Неугасимая лампада. Антология русской религиозно-философской поэзии. Часть 2

Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807 - 1873)

Владимир Григорьевич Бенедиктов родился 5 ноября 1807 г. в Петербурге. Его детство прошло в Петрозаводске, где служил его отец. Природа Карелии, несомненно, оставила неизгладимое впечатление в душе мальчика, он рано стал интересоваться поэзией, но сам стихов не писал и, недоумевая, как это можно делать, нередко спрашивал отца: "Как это пишут стихи?"

Десяти лет Владимир поступил в четырехклассную губернскую гимназию. У него оказались разносторонние способности (в том числе математические), и он жадно стремился к знаниям, однако уровень преподавания как в гимназии, так и в кадетском корпусе, куда Бенедиктов поступил после ее окончания, был недостаточно высок, чтобы вполне удовлетворить его потребность, а продолжить образование в университете ему не довелось. Правда, в гимназии у него был учитель словесности, писавший стихи, и под его влиянием мальчик, преодолев первоначальный барьер, сам стал пробовать излагать свои мысли в стихотворной форме. Не оставил он этого занятия и в кадетском корпусе.

В 1827 г., окончив кадетский корпус первым учеником, Бенедиктов поступил в лейб-гвардии Измайловский полк в чине прапорщика. Через три года он был произведен в поручики, и в 1831 г. принял участие в усмирении восстания в Польше.

Во время службы в Петербурге Бенедиктов влюбился в сестру одного из своих полковых товарищей - но безответно. Девушка была влюблена в одного из его приятелей. Отвергнутый Бенедиктов в этой ситуации повел себя необычно: он писал стихи, и отдавал их своему счастливому сопернику, чтобы тот вручал их возлюбленной от своего имени. В этом сказалось благородство его натуры. В то же время он был охвачен патриотическими чувствами и немало стихотворений посвятил воинской службе. Ему пришлось участвовать в сражениях, и он был даже награжден орденом св. Анны "за храбрость".

Постепенно к Бенедиктову пришла известность. Он был принят в общество Жуковского, где его заметил граф Канкрин - любитель литературы и крупный чиновник финансового ведомства. Благодаря протекции графа молодой человек перешел с военной службы на гражданскую и через некоторое время стал его секретарем. Несмотря на свойственную поэтам любовь к вольности, Бенедиктов оказался очень исправным чиновником, и нередко не только дни, но и ночи проводил за работой. Но в этом для него не было насилия над собой: работать приходилось с цифрами, а цифры он любил, и даже помимо службы, в порядке самообразования, занимался высшей математикой. Увлекался он и астрономией, - астрономические познания запечатлелись в некоторых его стихах. Как чиновник Бенедиктов имел репутацию безукоризненно честного человека. Много лет он служил директором банка и оставил службу в чине действительного статского советника.

Издание стихотворений принесло Бенедиктову мгновенный и шумный успех. Какое-то время его превозносила вся читающая Россия. Книжку своих стихов поэт послал и Пушкину, перед которым благоговел. Однако Пушкин остался холоден. Любезно поблагодарив начинающего поэта за стихи, он сказал: "У вас удивительные рифмы - ни у кого нет таких рифм! - Спасибо, спасибо!" Бенедиктов понял иронию, кроющуюся за этими словами. Сам он к своей славе относился довольно критически, и спокойно пережил ее угасание.

В своей жизни Бенедиктов был одинок. Хотя барышни зачитывались его стихами, сам поэт успеха у женщин не имел, а предмет своей привязанности тщательно скрывал от всех. "Несчастная наружность Бенедиктова была поразительно не в его пользу, - писал по своим личным впечатлением поэт Я.П. Полонский. - Он казался чистеньким, скромным, даже несколько застенчивым чиновником - глядел несколько исподлобья, говорил мало, улыбался добродушно, и только изредка в глазах его мелькал огонек светлого ума, и только тогда, когда читал он стихи (свои или чужие), голос его, густой и певучий, возвышался и становился неузнаваемым".

Выйдя в отставку, Бенедиктов жил уединенно, мало с кем встречаясь даже из прежних друзей. Его хозяйство вела его сестра, остававшаяся при нем до последних его дней. Он продолжал писать стихи, хотя уже почти ничего не печатал. Творчество оставалось его глубокой душевной потребностью.

Всю свою жизнь Бенедиктов оставался глубоко верующим христианином. Особенно ясно его убеждения выразились в поздних стихах.

К полярной звезде

Небо полночное звезд мириадами
Взорам бессонным блестит,
Дивный венец его светит Плеядами,
Альдебараном горит.
Пышных тех звезд красоту лучезарную
Бегло мой взор миновал,
Все облетел, - но упав на полярную,
Вдруг, как прикованный, стал.

Тихо горишь ты, дочь неба прелестная,
После докучного дня;
Кротко, таинственно, дева небесная,
Смотришь с высот на меня.
Жителя севера ночь необъятная
Вержет надолго во тьму:
Ты - безвосходная, ты - беззакатная -
Солнце ночное ему.

В длинную ночь селянин озабоченный,
Взоры стремя к высотам,
Ждет - не пропустит поры обуроченной:
Он наглядит ее там,
Где Колесница небес безотъездная
Искрой твоей зажжена;
Там в книге звездной ему семизвездная
Времени буква видна.

Плаватель по морю бурному носится -
Где бы маяк проблеснул?
У моря жадного дна не допросится, -
Берег давно потонул.
Там его берег, где ты зажигаешься,
Горний маяк, для очес!
Там его дно, где ты в небо впиваешься,
Огненный якорь небес!

Вижу: светил хоровод обращается -
Ты ж в свою высь вкреплена;
Вид неба звездного чудно меняется -
Ты неизменна одна.
Не оттого ли сердцу мечтателя
Мил твой серебряный луч?
Молви: не ты ли в деснице Создателя,
Звездочка, вечности ключ?

Природа

Повсюду прелести, везде живые краски.
Для всех природы длань исполнена даров.
Зачем же, к красоте бесчувственно-суров,
Ты ищешь тайн ее и жаждешь их огласки?

Любуйся дивною, пей девственные ласки,
Но целомудренно храни ее покров!
Смирись пред ней! Не рви таинственных узлов
И не срывай с нее застенчивой повязки!

Куда не оглянись - везде гиероглиф.
На краски радуги луч света раздробив,
Нам, - что такое свет? - не высказала призма.

Есть сердце у тебя: пади, благоговей,
И бойся исказить догадкою своей
Сокрытое во тьме святого мистицизма.

Христианские мысли
Перед битвами
(Во дни св. Пасхи 1855 г.)

Готовясь в бой с врагом и ополчась на битву,
Произнесем, друзья, смиренную молитву
К Отцу и Богу сил! Не станем возглашать,
Что мы идем дела святые совершать!
Не будем называть святыней пир кровавый,
И славу Божию с земною нашей славой
Безумно смешивать! - Под сению Креста,
Во имя кроткое Спасителя-Христа,
Не могут резаться и грызться люди-братья,
Не обновляя язв честнейшего Распятья, -
И, может быть, Тому, Кто со креста поник,
Главою мирною, наш предпобедный клик -
Клик, с именем Его, воинственно-разгульный,
Под небом слышится насмешкой богохульной:
Зачем же оскорблять Учителя любви,
Взывая к Кроткому: "Се нож! - Благослови,
Да в честь Твою его поднимем на убийство!"
Уймем таких молитв кощунственных витийство!
И на врагов восстав, к Владыке воззовем:
"Прости, о Господи, мы много их побьем!
О, просвети Своим небесным правосудьем,
Всевышний, их и нас! Мы служим лишь орудьем
К явлению Твоих таинственных судеб.
Ты правду зришь один, а бедный смертный слеп.
Дай мир нам! Изжени дух злобы и коварства,
Волнующий враждой земные наши царства!
В них братство водвори! Да с именем Христа
Не меч подъемлется на злые состязанья,
Но умиренные смыкаются уста
Божественным ключом пасхального лобзанья!"

К России

Не унывай! Все жребии земные
Изменчивы, - о дивная в землях!
Твоих врагов успехи временные
Пройдут, как дым, - исчезнут, яко прах,
Все выноси, как древле выносила,
И сознавай, что в Божьей правде сила,
А не в слепом движении страстей;
Не в золоте, не в праздничных гремушках,
Не в штуцерах, не в дальнометных пушках
И не в стенах могучих крепостей.

Да, тяжело... Но тяжелей бывало,
А вышла ты, как Божий день, из тьмы:
Терпела ты и в старину немало
Различных бурь и всякой кутерьмы.
От юных дней знакомая с бедами,
И встарь ты шла колючими путями,
Грядущего зародыши тая,
И долгого терпения уроки
Внесла в свои таинственные строки
Суровая История твоя.

Пусть нас зовут врагами просвещенья!
Со всех трибун пускай кричат, что мы -
Противники всемирного движенья,
Поклонники невежественной тьмы!
Неправда! Ложь! - К врагам готовы руку
Мы протянуть: давайте нам науку!
Уймите свой несправедливый шум!
Учите нас: мы вам "спасибо" скажем;
Отстали мы? Догоним - и докажем,
Что хоть ленив, но сметлив русский ум.

И крепкие в любви благоговейной
Мы пред Царем сомкнемся в круг семейный,
И всяк сознай, и всяк из нас почуй
Свой честный долг! - Царя сыны и слуги -
Ему свои откроем мы недуги
И скажем: вот! Родимый наш! Врачуй!

И кто из нас или несчастный воин,
Иль гражданин, но не закона страж,
Мы скажем: "Царь! Он Руси недостоин,
Изринь его из круга: он не наш".
Твоя казна да будет нам святыня!
Се наша грудь - Отечества твердыня,
За тем, что в ней живут и Бог и Царь,
Любовь к добру и пламенная вера!
И долг и честь да будут наша сфера!
Монарх - Отец, Отечество - алтарь!

И закипят гигантские работы,
И вырастет богатство из земли,
И явятся невиданные флоты,
Неслыханных размеров корабли,
И миллионы всяческих орудий,
И явятся - на диво миру - люди, -
И скажет Царь: откройся свет во мгле
И мысли будь широкая дорога,
Затем, что мысль есть проявленье Бога
И лучшая часть неба на земле!

Мы на тебя глядим, о Царь, - и тягость
С унылых душ снимает этот взгляд.
Над Русью Ты - увенчанная благость,
И за тебя погибнуть каждый рад.
Не унывай, земля моя родная,
И прошлое с любовью вспоминая,
Смотри вперед на предлежащий век!
И верь: твой враг вражду свою оплачет
И замолчит, уразумев, что значит
И Русский Бог, и Русский человек.

Молитва природы

Я вижу целый день мучение природы:
Ладьями тяжкими придавленные воды
Браздятся; сочных трав над бархатным ковром
Свирепствует коса; клонясь под топором
Трещит столетний дуб в лесу непроходимом,
И ясный свод небес коптится нашим дымом.
Мы ветру не даем свободно пролететь:
Вот мельницы - изволь нам крылья их вертеть!
Дуй в наши паруса! - Природа помолиться
Не успевает днем Предвечному Творцу:
Томится человек и ей велит томиться
С утра до вечера... Но день идет к концу;
Вот вечер, - вот и ночь, - и небо с видом ласки
Раскрыло ясных звезд серебряные глазки, -
А вот и лунный шар: лампада зажжена,
В молельню тихую земля превращена;
Замолкла жизнь людей. Утихла эта битва…
Природа молится. Да, - вот ее молитва.

* * *
Се - за стих мой нечестивый,
В Лету канувший без спора,
От одной души правдивой
Удостоен я укора.

Не в краю же я пустынном,
Нет, не все на свете глухо:
Есть же в сердце, хоть едином,
Искра жизни, светоч Духа.

Сердце то не охладело,
Не одной земле послушно,
И за божеское дело
Восстает неравнодушно.

И его укор мне строгий
Крестной замкнутый печатью,
Над душой моей убогой
Веет горней благодатью.

Сознаюсь; в сем мире бренном,
Средь прошедшего развалин,
При движенье современном
Я одним был опечален.

Тем, что старой лжи оковы
Давят лучшие стремленья,
И для сердца нет обновы,
Нет для духа обновленья;

И с неправдой неразлучен,
Беззаботно, в виде стада,
Грузом зол своих навьючен,
Мир идет путем обряда.

Всюду с духом я встречался
Фарисейства, лицемерья,
И в отчаянье склонялся
Над кромешной тьмой безверья.

И хотел, в часы боренья,
Чтоб сменился для безверца
Хоть бы сумраком сомненья
Мрак тоскующего сердца.

Я просил, я жаждал чуда,
Я хотел разрыть могилу,
Гроб расторгнуть и оттуда
Вызвать жизненную силу.

Бог смиряет вольнодумца;
Чудо есть - из тайной сферы
Прилетел на клик безумца
Безыменный отклик веры.

Прочитал я книгу

Прочитал я книгу "о начале мира" -
Из монад, атомов, из частиц эфира
Автор все выводит. Божию поэму
Сжал в своих он рамах, уложил в систему;
Языка природы сладостные звуки
Перевел усердно на язык науки;
Чрез анализ тонкий все провел искусно:
Хорошо - ни слова! Хорошо... да грустно!
И на книгу смотришь, точно на могилу:
Автор отвергает жизненную силу,
И в его творенье, знаемом всесветно,
Точно - этой силы вовсе незаметно.