но не во всех, впрочем, старокатолических общинах), к восстановлению причащения под обоими видами и на квасном хлебе (на практике также не во всех старокатолических общинах), к отмене обязательного безбрачия священства (этот вопрос также решен ими только в теории, а на практике многие еще не решаются восстановить браки священников, и об этом у них возникали неоднократно серьезные разногласия) и т. д.

Таким образом, приближаясь мало-помалу к православным учениям и установлениям, старокатолики естественно проникаются сочувствием к православным восточным Церквам — Греческой и Русской. С самых первых времен, по отделении от Рима они стали заявлять свои желания и надежды воссоединиться с ними. И православные Церкви со своей стороны выражают сочувствие к их стремлениям: на многих старокатолических конгрессах участвовали сведущие и авторитетные представители от Греческой и Русской Церкви. Но к вопросу о соединении с старокатоликами церковное правительство православное все-таки доселе относится очень осторожно; потому что самые стремления старокатоликов, добрые и искренние, представляются еще с некоторых сторон недостаточно твердыми и ясными. Ища соединения с православными восточными Церквами, старокатолики вместе с тем сближаются с протестантами, особенно с последователями англиканского исповедания, и в самых мнениях своих иногда склоняются к протестантским влияниям. Остаются у них еще некоторые остатки римско-католических заблуждений и предубеждений. И наконец старокатолики — германские, французские, швейцарские и голландские — далеко еще не пришли к полному соглашению между собой и не решаются проводить в практику церковную то, что уже признается ими в теории. При всем том, их стремления уже и в настоящем состоянии представляются очень знаменательными и сочувственными для православной Церкви. Они в западном христианском мире представляют твердое и беспристрастное свидетельство в пользу многих православных учений и установлений, которые западный христианский мир в продолжение многих веков отвергал с горделивой самоуверенностью и непреклонным упорством.

Среди протестантов германских, равно как и среди протестантов других стран, кроме отдельных личностей, по временам обращающихся в Православие,  менее обнаруживается стремлений к воссоединению с восточными Церквами. Протестанты в своих учениях и установлениях далеко уклонились от предания древнего Православия, и все далее и далее уклоняются, доходя нередко до отрицания самых существенных догматов христианства. Но серьезное изучение древней церковной истории и современного состояния восточных Церквей, развивающееся между протестантами, помалу освобождает и их от закоренелых предубеждений против Востока. А неудовлетворительность западного церковно-религиозного строя, односторонности католичества и протестантства пробуждают во многих протестантских богословах надежды и мечтания на основание в будущем более истинной и полной, более согласной с христианскими идеалами церкви, которую они так и называют церковью будущего, — церковью, которая ближе должна подойти к духу апостола Иоанна, чем церковь, держащаяся за авторитет апостола Петра, каковою представляется католичество, или церковь, развивающая преимущественно идеи апостола Павла, как представляют себе протестанты собственное протестантское исповедание. Эта церковь будущего, по их мечтаниям, должна соединить в себе начала авторитета и свободы, твердого предания и научного исследования, возвышенного идеализма и практического реализма, горячей ревности об истине и духа терпимости и любви. Конечно, в этих мечтаниях, высказывающихся по временам у лучших протестантских богословов и церковных историков, много есть шаткого и неопределенного. Здесь упускается из виду то, что нет нужды задаваться мечтаниями о Церкви будущего, когда Иисусом Христом устроена истинная Церковь, единая и святая на все времена до скончания века (Мф. 16, 18; Еф. 3, 20; Мф. 28, 20), и что для Церкви, как здания Божия, основания иного никто не может положить, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (Кор. 3, 3). Здесь не обращается внимания и на то, что те идеальные начала и свойства, которыми эти мечтатели наделяют в своих представлениях чаемую ими Церковь будущего, осуществлялись и осуществляются в учении и строе вечно пребывающей Церкви (если понимать их правильно, независимо от временных проявлений, всегда более или менее возможных при несовершенствах земного порядка вещей).

Тем не менее можно предполагать, что в этих именно идеальных стремлениях лучших протестантов, при их ревностных исследованиях христианской истории и искреннем отношении к христианской вере, заключаются уже некоторые залоги к привлечению в Православие и к большему и большему уяснению и засвидетельствованию чрез них истины Православия.


Страница 2 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | Конец | Все

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру