Неугасимая лампада. Антология русской религиозно-философской поэзии.Часть 3

Иван Захарович Суриков (1841 - 1880)

Иван Захарович Суриков родился 25 марта 1841 г. - в праздник Благовещения - в деревне Новоселово Юхтинской волости Углицкого уезда. Его стихи о родной деревне с детства знает каждый:

Вот моя деревня,
Вот мой дом родной,
Вот качусь я в санках
На горе крутой…

"Поэт-крестьянин" - написано на его надгробном памятнике. А между тем большую часть жизни Суриков прожил в Москве, где и похоронен на Пятницком кладбище. Но деревня, где он прожил первые восемь лет своей жизни, навсегда осталась для него источником вдохновения. На момент его рождения семья его была вынуждено разделена: отец с дядей, старшим своим братом, жили в Москве, держали овощную лавку в Знаменском переулке у Петровских казарм, а мать - со свекром и свекровью в деревне. В 1849 г. она с сыном перебралась к мужу в Москву. После сельского простора московская жизнь показалась мальчику безрадостной и душной. Учиться грамоте он начинал еще в деревне, у дьячка, - как на протяжении девяти веков учились русские дети, кругозор его расширялся и за счет полуфантастических рассказов разнообразных странников и странниц, паломников и бродяг. В Москве Иван продолжил обучение у двух пожилых девиц, дававших уроки - сестер Финогеевых, у которых приобщился, с одной стороны, древнерусской традиции прологов и житий, с другой - традиции городских романсов и чувствительной лирической поэзии. Систематического образования будущий поэт не получил - читал урывками то, что попадалось под руку и чем снабжали доброжелатели, заметившие в мальчике искру Божию.

Между тем, торговое дело отца расширялось и сына он готовил к тому же поприщу. Действительно, Сурикову почти всю жизнь пришлось заниматься торговлей, - по его стихам понять это почти невозможно. Только необходимость заниматься нелюбимым делом наложила отпечаток на характер его поэзии - Суриков стал поэтом скорби.

Не корите, други,
Вы меня за это,
Что в моих твореньях
Нет тепла и света.
Как кому на свете
Дышится, живется -
Такова и песня
У него поется…

Но скорбь его была мотивирована не только и не столько собственными невзгодами. В восприимчивом сердце поэта отражалась и концентрировалась вековая народная боль, природный пессимизм, неистребимый в русском народе, мечты о лучшей доле. Не случайно стихи его - в чуть измененном виде - стали народными песнями: "Степь да степь кругом…", "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?…" Но, конечно, не только "русская хандра" сделала его народным поэтом. И в поэзии и в личности Сурикова были качества, наиболее ценные в русском характере - сердечность и искренность.

В жизни поэта были и светлые стороны: в 1860 г. он женился на скромной и чуткой девушке, Марии Николаевне Ермаковой, ставшей его верной спутницей до конца дней; друзья помогли ему познакомиться с поэтом Плещеевым, который с участием отнесся к его таланту, постепенно к нему пришла известность. Но какая-то внутренняя склонность к депрессии подрывала его силы. С годами у него развилась чахотка. В 1878 г. он ездил лечиться на кумыс (именно эта поездка вдохновила его "степные" стихотворения), лечился в Крыму, но ничего не помогало - болезнь прогрессировала.

Великим постом 1880 г. стало ясно, что состояние больного безнадежно. В свои неполные 39 лет он казался стариком. На шестой неделе поста он с большим трудом, с помощью жены, добрался до храма, исповедался и причастился. Скончался "скорбный поэт" 24 апреля - в четверг Светлой седмицы.

Несмотря на общий пессимистический дух поэзии Сурикова, в ней не чувствуется ни бунтарства, ни ропота на Бога, вера для него есть нечто естественное, как воздух, что не подлежит ни сомнению, ни обсуждению. В отличие от многих поэтов-демократов, пренебрежительно относившихся к форме стиха, Суриков много работал над стилем - его стихи мелодичны и легко запоминаются.

* * *
Занялася заря -
Скоро солнце взойдет.
Слышишь… чу!.. соловей
Щелкнул где-то, поет.

И все ярче, светлей
Переливы зари;
Словно пар над рекой
Поднялся, посмотри.

От цветов, на полях
Льется запах кругом,
И сияет роса
На траве серебром.

Над рекой, наклонясь,
Что-то шепчет камыш,
А кругом, по полям
Непробудная тишь.

Как отрадно, легко,
Широко дышит грудь:
Ну, молись же скорей,
Ну, молись, да и в путь!
1865

* * *
В воздухе смолкает
Шум дневных тревог;
Тишь с небес на землю
Посылает Бог.

Тихо… Отчего же
В сердце у меня
Не стихает горе
Прожитого дня?

Отчего ж так больно
Скорбь сжимает грудь?..
Боже мой! От горя
Дай мне отдохнуть.
1866

Тихая постелька

Ночь; в углу свеча горит;
Никого нет, - жутко;
Пред иконою лежит
В гробике малютка.

И лежит он, точно спит
В том гробочке птенчик,
И живых цветов лежит
На головке венчик.

Ручки сложены крестом;
Спит дитя с улыбкой,
Точно в гробике он том
Положен ошибкой.

Няня старая дитя
Будто укачала.
В место люльки, да, шутя
В гробик спать уклала.

Хорошо ему лежать, -
В гробике уютно.
Горя он не будет знать,
Гость земли минутный.

Не узнает никогда
Светлый житель рая,
Как слезами залита
Наша жизнь земная.
1868

* * *
В тихом сумраке лампада
Светом трепетным горит;
Пред иконой белокурый
Внучек с дедушкой стоит.

Говорит ребенку тихо,
Наклоняся, дед седой;
"Помолилися за всех мы,
Мой малютка дорогой!

Помолились за родных мы,
Помолились за чужих,
За людей, почивших в мире,
За трудящихся живых.

Помолились, но забыли
Помолиться мы за тех,
Кто томится в злой неволе
Без отрад и без утех.

Чье в тоске сгорает сердце,
Гаснут очи под слезой…
Чья проходит жизнь сурово
За тюремною стеной.

Их не греет Божье солнце,
Чуть в окошко к ним светя…
Так помолимся же Богу
Мы за них, мое дитя.

Тяжела, горька их доля,
Скорбь да горе в их груди, -
Нет у них ни светлой веры,
Ни надежды впереди.

Даруй, Бог, им облегченье
В темноте тюрьмы глухой, -
Ниспошли им мир духовный,
И сердечный дай покой.

Воскреси их упованья,
С горькой долей примири,
Светлой верой и надеждой
Путь их скорбный озари…"

И кладет дитя поклоны
При мерцающем огне,
И за дедушкой молитву
Повторяет в тишине.
1868

* * *
Пройдет и ночь, пройдет и день,
Пройдут недели и года,
Как полем облачная тень, -
Пройдут - и нет от них следа.
Пройдет и жизнь, исчезнешь ты,
Исчезнут все твои мечты…
И для чего, Бог весть, ты жил -
И ненавидел, и любил?…
И тайна вечная Творца
Все будет тайной без конца.
1872

* * *
Догорела румяная зорька вдали, -
И по степи вечерние тени легли…
И ни звука кругом, - всюду тишь и покой, -
Прожужжит только жук, промелькнув над травой.

Степь исчезла во тьме, - а на небо взгляни:
Кто-то там высоко зажигает огни…
И над степью они, тихо зыблясь, горят -
В необъятной свой мир и зовут и манят.

И что скрылось в душе, притаилося днем,
То проснулось теперь и взмахнуло крылом,
И, стряхнув жизни гнет, в мир надзвездный парит,
И душа, умиляясь, молитвой звучит.
1878

Семен Яковлевич Надсон (1862 - 1887)

Семен Яковлевич Надсон родился 14 декабря 1862 г. в Петербурге. Его отец был музыкант - из крещеных евреев, мать - дворянского происхождения. Отца он лишился в раннем детстве, в 11 лет потерял и мать (в семье был наследственный недуг - чахотка). Учебу начал в классической гимназии и учился прекрасно, но мать незадолго до своей смерти, не имея средств платить за обучение, определила его пансионером в военную гимназию (кадетский корпус). Смерть матери и переход в пансион стали первым серьезным горем в жизни будущего поэта. Тем не менее, мальчик не сломался: продолжал усердно заниматься, много читал. Это была натура богато и разнообразно одаренная. У него были блестящие музыкальные способности, он учился играть на скрипке, по слуху играл на рояле; был наделен тонким чувством прекрасного, любовью к природе. Писать стихи начал с 9 лет, в возрасте 16 лет впервые напечатал свое стихотворение. С 11 - 12 лет вел дневник, - записи, сделанные уже в этом возрасте, поражают зрелостью суждений. Однокласники любили его за отзывчивость и справедливость: несмотря на слабое здоровье и хрупкое сложение, он никогда не боялся заступиться за слабого. В нем ценили также душевную чистоту и благородство.

Однако несчастья продолжали преследовать его. Первая его любовь - Наталия Дешевова, сестра одноклассника, - умерла незадолго до его выпуска из гимназии. Несмотря на потрясение, он все-таки сумел кончить курс и поступил в Павловское военное училище. Но на первом же учении сильно простудился, - в легких начался процесс. Несколько месяцев лечился в Тифлисе. Военная карьера его не привлекала, он мечтал поступить в университет, но обстоятельства складывались так, что ему пришлось продолжить учебу в военном училище. Закончив училище в 1882 г., два года служил офицером в Кронштадте. Военная служба пагубно сказалась на его здоровье. Беречь себя он не умел, - и болезнь прогрессировала.

Регулярно печататься Надсон начал с 1880 г. и к нему пришел успех. Когда в 1883 г. его состояние резко ухудшилось, друзья-литераторы помогли ему поехать на лечение за границу. Около 2-х лет поэт провел во Франции и Швейцарии, затем вернулся в Россию. Первое отдельное издание его стихотворений вышло в 1885 г., в 1886 г. он был удостоен Пушкинской премии. Однако здоровье его было подорвано непоправимо: началось туберкулезное воспаление мозга и 19 января 1887 г. 24-летнего поэта не стало.

Печальная лирика Надсона оказалась созвучна эпохе 1880-х гг. - он стал своего рода символом этого периода. Но музыкальность его стихов предвосхищает завоевания поэзии Серебряного века.

Собственно религиозных стихов у Надсона не так много, но вся его поэзия проникнута духом любви и сострадания к людям. Знаменательны слова, написанные им во время пребывания за границей: "Пасха бывает всюду, будет она и здесь, в Ницце, но Христос воскресает только в России, так мне, по крайней мере, сдается. Я всегда нашу Пасху любил, нельзя не увлечься теплотой и равенством, которые она хоть на несколько минут вносит в людские отношения".

Я чувствую и силы и стремленье
Служить другим, бороться и любить;
На их алтарь несу я вдохновенье,
Чтоб в трудный час их песней ободрить.
Но кто поймет, что не пустые звуки
Звенят в стихе неопытном моем,
Что каждый стих - дитя глубокой муки,
Рожденное в раздумье роковом.
Что каждый миг святого вдохновенья
Мне стоит слез, невидных для людей,
Немой тоски, тревожного сомненья
И скорбных дум в безмолвии ночей?..
1878

Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде?
Святое Евангелие

Томясь и страдая во мраке ненастья,
Горячее, чуткое сердце твое
Стремится к блаженству всемирного счастья
И видит в нем личное счастье свое.
Но, друг мой, напрасны святые порывы:
На жизненной сцене, залитой в крови.
Довольно простора для рынка наживы
И тесно для светлого храма любви!..

Но если и вправду замолкнут проклятья,
Но если и вправду погибнет Ваал,
И люди друг друга обнимут как братья,
И с неба на землю сойдет идеал, -
Скажи: в обновленном и радостном мире
Ты, свыкшийся с чистою скорбью своей,
Ты будешь ли счастлив на жизненном пире,
Мечтавший о счастье печальник людей?

Ведь сердце твое, - это сердце больное,
Заглохнет без горя, как нива без гроз:
Оно не отдаст за блаженство покоя
Креста благодатных страданий и слез.
Что ж, если оно затоскует о доле
Борца и пророка заветных идей,
Как узник, успевший привыкнуть к неволе,
Тоскует о мрачной темнице своей?
1880

Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,
Кто б ты ни был, не падай душой.
Пусть неправда и зло полновластно царят
Над омытой слезами землей.
Пусть разбит и поруган святой идеал
И струится невинная кровь.
Верь, настанет пора - и погибнет Ваал,
И вернется на землю любовь!

Не в терновом венце, не под гнетом цепей,
Не с крестом на согбенных плечах, -
В мир придет она в силе и славе своей,
С ярким светочем счастья в руках.
И не будет на свете ни слез, ни вражды,
Ни бескрестных могил, ни рабов,
Ни нужды, беспросветной, мертвящей нужды,
Ни меча, ни позорных столбов.

О, мой друг! Не мечта этот светлый приход,
Не пустая надежда одна:
Оглянись, - зло вокруг чересчур уж гнетет,
Ночь вокруг чересчур уж темна!
Мир устанет от мук, захлебнется в крови,
Утомится безумной борьбой, -
И поднимет к любви, к беззаветной любви,
Очи, полные скорбной мольбой!
1881

Я не Тому молюсь, Кого едва дерзает
Назвать моя душа, смущаясь и дивясь,
И перед Кем мой ум бессильно замолкает,
В безумной гордости постичь Его стремясь.
Я не тому молюсь, пред чьими алтарями
Народ, простертый ниц, в смирении лежит,
И льется фимиам душистыми волнами,
И зыблются огни, и пение звучит;
Я не Тому молюсь, Кто окружен толпами
Священным трепетом исполненных духов
И чей незримый трон за яркими звездами
Царит над безднами разбросанных миров, -
Нет, перед Ним я нем! Глубокое смиренье
Моей ничтожности смыкает мне уста, -
Меня влечет к себе иное обаянье, -
Не власти царственной, - но пытки и креста
Мой Бог - Бог страждущих, Бог обагренный кровью,
Бог - человек и брат с небесною душой -
И пред страданием и чистою любовью
Склоняюсь я с моей горячею мольбой!..
1881

* * *
Христос! Где Ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви!
Взгляни, - Твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что Ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!

Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-то
И Ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!

О, если б только зло!.. Но рваться всей душою,
Рассеять это зло, трудиться для людей
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою,
Прикрытый маскою, продажный фарисей.
1880

Из дневника

Я долго счастья ждал - и луч его желанный
Блеснул мне в сумерках: я счастлив и любим;
К чему ж на рубеже земли обетованной
Остановился я, как робкий пилигрим?
За мной - глухая ночь и годы испытаний,
Передо мной - весна, и ласки и привет,
А я… мне точно жаль умчавшихся страданий,
И с грустью я смотрю минувшему вослед…

Не называй меня безумным, дорогая,
Не говори, что я солгал перед тобой;
Нет, я люблю тебя, как мальчик, отдавая
Всю душу, все мечты, всю жизнь - тебе одной.
Но отголоски гроз недавнего ненастья,
Как голос совести, твердит душе моей:
"Есть дни, когда так пошл венок любви и счастья
И так прекрасен терн страданий за людей!"
1883

Верь в великую силу любви!..
Свято верь в ее крест побеждающий,
В ее свет, лучезарно спасающий
Мир, погрязший в грязи и крови…
Верь в великую силу любви!..
1884